Русская поэзия
Русские поэтыБиографииСтихи по темам
Случайное стихотворениеСлучайная цитата
Рейтинг русских поэтовРейтинг стихотворений
Переводы русских поэтов на другие языки

Русская поэзия >> Сергей Львович Рафалович >> Северное предание


Сергей Львович Рафалович


Северное предание


        Алисе Л.

Кануту подвластны земля и вода,
Канут поражений не знал никогда;
Была ему спутницей верной победа,
Когда усмирял он вассала-соседа,
Иль в страны чужие войною ходил;
На север холодный полки он водил,
Его не страшили метель или вьюга, —
Он бился под солнцем пылающим юга,
Из края до края всю землю прошел,
И равного мощью себе не нашел.
Теперь, утомившись от долгих походов,
Владыка вселенной, властитель народов,
Он в замке отцов отдыхает от сеч,
Повесив на стену свой стяг и свой меч,
Делившие брани его и походы,
И сладость победы, и тяжесть невзгоды;
Они постарели, как он одряхлел:
Клинок притупился и стяг пожелтел… 
На диком утесе над берегом моря,
С волною свирепой без отдыха споря,
Стоит его замок, суров, как гранит,
Который в стенах исполинских лежит.
Когда-то его, если верить преданью,
Не люди воздвигли могучею дланью,
А те великаны, с которыми боги
Встречались, бледнея от странной тревоги,
Которым не раз уступали они
В минувших времен позабытые дни,
Когда, как стихии сильны и могучи,
Владыки земли улыбалися туче,
Которая ноги лизала у них.
В высоких старинных чертогах своих
Канут доживает свой век безмятежный,
Хранимый любовью заботливо-нежной
Двух гордых красавиц, его дочерей.
Съезжались к нему из-за гор и морей
Взглянуть на сестер молодые бароны,
И клали к ногам их сердца и короны
Соседи-цари; возвращались не раз:
Но всем был ответом холодный отказ.
Друг на́ друга сестры совсем не похожи:
У старшей черты и суровей и строже,
И волосы черны, как смоль, и глаза
Сверкают, как в небе вечернем гроза
Зарницами блещет. Во имя богини,
Супруги великого бога Одина,
Отец ее Фриккой назвал; но давно
Ей прозвище было другое дано:
Луна ей светила и море ласкало,
И назвали люди царевну Геймдалой.
Вторая была и светла и свежа,
К ней ветви лесные склонялись дрожа,
Пред ней открывались цветы полевые,
Ручьями журчались ей речи живые,
И птички ей пели и камни кругом
Пред ней расстилалися мягким ковром.
Являлась она, вся в лучах, точно фея,
И имя свое ниспослала ей Фрея,
Супруга Бальдура, богиня любви.
Но пламя страстей запылало в крови
Обеих сестер, когда к ним привели
Соседа Канутова, принца Вали…
Красивый как витязь старинных преданий,
Вернувшийся только из долгих скитаний,
Пред ним, точно царских герольдов труба,
О подвигах ратных гремела молва;
Наследник великой и мощной державы
Явился он к ним в обаянии славы.
Невесту-супругу искал себе он, —
И Фрею увидел. И будущий трон,
И сердце, и руку — в внезапном смущенье
Он ей предложил, преклонивши колени.
 
Канут рассылает повсюду гонцов,
И всех приглашает из разных концов
Земли собираться на пир обручальный.
Все веселы в замке. Но, облик печальный
Скрывая тоскливо, по комнатам ходит
Иль в темном лесу одинокая бродит
Тропой, где людская нога не ступала, —
Из всех королей и вассалов земли
Она полюбила красавца Вали;
И сердце, пылая неведомой страстью,
Стремится навстречу желанному счастью,
Пылает и жжет нестерпимым огнем;
И черные мысли и ночью и днем,
Вливая ей в душу злой яд искушенья,
Как вороны вьются над полем сраженья;
И, ревностью дикой палима, она
Выходит к опушке, где светит луна
Спокойно и тихо из сумрачной дали,
Как будто жалеет людские печали,
И вихри, и бури душевных страстей,
Лаская сердца, как уснувших детей
Ласкает мерцанием тихим лампада.
И муки любви и терзания ада
Геймдала не в силах скрывать, — в тишине
Ночной доверяет спокойной луне;
Неясные тени витают над нею,
И смотрит луна, незаметно бледнея,
Загадочно строго, как будто прочла,
Ту думу, которой забыть не могла
Царевна, но в сердце своем затаила.
И, очи склонив перед блеском светила,
Геймдала, в смущении слышит опять
Те речи, которых не хочет понять;
И в замок идет, изнывая тоской,
На выступ скалы над пучиной морской.
У ног ее плещется мощное море,
И ходят валы в необъятном просторе,
Из дальних краев пробежав по ковру
Глубоких пучин, чтоб затем о скалу
Разбиться, исчезнуть и лечь пеленою,
Ковром, где промчатся волна за волною.
Геймдале понятны волненья морей;
И воды полны прихотливых речей,
И образов странных и чуждых земле
Для юной царевны на черной скале
Как сердце, и море не знает покоя,
И волны, как мысли, его беспокоя,
Позывом к страстям иль страстями полны,
Измучены бурей, бегут тишины, —
Пока, разъярившись в борьбе безысходной,
Коварною лаской иль мощью свободной,
Чтоб вырвать и бросить тяжелый недуг,
На жертву-врага не обрушатся вдруг.
 
