Русская поэзия >> Виктор Ипатьевич Аскоченский

Виктор Ипатьевич Аскоченский (1813-1879)

• Биография

Все стихотворения на одной странице

- Оглавление -

XIX-му веку

Эхидный век, злосчастный век! 
Ты все кощунственно отверг, 
Всему безумно посмеялся, 
От веры чистой отказался, 
К добру охолодел, остыл 
И ум мятежный обожил. 
Тревожной занятый заботой, 
Ты дух свой отягчил работой, 
Несродной, чуждою ему; - 
И по веленью твоему, 
Что должно быть его крушеньем, 
То стало духа назначеньем, 
Ты жизнь на мелочь разменял 
И мысль о небе осмеял, 
Святые заклеймив поверья 
Названьем вздора, суеверья, 
Ты вечность самую отверг, 
Эхидный век, злосчастный век! 
Гляди ж с своей ты суетою, 
Чтоб не сбылися над тобою 
Угрозы страшные небес, 
Чтоб след твой рано не исчез 
В пучине вечности грядущей, 
И голос милости зовущей 
Не грянул рокотом трубы, 
Решающей твои судьбы. 
Подумай, чем занят коварный, 
Кощунственный, неблагодарный 
Кумир твой, твой мятежный ум? 
Среди своих кичливых дум, 
Бежа в след жалкого познанья, 
Минуя веру, упованье, 
В своем смешном, надменном Я 
Он ищет цели бытия. 
В припадке грешного сомненья, 
Презрев святое искупленье, 
На временный ничтожный срок 
Он душу самую обрек! 
Ты сам себя порой боишься, 
Сам грешных дум твоих стыдишься 
И хочешь иногда, как тать, 
Всю черноту свою скрывать. . . 
Напрасный труд! Пора настанет, - 
И Божий Суд тебя застанет 
Средь пира твоего врасплох, 
И отомстит тебе сам Бог! 

1845


Барсук

По случаю чьего-то юбилея 
Решил Барсук картину написать 
И, никаких издержек не жалея, 
Велел реклам сто тысяч разослать. 
Пошла подписка понемногу. 
Барсук, чем взяться бы за кисть, 
Начал отстраивать берлогу 
И приговаривать: "Вот это жизнь - так жизнь"! 
Он, видите ль, народностию дышит 
И, как глаголет, так и пишет. 
"А что же, милый кум, 
Когда ж возьмёшься ты за ум? - 
Толкует Барсуку Лисица, - 
Пора б картинке-то явиться". 
"И, мать моя, кума! 
Да нечто дело-то веду я без ума? 
И без картинки как-нибудь с тобою мы продышим, 
А всех подписчиков мы в поминанье впишем". 

1868


Встреча ополченцев в Киеве

Бог вам в помочь, молодцы, 
Русская дружина, 
Двоеглавого птенцы, 
Дети Исполина! 
        
На молитву же, друзья! 
Киев перед вами! 
Вот отсюда-то земля 
Закипела нами. 
        
Вот отсюда-то пошли 
Русские дружины, 
Воспитались и взросли 
Дети-исполины. 
        
Это наш Ерусалим, 
Наш Сион священный; 
Промчались века над ним, 
А он все нетленный. 
        
Каждый шаг тут освящен 
Чудными делами: 
Здесь легли на долгий сон 
Прадеды костями. 
        
Тут воители древлян, 
Кара печенега, 
И краса былых славян - 
Воины Олега. 
        
Вот он Днепр, тот самый Днепр, 
Где вся Русь крестилась 
И по милости судеб 
Где она омылась. 
        
Вот те горы, где Андрей 
Крест воздвиг спасенья, 
И изрек России всей 
Он благословенье. 
        
А взгляните, -- на горе, 
Кто вас ожидает? 
Очи подняты горе, 
Крест в руке сияет. 
        
Это князь-христианин, 
Наш Владимир славный, 
Православной Церкви сын, 
Мощный и державный; 
        
Это он великий муж, 
Руси просветитель, 
Обновитель многих душ, 
Наш Иван-Креститель. 
        
