Осип Эмильевич Мандельштам.
Перевод стихотворения Стихи о неизвестном солдате на английский язык.

Verses to an Unknown Soldier

Let this air be a witness—
This substance, its far–reaching heart,
And in the omnivorous crowded trenches
Of its windowless—oceanic motion…

Even these stars are informers!
All of them needing to look down—at what?
This substance, judge of both judge and witness,
Its windowless oceanic motion.

The rain, that unkind sower,—
The anonymous manna remembers,—
How wooden dagger–like crosses
Mark an oceanic wedge of fighting.

There will be cold frail people
Who will kill, starve and become colder
And the unknown soldier
Will be placed in his famous tomb.

O frail swallow who has forgotten
How to fly, teach me how,
Without rudder or wing,
I might control this tomb of air.

And I will give you a strict report
On Mikhail Lermontov,1
Just as a tomb trains a humpback
And air pockets draw us in.

These worlds threaten us
With waving grapevines
And hang like pillaged cities
With golden slips of the tongue,
Informers and poisoned cold berries—
With tents of stretched constellations,
With constellations of golden fat…

Through the ether to the power of ten
The speed of light is ground to a beam
Numbering begins, made transparent
By bright pain and the moth–flight of zeros.

Beyond the field is field upon field
Above it flies a “V” of cranes,
And news flies on innovations of light,
And yesterday’s battles light today’s sky.

News flies on innovations of light:
—I’m not Leipzig, I’m not Waterloo,
I’m not the Battle of the Nations,2
I’m a new light to the world.

Arabia is a mess, a total collapse,3
The speed of light is ground to a beam,
And on the oblique soles of its feet
It stands erect on my retina.

To the millions killed cheaply
Who’ve worn a track into emptiness,—
Good night! Well wishes to you all
On behalf this battle–sieged earth!

The incorruptible sky over the trenches—
A sky of vast wholesale death,—
For you and from you, still whole,
I lay my lips to hatch in darkness—

Beyond the crater, rim and rocky debris,
Where the mists have settled and linger:
On a vast scale—are the cloudy graves
Of humbled discarded geniuses.

Infantry soldiers die well
And the nocturnal chorus sings well
Above Schweik’s noncommittal smile,4
And Don Quixote’s bird–leg spear5
With its knightly straightened claw.

The disabled will befriend all men—
There will be work for all of them,
And along the village fences of this age
A small family of crutches is knocking,—
The united comrades of the earthly sphere!

Is this why the skull evolved,
Fullness of forehead—temple to temple,—
So that through the thoroughfare of eyes
The vastness of armies might pour in?

Throughout life the skull evolves
In the entire forehead—temple to temple,—

Teases itself with the exactitude of its seams,
Makes its dome clear with comprehension,
Foams with ideas, dreams itself,—
Chalice of chalices, homeland of homelands,
Cap embroidered with traces of stars,
Cap of happiness—father Shakespeare…

Against the sky with their dim flames,
The clarity of ash, vigilance of sycamore,
Rush, just barely red, into the house
Fainting from their abundance of goodness.

Only the superfluous is allied to us,
Ahead is not failure, but our measure,
And the struggle for the air of life—
This glory is no model for anyone else.

With an abundance of consciousness
For this semiconscious life,
Am I the one with no choice,
And under fire do I eat my own head?

Or am I a container of enchantment
Manufactured in empty space,
So that the receding white stars
Rush, just barely red, into the house?

You, night, stepmother to encampments of stars,
Can you hear what will happen now and then later?

Blood poured out from aortas
Like the sound of countless whispers:
—I was born in ninety–four,
—I was born in ninety–two…—
And clutching the year of my birth
In my fist—among the crowded herd—
I whisper from a stifled mouth:
—I was born at night between the second and the third
Of an unreliable year—and centuries
Surround me with fire.

Стихи о неизвестном солдате

1

Этот воздух пусть будет свидетелем –
Дальнобойное сердце его –
И в землянках всеядный и деятельный –
Океан без окна, вещество.

