Русская поэзия >> Дмитрий Петрович Ознобишин

Дмитрий Петрович Ознобишин (1804-1877)

• Биография Дмитрия Ознобишина
• Стихотворения Дмитрия Ознобишина по темам

Все стихотворения Дмитрия Ознобишина на одной странице

- Оглавление -

21 Июня

Дрожит, дымится пароход,
Знак подан в дальний путь!
Кипит сребром равнина вод,
Кипит тоскою грудь!

О чём грущу невольно я?
Ужель пугает даль?
Отчизна милая моя,
Тебя покинуть жаль!

Гляжу, как тонет берег твой
В лазуревых волнах,
Гляжу, поникши головой,
С слезами на очах...

Зачем, ребёнок милый мой,
Так жмёшься ты ко мне?
Иль сердце просится домой -
К родимой стороне?

Но там никто тебя не ждёт
Из дальнего пути,
Никто, рыдая, не прижмёт
К трепещущей груди!

Была б она!.. Она б ждала!..
Родной давно уж нет!..
В могилу хладную легла,
Легла во цвете лет!

Нет, крепче жмись к моей груди -
Родная в ней живёт!
Прости, о родина, прости!
Лети, мой пароход!

Неси меня скорее вдаль,
Чужбины к берегам!
Мою глубокую печаль
Сложу, быть может, там!

1847


Антиастроном

Пусть астрономы говорят -
   Морочить им не стыдно! -
Что солнцев тысячи горят, -
   Нам всё одно лишь видно;
Что сонмы звездны в высоте,
   Сгорев, потухнут разом,
Что все мы заперты в звезде,
   Вокруг облитой газом.

Ведь им рассказывать простор!
   Кто смерит неба стенки?
По мне, всё это - тонкий вздор,
   Как пар кометы Энки.
От нас до тверди далеко,
   Мы звезд видали ль диски?
Хоть заберемся высоко,
   Всё будем к ним не близки.

Земное, право, ближе к нам,
   И тут подчас проруха:
Фалеса, говорят, из ям
   Таскала вверх старуха.
А всё от звезд... И что за цель
   Глазеть на огневые?
Они за тридевять земель
   Пусть будут хоть тройные.

Когда бы нам творец судил,
   Окончив дней теченье,
Быть вновь жильцами тех светил -
   Всё было б впрок ученье.
Но жажда истомит в Луне,
   Юпитер долго в стуже,
На Солнце весь сгоришь в огне,
   В других планетах - хуже.

Лишь дух слетит, как блеск из глаз,
   К возжегшему денницу,
Земля уложит остов наш
   В безмолвную ложницу,
И кости будут чернозем:
   Там силой благодатной,
Быть может, процветет на нем
   Цвет дивно ароматный.

Но в цвете том не быть душе, -
   Хоть море выдь из брега,
Хоть ветерок поверх дыши
   Лучей весенних негой,
Хоть светлым жемчугом роса
   Осыпься в венчик зыбкий, -
Он запах выльет в небеса
   Без скорби, без улыбки.

Друзья! пока играет кровь,
   Рассудок светел думой,
И в сердце ластится любовь,
   Оставим бред угрюмый.
Пусть спорит астроном до слез:
   "Родятся гроздья паром!"
Мы выжмем гроздья зыбких лоз,
   Ему ж все лозы - даром.

1834


Атилла

Был ночью вырыт ров глубокий,
В него тяжелый гроб упал;
Не вскинут холм над ним высокой,
И след могилы одинокой
Прилежно заступ заровнял.

И тризны не было урочной!
По мертвом липец не ходил;
Не заклан с сбруею восточной
Любимый конь; лишь ветр полночный
Один в широком поле выл.

Два раза, месяца в сияньи,
Сверкнул карающий кинжал;
Раздались вопли: кто-то пал!
И призрак в пышном одеяньи
В туманах ночи пробежал.

Чей гроб? Кто мести совершитель?
Сей тайны некому постичь.
Наутро в стане плач и клич:
"Угас народов истребитель,
Аттила грозный, божий бич!"

Кинжал не выдал, ночь смолчала,
Где втайне гроб тройной зарыт;
И тот спокойно, тихо спит,
Чья жизнь, как буря, бушевала,
Над кем проклятие гремит.

1833


Битва в дубраве

                                  Du stig nu sa vackert till sadel och hast,
                                  Zat inte gullsporrarne klinga.

                                                         Ung Hillerstrom {*}


"В седло! На коня! Не бренчи, не звени
     Своей раззолоченной шпорой!
Подпруга надежна, не лопнут ремни;
     Чрез мост устремися в бег скорый!"

Конь взвился под смелым. Вот в роще уж он,
     С седла слез при блеске денницы.
Его наезжают от разных сторон
     Семь братьев любимой девицы.

"Здорово, приятель! Отколе теперь?
     Где был ты сегодня так рано?"
"На ловлю поутру взманил меня зверь:
     По следу я ехал поляной".

"А где же борзая? Что ж нет соколов?
     Или не потешило поле?"
- "Товарищу отдал я утренний лов,
     А сокол летает по воле".

С коней все. Кроваво на солнце горят
     Мечи в позлащенной оправе.
Удар за ударом... и мертвы лежат
     Все семеро братьев в дубраве.

