Виктор Фёдорович Боков (1914-2009)

• Биография Виктора Бокова

Все стихотворения Виктора Бокова на одной странице

- Оглавление -

Человеку несут
Апельсины, печенье.
Для него уже это
Не имеет значенья.

Он глядит на людей
Снисходительно-строго:
- Если б это, родные,
Пораньше немного!

Был я молод, горяч,
Всюду был я с народом.
А теперь обнимаю
Баллон с кислородом.

Как младенец, сосу
Кислородную соску.
Каши мне принесут,
Съем от силы две ложки.

Если губы замком,
Если годы согнули,
Не поможет фабком,
Не помогут пилюли.

Не помогут цветы,
Цеховые конфеты в складчину,
Не подымут они
Богатырского вида мужчину,

Надо вовремя
Душу спасать человечью
Апельсинами, отдыхом,
Дружеской речью!

О, не будьте, не будьте
В гуманности лживы!
Берегите людей!
Берегите, пока они живы!

В упряжке оленя
Лети, мое стихотворенье!
Тяни над лесами, как вальдшнеп,
Все дальше и дальше.

Плыви осетром
По глубинам и ямам,
Стучись к человеку
Рабочим, испытанным ямбом.

Присядь у окна,
Посмотри ненароком,
Просторы измерь
Ясновидящим оком!

Откройся
Читателю-другу в желаньи
Придать ему силы и смелости
В каждом деяньи.

Скачи, мой Пегас,
Отбивая копытами лихо.
Лети, мое слово,
Лети, моя рифма!

Год был ягодный,
Год грибной,
С яркой радугой
За спиной.

С земляникою
По буграм,
С голубикою
По углам.

По болотинам,
По низам —
То-то радость
Была глазам.

Год был памятным
На добро,
Мне во всем тогда
Так везло!

Свистну в займище —
Конь бежит,
Ногу в стремя —
Земля дрожит!

Быстры реченьки
Стелят мост,
Грудь героя
Горит от звезд.

Горы головы
Клонят в дол,
Расступается
Темный бор.

Красно солнышко
Манит вдаль,
В туеске моем
Спит печаль.

Встречаемся у Вечного огня,
Подолгу смотрим на живые пряди.
Я знаю, что твоя родня
Погибла от бомбежки в Ленинграде.

Волнуется, дрожит огонь живой,
То встанет, то наклонится он гибко.
Не прекращается поток людской,
И неусыпна память о погибших.

Еще цветы! Еще сирень несут,
Кладут, оправив бережно руками.
Цветы, цветы, цветы! Они растут,
Не зная, что придется лечь на камень.

Седая мать скорбит, а рядом внук,
Он для нее единственная радость.
Из юных неокрепших детских рук
На обелиск ложится нежный ландыш,

В глазах мальчонки пламя и печаль,
Которую не высказать речами...
Я завтра буду здесь, и ты встречай
Меня опять минутою молчанья...

Цвет черемухи пахнет порохом,
Лебединые крылья в крови.
Уезжает четвертый Дорохов,
Мать родимая, благослови!

Первый пал у Смоленска, под Ельней,
Не напуганный смертью ничуть,
В тишину запрокинув смертельно
Свой пшеничный, смеющийся чуб.

А второй — где отыщешь останки?
Подвиг мужествен, участь горька,
Стал он пеплом пылающим в танке
И героем в приказе полка.

Третий Дорохов в рукопашной
На окопы фашистов шагнул.
Как ветряк над рязанскою пашней,
На прощанье руками взмахнул.

Что с четвертым? И он, бездыханен,
В госпитальной палате лежит.
Нагибаются сестры: — Ты ранен?—
Но четвертый... четвертый молчит.

Ходит Дорохова и плачет,
Ходит, плачет и ждет сыновей.
Никакая могила не спрячет
Материнских тревог и скорбей.

И лежат в позабытой солонке,
Тяжелее надгробий и плит,
Пожелтевшие похоронки,
Где одно только слово: убит.

Чем утешить тебя, моя старенькая,
Если ты сыновей лишена?
Или тем, что над тихою спаленкою
Снова мирная тишина?

Знаю, милая, этого мало!
Нет их! Нет! Свет над крышей померк.
Для того ли ты их поднимала,
Чтобы кто-то на землю поверг?