На молитву, молодцы, 
Лавра здесь святая; 
Там нетленно спят отцы, 
Русь им мать родная! 
        
Не чужда им наша брань 
За святую веру, 
И грозит их мощна длань 
Турку-изуверу 
        
И Владимир со врагом 
Биться вам поможет, 
Победительным крестом 
Он их всех низложит! 
        
Бог вам в помочь, молодцы, 
Русская дружина, 
Двоеглавого птенцы, 
Дети Исполина! 

1854


Два соседа

"Куда как хорошо, Петрович, ты певал 
Про чёрну немочь ли, иль, например, про то, 
Как наш какой-то князь Царьград завоевал"! 
"А что? 
Ты думаешь, теперь не запою? 
А вот же запою, и песенку мою 
Ещё другие переймут. 
И мне за то и честь, и славу воздадут". 
И затянул старик. 
Но голос старческий то падал, то дрожал, 
То издавал 
Болезненный какой-то крик 
И поминутно обрывался. 
Старинушка не унимался 
И продолжал всё петь, 
Так что со стороны 
Жаль было на него смотреть. 
" Нет, друг Петрович, старины, - 
Сказал сосед, - знать, не воротишь, брат. 
Лет 45 тому назад 
Певали мы с тобой, 
Теперь же нам пора и на покой. 
Давай-ка вспоминать года свои былые 
Да слушать, как поют другие". 
Писатель в 65 лет! 
Кто б ни был ты - прозаик иль поэт, 
Прими мой дружеский совет! 
Всему на свете есть 
Своя известная пора, 
И что легко плыло 
С пера, 
Что доставляло и читателей, и честь, 
Теперь ложится тяжело. 
И в вашем старческом брюзжанье 
Лишь слышится одно старанье 
Прикрикнуть горячо на пишущий народ - 
Да голосу недостаёт. 

1868


Киеву

Что ты, старец, снаряжаешься 
В златокованый шелом? 
Не гостей ли дожидаешься 
В позолоченный твой дом? 
        
Не по летам торопливою 
Ходишь поступью, старик, 
И заботой хлопотливою 
Омрачен твой светлый лик. 
        
Опершись рукою мощною 
На булатное копье, 
Вдаль глядишь ты полуночную, 
Будто ждешь к себе ее. 
        
Аль почуял бурю бранную 
Богатырскою душой, 
Что летит на Православную 
С темна запада грозой? 
        
Видно, в зависть стало старому 
Внуков поздних торжество, 
Закипело, по бывалому, 
В старом сердце удальство. 
        
Что же, с Богом, старый дедушка, 
Мы дадим тебе почет; 
Закипит у нас беседушка 
На крещеный весь народ. 
        
Выходи ж на пир с отвагою, 
Сбрось полтысячи с костей; 
Запасайся пивом-брагою, 
Будем потчевать гостей. 
        
У тебя ли в годы старые 
Пиво славное велось, 
У тебя ль оно в бывалые 
Через край всегда лилось. 
        
Кто, бывало, ни прикушает, 
И повалится, как сноп, 
И лежит себе да слушает, 
Как трава в земле растет. 
        
Со Христом же, старый дедушка! 
Выступай-ка наперед! 
Закипит у нас беседушка 
На крещеный весь народ!.. 

1854


Ледюку и его клевретам

Бессильной зависти послушны, 
Нас вдоль и поперек бранят; 
Мы остаемся равнодушны 
И говорим: "Пускай кричат! 
Пускай их, как собаки, лают! 
Своей бессильною брехней 
Они отнюдь не помешают 
Идти нам твердою ногой!" 
Прекрасно и великодушно, 
Что против этого сказать! 
Но можно ль слышать равнодушно, 
Когда у нас хотят отнять 
И честь, и славу боевую, 
Когда обидной болтовней, 
Перед обманутой землей, 
Марают нашу Русь родную?.. 
        
