Георгий Дмитриевич Гребенщиков (1884-1964)

• Биография

Все стихотворения на одной странице

- Оглавление -

Моя отчизна -- скучная деревня 
Для детства моего была -- могила, 
И на всю жизнь о страшном своем мраке 
Запасом грустных дум меня снабдила. 

И рос угрюмым я, и все берег 
Для жизни рабское терпенье; 
Я жил бесцветно, как и все мы -- 
Без ропота, без сожаленья... 

Темно в глазах, на сердце холод, 
В душе тупое озлобленье... 
Тяжка, бессмысленна работа... 
А жизнь -- сплошное оскорбленье!.. 

Но вот смеющийся луч солнца 
Во внутрь души моей проник, 
Согрел ее ея озябшую дремоту 
И путь к теплу и свету я постиг!.. 

Тогда мне жалко стало всех 
Во мраке брошенных судьбой, 
Теплом и светом позабытых... 
Для них зажег я факел свой! 

Хоть факел мой мерцает бледно, 
Но все ж во мрак с ним светлей... 
Зажги и ты, мой брат, свой факел -- 
Пусть мрак рассеется скорей. 

 На кручь алтайскую взбираясь по тропе; 
 Мой конь скользнул по ней окованным копытом, 
 А глубоко внизу в стремлении сердитом 
 Ворчит и пенится седая Бухтарма... 
 
 От сонных лиственниц струится полумрак 
 И молча прячет нас в угрюмой их толпе. 
 Как тихо, глухо здесь... Тропинка как узка, 
 Как упоительна опасности тревога, 
 Как будто еду я в чертог нагорний Бога!.. 
 Все шире горизонт лилово-сизых гор, 
 Все прихотливее их трепетный узор 
 И все желаннее священная тоска... 
 
 А вот и пышный луг с травою в рост коня, 
 С немолчной песнею потоков, здесь рожденных, 
 А выше цепь вершин, снегами огражденных, 
 Там нет уж доступа и нет уже дорог, 
 Там лишь покоится и дремлет Светлый Бог 
 И блеском риз своих склоняет низ меня!.. 

I 

Я пишу тебе, брат мой далекий, 
Из-за синих, безбрежных морей, 
В час заката, когда огнеокий 
Он играет на окнах дверей. 

На ступенях крыльца, на том Свете, 
Где средь писем, средь многих других, 
Я все жду хоть коротенькой вести 
От тебя, беглых строк дорогих. 

Но напрасно: ни слова привета 
Ты не шлешь вот уж несколько лет, 
И никто из родных... Что же это? 
Или всех вас в живых уже нет? 

Непосильна такая утрата -- 
Каждый миг в ней слезой орошен, 
Ибо в облике милого брата, 
Я родного народа лишен. 

Но я жду. Ожиданье -- надежда, 
А в надежде -- всей жизни мосты -- 
В ней равны и мудрец и невежда 
И пустыни небес не пусты. 

За день почта немало приносит: 
Сноп газет, объявленья, счета. 
Каждый день кто-то что-либо просит -- 
Бесконечных сует суета. 

Каждый день чей-то друг в черной рамке, 
Длинный список потерь на войне -- 
Дань безносой прожорливой Даме 
Все обильнее в каждой стране. 

Да, великие, брат, приключенья 
Происходят на нашем веку -- 
Изменились ветра и теченья, 
И века в непорядке текут... 

Все попятилось к средневековью, 
А меж тем, мир кует свой прогресс... 
Знать, по-старому -- жертвой и кровью 
Воздвигается подвига крест... 

И решил я тебе откровенно 
Молвить слово один на один, 
Обсудить, что в былом незабвенно, 
Что в грядущем достойно седин... 

Если даже тебя уже нету -- 
Пусть на Родине всяк будет брат: 
Только брату пишу я все это 
Из-за моря скорбей и утрат. 

II 

Вот пришел я домой на закате -- 
Дни труда, как свинцом налиты, 
И сажусь помечтать об утрате 
Многих утренних зорь золотых. 

Не узнал бы ты прежнего брата -- 
Сложный путь мне судьба отвела, 
Да и юность, что рдела когда-то, 
Полиняла, мой друг, отцвела. 

Но бывали и мы рысаками: 
Ты мне ребра по-братски крепил, 
Я делился с тобой синяками 
И от боли белугой вопил... 

И давно ли в нужде многотрудной 
Шли мы вместе по лону земли, 
Где до нас, в тишине непробудной, 
Пахарей поколенья легли? 

Нашей матери всем я обязан: 
Тем, что правду искать не устал, 
Тем, что к Родине сердцем привязан, 
Даже тем, что мечтателем стал. 

Потому-то и мать и родитель, 
В назиданье грядущих племен 
Почтены мной на сером граните 
Среди здешних заморских имен. * 

Пусть пришелец России, случайно 
Натолкнувшись, нагнется, прочтет 
И в смущении необычайном 
Постоит, помолчит, отойдет. 