Ты идешь с посошком осторожно
Вдоль прямого селенья Кривцы.
Под ногами звенит подорожник,
Осыпая лиловость пыльцы.

Кто придумал глиняную вятскую?
Этой красоте я в плен сдаюсь.
С песней русской, залихватскою
Я ее сравнить не побоюсь.

Ярмарка! Торжок!
Пирушка свадебная.
Этих красок солнцу не затмить.
Выросла она, как приусадебная,
Сочная трава с названьем сныть.

Как пирог, пекли в печи разгарчивой
Вятскую игрушку на поду.
Потому и слава не обманчивая
Суждена была ей на роду.

Женская рука ее лелеяла,
Сколько поколений мяло глину.
Нынче мастер Лида Фалалеева
Вышла в этот круг на середину.

Пальцами, ладонями летающими
То погладит, то чуть-чуть помнет.
Радужными красками хватающими
Вдохновит и душу обожжет.

Слава вятской глиняной — всемирная,
Я ее в Париже видел, в Токио.
Дымочка! Дитё из глины милое,
Ты меня пронизываешь токами!

Ничего я не знаю нежней иван-чая!
Своего восхищенья ни с кем не делю.
Он стоит, потихоньку головкой качая,
Отдавая поклоны пчеле и шмелю.

Узнаю его розовый-розовый конус,
Отличаю малиновый светлый огонь.
Подойду, осторожно рукою дотронусь
И услышу мольбу: "Не губи и не тронь!

Я цвету!" Это значит, что лето в разгаре,
В ожидании благостных ливней и гроз,
Что луга еще косам стальным не раздали
Травяной изумруд в скатном жемчуге рос.

Он горит, иван-чай, полыхает, бушует,
Повторяет нежнейшие краски зари.
Посмотри, восхитись, новоявленный Шуберт,
И земле музыкальный момент подари!

Красиво одеваемся, не спорю!
Тончайшие шелка и шерсти есть.
Но я признаюсь, я от вас не скрою
Моих тревог за внешний этот блеск.

Он нужен нам. И в этом нет порока,
Что спрятана в нейлон изящность ног.
Но, барышня, возьмите томик Блока,
Прочтите вслух хотя бы восемь строк!

Я знаю, что костюм вот этот в клетку
Затмил собою новогодний бал...
Но, юноша, ты забываешь кепку,
Которую Ильич в руке сжимал.

С достоинством садишься ты за столик
В кафе, излишне вежливый с людьми.
А Моцарта ты слушаешь? А Сольвейг
Возвысила тебя мольбой любви?

А это кто мелькнул в толпе? Стиляга!
На длинной шее - грива, как у льва.
Он - пересохший ключ на дне оврага,
И около него трава мертва!

Простите мне всю прямоту признанья,
Поймите благородный мой протест,
Но форма, если нету содержанья,
И тело, если нет души,- протез!

Материя сия бесплотна,
В руках нести ее нетрудно.
Рембрандт писал свои полотна,
А Моцарт изваял на струнах.

Божественная власть органа,
Пленительная нежность арфы.
Еретики сожгли Джордано,
Но музыка — превыше мафий.

Фиорды Грига пахнут хвоей,
От них в душе моей светает.
Ах, музыка! Она не ходит,
Не ползает — она летает!

Без муравья вселенная пуста!
Я в этом убежден, товарищи.
Он смотрит на меня с куста
И шевелит усами понимающе.

Вся голова его - огромный глаз.
Он видит все, что мы, и даже более.
Я говорю:- Здорово, верхолаз!-
Он промолчал. Но мы друг друга поняли.

Я говорю: - Привет лесовику!
Не слишком ли ты много грузишь
                  на спину?
А муравей молчит. Он на своем веку
И тяжелей поклажу таскивал.

Я говорю: - Прощай!- А он спешит
По дереву, бегущему на конус.
Поднимется к вершине и решит,
Что делать дальше. Бог ему на помощь!

И я пойду. И у меня дела.
Ты знаешь, муравей, мой друг хороший,
Природа и меня ведь создала,
Чтоб я всю жизнь спешил с веселой ношей.

