Наталия Васильевна Грушко (1891-1974)

Все стихотворения на одной странице

- Оглавление -

В стране полунощной, где мертвые цветы
Венчают чьи-то тихие могилы,
Где нет людских шагов, лишь ветр гудет уныло,
Среди снегов почиешь мирно ты.
Живой меж мертвыми и мертвый меж живыми,
Ты шепчешь мне слова давно забытых рун,
И силюсь вспомнить я твое былое имя
И слышу тихий вздох и шепот — Гамаюн.

                     Анне Ахматовой

Как пустыня, ты мною печально любима,
Как пустыня, твоя беспощадна душа,
Ты стройна, словно струйка прозрачного дыма
                                Гашиша.

Твои губы душистей смолы эвкалипта,
А улыбка на них — ядовитей змеи,
Улыбалася так лишь царевна Египта
                                Ан-нэ-и.

Твои мысли нам, смертным, темны и неясны,
Их прочтут только в будущем — жрец или бог.
Я хочу умереть под стопою прекрасной
                                Твоих ног.

На башне пробило двенадцать часов,
И подняла стража мосты.
Ах, замок наш крепок, супруг мой суров
Не вырвешься ты.

Супруг мой любовью и ревностью пьян.
Потупил он сумрачный взор;
С ним тайно шептался старик-капеллан,
Палач приготовил топор…

Я знаю, что буду томиться в аду,
Прости мне, Небесный Отец!
Я ходом подземным тебя проведу,
Прекрасный певец.

И верный мой паж оседлает коня
И ждать тебя будет в лесу,
Ты радость мою унесешь от меня,
Я — слезы твои унесу.

И буду я думать: где ступит твой конь,
Умрет, улыбаясь, трава.
И брошу я четки святые в огонь,
В очаг, где пылают дрова. 

Взлетают проворные пальцы.
Игла, словно жало, скользит,
И быстро ложится на пяльцы
Узором воздушная нить.
Над пяльцами жизни лениво —
Над мукой царя и раба,
Лукаво смеясь, прихотливо
Узоры выводит судьба.

Вот ты ушел — и я страдаю,
И плачу, волю дав слезам,
Как по утерянному раю
Еговой изгнанный Адам.

Но ты вернешься — и с тобою
Так скучно, скучно будет мне,
Как с надоевшею женою
По восемнадцатой весне.

Два раза повторил мое имя,
Просветлел и опять погас…
Неужели мы будем чужими
И на этот раз?
Ах, не знаю, кто мне дороже,
Ночь стала ярче дня…
Никола, угодник Божий,
Спаси меня!

День ненужный и хмурый скользит за окном,
Осень желтые листья срывает в саду,
Я раскинула карты — гадаю о нем,
Самовар загудел — накликает беду.

Карты лгут мне какой-то причудливый вздор —
Путь далекий, король с обручальным кольцом —
Ветер рвется из сада в поля на простор,
От порывов его содрогается дом.

Ах, упиться бы жизнью как старым вином,
Но кому же я сердце свое понесу?
Осень в окна стучится холодным дождем,
Да неясыть хохочет и плачет в лесу…

Я вся дышу печалью гнева,
Душа до края им полна.
Вкусив запретный плод от древа,
Я им на смерть осуждена,

В пылу страстей, в огне объятий,
Когда померкнут все слова,
Я слышу звук твоих проклятий,
Палач мудрейший Иегова.

Ты дал нам к вечности стремленье,
Нам, двум безумцам, полным сил,
Но в кубок страсти пресыщенье
Тоску и ужас уронил.

За мгновение счастья с тобой
Заплачу я тяжелой судьбой.
Дни позорно-темны, не смеются мечты.
Где же ты? Где же ты?

Презирать я тебя не могу,
А скажу: ненавижу, — солгу.
Засыпая, хочу тебя видеть во сне,
Но… не снишься ты мне.

