![]() |
||
Русские поэты •
Биографии •
Стихи по темам
Случайное стихотворение • Случайная цитата Рейтинг русских поэтов • Рейтинг стихотворений Переводы русских поэтов на другие языки |
||
Русская поэзия >> Георгий Андреевич Вяткин Георгий Андреевич Вяткин (1885–1941) Все стихотворения на одной странице Больная греза Умирала ты ночью глухой… Ветер выл за окном, стекла окон звенели… И к окну, на огонь, словно бабочек рой. Все снежинки летели, летели… Было холодно в бедной каморке моей, Было тихо… Свеча догорала… Ты на груде тряпья — на постели своей Неподвижно лежала… Разметалась волна золотистых волос, Словно плети, повисли бессильные руки, И в глазах потухавших, ослепших от слез Таял отблеск загадочной муки… И не верил я смерти твоей, В исцеленье поверить боялся… И рыдал, как дитя, и молился, и клялся… Но мертва ты была, мрачной ночи мрачней, Этих бледных снежинок бледней… В тишине, в полумгле Чьи-то страшные тени вставали И ползли по стенам, подползали к тебе И куда-то все звали… …Догорела свеча. И холодной волной Захлестнула тебя предрассветная мгла И с собой унесла… И услышал я шепот родной: — Я свободна, как ветер степной. Я все цепи свои порвала! 1908 Больной В жару, беспомощный, больной, Он долго плакал — мальчик мой. Потом зевнул и улыбнулся И, приподнявшись, потянулся К столу, за книжкой. — Спи, родной, Читать уж поздно. — Я не стану, А книжку мне в кроватку дай, Я посмотрю… А как устану, Так буду с книжкою бай-бай… И я дала. Ну, что же, пусть… В его глазах стояла грусть И стыли теплые слезинки: «Я, мамочка, — сказал он мне, — Увижу Боженьку во сне И покажу Ему картинки». И успокоился, затих, И спит, обняв ручонкой книжку, Где жирный кот, хитер и тих, Стащил у Павлика коврижку. <1914> * * * Быть бедным странником… Как с другом, С высоким посохом идти Лесной тропинкой, пышным лугом, Тесниной горного пути. Любить дыхание заката, Вечерних рос, степной травы, И верить звездам так же свято, Как древле верили волхвы, Чтоб в блеске дня и в шуме битвы И в тишине полночной тьмы Звучали песни — как молитвы, И были думы — как псалмы. Потом покорно и блаженно Принять последнюю печаль, Как чей-то голос сокровенный, Как чей-то зов в иную даль. И, опустив усталый посох, В последний раз прильнуть к нему, И умереть в вечерних росах, Как в сладком жертвенном дыму. 1913 В декабре Декабрьский снег и сух и звонок, Застыла ночь в морозной мгле. Ты в эту полночь — как зверенок На древней сумрачной земле. Бежишь к кострам на перекрестки, Играешь с дымом и огнем, И, отряхая с муфты блестки, Холодным машешь рукавом. И вьются огненные змеи, И жалят воздух и шипят, А ты смеешься, розовея И приковав к ним жадный взгляд. И падают легко и жарко Фонтаны искр на снежный прах… Но дальше, милая дикарка, — Сегодня город — весь в кострах! В морозном мраке цепенея, Земля печальней и древнее, Но звезды жгучи и остры, И взор твой радостный хмельнее, Чем эти буйные костры. <1914> В полях Алым вечером, в полях, Снежно-белых от ромашки, Мы играли в догоняшки, В длинных путаясь стеблях. Запыхавшись, ты смеялась: «Не догнать вам, не догнать!» И, как легкий ветер, мчалась. «Люся! Люсь!» — кричала мать. Ты не слышала. Твой Франтик Между мною и тобою С лаем прыгал по траве. Ты махала мне рукою И плясал твой красный бантик На кудрявой голове. А когда в полях стемнело, Возвращались мы домой. Мама шла и тихо пела. Утомленная игрой, Сонно-сонно ты глядела; Ночь вставала над землей. «Вестник Европы» № 2, 1914 * * * В тебе живет душа фиалки. И не однажды в поздний час Я погружал больное сердце В зеленый сумрак милых глаз. И долго шел пустыней мира По острым кручам и пескам — И было сладко, было