Отчего у нас в поселке
У девчат переполох,
Кто их поднял спозаранок,
Кто их так встревожить мог?
   На побывку едет
   Молодой моряк,
   Грудь его в медалях,
   Ленты в якорях.
За рекой, над косогором
Встали девушки гурьбой.
- Здравствуй!- все сказали хором.-
Черноморский наш герой.
   Каждой руку жмет он
   И глядит в глаза,
   А одна смеется:
   - Целовать нельзя!
Полегоньку отдыхает
У родителей в дому.
Хором девушки вздыхают:
- Мы не нравимся ему!
   Ни при чем наряды,
   Ни при чем фасон,
   Ни в одну девчонку
   Не влюбился он!
Ходит, шутит он со всеми,
Откровенно говорит:
- Как проснусь, тотчас же море
У меня в ушах шумит.
   Где под солнцем юга
   Ширь безбрежная,
   Ждет меня подруга
   Не-жна-я!

- Не надо, не спеши на мне жениться!-
Ты мне сказала, умница моя.-
Ведь это счастье может и разбиться
О грубые уступы бытия.

Ну, женимся, потянем честно лямку,
Убьем любви высокое чело
И заключим себя в такую рамку,
В которой даже предкам тяжело.

Давай мы будем два отдельных луга,
Два родника двух солнечных долин.
Пусть лучше нам недостает друг друга,
Чем мы друг другу вдруг надоедим.

Давай мы будем два сосновых бора,
стоящих в стороне от всех сует.
Чтоб два больших, серьезных разговора
сливались в наш один большой дуэт.

- Давай мы будем!-
Ты сидишь, сияешь,
Как купола старинные в Кремле,
И тихо землянику собираешь
На золотой, захвоенной земле.

О, музыка! Ты царь в короне,
Ты бог, что для людей поет.
Особенно, когда Скавронский
Шопена с клавиш раздает.

Как вызревшая земляника,
Как синий василек во ржи,
Так и созвучья Фредерика
Благоуханны и свежи.

Спасибо, милый мой маэстро,
Как я обрадован тобой,
Ты ставишь бездарей на место
Своей волшебною игрой.

Продли еще блаженство звуков,
Шопеном в нас опять плесни,
Чтобы к московским переулкам
Пришло дыхание весны!

В этот вьюжный неласковый вечер,
Когда снежная мгла вдоль дорог,
Ты накинь, дорогая, на плечи
Оренбургский пуховый платок!

Я его вечерами вязала
Для тебя, моя добрая мать,
Я готова тебе, дорогая,
Не платок - даже сердце отдать!

Чтобы ты эту ночь не скорбела,
Прогоню от окошка пургу.
Сколько б я тебя, мать, ни жалела,
Все равно пред тобой я в долгу!

Пусть буран все сильней свирепеет,
Мы не пустим его на порог.
И тебя, моя мама, согреет
Оренбургский пуховый платок.

Откуда начинается Россия?
С Курил? С Камчатки? Или с Командор?
О чем грустят глаза ее степные
Над камышами всех ее озер?
Россия начинается с пристрастья
   к труду,
   к терпенью,
   к правде,
   к доброте.
Вот в чем ее звезда. Она прекрасна!
Она горит и светит в темноте.

Отсюда все дела ее большие,
Ее неповторимая судьба.
И если ты причастен к ней -
                          Россия
Не с гор берет начало, а с тебя!

На Ваганьковском кладбище осень и охра,
Небо - серый свинец пополам с синевой.
Там лопаты стучат, но земля не оглохла -
Слышит, матушка, музыку жизни живой.

А живые идут на могилу Есенина,
Отдавая ему и восторг и печаль.
Он - Надежда. Он - Русь. Он - ее Вознесение.
Потому и бессмертье ему по плечам.

Кто он?
Бог иль безбожник?
Разбойник иль ангел?
Чем он трогает сердце
В наш атомный век?
Что все лестницы славы,
Ранжиры и ранги
Перед званьем простым:
Он - душа-человек!

Все в нем было -
И буйство, и тишь, и смиренье.
Только Волга оценит такую гульбу!
Не поэтому ль каждое стихотворенье,
Как телок, признавалось:
- Я травы люблю!

И снега, и закаты, и рощи, и нивы
Тихо, нежно просили: - От нас говори!-
Не поэтому ль так охранял он ревниво
Слово русское наше, светившее светом зари.