Ранним утром, встречая зарю,
— Ближе смерть, — я смеясь говорю…
Ведь душа умерла… Дни уныло-пусты…
Плачу я… Где же ты? 

Черноокою гитаной
Встану я, перед тобой,
В пляске бурно-огневой
У холодного фонтана.
Вот ты прянул, весь дрожа,
Сжав кинжал рукою смуглой,
Кровь моя рубином круглым
Тихо падает с ножа.

Как лилии прозрачны, как вешний сон легки,
На полевую кашку садятся мотыльки.
Садятся шаловливо и пьют душистый мед,
Не ведая, что тут-то и смерть их стережет.

Бесшумно катит волны усталая река,
И в ней купают гривы седые облака.
Краснеет земляника под кочкою в тени,
Но пахнут мхом и тленьем израненные пни.

Сижу я у дороги, у самой у межи,
Кузнечики стрекочут в зеленой, сочной ржи,
А ветер по оврагам свистит, гудет в лесу,
О, как до Бога чистым я сердце донесу!

Ты усни, отдавшись ласке,
Не моей, о нет…
Старой няни, певшей сказки
В прошлом, много лет.

«Ты, мой серенький котенок,
Козлик золотой.
Спи, мой сладкий, мой ребенок,
Спи, Господь с тобой».

В этой песне смысла мало,
Нет и красоты,
Но спокойней засыпала
В колыбели ты.

И теперь, когда страданья,
Душу истомят,
Не таи в груди рыданья,
Слез горючих яд.

И усни, отдавшись ласке,
Не моей, о нет,
Старой няни, певшей сказки
В прошлом, много лет. 

Сенокосили… На сносях я ходила,
Первого — Иванушку ждала.
Матушка-свекровка откосила
И в деревню ужинать пошла.

Я замешкалась, задумалась, присела
У пенька, а день идет к концу.
Истомилось, разомлело тело,
Пот ручьем катится по лицу.

Матушка-Владычица! Помилуй!
Ох, домой бы… Нету… Не могу…
Зарычала зверем что есть силы,
Завертелись копны на лугу…

Вечер-то приятный да погожий…
Родился Иванушка-сынок,
Странник шел дорогою, прохожий,
Услыхал — перевязал пупок.

Встала я — а солнце только село —
Вымыла младенчика в ручью,
Спеленала фартуком, согрела,
Спи, желанный… Баюшки-баю.

Лукавый китаец, с черной косой,
Ухмыляясь, подает вино,
В глубине его глаз что-то сверкнуло грозой,
И снова печально и темно.

В курильне нет ни души,
На полу циновки и грязь,
Движения китайца надменно-хороши,
Будто он древний, монгольский князь.

Опьянения не дает вино….
Бой, зачем ты здесь стоишь?
— Я думаю о том, как давно
Madame не курила гашиш.

Тянется легкий, таинственный дымок…
Забыты все знакомые слова…
Океан моих грез безгранично широк
И мечты — на нем острова.

Ах, сколько еще мне неведомых стран —
Тибет, Япония, Цейлон!
Гашиш мне даст много нирван
И как смерть глубокий сон.

О, если б губ моих коснулся ты слегка
Своими тихими, влекущими устами,
Я застонала бы, как сонная река,
Когда полнощный вихрь склонится над водами.

Как знамя, радостно, тебя бы унесла
В пучину дивных грез и тайных откровений
И, умирая, Дню шепнула б тихо Мгла:
Ты знаешь — на земле родится новый гений…

Мой верный пес свернулся у порога,
И щурит сонные, ленивые глаза,
За садом тянется пустынная дорога,
Вздыхает вдалеке усталая гроза.

Прибита пыль дождем, кой-где цветы примяты,
Но веселей глядит промокшая трава,
Задором радости ребяческой объята,
О чем-то шепчется болтливая листва.

А мне не по себе — в душе растет тревога,
Непрошенной слезой туманятся глаза —
За садом тянется пустынная дорога,
Вздыхает горестно усталая гроза.