Весь знает мир, какой кровавой 
Дорогою Россия шла, 
Пока она себе со славой 
В державах место заняла. 
Весь знает мир, какие битвы 
Она потом несла одна, 
Как силой веры и молитвы 
Не раз бывала спасена. 
Весь знает мир... но лишь не знают 
Того бесстыдные лгуны, 
И как голодные псы лают 
На Православную они. 
Напрасно в уши им кричат 
Бытописания скрижали, - 
Они, упорствуя, твердят: 
"То не они, им помогали!" 
        
В давно былые времена, 
Когда дружины печенега 
И половецки племена, 
При кликах бранного набега, 
На Русь стремилися ордой, 
И колыбель ее святую 
Хотели дерзкою рукой 
Разбить в куски: тогда родную 
Кормилицу свою и мать 
Вставали дети защищать, 
И нашу колыбель святую 
Никто не мог поколебать. 
Тогда герои -- Святославы 
Держали речь к своим полкам; 
Не уступая русской славы 
Врагов бесчисленным ордам, 
Костьми ложились все подряд, 
Но самобытность отстояли... 
И что ж, -- теперь нам говорят: 
"То не они, им помогали!" 
        
Когда растленной Византии 
Угасла яркая звезда 
И крест на куполе Софии 
Стал колебаться, -- мы тогда 
С Олегом вещим подходили 
Царьграда гордого к стенам 
И в знак победы щит прибили 
К его развенчанным вратам. 
Как грозны мы, как сильны мы - 
Об этом все тогда узнали; 
А ныне нам вопят лгуны: 
"То, вишь, не мы, нам помогали". 
        
Была пора: татарин злой 
Два века Русь в плену держал, 
И пред Ордою Золотой 
Наш князь главу свою склонял. 
В смиреньи кротком Русь несла 
От Бога посланное иго, 
И в тело больно ей вросла 
Татар железная верига. 
Но совершился Божий суд: 
Герой Донской разбил Мамая, 
И ослабел железный путь, 
И поднялася Русь святая. 
Стряхнула цепи с рук долой, 
Схватила меч, давно забытый, 
И побежал татарин злой, 
Своею пленницей разбитый... 
Мир изумленный восплескал 
Тогда, как мы торжествовали; 
А ныне он же закричал: 
"То ведь не вы, вам помогали!" 
        
Бич Божий, варвар и губитель, 
В тафье монашеской тиран, 
И подданных своих мучитель 
Явился Грозный Иоанн. 
Он, реки крови проливая, 
Русь нашу добрую пытал: 
Но русский, в пытках изнывая, 
Цареву руку лобызал; 
Прощал безумству, исступленью 
И радовался всей душой 
Погибели и истребленью 
Злодеев родины святой. 
Он видел лишь, как исчезала 
Орда безбожных агарян 
И как в кровавой сече пала 
Притон разбойничий -- Казань. 
Он видел, что Европе гордой 
Сказался Руси господин, 
Неумолимый, грозный, твердый, 
Самодержавный властелин. 
Он видел, -- видел то и мир 
И, ужасаемый тиранством, 
Все ж русского царя хвалил 
И назвал Русь великим царством. 
Никто не смел тогда сказать, 
Что Астрахань с Казанью взяли 
Не мы; теперь же все кричат: 
"То не они, им помогали!" 
        
Послал Господь на Русь погром 
Неслыханное искушенье, 
И на престоле на своем 
Она узрела преступленье. 
Богат умом был и велик 
Взошедший на престол пронырством, 
Но омрачен был царский лик 
Предательским цареубийством. 
Внушая страх Руси собой, 
Он сам всегда дрожал от страха, 
И тяжела ему порой 
Казалась шапка Мономаха... 
Внезапно сорван был венец 
Бориса с головы преступной, 
И на престоле сел беглец 
Расстрига, царь богоотступныи. 
Он ввел в Россию поляка 
С его ничтожною гордыней, 
И завладела их рука 
Кремля заветною святыней... 
Стонала Русь; и Бог один 
Спасти ее мог в ту годину! 
И спас. Незнатный гражданин 
Привел избранную дружину, 
Прогнал с бесчестьем поляков, 
Рассеял скопища их прахом 
И поразил сердца врагов 
Великим трепетом и страхом. 
Опять восстала наша Русь, 
Опять восстала наша сила! 
Скрепился наш родной союз: 
В цари нам Бог дал Михаила! 
Тогда завистливой душой 
На нас взиравшие державы 
Склонились гордою главой 
Пред ореолом нашей славы. 
Дары почетные несли, 
Победы наши величали; 
А ныне нам жужжат шмели: 
"То все не вы, вам помогали!" 
        