Слава гению час незакатный пробила,
Он достоин ее, полевой соловей.
Дорога бесконечно нам эта могила,
Я стою на коленях и плачу над ней!

В Сызрани черемуха цетет.
В Вологде еще не начинала,
Там весна еще не ночевала,
В Сызрани — прописана, живет.

Чайка одинокая плывет,
Вспомнила кого-то, вверх взлетает.
Мне у Волги очень не хватает
Луговых, зеленых, диковатых,
Иногда немного виноватых,
Глаз твои гераневых, мой друг.
То они — отвата, то испуг!

Не хватает милых, неподдельных,
Ласковых льняных твоих кудрей,
Нежности, улыбки беспредельной,
Стройности сосново-корабельной,
Скромности, пугливости твоей,
Северной крылатости бровей!

Лепестков дурманящую горечь
Ветерок приносит мне на стол.
Ты со мной с портрета даже споришь.
Только у меня в порядке совесть,
Ты не обижайся, я пошел!

Так свежо, так утренне, так рано,
Мост гудит — гигантская мембрана,
От колес подпрыгивает сталь,
Змей-Горыныч — дым — летит и вьется,
Паровоз горячей грудью рвется
В Вологду! В твою родную даль!..

Прекрасный подмосковный мудрый лес!
Лицо лесной реки в зеленой раме.
Там было много сказок и чудес,
Мы их с тобой придумывали сами.

— Загадывай желания свои!—
К тебе я обратился — я волшебник!
И замолчали в чащах соловьи,
И присмирел над Клязьмою ольшаник.

— Стань лесом для меня!—
   И лес растет.
И я не я, а дерево прямое.
— Стань для меня ручьем!—
   И он течет
И родниковой влагой корни моет.

— Стань иволгой!—
   И ты в певучий плен
Сдаешься мне в урочище еловом.
— Стань соловьем!—
   И серебро колен
Рассыпано по зарослям ольховым.

— Стань ландышем!— Пожалуйста!— И я,
Простившись и с тобой и со стихами,
Меняю сразу форму бытия
И для тебя в траве благоухаю!

И тихо говорю тебе: — Нагнись!—
Гляжу в глаза, в которых нет испуга.
Молю кого-то высшего: — Продлись
Свидание цветка с дыханьем друга!

Я — лес, я — ландыш, я — ручей, я — клен,
Я — иволга, я — ты в каком-то роде!
Когда по-настоящему влюблен,
Тебе доступно все в родной природе!

Присматривайтесь к опытным рукам!
Они в морщинах и в набухших венах.
Я находился вместе с ними сам
В дневных, в ночных, в вечерних сменах.

Я замечал: в них мало суеты,
Движения расчетливые, трезвые.
Сосредоточенно работой заняты,
Они минутным отдыхом не брезгуют.

Я наблюдал, как эти руки спят,
Как режут хлеб и мякоть каравая.
Когда они на скатерти лежат,
Покоится в них гордость родовая.

Когда они орудуют резцом,
Не подберешь в тот миг для них сравненья,
Не нарисуешь никаким словцом
Их занятость, высокое уменье.

Не обижайте этих рук, друзья!
Любите их от всей души, поэты!
И помните: без них никак нельзя,
Они в ладонях держат труд планеты!

Русь - распаханная равнина.
Друг ей - плуг, неприятель - меч.
Терпелива она и ранима,
Потому ее надо беречь.

Ни французы ее не сломили,
Не замучила татарва.
Есть ли что-нибудь лучшее в мире,
Чем зеленая эта трава?!

Чем парная и ноздреватая,
Плугом тронутая земля,
Кровью полита, невиноватая,
Наша, русская, кровно своя?

За Рузаевкой - поле, поле,
Нежный, нежный весенний луг.
Бросить к чертовой матери, что ли,
Все стихи, чтобы взяться за плуг!

Скажи, человек, чего же тебе не хватает?
Зачем ты нахмурился? Или увидел врага?
Зима, говоришь, надоела. Но завтра растает,
И речка с восторгом затопит свои берега.

Скажи, человек, почему ты такой суетливый?
Зачем ты торопишься,
          всюду успеть норовишь?
Ты малого хочешь, когда говоришь:
                      "Я счастливый"?
Счастливый, когда вдохновенно творишь!

