Вера Клавдиевна Звягинцева (1894-1972)

Все стихотворения на одной странице

- Оглавление -

   А всему предпочла нежный воздух садовый

                           М. Цветаева


А я отдам всю роскошь знаний,
Всю мудрость правого пути
За Божье светлое даянье:
Вдвоём по берегу идти.

За ту безвыходную нежность,
Что звёздами в душе цветёт,
За роковую неизбежность,
С которой пламя станет — лёд.

За всё, что именем прекрасным
Любви мы на земле зовём,
За этот плещущий, неясный,
Неистощимый водоём.

   Николаю Заболоцкому

В исчезновение не веря,
Ты думал после смерти стать
Цветком, травой, по крайней мере
Росою на траве блистать.

Со смертью мог ты примириться,
Когда б кипучая душа
Травинкой стала или птицей,
Природой заново дыша.

Я помню, летом на рассвете
Мы вышли впятером к шоссе.
Тебе хотелось солнце встретить
В его языческой красе.

Но сели четверо в машину,
Смеясь, уехали домой.
А ты стоял спокойно, чинно,
Особо строгий и прямой.

Светлели постепенно камни,
Погасли огоньки в домах.
Была твоя душа близка мне
Иль мысли дерзостный размах?

Безмолвно стоя на дороге,
Не предугадывал ли ты,
Что ты почти что на пороге
Другой, последней немоты?!

Потом мы видели поэта
Среди осенних астр в горбу,
Казалось, блик того рассвета
Скользнул по восковому лбу.

Я знаю, смерть — исчезновенье,
Но в этот вечер под Москвой
Хочу поверить на мгновенье,
Что шелест листьев — голос твой.

В сутолке вечернего трамвая,
В хрусте снега в пять часов утра
Я узнала, как смешна бывает
Самая больша́я из утрат.

Я узнала, что слова ненужны,
Если даже кровью залиты́.
Дар словесный — жар души́ недужной,
И не враг и не помощник ты.

Вот лечу полузамёрзшей птицей,
Очень ломит левое крыло.
Если есть Господь, — воздаст сторицей
Тем, кому от этого светло. 

Всхожу на мост. Бросаю руки —
Туда, ветра́м, вода́м, волна́м.
Какой обиды иль разлуки
Не перенесть на свете нам?

Какая боль закроет очи,
Доколе не заснут навек
От безпокойной этой ночи,
Где бродит вольный человек? 

I.

Ради роз Бахчисарая,
Ради лёгкости вечерней
Предала ключи от рая,
Предала венец из терний,

С чем же будешь в вечер поздний,
Без детей и без отчизны?
Лягут выжатые грозья
На изодранные ризы.

Ни Офелией, ни Анной
Не предстанешь перед Богом.
Что ж ты скажешь, призрак странный,
О своей пустой дороге?

II.

Так уж мне приснилось,
Музыка играла,
Думала: молилась,
Если целовала.

Думала: по розам
Угадать, по лире —
На какие грозы
Брошены мы в мире.

Уж такая доля,
Уж такое сердце,
Никому не боль я,
Всем была лишь ветер.

Солнце мне — отчизна.
Дети — все, кто любит,
Божьей укоризны
Не боюсь — не будет.

Если ж помешают
Мне в воротах райских, —
Я уж надышалась
Роз бахчисарайских.

И когда настали дни такие,
Что на солнце легче посмотреть
Человеку, чем в глаза людские,
И легчайшим словом стало: «смерть»,

В смерти дух повеял кипарисный,
Женский голос окликает Русь:
«Так да будет ныне, так и присно,
Плачу, верую, молюсь.

Юроди́вым стало слово: «чудо».
Гефсимания давно пуста,
Но целу́ю каждого Иуду
В тёмные холодные уста.

И Иуда станет Иоанном,
И, рассыпясь горсткой серебра,
Прозвенит извечное «Осанна»
И по слову двинется гора».