На сивого снова взлетел он коня,
     К любезной путь смело направил:
"Ждала ль ты так скоро, друг милый, меня?
     Тебя я в кручине оставил.

Тяжелую новость я должен сказать!
     Не плачь, не предайся печали!
Семи твоих братьев тебе не видать:
     В дубраве, в бою они пали!"

"О, пусть моих братьев мне ввек не видать,
     Когда они в битве все пали!
Ты всех мне заменишь! И слез проливать
     С тобой я не стану в печали!"

* Ты так красиво вскочил в седло на коня, что даже не зазвенели златые шпоры. Молодой Хиллерстрём (швед.)

Апрель 1835


Вазантазена

"Остановись, Вазантазена,
На миг помедли, жрица нег!"
Бежит, испугом окрыленна,
Неуследим прелестной бег.
Чуть гнется рис под легкой ножкой,
Она, как ветр, скользит на нем,
И над жемчужною сережкой
Ланиты вспыхнули огнем.

"Остановись!.. Пусть воздух чистый
Твое дыханье освежит!
Опасен луг еще росистый,
И змей в траве!" Она бежит,
Бежит, дрожа, как ветвь банана,
Как лань, встревоженна ловцом.
"Помедли, роза Индостана!
Взгляни: туман еще кругом!"

Напрасно... Пурпур ткани тонкой
Взвевает легкий ветерок,
Звенит вкруг стана пояс звонкой,
Звучат калхалы резвых ног;
Сверкают камни дорогие
В ее власах, и свежий зной
Волнует перси молодые,
Златою сжатые корой.

Приветно пальмы Бенареса
Главой зеленою шумят.
Ужели в мрак священный леса
Укрыться дать ей в сень прохлад?..
Нет, вслед за ней быстрее птицы!
Пью аромат ее кудрей...
И робкий крик стыдливой жрицы
Покрыл в дубраве соловей.

1832


Венок

     Тебе венок сей из лилей,
     Блестящих снежной белизною,
Киприда, приношу с усердною мольбою:
     Тронь сердце Делии моей.
Увы! жестокая любовью презирает
И даже те цветы с досадой обрывает,
Которые один, в безмолвии ночей,
Я тайно рассыпал вблизи ее дверей.

<1822>


Весенняя грусть

Зима бежит. Не слышен вьюги вой,
Метель не вьется по дороге,
И шумно панцирь ледяной
Дробит Ока, волнуяся в тревоге.

В ущельях гор серебряным ковром
Лежат нетронутые снеги,
И коршун в небе голубом
Кругоплывет - предвестник теплой неги.

Между дерев безлиственно-нагих
Младая верба - вся в уборе -
Весну встречает, как жених,
Улыбкой светлою во взоре.

Еще два дня... Проснется жизнь везде,
На божий свет былинка взглянет,
И ласточка в родном гнезде
И щебетать, и виться станет.

Всех радует привет весны!..
Лишь я, печальный и угрюмый,
Былые вспоминаю сны,
Мои несбывшиеся думы.

Но что другим в тоске моей?
Кому понять чужие слезы!
Спеши ж, весна! Пой в роще, соловей!
Цветите, пламенные розы!

1835


Вечерняя молитва

Когда угаснет день и ночи мрак победной
Лазурь небесную оденет мантьей звездной,
Усталый от трудов и от заботы дня,
Молюсь, во прах главу смиренную склоня:
"Владыко! этот одр уже ль мне гробом будет,
И утро вновь меня для жизни не возбудит!
Страшуся Твоего правдивого суда,
А зла не престаю творить, как завсегда.
Достоин казнь приять и муки бесконечны...
Но милосерден Ты, Творец миров предвечный!
Хочу иль не хочу, спаси, избавь меня
От смертного греха и вечного огня! Хранишь
Ты праведных и чистого душою;
Но жизнь их - светлая заслуга пред Тобою.
Нет, милосердие на падшем мне яви
И сердце грешное любовью удиви!
Да видя то, всяк власть Твою уразумеет,
Да злобный враг сетей мне ставить не посмеет;
И, благостью Твоей невидимо храним,
Рассею козни я врагов моих, как дым".

Январь 1840


Водяной дух

Не ходи к потоку -
Он шумит, бежит,
Там неподалеку
Водяной сторожит.
Он на дне золотом
Неприметен днем.

Солнце лишь к закату -
Он встает из реки,
Тяжелую пяту
Кладет на пески
И, луной озарен,
Погружается в сон.

До утра косматый
Там спокойно спит,
Рой духов крылатый
Вкруг него сторожит,
Чтоб случайно волна
Не встревожила сна.

Июль 1828


Волга

     (в ноябре)

Волга шумно, грозно льется,
Об утес гремя волной;
То под льдиной тихо бьется,
То идет со льдиной в бой;

Призывает летни грозы,
Страшно воет, берег рвет;
То, струясь, жемчужит слезы
И глядит в лазурный свод.

Бойтесь слез, не бойтесь воя!
Волга тихая хитра,
В ней волна кипит от зноя
В яркой пене серебра.

Заманит лучом Востока,
Ясным небом завлечет,
И далеко, и глубоко
Унесет вас в хляби вод!

Пусть же бьется в буйном споре,
Об утес звенит крутой.
Ей не долго на просторе
Стлаться вольною струей.