Вы помните ли паладина, 
Европы изумленной страх, 
Страны полночной властелина, 
Несокрушимого в боях? 
Вы слышали ль когда про встречу 
Героя шведского с Петром, 
Про их отчаянную сечу 
На поле, кровью залитом? 
Видали ль вы вблизи Полтавы 
Высокий под крестом курган, 
Свидетель вековечной славы 
Победоносных россиян?.. 
Когда с громами устремился 
На нас полночный паладин, - 
К кому с поклоном обратился 
Наш чудотворец -- исполин? 
Один, один, как Божий воин, 
Напереди своих дружин, 
Бесстрашен, грозен и спокоен 
Стоял венчанный исполин... 
И разгромленный, побежденный, 
Дотоль непобедимый Карл, 
Своею кровью обагренный, 
Постыдно с поля убежал. 
Записана победа та 
Бытописания в скрижали: 
Неужели ж нет у вас стыда 
Твердить еще: "вам помогали?" 
        
А славный век Екатерины, 
Век изумительных побед, 
Ужель не понял и доныне 
Враждующий против нас свет? 
Где вы найдете что-нибудь 
Подобное Кагула бою, 
Где русская одна лишь грудь 
Стояла каменной стеною 
Перед многочисленной толпою? 
Сравнится ли ваш Абукир, 
Иль самый Трафальгар с Чесмою, 
Где в первый раз смущенный мир 
Увидел наш победный флаг, 
Не бывший до тех пор в морях? 
Кто был, скажите нам, у вас 
Нигде, никем непобедимый, 
Как был не так давно у нас, 
Солдата батюшка родимый, 
Спаситель царствий и царей, 
Решитель межнародных споров, 
Весь русский, всей душой своей, 
Наш чудо-богатырь Суворов? 
Кто помогал ему в Рымнике? 
Чьи с русскими мешались клики, 
Когда французов он громил? 
Кто сокрушил с ним Измаил? 
Кто Прагу буйную смирил? 
Кто пособил ему унять 
Мятежного конфедерата? 
К кому пришла ключи отдать 
Варшава, ужасом объята?.. 
Да Боже мой! Нет сил исчислить 
Екатерининских побед! 
И как же только сметь помыслить, 
Что славы бранной с нами нет, 
Что сами мы не воевали, 
А нам другие помогали?.. 
        