больно Приникнуть к синим лепесткам… И вот опять иду на муки, Тоскою новою дыша. Но не со мной ли в час печали Твоя весенняя душа? «Вестник Европы» № 9-12, 1917 * * * В этот день голубой, навсегда уходящий в безбрежность, Перед первой звездой, улыбнувшись в ласковой мгле, Есть ли в сердце твоем беспредельно-глубокая нежность Ко всему, что цветет, ко всему, что живет на земле? Мой доверчивый друг, с детски-ясным и радостным взглядом, С непорочной душой, — непорочной, как в поле цветок, — Жизнь груба и темна, но прелестным и светлым нарядом Нежно блещут цветы и у пыльных, угрюмых дорог! Эта светлая грусть, эта тихая радость близка мне: Будет горек твой путь, словно в чуждом и страшном краю, И падешь ты в слезах и обнимешь холодные камни И поведаешь им всю безмерную муку свою. Но в тяжелом пути, чрез борьбу и тоску и мятежность, — Как нездешний цветок на высоком и хрупком стебле, — До конца, до конца пронеси эту светлую нежность Ко всему, что живет, ко всему, что цветет на земле! «Заветы» № 2, 1913 Верую! Верую! Верой нетленной Верую в нежность небес голубых, В сердце горячее — радость живых — Золотую корону вселенной. Верую! Верую в щедрую силу земли. Как ничтожны утраты земные, Если даже в темницах, — в камнях и пыли, — Вырастают цветы полевые! Под напевы мятелей, в ненастьи, во мгле Разве можно не верить весеннему чуду? Ах, ведь тысячи, тысячи зерен в земле, Незримые, зреют повсюду! Верую! Верую в зовы далеких огней, В крепкий ветер, в соленые брызги прибоя, В бесконечные, вечные дали морей, В буревестника, вестника боя… Все темней небеса, — Значит, буря не минет. Эй, товарищ, крепи паруса! Наше мужество нас не покинет. Верую! Верую в святость вечерней зари: Алый свет на воде, тишина, камыши и осока… Будь как птица, душа, и до солнца замри, Чтобы утром подняться высоко. Будет ночь. Встанут звезды, и Вечность седая Темный лик свой приблизит к безмолвной земле, О, не бойся, душа, и раскройся во мгле, Вся весенняя, вся огневая, Вся как алый цветок на заре. Верую! Верую в радость любви, В эти милые, милые руки, Что врачуют страданья и скорби мои, И в трепете счастья и в горечи муки Верую, верую в благость любви. Верую в ясный младенческий смех, В непорочные детские взоры: Им дороже земные просторы, Им понятнее радость для всех. Верую, силой твоей, Человек, Жизнь эту тяжкую, пошлую, серую Преобразишь ты навек. Верую! 1916 Возвращение Ты ушла — и в доме опустело, Ты ушла — и в сердце тишина, И по целым дням, больной и грустный, Я стою, как призрак, у окна. Почему-то жду, что ты вернешься, Не сегодня, но потом… потом… Праздник сердца скорбью завершится И душа заплачет о былом. И когда остынет пламя страсти И когда тебя измучит ложь, Обо мне одном ты нежно вспомнишь И ко мне, усталая, придешь. Все мы горько ищем и блуждаем, И тебя посмею ль упрекнуть. Как ребенок, встанешь на пороге И опустишь голову на грудь… Ничего друг другу мы не скажем, И не надо. Молча подойду И к коленям, дорогим и милым, Зарыдав от счастья, упаду. «Вестник Европы» № 7, 1914 Девятый вал Безрадостно, бесцельно, одиноко, Под грохот бурь, под жуткий скрип снастей, Плывем, плывем… От берегов далеко, — Ни маяка, ни судна, ни вестей. И все острей тревога сердце ранит, И все грозней шумит мятежный шквал, И тайный голос душу не обманет… Прощай, земля! Девятый мчится вал. О, если б только звездная порфира На этот миг блеснула в вышине! Смерть не страшна, — Великий Кормчий мира Все корабли ведет к Своей Стране. <1914> К победе из побед Горит и блещет Жизнь… С стремлением безбрежным, Могучая, как вихрь, бесстрашна и сильна, Несется и горит… Ее огнем мятежным, Как солнцем радостным, вся даль