Го́рлинка стучит в чужие стёкла,
Левое крыло у ней в крови́,
От окна к окну уже далёко…
Горлинка… живи! 

Снизу и вверх, сверху и вниз
Широким размахом летят качели.
Сердце — уймись, сердце — смирись:
Только одно воскресенье в неделе.

Нам же, безумным, хочешь — не хочешь,
Праздник за праздником мир подавай,
Нам же безумным и дни, и ночи
Чтобы звенел, зацветая, рай.

Ну, размахнём же качели и сердце —
Снизу и вверх, сверху и вниз!
Ангел, открывший синюю дверцу,
На грешных сестёр своих подивись.

Сами вы там, наверху, виноваты,
Что безпокоен наш лёгкий нрав:
Бросили в сердце огонь крылатый,
В мире ж настроили мирных застав.

Ну, натянувши верёвки, как струны,
С звоном в груди, на́ губы — смех,
Наперекор всем закатам — юны,
Сверху и вниз, снизу и вверх! 

Бешеные выстрелы погони…
«Милая, о, милая, навек!
Если предадут лихие кони,
Даст нам Матерь Божия ночлег.

Шёлковою лестницей с балкона
(Я её на память захватил)
Мы до Божьего взнесёмся трона
И без колыхания кадил.

Дай мне к сердцу ледяные руки,
Милая, о, милая, навек!
Не пугайся призрачной разлуки,
Даст нам Матерь Божия ночлег.»

Так в веках любовники любили
Под луной, метелью и крестом;
Так века с лица земного смыли
То. что было голубым цветком.

И, закуривая папиросы,
Мы в рифмованных сухих строка́х
Ныне разрешаем все вопросы:
«Мимолетность, трепет крови, прах»,

И в мороженое яд не бросим,
Имени не скроем в монастырь.
Безвесенняя пустая осень
Наш холодный, зоркий поводырь. 

Мы на мосту. Какая-то река.
Не знаю: Рейн, Москва-река, иль Лета.
Не кровь,туман тут в жилке у виска.
И мы в стране, которой имя «где-то».

О, не Ромео, нет, и не Джульетта,
Хоть нежно так лежит в руке рука, —
Пожалуй, мы скорее Гензель с Гретой,
По дому дальнему такая в нас тоска.

А, может быть, имён совсем не надо,
И безымянны: речка, я и ты.
Такой текучей, нежной пустоты

Такая безымянная услада.
Два голоса во тьме. Два всплеска в океане
В тумане мы, в тумане мы, в тумане. 

На всех путях твоих безпутных,
На срывах самых страшных круч
Моих благословений смутных
Да будет над тобою луч.

Когда ж сорвутся двери с пе́тель,
И в чёрном хаосе, один,
Услышишь рокот, ропот, ветер:
То всплачет горький мой помин.

В огне Бетховенской сонаты
Запенится волной прилив:
Знай, — это к светлому возврату
Мой дальний, трепетный призыв.

Когда ж рукою справедливой
Вонзится в это горло нож,
Я наклонюсь плакучей ивой
Сокрыть твою земную ложь. 

Околдовано сердце моё
Красотою и горькой и грубой.

Я люблю этих смелых людей,
Может быть, иногда и недобрых,
Терпеливых седых матерей, —
Вот Армении подлинный образ.

Я люблю эту мудрость веков,
Лебединые женские пляски,
Медь горячих тяжёлых стихов
И полотен сарьяновских краски. 

Остановилась у чужого дома;
Кусты шиповников склонились у колен.
И дом, и сад — всё чуждо и знакомо.
Как долгий сон — скитанья вечный плен.

Не отзываются чужие за стенами,
Бледна на лютне тонкая рука.
А за цветущими шиповника кустами
Дорога пыльная темна и далека́. 

Рыдайте флейты, виолончели,
Золото Рейна лей листопад.
На непорочной брачной постели
Ромео и Юлия смертью спят.