Дунут с Севера морозы,
Вихрь метели зашумит,
И русалки хитрой слезы
Хлад зимы оледенит.

Воспоминание

Нева, свод лип, беседка, розы,
Луна, поющий соловей.
Моленья робкие и слезы,
И бледность в памяти моей...

Другие дни, мечты другие!
Но часто думаю о ней,
Про очи темно-голубые,
Как небо северных ночей.

Теперь, быть может, в думе сладкой
Вздыхает милая в тиши,
Быть может, слезы льет украдкой
При светлой памяти души?

Иль слезы время осушило,
Иль клятв минувших след погиб?
И сердце женское забыло
Неву, беседку, своды лип?

1830


Гондольер

(Венецианская баркарола)

"Посади меня с собой,
Гондольер мой молодой, -

Близко до Риальто.
Дам тебе за труд я твой
Этот перстень золотой,
Перстень с бриллиантом".

"Дорог перстень, госпожа!
Не ищу я барыша,
Мне не надо злата.
Беден я, но в цвете сил;
Златом труд я не ценил:
Есть другая плата!"

"Что ж тебе? Скажи скорей...
Ночь становится бледней,
Близок день к рассвету.
До Риальто довези, -
Всё, что хочешь, попроси,
Хоть мантилью эту".

"Что в мантилье дорогой!
Шелк с жемчужной бахромой
Пышен для наряда!
Беден я, но в цвете сил;
Плащ мой прост, но мне он мил, -
Перлов мне не надо!"

"Что ж тебе? Скажи скорей...
Море от часу синей,
Утро недалёко.
Мне в Риальто надо плыть,
Мне в Риальто надо быть
До лучей востока!"

Тих и робок слов был звук,
Нежен блеск прелестных рук,
Ножка - загляденье!
Очи в маске - ярче звезд...
"Поцелуй за переезд
Мне в вознагражденье!.."

Ночь. Гондол в заливе нет,
Месяц льет уж тусклый свет,
Гондольер прекрасен...
Муж: - ревнивец; дорог час, -
Стерегут ее сто глаз;
Утра блеск опасен.

Руку молча подает,
Гондольер ее берет,
Посадил с собою.
Быстр весла был гордый взмах,
И гондола на волнах
Понеслась стрелою.

Далеко от берегов
Снят красавицей покров,
На лице нет маски.
В кудрях шепчет ветерок,
Гондольер лежит у ног,
Ждет заветной ласки.

И в смущеньи и бледна,
Пала к юноше она:
Смолк стыдливый ропот;
Томен блеск ее очей,
Дышит в музыке речей
Сладострастный шепот.

Как ее он целовал!
Клятвам милой он вверял
Перл слезы бесценной,
Мир блаженства впереди!..
Он, счастливец, на груди
Дремлет упоенный...

Над Риальто блещет день;
Во дворец скользнула тень,
Что ж гондола стала?
Где же юный гондольер?
Иль обратный путь не скор?..
Весть о нем пропала.

Говорили: пред зарей
Кто-то сонный в тьме ночной
В волнах хладных бился,
И на взморье шумный вал
Труп унес - и в нем кинжал,
Весь в крови, дымился.

Декабрь 1840


Две могилы

Две могилы одиноко
Встали царства на краях:
Два певца - две жертвы <ро>ка!
Пал один в горах Востока,
Пал другой в родных полях.
Светлой мысли исполины!
Гор заоблачных вершины
Вновь обрадует весна,
Вновь в дыханьи теплом юга
Далеко умчится с вьюгой
Снеговая пелена.
Но весны благоуханье,
Солнца блеск и вод журчанье
Не пробудит их от сна!
Вкруг могил их тишина.

Поли тревоги, чувств, сомнений
Был один - властитель дум;
Он в порыве вдохновений
Дивной силой песнопений
Волновал невольно ум.
Лишь рукой ударил в струны,
Русь откликнулася им,
И во гроб сошел он юный,
Как певец непобедим.
Сколько славы схоронил он!
Сколько ждать он мог венков!
И Россию как любил он!
Как громил клеветников!

Был другой, - лет юных в цвете
Музой дивною водим;
И, мечтая о поэте,
Мы задумывались им.
Струны звонкие дышали,
Чудной музыкой полны,
И во звуки воплощали
Вдохновительные сны.
То у Каспия седого
Он подсматривал дары,
Пел опричника младого,
Мцыри, пальмы и шатры,
То над юной колыбелью
Над младенцем он стоял,
Иль, могучий, к новоселью
Чуждый край на суд сзывал,
Иль, оставя песнь и битвы,
Сердца теплые молитвы
Пред Скорбящей проливал.

Спят в могилах ранних оба!
Суд потомки изрекли:
Музы братством их свели.
Русский! проходя близ гроба,
Кинь с молитвой горсть земли!

Ноябрь 1841


Дума

Если грудь твоя взволнуется
В шуме светской суеты,
И душа разочаруется,
И вздохнешь невольно ты;

Если очи, очи ясные
Вдруг наполнятся слезой,
Если, слыша клятвы страстные,
Ты поникнешь головой,

И безмолвное внимание
Будет юноше в ответ,
За восторг, за упование
Если презришь ты обет...