Пусть не знает никто, чем велико 
Имя русской безвестной четы -- 
Ведь и время заносит безлико 
Труд победный в живые черты. 

III 

С той поры, как мой конь гнедо-карий 
Рассекал серебристый ковыль, 
Шар степной и простор полушарий, 
Измерял мой пытливый костыль. 

Но со мною родимые тропки 
И увалы, что были ничьи, 
И долины, и круглые сопки, 
И знакомые с детства ручьи. 

В тайном вздохе и песенке грустной, 
В ярком дне и бессонной ночи 
И в труде и беседе изустной, 
Бьют все те же живые ключи. 

На высотах и в дебрях Востока, 
И под пальмами южных пустынь, 
И на северной стуже жестокой, 
И средь западных древних святынь; 

В Цареграде, Бизерте, в Тулоне 
И на белом прованском песке, 
У подножья колонн в Пантеоне -- 
Всюду верен я той же тоске... 

И повсюду, где в дымке скитаний, 
Незакатно горела заря, 
Выплетал я свой невод мечтаний, 
Чтоб в попутные бросить моря, 

Чтобы щедрым, богатым уловом 
Одарить бы родимый простор, 
Чтоб сравнением -- вещим и новым 
Летописный украсить узор. 

Много стран и скорбей я измерил, 
Под трудами чужбин изнемог, 
Но я в Родину верил, я верил, 
Как ты в пашенный веришь залог. 

Мудрено ли, что в мире исканий, 
Средь друзей или вражеских масс, 
В буре свиста и рукоплесканий, 
Был правдив мой о Родине сказ. 

IV 

Почему же, ты спросишь, наверно, 
Я не еду в родные края? 
Потому, что люблю я безмерно 
Приключенья, что сказку таят. 

Повидал я на свете не мало 
И чудес, и красот, и прикрас, 
Только сказка, что сердце искало, 
На Руси оказалась у нас... 

Вот по этой-то самой причине 
И по голосу братской крови, 
Я сегодня в особой кручине 
И хочу написать... о любви. 

О любви, неизведанной прежде, 
Что как луч в облаках, далека, 
Что во сне, иль в бесплотной надежде, 
Только самым счастливым близка. 

Так близка, как закатный луч солнца, 
Приникая прощально к земле, 
Сыплет золотом даже в оконце -- 
Помнишь? -- хижины нашей в селе. 

Помнишь нивы пшеничной суслоны, 
Блеск серпов и прозрачный ручей, 
Жницы, матери нашей поклоны 
В позолоте последних лучей? 

Так далекое может быть близким, 
Так мы сказку творим наяву, 
Если только высокое низким 
Не завалим в кладбищенском рву... 

Да, в долгу я у дедовских пашен, 
Что оставил давно позади: 
Это ими мой путь был украшен, 
Ими песни творились в груди. 

Потому, на житейском закате, 
Дожиная ржаную постать, 
Не хочу я в последней расплате, 
От плательщиков долга отстать. 

Заплачу и слезой и улыбкой 
И устои, увы, потрясу, 
Как в пословице молвится гибкой: 
В сем сестрам по серьгам поднесу... 

V 

Но убогое слово не сможет 
Объяснить ту тревогу в тиши, 
Что волнует, и точит, и гложет, 
Как червяк сердцевину души... 

И все чаще я вижу виденье: 
Поле жатвы, мелькают серпы. 
Труд и зной. Голубое кажденье 
От костра застилает снопы. 

На меха, как молящие руки, 
Две оглобли торчат в небеса, 
А на них, от безделья и скуки, 
Ветер люльку раздул в паруса. 

Эта люлька, что ветер качает -- 
Не звено ли грядущих времен? 
Без нее вся земля одичает, 
С него мир -- в цвете ярких знамен. 

Так владеют видения мною, 
В них мне грезится Родина-мать, 
Назову ль я их песней родного 
Иль никак не сумею назвать. 

Только знаю, что имени нету 
Для того, что в слова не вместить, 
Что, скитаясь по белому свету, 
Я не смею по ветру пустить. 

Это зори за балкой знакомой, 
Это копны на дальнем лугу, 
Это воз с золотою соломой, 
Это все, что забыть не могу. 

Это праздничный звон колокольный, 
Это пашенный запах земли 
Или песенный голос раздольный, 
Или в небе летят журавли. 

Это крестик над вечным покоем, 
Это в марте косач на току... 
Словом, все, все такое, 
Что в восторг претворяет тоску... 

VI 

Так-то, братец, и я, грешным делом, 
Заскучал о родных очагах, 
О бескрайных, таежных пределах, 
О горах и степях, и лугах. 

И о дымке Отечества сладкой, 
О тропинках, знакомых давно, 
О ручьях, из которых нападкой 
Пил я, видя прозрачное дно. 