озарена… Горит и блещет Жизнь… Ее жрецы суровы, Ее жрецы сильны: под тяжестью борьбы Лишь крепнут силы их… И рушатся оковы И тьма бежит, бежит, и восстают рабы… И там, в немой дали, как солнцем, озаренный Огнями мятежа, — там новый мир встает, Свободный, юный мир… И весь, весь обновленный, Победой из побед — ликует и поет. И верим, верим мы, что близок праздник Бога, Что близок вечный день… О, пусть еще жива В измученных сердцах тревога. О, пусть еще звучат печальные слова… То — боль последних ран; сраженного насилья Предсмертный слабый бред, тускнеющий кошмар… Но мы, друзья, сильны… знавали наши крылья Удары сильные, — снесут еще удар… О, пусть же блещет Жизнь! О, пусть сильней пылают Мятежные огни! На их зовущий свет Идут, идут борцы… И борются, и знают, Что впереди — победа их побед! «Чтец-декламатор» Том 1. 1909 Карточный домик Вернулись с далекой прогулки И сели с тобой рисовать, А бабушка карты раскрыла И стала на маму гадать. Но карты недобрые были: Сулили заботу и боль, Сказали, что в дальней дороге Тоскует бубновый король… И хмурились брови седые… А мама, уйдя в уголок, Все грустно о чем-то вздыхала И комкала белый платок. Потом невеселые карты И ты в свои руки взяла, Построила домик забавный И — в гости туда позвала. И так ты об этом просила, Что, право, хотелось войти… Как будто твой карточный домик Помог бы нам счастье найти. 1914 Мудрец За серой грудой старых книг, У запыленного оконца Он позабыл, что мир велик, Что каждый день и каждый миг Цветет земля и блещет солнце. И, выводя за знаком знак, Он думал месяцы и годы Над мертвой мудростью бумаг, А на полях качался мак, Играли птицы, пели воды. И умер он, не отгадав Чудесной тайны мирозданья, Отвергнув мудрость птиц и трав И страсть борьбы, и смех забав, И прелесть солнечного знанья. И долго ночью Смерть и Мрак, Смеясь, над трупом колдовали И, прахом посыпая прах, Пыль недописанных бумаг На бледное чело бросали. А утром, радостен и дик, В окно ворвался ветер пьяный, Зашелестел листами книг И вековую пыль от них, Разнес, развеял на поляны… Горело солнце… День сиял, Играли дети, пели птицы, И Бог их лепету внимал И все живущее ласкал Лучами золотой денницы… <1911> На новой даче Еще прозрачен лес весенний И на дорожках дачи — сор, И густо пахнут свежей краской И пол, и окна, и забор. Все двери настежь: теплый ветер Гуляет в комнатах пустых И сушит пол; а на террасе Все блещет в бликах золотых. И даль призывно голубеет, И кто-то ночью у реки То тут, то там проходит с песней И зажигает огоньки… Еще неделя — и на даче Твой милый голос зазвенит И сердце юного соседа Отравой сладкой напоит. Днем будешь петь, бродить по лесу, Качаться с книжкой в гамаке И звать влюбленного студента К веселой лодке на реке. А поздно ночью, засыпая, Вдруг что-то вспомнишь… и вздохнешь О том, что молодость уходит… Но все ж с улыбкою заснешь. А утром молодая радость Вновь постучится у окна И звонкой песней ей ответит Твоя двадцатая весна. «Вестник Европы» № 7, 1914 Одинокий зов Ярко вспыхнула тревога На темнеющей земле… Вдаль зовущая дорога Словно прячется во мгле… Кто-то крадется, жестокий, С окровавленным мечом… Братья, братья! Одинокий, Буду ль биться я с врагом?.. — …Звезды робко в небе светят, Бесконечно-далеки… Братья брату не ответят, И мне больно от тоски… 1906 Одна Измучена жаждою счастья И зноем блаженной мечты, Ушла, одинокая, в поле И долго сбирала цветы. И с грустной улыбкой смотрела На яркий душистый букет, И пела о солнце, о счастьи, О милом, которого нет. Потом замолчала. И долго Стояла, недвижна, бледна, Одна в вечереющем поле… Смеркалось. Всходила луна. Звенели кузнечики дружно, И кротко у темной межи