Не прельщусь я думой сладкою!
Равнодушен и уныл,
Не скажу себе украдкою:
"Той слезы виной я был".

Снова радости заветные
Не блеснут в груди моей:
Я слыхал слова приветные,
Мне знаком обман очей.

Апрель 1830


Елеоноре

           (Из Парни)

   О милый друг, ты наконец узнала
   Привет любви, прелестный и немой,
Его боялась ты и пламенно желала,
      Им наслаждаясь, трепетала, -
Скажи, что страшного влечет он за собой?
   Приятное в душе воспоминанье,
   Минутный вздох и новое желанье,
      И новость страсти молодой!
      Уже свой роза блеск сливает
С твоею бледностью лилейною ланит,
В очах пленительных суровость исчезает
      И нега томная горит...
Смелее дышит грудь под легкой пеленою,
      Накрытой матери рукой,
      Любовь придет своей чредою
      И лаской резвой и живою
Расстроит вновь убор вечернею порой!
      Тебе улыбка изменила,
      Прошла беспечность прежних дней,
И томность нежная их место заступила;
      Но ты прелестней и милей!
Ты пылкую любовь и тайной неги сладость
      Узнала пламенной душой
      И резвую сдружила младость
      С своей задумчивой мечтой.

1821


К N

Страдалец произвольной муки,
Не сводишь ты с неё очей,
Как Тантал, жадно ловишь звуки
Её младенческих речей.
Но тщетны все твои терзанья:
Язык любви ей незнаком,
Ей не понятны ни страданья,
Ни бледность на лице твоём.
Когда в волненьи страсти буйной
Ты с жаром руку жмёшь у ней,
Её пугает взгляд безумный,
Внезапный блеск твоих очей.
Холодная к твоей печали,
Её душа тиха, ясна,
Как волн в недвижимом кристалле
С небес глядящая луна.

13 августа 1826, Москва


К N. N.

Зачем на краткое мгновенье
В сей жизни нас судьба свела,
Когда иное назначенье,
Нам розный путь она дала?

Твой робкий взгляд, живые речи -
Всё, всё я, милый друг, понял.
Я запылал от первой встречи
И тайны сердца разгадал.

В другой стране - вдали я буду,
Меня легко забудешь ты!
Но я - я сохраню повсюду
Твои небесные черты.

Так грубый мрамор сохраняет
Черты волшебного резца,
И вдохновенная сияет
В нем мысль художника-творца.

30 ноября 1827, Москва


Миг восторга

Когда в пленительном забвеньи,
В час неги пылкой и немой,
В минутном сердца упоеньи
Внезапно взор встречаю твой,
Когда на грудь мою склоняешь
Чело, цветущее красой,
Когда в восторге обнимаешь...
Тогда язык немеет мой.
Без чувств, без силы, без движенья,
В восторге пылком наслажденья,
Я забываю мир земной,
Я нектар пью, срываю розы,
И не страшат меня угрозы
Судьбы и парки роковой.

Не позднее 1822


Мысль

Гляжу я на небо:
Прекрасно сияет
Эфир голубой;
Гляжу я на солнце:
Оно протекает,
Блистая красой.
Но солнце и небо далёко,
А бренным созданьям земли
Законы судьбы зарекли
Из праха лететь столь высоко.

Я вижу: орёл
Эфир рассекает
Могучим крылом;
Как бурная туча,
Он к солнцу взлетает
И солнце играет на нём.
Что ж, смертный, вздыхаешь?
Безмолвный, с поникшим челом,
Глядишь, не дерзаешь
Лететь за орлом?

Вдруг мысль пробудилась -
И молньи быстрее
Над бездной парит!
Вот солнца достигла,
Вот солнцы под нею;
Но выше летит,
К предвечному свету, в надзвёздные сени
Проникла, бессмертьем полна,
И солнца яснее, от горних селений
На землю сияет она.

Н.М. Языкову

В былые дни, поклонник Феба,
Я пламенно молил у неба,
Чтобы в моей груди младой
Не угасал огнь думы сладкой,
Чтоб муза рифмою живой
Шептала мне свой стих украдкой;
Тогда в рассвете бытия
Мечтой вся жизнь цвела моя.

Блаженны были те мгновенья,
Мир светских снов и упоенья
Нежданных и завидных встреч!
Всё, всё прошло волною шумной -
И сердца пыл, увы, безумный,
И вдохновительная речь,
И то, чем дух ласкался юный,
Чем жили, трепетались струны!..

Теперь, как странник, на дорогу
Глядя, твержу я: "Слава богу!
Мой дальний путь пройден, за мной..."
Но дум исчезнул рой крылатый,
Холодный опыт, мой вожатый,
Меня уводит в мир иной,
Там, циркуль взяв для измеренья,
Стопою ценит вдохновенья!..

Но ты, Языков, пробудил
Тот огнь, что я в груди таил;
На вызов твой красноречивый,
Поэт, кому в святой тиши
Знакомы радости души,
Восторгов дивные порывы, -
На вызов твой я ожил вновь
Петь юность, дружбу и любовь.

Прими ж, певец мой благодатный,
Стих дружбы нелицеприятный!
Да посетит твой мирный кров
Здоровье - спутник вдохновенья!
Дай вновь нам слышать песнопенья,
Восторг, разгул и шум пиров,
И кверху поднятые чаши,
Вино - былые годы наши!