Задремал бродяга ветер
И к земле на миг прильнул.
Мой любимец — рыжий сеттер.
Воздух в ноздри потянул.
Тишина… кругом — ни звука.
Чу!.. кричат перепела.
Долго ль ждать? Какая мука!..
Вот… летят… моя взяла!..

Я — нищий, сгорбленный и старый.
Чтоб жить в грязи, на чердаке,
Весь день бренчу я на гитаре
В промозглом, пьяном кабаке.

Кричат, дерутся проститутки,
Как стая псов из-за куска,
А я бренчу — о как здесь жутко,
Как жизнь наивна и жестка.

А ночью, у себя в конурке,
Когда сойдет на город тишь,
С своей судьбой играя в жмурки,
Я, как калиф, курю гашиш.

Тогда душистый дым, как сон, сметает годы
И глубь веков становится ясна —
Я вижу, как рождаются народы,
Как вымирают племена.

А утром, сгорбленный и старый,
Бреду по улицам в тоске,
Чтоб снова тренькать на гитаре
В промозглом, пьяном кабаке.

И ничего не знает город —
О, как горда моя душа —
Что победил я смерть и голод
Одною трубкой гашиша.

От века и доныне
Я жду — любовь придет.
Горят пески в пустыне
Под солнцем, будто мед.

Века неумолимы
И каждый миг — как год…
О, неужели мимо
Меня любовь пройдет,

И сердце умирает
От гнева и тоски,
Горят, горят в пустыне
Предвечные пески.

Серебристая ночь без рассвета
Как тогда заглянула в окно.
Я забыла, что песня пропета
И тобой позабыта давно.

И опять захотелось мне снова
Беззаветной, горячей любви,
Яркой ласки, привета родного…
Позови меня вновь… позови. 

Из-за кудрявых облаков
Глядит луна напудренной маркизой,
Мороз трещит и в небо от костров
Несется дым молочно-сизый.

С Невы мой особняк такой надменно-строгий,
И взгляд привратника презрительно гнетет,
И люди думают: Царевна-Недотрога,
Должно быть, здесь, отшельницей живет.

А в зале холодно, сухой трещит паркет,
Со стен глядят старинные портреты
Моих прабабушек… Увы! их больше нет,
Когда-то здесь несли им дань поэты,

Когда-то здесь звучал жеманный менуэт,
Слова признания с капризных уст летели…
Ах, Боже мой! Они — любить умели,
А я — состарилась без страсти, без побед…
И одинока я — девица в сорок лет.

Я затоплю камин, велю подать вина
И буду молча пить до самого рассвета…
Люблю — а в волосах змеится седина,
Стара и влюблена… Плохая шутка это.

Я — танцовщица из Севильи,
Старик-король в меня влюблен,
Старинных кружев для мантильи,
С своим пажом, прислал мне он.

Ресницы юноши — как стрелы,
Глаза — темнее чем агат,
Движенья быстры и несмелы,
Но горд и смел влюбленный взгляд.

Друг к другу юность нас толкнула,
А страсть сказала все слова…
Смеясь и плача, я швырнула
Ему под ноги кружева.

Ты мне солгал…. Когда-нибудь, объятый
Ночным безмолвием и шорохом тайги,
Как сон любви, приснившийся когда-то,
Ты вспомнишь шепот мой и легкие шаги,

И, не спеша ружье приставив к ели,
Ты крикнешь в ночь: люблю тебя! — Все ложь!..
В полубреду, заслышав зов мятели
Мой тихий смех ты вспомнишь… и умрешь

Я иду по веранде пустынной,
Чуть касаясь до каменных плит,
День ненужный, и скучный, и длинный,
Словно уж меж камнями скользит.

Я иду и не чувствую тела,
Полный кубок свободы мне дан:
Вся душа у меня опустела,
Словно после грозы океан.

Он вздымает валов своих гривы,
Равнодушный к стенаньям земли,
А на дне его спят молчаливо
Погребенные им корабли.

Всего стихотворений: 24