Склонялись в безмолвной молитве Колосья желтеющей ржи. Был вечер — как песня, как сказка… Но некому было отдать Букет полевых незабудок И сердце, уставшее ждать. «Вестник Европы» № 9-12, 1917 Песня лунного луча Опустилась Божья лесенка, Вниз, лучистая, сошла. И задумчивая песенка Над кроваткой замерла. Вышла мама. Тихо в спаленке. Гаснет розовый ночник. Я упал к кроватке маленькой, К русым локонам приник. Встали тени… и поникнули, И качнулися назад… Кто-то стукнул… двери скрипнули, — Видно, мама вышла в сад. Мы одни в затихшей спаленке. Я сияю и пою: Спи, мой цветик! Спи, мой аленький! Баю-баюшки-баю! Я родился ночью синею Там, на небе, в облаках. Я сияю над пустынею И горю в морских волнах. И над лесом засыпающим Лунный свет беззвучно лью, И над озером сверкающим… Баю-баюшки-баю!.. А потом, заслыша песенку, Песню мамы над тобой, Я бегу по лунной лесенке В этот садик молодой. Опускаюсь к дому темному, В доме скучно и темно. Тихо крадусь к клену скромному, Что глядит в твое окно. И ползу по тонкой веточке Прямо в комнатку твою И склоняюсь к милой деточке: Баю-баюшки-баю!.. До рассвета златокрылого Стерегу я детский сон. Пусть милее неба милого, Краше солнца будет он. …Ночь проходит. Тихо в спаленке. Скоро день зажжет зарю. Спи, мой цветик, спи, мой аленький!.. Баю-баюшки-баю… 1907 Потомкам Нет места ропоту, нет места укоризне Пред этой — может быть, последнею — войной: Во имя всей земли, во имя новой жизни Мы приняли борьбу и ринулись на бой. И движемся вперед могучими рядами, Идем под градом пуль, отвагою полны, Затем, чтоб никогда над вашими полями Отныне не звучал безумный смех войны. Окопы, взрывы мин, пожарища, обломки Орудий и штыков и горы мертвых тел — Затем, чтоб счастье жить, далекие потомки, Жить мирно и светло — досталось вам в удел. Ах, не поверят нам и содрогнутся внуки: Так много слез кругом, позора и обид, Что кажется порой: всей этой страшной муки Не вынесет душа и разум не вместит… Считать ли раны нам в неистовстве сраженья, — Их все когда-нибудь история сочтет И, благодарная за жертвы искупленья, Нам в будущем воздаст и славу и почет. А вы, далекие, с незлобными сердцами, А вы, взращенные блаженными веками, Вы вспомните ль потом наш гнев и боль и страх, И ваши девушки лилейными руками Возложат ли цветы на наш остывший прах? «Вестник Европы» № 1, 1916 * * * Потушила свечи на рояли, Подняла усталое лицо И бесшумно, мимо сонной детской. Бледной тенью вышла на крыльцо. Ночь давно. Огни в домах погасли. С поля веет сыростью ночной. Сад и тих, и темен. Лист не дрогнет На деревьях… Пахнет резедой. Села на ступеньки и вдохнула: Хорошо в полночной тишине Под высоким темно-синим небом Отдохнуть с мечтой наедине! Было много слез… Душа устала, Как цветок под бурей, замерла… Но не надо думать о минувшем: Светят звезды, ночь тиха, тепла, Манит вдаль прохладная аллея: Хорошо под пышною листвой… Тихо встала и дошла до клумбы, Сорвала цветок, потом другой, И, взглянув на небо, улыбнулась. Ночь ясна и радостно-чиста, Как любовь омытая слезами, Как в тоске расцветшая мечта. «Вестник Европы» Том 5, 1913 Рожь Цветущей ржи звенящий шелест И тихий лепет васильков, А там, вверху, пустыня неба И караваны облаков. И видно, как горячий воздух Течет над рожью, как под ним Она, склоняясь, сонно млеет И сыплет цветом золотым. Когда ж с полей промчится ветер, Колосья вздрогнут, пробежит Живая рябь по ним широко, Рожь затрепещет, зашумит И кланяется долго, долго… Промчалась бурная волна И вновь кругом под знойным солнцем Покой, дремота, тишина. А темно-синими ночами, Когда поля бледны от рос, К хлебам блаженно-задремавшим Нисходит ласковый Христос. Он медленно идет межами, И радостно, со всех сторон Целуют травы и колосья Его белеющий хитон. 