Ноябрь 1834


Ода Гафица

Из книги "Даль" его дивана

Без красавицы младой,
Без кипящего стакана,
Прелесть розы огневой,
Блеск сребристого фонтана -
Не отрадны для души!

Без напева соловья
Скучны роз душистых ветки,
Шепот сладостный ручья
И ясминные беседки -
Не отрадны для души!

Юной пальмы гордый вид,
Кипариса волнованья
Без тюльпановых ланит,
Где играет огнь желанья, -
Не отрадны для души!

Прелесть девы молодой,
Гибким станом взор чаруя,
Чьи уста как сон златой,
Но уста без поцелуя -
Не отрадны для души!

Купы розовых кустов -
Куща неги легкокрылой,
Чаша полная пиров
Вдалеке от сердца милой -
Не отрадны для души!

Что б поэт ни создал нам,
Что бы кисть ни начертала,
Если жизнь не дышит там,
Милый образ идеала -
Не отрадно для души!

Гафиз! Жребий брошен твой,
Как на шумный праздник света
Пред веселою толпой
Вверх бросается монета -
Не отрадна для души!

<1826>


Ока

Стонет, воет и клокочет
Шумноволная Ока!
Знать, под льдом проснувшись, хочет
Поглядеть на облака,

Развернуться на свободе,
Солнце в лоно заманить
И на ясной на погоде
Струи светлые развить.

Чу! как шумно, грозно бьётся!
Но могучей лёд трещит,
Сребропенный, вдаль несётся,
Как в боях разбитый щит.

Брег дрожит, испуга полный!..
Но, светла и широка,
Горделиво плещет волны
Полногрудая Ока.

В солнце струи золотые,
Словно локоны, блестят,
Словно очи голубые,
Небом полные, горят.

И роскошна как денница,
И белее серебра...
Не вверяйся! Чаровница -
Волги юная сестра!

Пылко свежими устами
Зацелует, обольнёт,
Хохоча, зальёт волнами
И в пучину унесёт.

Вопль и крик твой - всё напрасно.
Дай красавице Оке,
Дай возлечь ей, сладострастной,
На зыбучем на песке,

И тогда отважно, смело,
Как орёл, любуйся ей!
Развевай свой парус белый!
Шли станицы кораблей!

Будет вся тебе покорна,
Как голубица кротка,
И заснёт, шепча у чёлна,
Тихоструйная Ока.

Апрель 1835, Муром


Пловец

В час тихий светлого заката,
На синеве зеркальных вод,
Корабль, облитый морем злата,
В дыханьи ветра жизни ждет.

Его не радует денница,
Заря, смененная зарей:
Ему грустна его темница,
Свод неба душен голубой.

Всё тихо, пусто и уныло...
Лишь ветерок, едва слетя,
Шепнет во флаг, как над могилой,
Легко баюкая дитя.

Порою чайка зыбко реет
Крылом усталым над кормой
Или, как снег, у волн белеет,
Печальный крик роняя свой.

Но ветр дохнул - и, жизнью полный,
Мгновенно парус округлен,
Корабль очнулся, вспенил волны,
Отвеял с крыл могучих сон.

Летит... Как лебедь встрепенулся,
Летит пернатый, - и кругом
Вал синий с плеском развернулся,
Кипя, клокоча серебром.

Минувшее забыто горе,
Пловец блаженствует, как Крез;
Под ним лазурь - бунтует море,
Над ним горит лазурь небес!

В твои холодные объятья,
Стихия влажная, спешу!
Глас бурь твоих люблю внимать я,
Свободней грудью в них дышу.

Очам не льстят земные розы:
Они для сердца не цвели!
Пошли ж скорей мне ввстречу грозы,
Умчи далече от земли!

1830


Подражатели

Из лука пущена стрела
Пронзила своды эмпирея
И, самолюбьем пламенея,
Упреком встретила орла:
"Смотри, как я взвилась высоко,
Быстрей тебя я вверх лечу
И выше, только захочу,
Так что с земли не взвидит око!"
- "Как мне судьба твоя жалка! -
Сказал орел. - Чужие крылья,
Чужая мчит тебя рука
Под светозарны облака,
А вниз влечет свое бессилье".

Февраль 1828


Продавец невольниц

                       La taille leste bien tournee!
                       Elle a, ma foi, de tres beaux yeux;
                       Le bras, la main, le pied au mieux.

                       Seid. "Gulnare", sc. IV *


"Войди в шатер мой, чужестранец,
На африканку посмотри!
Глаза как смоль у ней, румянец -
Агата розового глянец!
Свежее утренней зари!
Шелк черных кудрей пышно вьется,
Уста как дышащий коралл,
И перлов ряд, лишь улыбнется,
Каких в Цейлане не найдется,
Каких нигде ты не видал!

Во всем базаре Йстамбула
Невольницы подобной нет!
На шумных торжищах Моссула,
В долинах счастливых Кабула
Не цвел такой роскошный цвет.
Она стройнее пальмы гибкой,
Она акации нежней,
Как ласточка над влагой зыбкой,
Резвей тибетской серны, шибко
Бегущей по пескам степей!