Бесстыдные! Давно ль колосс, 
Невиданный дотоле миром, 
Мечом и силою угроз 
Склонял вас пред своим кумиром, 
Повитым пламенем войны? 
Давно ль невольничьего ига 
На вас, мятежные сыны, 
Лежала тяжкая верига? 
Давно ли в Дрездене был сбор, 
Постыдный сбор всех глав венчанных, 
Где ожидали приговор 
Они себе под барабаны? 
Давно ли Вена и Берлин 
Несли ему покорно дани, 
И сам владычественный Рим 
Шел вместе с папою своим 
За полученьем приказаний? 
Давно ли в гордости безумной 
Он гнал вас пред собой на бой? 
И шли вы к нам толпою шумной 
Всеразрушающей ордой?.. 
И что же, -- устрашили ль нас 
Когорты двадцати народов? 
Сробели ль мы хотя на час 
От Бонапартовских походов? 
Кто помощь нам тогда подал? 
К кому за ней мы обратились? 
Кто даже нам добра желал, 
Когда мы под Смоленском бились? 
Кровавое Бородино, 
Где Русь с Европою столкнулась, 
Не вашей кровию оно, 
А нашей русской захлебнулось. 
Не Вену же и не Берлин, 
А нашу мать-Москву родную, 
Зажгли мы, как костер один, 
Спасая родину святую. 
И, дымом окурив гостей, 
Мы сами проводы начали, 
И много после их костей 
В сырую землю мы поклали. 
Тогда-то, как уж без когтей 
Остался лев тот после драки, 
Явились с помощью своей 
И вы, великие вояки; 
И с торжествующим челом 
Пошли в Париж на новоселье, 
В чужом пиру, чужим вином 
Отпраздновать свое похмелье. 
Бесстыжие глаза смежив, 
За месяц с нами вы дралися, 
А после, в чаяньи пожив, 
Союзниками назвалися 
И закричали, что без вас 
Пробил бы наш последний час, 
Что Ватерлоо развенчало 
Непобедимого в боях, 
Что царство русское бы пало 
Без вашей помощи во прах... 
Бессовестные хвастуны! 
Вы под пятой колосса были, 
Но повалили его мы, 
А вы лежачего добили.... 
        
Смотри сюда, Ледюк болтун: 
Вот персианин пред тобою, - 
Спроси его, бесстыдный лгун, 
Кто громоносною рукою 
Его толпы рассеявал? 
С повинной головой и данью 
К кому он робко приступал 
И поплатился Эриванью? 
Вот турок, слабою рукою 
Дерзавший меч поднять на нас, - 
Спроси его: пред кем он с бою 
Разбитый бегал всякий раз? 
Кто овладел твердыней Варны? 
Кто, семиверстною стопой, 
Перешагнул через Балканы 
И пред Стамбулом стал грозой? 
А вон мятежная Варшава, 
Крамольных скопище сынов, 
Пред кем ее поникла слава 
В борьбе семейной, но кровавой? 
Кто был тогда для нас готов 
Пожертвовать хоть каплей крови? 
И с кем вступали мы в союз 
Унять мятеж уже не новый? 
Не сеял ли тогда француз 
И англичанин в Польше буйной 
Измены, злобы безрассудной?.. 
        
Умолкните ж, враги России, 
Лжецы, глашатаи крамол, 
Неугомонные витии, 
Сеятели кровавых зол? 
Не уронить вам нашей чести 
И славы бранной не отнять. 
Под шепот лишь бессильной мести 
Вы силитесь провозглашать 
Такие небылицы в лицах. 
История в своих страницах 
Нас оправдает от клевет, 
И весь тогда познает свет, 
Чем были мы во время оно, 
Что делали для вас самих, 
Врагов порядка и закона, 
Неблагодарных и пустых! 
История всем внятно скажет, 
Что делаем и ныне мы, 
И с отвращением укажет 
На вас, защитников Луны... 

Ледюк (Leduc) в 1853 году издал в Париже памфлет, наполненный всевозможными клеветами на Россию, и преимущественно желал представить ее ничтожною и слабосильною на поле брани. Всякую победу русских он объяснял тем, что "им помогали".

1854


Неведомая кручина

    (Посвящ. Т. Г. Шевченке)

Погляди, родимая, 
          Ты хоть на меня: 
Что со мною деется, 
          Али болен я? 
        
День деньской шатаюся 
          Словно сам не свой, 
Будто обойден кругом 
          Немочью какой. 
        
Кудри не расчесаны, 
          Мочи нет в руках, 
Поступь стала хилая, 
          Нет огня в очах. 
        
Сяду ли - задумаюсь, 
          Бог знает о чем; 
Речи ли начну я с кем, - 
          Не сведу с концом. 
        
Песню ль хороводную 
          Красные начнут, - 
Защемит ретивое, 
          Слезы так и льют. 
        
Стану ль в храме Божием 
          Пред алтарь святой, - 
В душу окаянную 
          Лезет грех такой. 
        