1913 * * * Сирень у окна… А в небе, веселом от солнца и звона, Колышет, колышет Царица-Весна Свои голубые знамена. Ты целыми днями в саду, С раскрытою книгой сидишь, не читая. А ночью, в тревожно-блаженном бреду, Тоскуешь, томясь и мечтая Смеешься чему-то, и плачешь невольно, А взоры — как синие звезды во мгле… Весной, на цветущей земле, Душе одинокой так больно! А утром проснешься — сирень у окна, Лучи на перилах балкона, В сияющем небе — Царица Весна, Её голубые знамёна. 1915 * * * У древних берегов морей, Повитых сумраком и снами, Обломки мертвых кораблей Колышет ветер меж волнами, Хоронит в пене у камней. И бесконечно далеки От мира слов и сожаленья, Шуршат прибрежные пески И веют холодом тоски И равнодушием забвенья. И навсегда обречены Внимать своим же отголоскам, Гремят на море валуны, И нет конца несчетным всплескам Неумолкающей волны… У древних берегов морей — В последний час — душа не прячет Любви и горести своей И, умирая, плачет, плачет, Все неутешней, все больней. О, милой жизни краткий сон И пробуждение в пустыне, Где жуткий звездный небосклон — Как пепел меркнущих времен, Устало тлеющих доныне. Где нет надежд и нет путей, Где тяжко дышит хаос темный, И трупы мертвых кораблей Колышет ветер неуемный У древних берегов морей. «Вестник Европы» № 2, 1916 У рояля В долгих, томительных сумерках Скучного серого дня Трогала пальчиком клавиши, Голову к ним наклоня. Звуки рождались и таяли, Плыли один за другим… Странно и робко и радостно Ты улыбалася им. Словно не струны ты слушала В сумраке поздних часов, А полевых колокольчиков Тихую песню без слов. Словно сама ты у озера Лилией белой цвела, И над тобой, расцветающей, Музыка ночи плыла… <1914> Элегия Был зимний бал, огни и музыка, И дождь цветов со всех сторон. Но пред твоей душою раненой Все протекало, словно сон: Как заблудившаяся девочка, Ты проходила меж колонн. Струились вальсы переливные, Томясь и плача, и звеня. Ты танцовала, как безумная, И все смотрела на меня… О, вечер, сотканный из радости, Из боли, блеска и огня! Потом, спокойная и бледная, Но вся в любви и вся в тоске, Неслась в санях, по снегу звонкому. Прильнув щекой к моей щеке, И две гвоздики темно-алые Дрожали в маленькой руке. Ты знала, девочка печальная, Что я мечтой — в иных краях, Что не к тебе душа прикована, — И долго медлила в дверях, И плакала у темной лестницы, На жестких серых ступенях… Что мог сказать тебе я, чистая, Чем мог утешить горечь мук? Я только гладил пальцы тонкие Похолодевших милых рук И чувствовал, как сердце падает В глухой и безысходный круг. Молчали улицы пустынные. Бледнела ночь. Серел рассвет. О, сказка утреннего сумрака, Волшебный и печальный бред! О, заблудившаяся девочка В шестнадцать с половиной лет! «Вестник Европы» № 9, 1915 * * * Я грущу о солнце жизни, — я грущу о Красоте. Я глубоко, страстно верен расцветающей мечте. Скоро-скоро, полн печали, я уйду от вас, уйду, К солнцу, к звездам, выше, дальше, очарованный, пойду. Вы, жестокие, вы, злые, утонувшие в крови, Не узнаете блаженства, не познаете любви… Встанет утро, вспыхнет солнце, там, вдали, навстречу мне, — Затрепещут в сердце песни — гимны Солнцу и Весне. И, быть может, донесутся песни дивные и к вам, Вешним громом отзовутся по долинам, по горам… И, быть может, гром весенний тьму ночную разобьет, Вас, жестокие и злые, к солнцу жизни поведет… Откликайтесь все, кто верен расцветающей мечте, Кто грустит о солнце жизни— о Бессмертной красоте!.. 1909 Всего стихотворений: 25 Количество обращений к поэту: 5443 |
||
|
russian-poetry.ru@yandex.ru | |
Русская поэзия |