Она с брегов зеленых Нила:
Пред ней поблекли б розы там,
Когда бы взгляд свой уронила
Или нечаянно склонила
Лице прелестное к волнам.
А как поет, а как играет
На лютне - слух обворожит!..
Когда ж в калхалы ударяет,
Тимпан кружит и вверх бросает, -
Как пери в воздухе летит.

Она... но ты проходишь мимо,
Но ты не слушаешь меня!
Она, как скиния Солима,
Как талисман, досель хранима,
Чиста, как луч рассветный дня.
Любовью сердце в ней не билось;
Пятнадцать лет ей без денниц;
Недавно грудь лишь округлилась...
Ни раз слеза не серебрилась
На ткани шелковых ресниц.

Ни раз... Но ждут уста лобзаний,
Уже задумчивей, томна...
В ночь слышен шепот воздыханий
И звук прерывистых рыданий,
И вся во сне горит она!..
Купи ее!.. Какой любовью
Она все дни твои займет,
Когда приникнет к изголовью
И ночью под персидской мовью
Тебя в восторге обоймет!

Как будет ждать в любви урока,
Чтоб поцелуй уста зажгли!..
Прекрасны гурии пророка -
Свежа, пылка и черноока
Младая гурия земли!
Купи ее: ты б с златом кисы,
Когда б взглянул, тотчас бы дал!"
- "Я не купец из Икониссы!"
- "Кто ты?" - "Я почитатель Иссы!
- "Собака! что же ты молчал?"

* Изящный, стройный стан! Клянусь, у нее прекраснейшие глаза! Рука, кисть, нога - все совершенно. Сеид. "Гюльнара", сцена IV (франц.).

Октябрь 1830


Прости

Не возбуждай моей тоски,
На миг затихшего страданья
Пожатьем трепетным руки,
Печальным словом расставанья.

Бесценный друг, забудь, забудь,
Что завтра нам проститься должно!
Сегодня счастливою будь
И будь веселой, если можно.

О, будь по-прежнему резва,
Как в дни обманчивого счастья,
Когда в устах твоих слова
Звучали негой сладострастья.

Взгляни! с высот небес луна
Так ясно светит, дышат розы...
Но ты безмолвна, ты бледна,
И сквозь улыбку блещут слезы.

Чуть слышно сжатие руки,
Без чувства хладное лобзанье;
Не пробуждай моей тоски
Печальным словом расставанья!

О, дай на милые черты
Вглядеться мне в суровой доле;
"Люблю тебя" промолви ты,
Когда сказать не можешь боле.

Сей звук грусть сердца усладит,
Напомнит мне в чужбине дальной
И бледность томную ланит
И взгляд задумчиво-печальный.

Март 1830


Пятигорск

Пустынный край! Здесь Дивного рука
Переворот таинственный свершала:
Грядами гор взнеслась за облака
И на Эльбрус порфирой света пала.

Здесь каждый шаг - живые письмена,
Всё говорит о том, что прежде было.
И воздух жжет, и пар клубит волна,
И в недрах гор кипит огней горнило...

1839


Пятнадцать лет

Носик, вздернутый немножко,
Кудрей шелк, огонь очей,
Гибкий стан и что за ножка!
Звук застенчивых речей,
Взгляд, манящий к сладострастью,
Прелесть, слов для коей нет, -
Всё в ней мило; но, к несчастью,
Ей пятнадцать только лет!
Ей пятнадцать только лет!

Мне и скучно здесь и душно!
Вечный стук и вечный шум;
Как гранит, здесь всё бездушно,
Жизнь без чувств, любовь без дум.
Но о ней я всё мечтаю,
Вижу: в ней чего-то нет,
И, печальный, повторяю:
"Ей пятнадцать только лет!
Ей пятнадцать только лет!"

Август 1830, Санкт-Петербург


Ревнивый демон

Когда над озером, играя,
Луч яркий угасает дня
И волн равнина голубая
Сверкает в пурпуре огня,
Тогда, печальный, молчаливый,
Незримый, но всегда с тобой,
Я устремлю мой взгляд ревнивый,
Прелестный друг, на образ твой.

О, если я замечу, страстный,
Что взор твой к юноше летит,
Взгляну - блеск молнии ужасный
Счастливца бледность озарит.
Его обымет страх невольный,
И, очи робко опустя,
Ты угадаешь гнев безмолвный,
Земли прелестное дитя!

Когда ж над сонною землею
Ночь звездный полог разовьет,
Я, не замеченный тобою,
Как аромат над лоном вод,
Скользну поверх твоей ложницы,
Приму знакомые черты
И на усталые зеницы
Навею дивные мечты.

Все мысли, скрытые волненья,
Всё, всё постигну я вполне,
Ты сердца выскажешь движенья,
Полузабывшись в сладком сне.
Но берегись хотя случайно
Чужое имя произнесть,
Не искушай нескромной тайной...
Мне тайны той не перенесть!

Исчезнут легкие виденья
И сон пленительный стократ:
Могучий гений разрушенья,
Я на тебя уставлю взгляд
Не с жаждой страстного лобзанья,
Не с пылким трепета лица,
Нет, буду я считать терзанья,
Твои терзанья без конца.