В праздник православные 
          Веселы живут, 
Песню задушевную 
          Любо как поют. 
        
А я -- сиротинушка - 
          Голосу не дам, 
Все держусь за грудь мою, - 
          Что-то больно там. 
        
Совестно кругом себя 
          Как-то мне взглянуть, 
Так и норовил бы я 
          Прочь улепетнуть. 
        
Пальцами ребята все 
          Кажут на меня, 
Будто, прости Господи, 
          Сумасшедший я. 
        
Ночь придет -- всю ноченьку 
          Глаз я не сомкну, 
И зарею позднею 
          Только лишь засну. 
        
Погляди, родимая, 
          Ты хоть на меня: 
Что со мною деется, 
          Али болен я?.. 

1843


Оратор и жеребята

В дворе со всех сторон закрытом 
Табун был собран Жеребят. 
Все говорят 
Табунщику сердито, 
Что Жеребята-то уж чересчур шалят. 
"Да что ж мне делать? Ведь острастки 
Им нет тут никакой"! 
"Всё б вам острастки! Это сказки! 
Ручаюсь головой, - 
Сказал стоявший тут берейтор молодой, - 
Что я их усмирю рацеею одной"! 
Пошёл наш краснобай к буянам Жеребятам 
И речь такую к ним повёл: " Честные господа! 
Вести себя, как вы, прилично лишь ребятам. 
Вы собраны сюда 
Как представители грядущих поколений, 
На вас почиют, господа, 
Надежды лучшие высоких убеждений. 
Свобода мысли и труда - 
Вот ваша будущая доля! 
Тогда - 
Брыкаться полная вам воля"! 
"А почему же не теперь? - вскричали Жеребята, - 
Ведь мы уж не ребята"! 
И подняли такой ужасный гам, 
Что, убоясь тревоги, 
Оратор наш скорее к воротам, 
И подавай Бог ноги. 
Прости мне, дедушка, что я на этот раз 
Припомню кой-кому разумный твой наказ: 
Оратору такому 
На стенке надо б зарубить, 
Что б там речей не тратить по-пустому, 
Где должно власть употребить. 
(из басни И. А. Крылова " Кот и Повар"). 

1862


Плач на кончину государя императора Николая Павловича

"И Тебя мы проводили, 
И тебя мы схоронили, 
Вождь вождей, царей диктатор, 
Наш великий Император, 
Мира светлая звезда, 
И Твоя пришла чреда!..". 
        
Мы не думали, не ждали, 
Приготовившись к борьбе, 
Слышать в горе и печали 
Память вечную Тебе. 
        
С верой в Бога всеблагого, 
Не считали мы врагов 
И молили Трисвятого, 
Чтобы Ты лишь был здоров. 
        
Царь великий, незабвенный, 
Батюшка Ты наш родной! 
Перед целою вселенной 
Охранял Ты наш покой! 
        
Что ж, родной наш, не дождался 
Благодарности от нас? 
Что ж Ты рано так собрался 
В путь далекий в этот час? 
        
Погляди, на нас злодеи 
Поднялись со всех сторон: 
Али больше лиходеи 
Не тревожат Твой уж сон? 
        
Ты ж не спал, когда мы спали, 
Ты же бодрствовал за нас: 
Аль уж мы чужие стали 
Для Тебя в сей горький час? 
        
Погляди, -- мы все рыдаем 
И тоскуем за Тобой, 
Царский гроб Твой обливаем 
Неподкупною слезой... 
        
Боже вечный! Не дерзаем 
Проникать в Твои судьбы 
И смиренно изливаем 
Сокрушенные мольбы. 
        
В Царской облечен порфире, 
Он не знал, что есть покой, - 
Хоть уж в том Его Ты мире 
Со святыми упокой!.. 

1855 года 26 Февраля


Разгулье русского человека

Ну-ка, Ваня, выпьем, что ли, 
Право, важное винцо! 
Маком-цветом заалеет 
Загорелое лицо. 