Тянемся мы к виденью нетленному,
Их именами венчаемся вновь, —
Нам с океана лишь брызгами пенными
Ветер доносит земную любовь.

О, Афродиты — даров расточители
Скудные крохи оставили нам:
Лишь тосковать о забытой обители,
Путь не найдя к ней по вашим следам. 

Сменяю marche funébre на польку
И с чуть надрывчатым смешком
Я ставлю на забвенья полку
Ещё один закрытый том.

Когда ж седой Психеи веки
Никто не станет целовать,
В моей смешной библиотеке
Я буду ночи коротать.

И том за томом я открою,
И в лепестках сухих страниц
Увижу, как жила игрою
Великолепных небылиц.

Лишь на одном обрезе узком
Застынет, дрогнув вдруг, рука,
И чей-то шаг неслышно хрустнет
Над штукатуркой потолка.

И опустив глаза в смятеньи
(Стирает ночь годин черты).
Узнаю милое виденье
Недовершённой красоты.

А утром все увидят в щёлку
(Не поднимусь на долгий стук)
Над мёртвою — пустые полки
И томик маленький меж рук. 

Солнце — метель золотая —
Сердце кружит сном.
Как сказать тебе то, что знаю,
Каким осенить крестом?

Стань на речкою в резкий ветер.
Сквозь ветер — звон.
Все вопросы тонут в ответе:
«Жизнь есть сон». 

     О.Н. Фрелиху

Странный гость вошёл внезапно
В цирковые коридоры,
Бутафорский тухнет запад,
Оборвали марши хоры.

Акробаты все в смятеньи
Полетели вниз с канатов.
Принца Гамлета явленье,
Короля живых закатов.

Отчего такая смута,
Помутнелось в каждом взоре?
Не вино во рту — цикута,
Каждый клоун — бедный Йорик.

Странный гость, в груди налево
Отчего у Вас не бьётся?
Только сзади, справа, слева
Ветер за плащём несётся.

Все полотна,точно души,
Съёжились в тугие сборки,
И нежданно тишь нарушил
Голос медленной танцорки:

«Моего вы знали ль друга,
Первый Дании боец».
И, как смерть, в средину круга,
Стукнув ручкой без колец.

Странный гость ушёл внезапно
В глубь широких коридоров.
Вспыхнул бутафорский запад,
Загремели бубны с хоров.

Ты не снись мне. Не могу я
Даже в темных дебрях сна
Вспоминать про жизнь другую
Раз мне эта суждена.

Я давно уж научилась
Обходиться без любви,
И меня ты, сделай милость,
В снах любимой не зови.

Все прошло. Как не бывало
Полудетской теплоты,
На земле похолодало,
Рук моих не греешь ты.

Счастья моего желая,
Веря жизни, не судьбе,
Завещал ты, чтоб жила я
Без тебя, как при тебе.

Вот я и живу. Не плачу.
Часто очень весела.
От людей сиротство прячу —
У людей свои дела.

Так не снись мне постоянно,
После радостного сна.
Вспоминать одной так странно,
Что была я не одна.

Я пишу, как дышу.
По-другому писать не умею.
Поделиться спешу
То восторгом, то болью своею.

Я навряд ли права,
Исповедуясь так перед всеми,
Не нужней ли слова
О делах, обгоняющих время?

Что я всё о своём?
Я живу в этом мире огромном
Не одна, не вдвоём,
В уголке не скрываюсь укромном.

Не такая пора,
Чтобы жить лишь своею душою,
Нужно кончик пера
Окунуть в море жизни большое.

Ну а всё же, друзья,
Может быть, этот грех мне простится:
Ведь, по правде, и я
Тоже этого века частица.

Я, конечно, грешу, —
Что судьба одного человека!
Я пишу, как дышу.
…Но дышу-то я воздухом ве́ка. 

Всего стихотворений: 18