Моя любовь - как вихрь громовый,
Как огнь небес она чиста!
И месть моя!.. но ей оковы
Твои прелестные уста!
Твоя улыбка - мне веленье,
Взгляни!.. и раздраженный бог
Падет к ногам в слезах, в смущенье,
Что он на миг забыться мог.

Июль 1829


Рыбаки

Я видел рыбарей, как в летний день они,
Утёса мшистого укрывшися в тени,
По речке весело раскидывали сети,
То были рыбари - неопытные дети.
Старейший отрок был цветущий и живой,
Намётку наводил дрожащею рукой
И, медленно влача по влаге изумрудной,
На золотой песок тянул с добычей скудной.
О, сколько радости и смеха без конца,
Когда случалось им плотву или гольца
Намёткой вынести на брег песчано-зыбкой!
Как забавлялися среброчешуйной рыбкой,
Когда она в сетях, скользя из детских рук,
Живыми брызгами их покрывала вдруг.

О дети милые, ещё вам чуждо горе!
Года придут чредой, и на безбрежном море,
Которое теперь призывно плещет вам,
Помчится ваша мысль заботно по волнам;
Но сердце затаит, как чистую молитву,
Забавы детские, беспечную ловитву.

Май 1835


Сальватор Роза

И пастырь зрел не раз резвивое дитя
В пещерах Баии, холмов на злачном скате,
В развалинах божниц, где солнца луч, блестя,
Дрожит поверх столбов, зарытых в винограде.
Там, в зыбком пурпуре и гроздий, и цветов,
Усталый, отдыхал возлюбленник богов.
Но чаще средь полей бесплодных Сольфатара,
Под лавром высохшим приюта он искал,
И в полдень, утомясь от солнечного жара,
На лаву хладную главу свою склонял:
Струились локоны с ланит, светлей денницы,
И дивный сон сходил на длинные ресницы.

1833


Северный певец

Где был наш северный певец?
Он был в Италии прекрасной;
Зрел Альпов ледяной венец
И свод небес, как яхонт, ясный;
Средь померанцевых садов
Блуждал, исполнен сладкой неги;
Пил нектар пурпурных гроздов
И - вспоминал родные снеги!

Что делал северный певец?
Искал он в Риме Рим великий...
И встал пред ним гробов жилец
В лице отживших царств владыки,
Исчез язык, упала длань,
В ярме державшая полмира,
Но мир искусству платит дань
У ног разбитого кумира.

Что слышал северный певец?
Не древний клич воинской славы;
Ему на взморий гребец
Пел Тасса звонкие октавы.
В луне, по изумрудам струй,
В гондоле быстро он катился -
И в нем, как свежий поцелуй,
Октавы русской звук родился.

Что видел северный певец?
Он зрел антики Вилла-Новы,
Ваянья дивные, резец
И мрамор дышащий Кановы;
Под смелым куполом Петра
Не раз он духом окрилялся
И в Ватикане до утра
Пред Рафаэлем забывался.

Где ж ныне северный певец?
Теперь он снова между нами,
И на главе его венец
Украшен южными цветами.
Он наш, он смело превозмог
Красавиц Тибра взгляд огнистый
И для друзей, для муз сберег
Души и сердца пламень чистый.

1833


Стень

        ...je ne vois pas pourquoi la nature
        a place ces sujets du monde invisible,
        d'une facon si hostile vis-a-vis de nous,
        que nous ne puissions ressentir leur
        approche sans une terreur extreme.

                                   Hoffman *


Я спал! Полночный сон глубок!..
Таинственный вошёл без шума...
Ко мне на грудь как льдина лёг,
И сердце обложила дума.

Невольный вкрался в душу страх;
Мой вопль погиб во тьме без звука.
И на трепещущих губах
Ужасная застыла мука.

Он яд в уста мои точил...
Я чувствовал, как гасли силы,
Как кровь сосал он, как давил
И веял холодом могилы.

Недвижный телом, я дрожал,
Глаза раскрыть напрасно силясь...
Студёный пот по мне бежал,
И жилы все как струны бились.

Когда ж он молньей в мысль проник...
Всхолмились волосы на темя...
И этот миг, страданий миг,
Тысячелетий обнял бремя.

И я был жив, и жить я мог...
Без чувств... скорбя душой, взмолился;
В отчаяньи воскликнул: "Бог!
Даруй мне смерть!"... и пробудился!


* ...я не знаю, почему природа
противопоставила нам эти явления
невидимого мира столь враждебным
образом, что мы не можем
почувствовать их приближения
без крайнего страха. 

                              Гофман (франц.)

Тайна пророка

Возьмите, возьмите предвиденья дар
И дивную тайну возьмите!
Смирите души истребительный жар,
Волнение дум утолите!
О, дайте мне каплю забвенья одну,
Чтоб мог я предаться отрадному сну.

Я видел, я знаю - зачем не забыл!
Мои сокрушаются силы.
В грядущем ужасном я мыслью парил,
Я тайну исторг из могилы.
Я тайну проникнул веков в глубине,
И радость с тех пор недоступна ко мне!

Сказать ли? но мир так спокоен и тих,
Всё небо так чисто и ясно,
И солнце стремится, как юный жених,
В объятья природы прекрасной.
И люди привыкли так весело жить,
Зачем же мне тайной в них радость губить?