Ну, держи стакан ровнее, 
Да рукою не тряси, 
Выпей сам; да мне скорее 
С добрым словом поднеси. 

Мы от царского кружала 
Веселешеньки пойдем, - 
Шапки на бок посодвинем 
И лихую запоем. 

Красные на нас молодки 
Из-под ручки поглядят; 
Втихомолку нас похвалят 
И примолвят: "То-то хват!" 

Встретим батьку -- шапку снимем, 
И под руку подойдем: - 
Он сама ведь добродетель 
И давно у нас попом. 

Там близ церкви деды наши 
Внуков с поля в хаты ждут, 
И одни промеж собою 
Речь разумную ведут. 

Мы поклонимся учливо 
На завальнях старикам; 
Гладя бороды седые, 
Ухмыльнутся они нам. 

Ну, держи ж стакан ровнее, 
Да рукою не тряси, 
Выпей сам, да мне скорее 
С добрым словом поднеси. 

1843


Русь

Из-за моря, издалека 
Шел на Русь к нам супостат, 
И пришлося одинокой 
Ей противу всех стоять. 

Он Двунадесятъ народов 
За собой -- разбойник -- вел, 
И не спрашивался броду, 
Прямо в омут с ними шел. 

Застонала Русь родная, 
Раскачалася она, 
И на Бога уповая, 
В битву ринулась одна. 

О полки злодеев лютых 
Раздроблялась русских грудь: 
Но ни часу, ни минуты 
Не хотела отдохнуть 

Драгоценная, родная, 
Русь -- кормилица моя, 
Православная, святая, 
Благодатная семья. 

Под метелицу, под вьюгу 
Погнала она врага, 
И уж доказала другу, 
Как легка ее рука. 

Рядом с дедушкой -- Бореем 
Заметала след врагов, 
И незванных лиходеев 
Клала в землю без гробов. 

Перешла за грань святую 
И отерла пот с чела, 
И за мать-Москву родную 
Не попомнила им зла. 

"С нами Бог, -- она сказала, 
Не вражда, не велиар", - 
И от сердца им прощала 
Кровь, и слезы, и пожар... 

1844


Серко и Орёлко

    Посвящается господам 
         П. А. Гайдебурову и Ф. Ф. Павленкову.

Серко с Орёлком в дружбе жили. 
Да ведь в какой! 
Одну и ту же песню выли: 
Брехнёт один - брехнёт, наверно, и другой. 
Кухмистер Фалалей 
Натешиться не мог на эдаких друзей. 
Да и они ж его любили! 
Бывало, только Фалалей 
Засвищет песенку какую, 
Они, забыв собачий нрав, 
Летят к нему стремглав 
И воют вместе с ним. На музыку такую 
Сердились лишь ближайшие соседи. 
Но надобно ж такой беде случиться: 
В какой-то там "Приятельской беседе" 
Случилось повару опиться 
И окочуриться потом. 
Честь честью повезли на дрогах Фалалея, 
За дрогами следом, 
Кормильца своего жалея, 
Хвост опустив, пошли Орёлко и с Серком. 
В могилу повара, как должно, опустили. 
Засыпали землёй и тризну сотворили. 
"А что, Серко, - Орёлко говорит, - 
Уж не повыть ли нам"? "Повыть"! 
"Ну, так уж я сначала". 
"Ну, нет, брат, я". 
"Да у тебя 
И голосу-то мало, 
И воешь ты, чёрт знает, как"! 
"Да уж не так, 
Как ты, дурак"! 
И, слово за слово, сцепилися друзья, 
Хоть в пору разливать водою. 
Мне сказывали, что... Не верю, впрочем, я... 
Что над могилою одною 
Погрызлись так между собою 
Отчаянных два прогрессиста 
Из-за того, 
Что будто бы у одного 
Вдруг оказался зуб со свистом. 
Что за смешной народ! 
В могиле даже не даёт 
Своей пустою болтовнёю 
Костям умершего покою! 

1868

Всего стихотворений: 12