Но как же бескрыло твое прозябанье,
Мелка твоя скука, притворна мигрень...
Я это сейчас говорю не тебе в назиданье -
Себе самому за бездарно проведенный день!

Мед... молоко...
Масло с редькою в сборе...
Недалеко
До поваренной соли.

Съел я ее -
Не измерить кулем,
даже вагон -
Это малая малость!
Как равноправная
За столом
Вместе со всеми
Она появлялась.

Детство крестьянское -
Это не рай
И не кондитерская
Со сластями.
- Солоно?
- Солоно, мама!
- Давай
Ешь на здоровье
И крепни костями!
Ел я
По маминой просьбе
И креп,
Грудь подставляя
Под ливни и грозы.
Тысячу раз
Сыпал соль я на хлеб,
На комоватые,
Мягкие ноздри.

Помню, что соль
Мы всегда берегли,
Свято хранили
В красивой солонке.
Мы без нее
Даже дня не могли,-
Соль же
Так скромно
Стояла в сторонке!

Мы и в капусту ее,
И в грибы,
И в огурцы,
И в соленье любое,
Чтобы она
Выступала на лбы,
Потом катилась
На сено сухое!

Из дому я уходил.
В узелок
Мать положила
Родительской соли.
Слезы прощальные,

Крики:
- Сынок!
Счастья тебе!
Полной чаши и доли!

Помню поход.
Мы идем и молчим.
Ротой форсируем
Гать с иван-чаем.
Слышим команду:
- Соль не мочить!
- Есть не мочить!-
Старшине отвечаем.

Помню квадрат,
С мертвой хваткой прутья,
Где мы истошно
Кричали до боли!
- Не приносите нам больше питья,
Если нет воли, дайте нам соли!

Соль моя!
Мелкая... крупная, градом...
Спутница жизни, жена и сестра!
Время одиннадцать,
Ужинать сядем,
Свежих огурчиков мать принесла.

Что огурцы!
Даже слово солю,
Солью пропитываю стихотворенье,
Чтобы строку гулевую мою
Ветром невзгод
Не пошатило время!

У гармошки я рос,
У рязанских страданий.
Сколько песен в душе,
Сколько песенных слов!
Голубиная ругань
Дороже змеиных лобзаний,
Придорожная горькость полыни
Медовее речи врагов.

Я сидел под иконами,
Там, где ругались и пили,
Где дрожали от песен
Сосновые стены избы,
Где меня,
Я не знаю за что, но любили,
Как родную былинку,
Как посвист весенней вербы.

Я прошел по Руси
Не Батыем и не Мамаем,
Не швырялся я камнем
В озерный зрачок.
И дымилась земля аржаным караваем,
И смеялись уста:
- Заходи, землячок!

Я закинул наносную
Алгебру правил,
Я все правила выверил в жизни
Горбом.
Где я шел, там друзей человека
Оставил,
И меня поминают там
Только добром.

Вот и все.
Что сказать мне еще?
Что добавить?
Что пропеть
Голубому глядению лон?
Ничего!
Лишь вздохнуть,
И умолкнуть губами,
И отдать все, что сделал,
На эхо времен!

Я в рай не попаду - я слишком грешен!
Жалеть ли, сокрушаться ли о том?
Мне будет раем громкий дождь черешен,
Который я ловлю горячим, жадным ртом.

Мне будут раем голоса живущих,
Шторм на море и шлюпки вдоль бортов,
Мне будет адом, если в райских кущах
Я не найду простых, земных сортов.

Мне будет адом, если где-то рядом
Любовь подменит бытовой эрзац,
Преследовать начнет ревнивым взглядом
И верностью ненужною терзать.

Жить без любви - преступное увечье,
Уродство, оскорбление земле.
Мне будет раем - правда человечья.
Во всем! И в поцелуе в том числе!

Лето - мята,
Лето - лен.
я-то, я-то,
Я - влюблен!

В это поле
И межу,
Где по клеверу
Хожу.

В эти сосны
И кряжи,
В даль, в дороги,
В гаражи.

В пенье
Медных проводов,
В перспективу
Городов.

В фонари,
В подземный гул,
В широту
Рязанских скул.

В звонкий голос
Топоров,
В сытый рев
Степных коров.

Лето - мята,
Лето - лен.
Я-то, я-то,
Я - влюблен!

Всего стихотворений: 25