Погибни ж, зловещая, в мраке души!
О, дайте мне прежние годы,
Когда я, стад пастырь, в безвестной тиши
Светил созерцал хороводы
И, юный свидетель высоких чудес,
Был светел душою, как звезды небес!

Не позднее 1828


Упрек

Как свеж огонь твоих ланит!
В прозрачной чаше так, играя,
Вино душистое кипит;
Агат в очах твоих горит,
Любовь в сердцах воспламеняя;
Пред нежной шеи белизной
Ничтожен перлов блеск живой;
Но с этой красотой чудесной
Тебе рассудок дан в удел, -
Ужель столь строгой, друг прелестный,
Ко мне он быть тебе велел?

Январь 1828


Утренняя молитва

Когда с высот небес сбегает ночи тень
И горы окаймит среброгорящий день,
От ложа мирного восставши в час урочный,
Мольбой приветствую я светлый край Восточный:

Всевышний! пред Тобой я тление и прах!
Но Ты, Творец миров, источник вечных благ!
Тебе всеведомы и ум и помышленье.
Прости мне праздность слов и мыслей прегрешенье;
Избавь неведенья, забвенья, и в тиши
Согрей любовию преступный хлад души.
Даруй мне твердость сил свершать Твои уставы,
Из сердца отжени все помыслы лукавы.
Да не отринется смиренная мольба:
Из Книги Бытия не исключи раба!
Я доброго ни раз не сделал пред Тобою;
Но Ты покрой меня десницею святою,
И дивною росой всещедрости Твоей
На сердце низойди и свет в него пролей;
Да кознь лукавого в нем не пробудит страсти;
Не отвергай меня и не введи в напасти;
Но целомудрием, терпеньем осени,
И в Царствии Твоем меня воспомяни!
Дозволь любить Тебя душой и помышленьем,
Дай волю следовать во всем Твоим веленьям,
Дай послушанье мне, всели в мой разум страх!
Ты многомилостив, благословен в веках!

Январь 1840


Фивский царь

     1

      Лишь день я на престоле Фивы,
      Но Ель-Молук зовет меня
      В приют свой тесный, молчаливый.

      Там чудная, вещают, скрыта
      Обитель от сиянья дня;
   Там саркофаг иссечен из гранита,

   И барельеф пред главными вратами
      Искусно вылит золотой,
Где солнце, боги, царь с подъятыми руками...

   Там Озирис в ероглифах вещает,
      И с ястребиной головой
Бог Фре владычества ряд длинный обещает...

   2

      Лишь день я на престоле Фивы...
Зачем же на сердце мне горесть наводить?
   Вокруг меня сонм радостей игривый...

      Вокруг меня еще все жизнью полны,
      И сам я, царь, лишь начинаю жить...
      Вокруг меня моих народов волны!..

      О, что в бессмертии мне дальном,
   В твоих таинственных заветах, Озирис?
      В твоем величьи погребальном?

   Что свет златых лампад пред яркою денницей!
   Над кем, о Фре, твои гадания сбылись
   За тою грустною, гранитною гробницей?

   Часы прикованы в обители печали,
      А здесь они так весело бегут!
      Здесь нет богов, но жизнь нам боги ж дали!..

   Лети же, яркая, без грусти, без тревоги!
   Еще успеем мы к Атму предстать на суд,
   Где жребий прорекут не смертные, а боги;

   Где после кратких дней ждет долгая отплата;
   Есть казнь - обещаны Элизия поля,
   Где всё печальное утратим без возврата.

   Жрецов предания всегда красноречивы!..
   Там нет тебя, о Нил, о Фивская земля!
   И первый день еще я на престоле Фивы!

1832


Чудная бандура

Гуляет по Дону казак молодой;
Льет слезы девица над быстрой рекой.

"О чем ты льешь слезы из карих очей?
О добром коне ли, о сбруе ль моей?

О том ли грустишь ты, что, крепко любя,
Я, милая сердцу, просватал тебя?"

"Не жаль мне ни сбруи, не жаль мне коня!
С тобой обручили охотой меня!"

"Родной ли, отца ли, сестер тебе жаль?
Иль милого брата? Пугает ли даль?"

"С отцом и родимой мне век не пробыть;
С тобой и далече мне весело жить!

Грущу я, что скоро мой локон златой
Дон быстрый покроет холодной волной.

Когда я ребенком беспечным была,
Смеясь, мою руку цыганка взяла.

И, пристально глядя, тряся головой,
Сказала: утонешь в день свадебный свой!"

"Не верь ей, друг милый, я выстрою мост,
Чугунный и длинный, хоть в тысячу верст;

Поедешь к венцу ты - я конников дам:
Вперед будет двадцать и сто по бокам".

Вот двинулся поезд. Все конники в ряд.
Чугунные плиты гудят и звенят;

Но конь под невестой, споткнувшись, упал,
И Дон ее принял в клубящийся вал...

"Скорее бандуру звончатую мне!
Размыкаю горе на быстрой волне!"

Лад первый он тихо и робко берет...
Хохочет русалка сквозь пенистых вод.

Но в струны смелее ударил он раз...
Вдруг брызнули слезы русалки из глаз,

И молит: "Златым не касайся струнам,
Невесту младую назад я отдам.

Хотели казачку назвать мы сестрой
За карие очи, за локон златой".

Апрель 1835

Всего стихотворений: 38