Вот пишу и писать не устану -- 
Не могу оторваться от строк, 
Точно медленно в старую рану 
Лью по капле целительный сок. 

Не забыть, как великий Шаляпин 
Мне такое однажды сказал: 
"Я бы там даже черта облапал, 
Я б там волка, как брата, лобзал". 

Не пойми меня как-нибудь ложно: 
Я на личную жизнь не ропщу -- 
Все, что смертному только возможно, 
Я имею здесь -- все, что хочу. 

-- Матушка!.. Скажи мне: скоро ли весна?.. 
Скоро ли откроешь створку у окна?.. 
Я хочу увидеть зелень нив и лес, 
Посмотреть на зори и лазурь небес... 

Ты мне говорила, будто по весне 
Сила и здоровье вновь придут ко мне, 
Будто вновь я в поле буду рвать цветы... 
Ну, скажи: ведь правду говорила ты?.. 

-- Правду, правду, милый! -- отвечала мать, -- 
Будешь ты весною вновь цветочки рвать... 
Будешь резво бегать целый день в сада 
И играть в кораблик на большом пруду... 

А сама спустила штору у окна, 
Чтобы не смотрела в горенку весна, 
Чтобы сын не видел ее красных дней, 
Чтобы не терзался жаждою по ней!.. 

-- И рыбачить буду!.. И на луг пойду, -- 
Говорил он робко, тихо, как в бреду, 
И, закрывши глазки, холодел опять... 
И над ним с тоскою вновь склонилась мать... 

-- Матушка!.. Цветов мне... Я их так люблю... 
Мотыльков красивых много наловлю! 
Без ответа, горько, тихо плачет мать... 
Да... Она сумеет милаго убрать!.. 

 Я бью челом твоим седым просторам 
 И в ширь, и в даль твою влюбленным взором 
               Смотрю, не насмотрюсь!.. 
 И мне мила печаль твоей пустыни, 
 Печаль безмолвных тундр, и, как святыне, 
               Я трепетно молюсь 
 Бескрайно-дымчатым твоим равнинам, 
 Полям, степям и гор вершинам... 
 Как тайный клад, давным-давно заклята, 
 Лежишь под спудом ты, любовью не почата. 
               Спят слуги-сторожа. 
 Уныло все, и залежи сокровищ, 
 Во власти темных и глухих чудовищ, 
               Грызет слепая ржа! 
 И больно мне, страна моя родная, 
 Что над тобой не светит в край из края 
               Свободной правды луч. 
 Блеснет ли он над богатырской силой, 
 Распятой на полях отчизны милой 
               В тени угрюмых туч!.. 

    Посвящение 

"Ах, братец, милый, пощади: 
Не придирайся к букве строго. 
Здесь, знаю, недочетов много, 
Как много старых ран в груди. 

От наших лет, как от былого, 
Небесной музыки не жди. 
Письмо мое, как стон порыва, 
Как крик в ночи -- сдержать невмочь, 

Писал я наскоро всю ночь 
Семь лет назад... С любовью брата, 
Спешил, писал чуть свет-заря 
Гонцу, посланцу за моря. 

То был пилот, молчун суровый, 
Родной, загадочный и новый... 
Он верил сам -- достигнет шири 
В два дня родной моей Сибири, 

И не казалось это сказкой -- 
Он улетел через Аляску. 
Но сердце так тогда хотело, 
Чтоб весть моя с ним долетела 

До недоступного предела... 
Но, видимо, судьбу письма 
Могильная покрыла тьма 
Иль затерялось оно где-то: 
От брата не было ответа. 

На перепутье долгого пути и бездорожья, 
Где-то у синих диких Орегонских гор, 
У их скалистого безлюдного подножья, 
Меня остановил многоголосый хор. 

То пели сонмы волн седого океана 
И бились грудью в грудь неодолимых скал, 
Но всепобедною октавой урагана 
Грознее всех гремел Девятый Вал. 

Как самая унылая струна на гуслях у Баяна, 
Гремела у подножия могучая волна 
И спорила со скалами о мощи океана, 
О глубине стихий, о вечных тайнах дна. 

И здесь, на грани желтого песка и скал, 
Где заглушает все желания немолчный шум, 
Я замер и забыл, что в жизни я искал: 
Хор волн остановил теченье грустных дум. 

И только явь, столь явная в живом просторе, 
И пена белая громкокипящих волн, 
И сила неуемная в стихийном споре 
Уносит в даль, как перышко, рыбачий утлый челн... 

Это моя привычная распятая мечта, 
Мой челн на родину, в обитель Бога, 
К подножью кровью обагренного креста 
Открылась предо мной безбрежная дорога. 

Не надо слов, когда живая явь ясна: 
Вот скалы вечные дробятся на куски, 
С песком из них, играя, тешится волна... 
Мой парус поднят. Мой путь -- за океан тоски. 

Всего стихотворений: 7