И море, понявши мученье Геймдалы,
Так странно волнуяся плещет о скалы;
И бурные волны, пред ней присмирев,
Журчат ей какой-то нездешний напев,
Журчат ей так тихо, спокойно и нежно;
Потом, разгораяся страстью мятежной,
Волнуем неясной и долгой борьбой,
О камень холодный свирепый прибой
Бросает пучины в порывах могучих;
Луна, испугавшись, скрывается в тучах;
Ложится кругом непроглядная мгла;
Вздымается ветер; трепещет скала…
Того, что в ту ночь ей валы нашептали
Никто не узнал от царевны Геймдалы.
 
Нет места в палатах Канута гостям.
Чрез горы и степи, по разным путям
Съезжались они, кто один, кто со свитой,
И мощный барон и король знаменитый,
И добрый сосед, и строптивый вассал,
С которым упорно Канут воевал.
Сегодня последние прибыли гости.
Одни — на охоте, другие же в кости
Играют за шумною чарой вина.
И сладостным трепетом Фрея полна.
Назавтра ее ожидает венчанье;
И тянутся долго часы ожиданья.
 
Собралися под вечер гости к столу.
А сестры идут между тем на скалу.
Взглянуть захотелося Фрее на море,
Проститься с утесом, где в вечном раздоре
На камень могучий стремится волна.
За черными тучами скрылась луна;
Вздымаются воды, покрытые пеной,
Как снегом одетые горы. Вселенной
В сознании мощи победной своей
Концом угрожает пучина морей.
И за руку Фрея, схвативши Геймдалу,
Назад ее тянет в высокую залу,
Где яркий огонь, освещая гостей,
Играет, колеблясь в узорах теней;
Там вместе с другими жених дорогой,
И Фрея сестру увлекает с собой.
Но та ее держит и шепчет ей страстно:
«Смотри, как могучее море прекрасно;
Ему незнакомы преграды; оно
Стремлений и сил необъятных полно;
Его не удержат ничьи увещанья,
Ни тихие просьбы, ни гром порицанья,
Ни слезы чужого далекого горя…
И я научилась могуществу моря.
Ты знаешь: в пучинах морских не одна
Царевна в объятьях последнего сна
Покоится ныне на царственном ложе…
И море тебе приготовило тоже,
Тебе, — пред которой склонился Вали,
Когда его я полюбила, — вдали
От замка родного, от всех дорогих,
Холодное ложе в пучинах своих».
И, мощной рукою сестру увлекая,
Туда, где могучая бездна морская
Свирепо на камни бросает валы,
Геймдала низвергла ее со скалы.
 
И дни промелькнули, недели прошли;
Венчалась царевна Геймдала с Вали.
На свадебном пире гостей без конца.
Вдруг вводят в палаты Канута певца;
Скитался вечно из края до края,
На звучной свирели повсюду играя,
Желанным он гостем являлся всегда;
Была его песнь как любовь молода.
И пел он о бранях, о подвигах ратных,
О юных царевнах, о витязях статных,
О пылких страстях разжигающих кровь,
О том, как вождей побеждала любовь.
И молвит певец, поклонившись, как встарь:
«Я новую песню принес, государь.
За замком твоим, у подножья скалы,
Где бурно на берег несутся валы,
Я срезал для звучной свирели тростник,
Шесть дыр просверлил и устами приник,
Чтоб старые песни испробовать снова;
Как вдруг — не видали вы чуда такого —
Сам песнь затянул он; вторил ей утес;
И песню я эту с свирелью принес».
 
Все стихи кругом, затаили дыханье;
И слышится лишь под окном клокотанье
Прибоя, да ветра свирепого рев,
Да тихой свирели звенящий напев.
Поет пред гостями Канута тростник
О том, что волны повелитель — велик,
Что много на дне необъятных морей
Навек схоронил он земных дочерей,
Что много красавиц хранит он лелея,
Что всех несравненно красивее Фрея,
Которую ревность жестокой сестры
Низвергла в пучину с высокой скалы;
С тех пор над волнами свирепствует, буря,
И сходит к уснувшей супруга Бальдура,
Богиня любви, сторожить ее сон.
И слышен из моря соседнего стон:
«Царевна Геймдала Вали полюбила,
Царевна Геймдала меня погубила».
И в трепете странном все гости молчат;
Лишь отзвуки песни замершей звучат;
И, грозно поднявшись, с сверкающим взором
Канут говорит: «Пусть навеки позором
Коварный поступок лежит на тебе;
И, вечно терзаясь в свирепой борьбе,
Пусть сердце твое обливается кровью,
За то, что, прельстившись чужою любовью,
Ты добыла низкой изменой ее.
Неси же отныне проклятье мое».
И только замолкло последнее слово,
Как смерть — беспощадно, как море — сурово,
Раскрылися окна, погасли огни,
И хлынули бурного моря струи
В хоромы. И там загремели на миг
Бряцанье оружья, и топот, и крик…
Потом только волны свирепо ревели
Да слышились где-то напевы свирели…
С тех пор каждый год в эту самую ночь
Канут проклинает преступную дочь,
И будет проклятье греметь, не старея,
Пока не проснется красавица Фрея. 

Сборник «Весенние ключи», 1901

         Сергей Рафалович


Другие стихотворения поэта
  1. Отжившее
  2. Два друга
  3. Мёртвый папа
  4. Мёртвый город
  5. Пьеро


Все стихотворения поэта


Распечатать стихотворение Распечатать стихотворение

Читайте также:

Количество обращений к стихотворению: 684





Последние стихотворения


Рейтинг@Mail.ru russian-poetry.ru@yandex.ru

Русская поэзия