До чего эти звёзды изветливы:
Всё им нужно глядеть – для чего? –
В осужденье судьи и свидетеля,
В океан без окна вещество.

Помнит дождь, неприветливый сеятель,
Безымянная манна его,
Как лесистые крестики метили
Океан или клин боевой.

Будут люди холодные, хилые
Убивать, голодать, холодать,
И в своей знаменитой могиле
Неизвестный положен солдат.

Научи меня, ласточка хилая,
Разучившаяся летать,
Как мне с этой воздушной могилою
Без руля и крыла совладать,

И за Лермонтова Михаила
Я отдам тебе строгий отчёт,
Как сутулого учит могила
И воздушная яма влечёт.

2

Шевелящимися виноградинами
Угрожают нам эти миры,
И висят городами украденными,
Золотыми обмолвками, ябедами –
Ядовитого холода ягодами –
Растяжимых созвездий шатры –
Золотые созвездий миры.

3

Сквозь эфир десятичноозначенный
Свет размолотых в луч скоростей
Начинает число опрозраченный.
Светлой болью и молью нулей.

А за полем полей поле новое
Треугольным летит журавлем –
Весть летит светлопыльной дорогою –
И от битвы вчерашней светло.

Весть летит светопыльной дорогою –
Я не Лейпциг, не Ватерлоо,
Я не битва народов. Я – новое, –
От меня будет свету светло.

В глубине черномраморной устрицы
Аусте?рлица погас огонек –
Средиземная ласточка щурится,
Вязнет чумный Египта песок.

4

Аравийское месиво, крошево,
Свет размолотых в луч скоростей –
И своими косыми подошвами
Луч стоит на сетчатке моей.
Миллионы убитых задёшево
Притоптали траву в пустоте,
Доброй ночи, всего им хорошего
От лица земляных крепостей.
Неподкупное небо окопное,
Небо крупных оконных смертей,
За тобой – от тебя – целокупное –
Я губами несусь в темноте.
За воронки, за насыпи, осыпи
По которым он медлил и мглил,
Развороченный – пасмурный, оспенный
И приниженный гений могил.

5

Хорошо умирает пехота,
И поёт хорошо хор ночной
Над улыбкой приплюснутой швейка,
И над птичьим копьем Дон-Кихота,
И над рыцарской птичьей плюсной.
И дружит с человеком калека:
Им обоим найдётся работа.
И стучит по околицам века
Костылей деревянных семейка –
Эй, товарищество – шар земной!

6

Для того ль должен череп развиться
Во весь лоб – от виска до виска, –
Чтоб его дорогие глазницы
Не могли не вливаться в войска.
Развивается череп от жизни
Во весь лоб – от виска до виска, –
Чистотой своих швов он дразни?т себя,
Понимающим куполом яснится,
Мыслью пенится, сам себе снится –
Чаша чаше, отчизна – отчизне, –
Звёздным рубчиком шитый чепец,
Чепчик счастья – Шекспира отец.

7

Ясность ясеневая и зоркость яво?ровая
Чуть-чуть красная мчится в свой дом,
Словно обмороками затоваривая
Оба неба с их тусклым огнем.
Нам союзно лишь то, что избыточно,
Впереди – не провал, а промер,
И бороться за воздух прожиточный –
Это слава другим не в пример.

И сознанье своё затоваривая
Полуобморочным бытиём,
Я ль без выбора пью это варево,
Свою голову ем под огнём?

Для того ль заготовлена тара
Обаянья в пространстве пустом,
Чтобы белые звезды обратно
Чуть-чуть красные мчались в свой дом?

Слышишь, мачеха звездного табора –
Ночь, что будет сейчас и потом?

8

Наливаются кровью аорты,
И звучит по рядам шепотком:
– Я рождён в девяносто четвёртом,
Я рождён в девяносто втором…
И, в кулак зажимая истёртый
Год рожденья с гурьбой и гуртом,
Я шепчу обескровленным ртом:
– Я рождён в ночь с второго на третье
Января в девяносто одном.
Ненадёжном году, и столетья
Окружают меня огнём.

Последние стихотворения