Георгий Андреевич Вяткин (1885–1941)

• Биография Георгия Вяткина

Все стихотворения Георгия Вяткина на одной странице

- Оглавление -

Умирала ты ночью глухой…
Ветер выл за окном, стекла окон звенели…
И к окну, на огонь, словно бабочек рой.
Все снежинки летели, летели…
Было холодно в бедной каморке моей,
Было тихо… Свеча догорала…
Ты на груде тряпья — на постели своей
Неподвижно лежала…
Разметалась волна золотистых волос,
Словно плети, повисли бессильные руки,
И в глазах потухавших, ослепших от слез
Таял отблеск загадочной муки…
И не верил я смерти твоей,
В исцеленье поверить боялся…
И рыдал, как дитя, и молился, и клялся…
Но мертва ты была, мрачной ночи мрачней,
Этих бледных снежинок бледней…
В тишине, в полумгле
Чьи-то страшные тени вставали
И ползли по стенам, подползали к тебе
И куда-то все звали…
…Догорела свеча. И холодной волной
Захлестнула тебя предрассветная мгла
И с собой унесла…
И услышал я шепот родной:
— Я свободна, как ветер степной.
Я все цепи свои порвала!

В жару, беспомощный, больной,
Он долго плакал — мальчик мой.
Потом зевнул и улыбнулся
И, приподнявшись, потянулся
К столу, за книжкой.
— Спи, родной,
Читать уж поздно.
— Я не стану,
А книжку мне в кроватку дай,
Я посмотрю… А как устану,
Так буду с книжкою бай-бай…
И я дала. Ну, что же, пусть…
В его глазах стояла грусть
И стыли теплые слезинки:
«Я, мамочка, — сказал он мне, —
Увижу Боженьку во сне
И покажу Ему картинки».
И успокоился, затих,
И спит, обняв ручонкой книжку,
Где жирный кот, хитер и тих,
Стащил у Павлика коврижку.

Быть бедным странником…
Как с другом,
С высоким посохом идти
Лесной тропинкой, пышным лугом,
Тесниной горного пути.

Любить дыхание заката,
Вечерних рос, степной травы,
И верить звездам так же свято,
Как древле верили волхвы,

Чтоб в блеске дня и в шуме битвы
И в тишине полночной тьмы
Звучали песни — как молитвы,
И были думы — как псалмы.

Потом покорно и блаженно
Принять последнюю печаль,
Как чей-то голос сокровенный,
Как чей-то зов в иную даль.

И, опустив усталый посох,
В последний раз прильнуть к нему,
И умереть в вечерних росах,
Как в сладком жертвенном дыму.

Как в древ­ний храм, — ве­ли­кий и лю­би­мый,
Ове­ян­ный свя­щен­ной ти­ши­ной, —
Опять сюда от суеты зем­ной
Я ухожу, пыт­ли­во­стью то­ми­мый.

Как солн­це днем, как звез­ды в час ноч­ной,
Здесь Мысль веков горит неуга­си­мо,
И, может быть, при­сут­ству­ет незри­мо
Дух муд­ре­цов, ушед­ших в мир иной.

Гомер, Со­крат, Ко­пер­ник и Нью­тон,
Шекс­пир и Данте, щед­рые, как боги,
Не вы ли здесь, пле­ни­тель­ны и стро­ги,
Во всем си­я­нье цар­ствен­ных имен?

О, див­ные цветы зем­ной до­ро­ги!
О, маяки в су­ро­вой тьме вре­мен!

Декабрьский снег и сух и звонок,
Застыла ночь в морозной мгле.
Ты в эту полночь — как зверенок
На древней сумрачной земле.

Бежишь к кострам на перекрестки,
Играешь с дымом и огнем,
И, отряхая с муфты блестки,
Холодным машешь рукавом.

И вьются огненные змеи,
И жалят воздух и шипят,
А ты смеешься, розовея
И приковав к ним жадный взгляд.

И падают легко и жарко
Фонтаны искр на снежный прах…
Но дальше, милая дикарка, —
Сегодня город — весь в кострах!

В морозном мраке цепенея,
Земля печальней и древнее,
Но звезды жгучи и остры,
И взор твой радостный хмельнее,
Чем эти буйные костры. 

В море унынья и пошлости,
В безднах страданья безбрежного
Все мы  — искатели жемчуга,
Чистого, светлого, нежного.

К грезам безумным прикованы,
В радость исканий влюбленные,
К Острову Счастья несемся мы,
Лаской зари осененные.

В море унынья и пошлости,
В безднах страданья безбрежного —
Слава искателям жемчуга,
Чистого, светлого, нежного.

Алым вечером, в полях,
Снежно-белых от ромашки,
Мы играли в догоняшки,
В длинных путаясь стеблях.
Запыхавшись, ты смеялась:
«Не догнать вам, не догнать!»
И, как легкий ветер, мчалась.
«Люся! Люсь!» — кричала мать.

Ты не слышала. Твой Франтик
Между мною и тобою
С лаем прыгал по траве.
Ты махала мне рукою
И плясал твой красный бантик
На кудрявой голове.

А когда в полях стемнело,
Возвращались мы домой.
Мама шла и тихо пела.

Утомленная игрой,
Сонно-сонно ты глядела;
Ночь вставала над землей.

В тебе живет душа фиалки.
И не однажды в поздний час
Я погружал больное сердце
В зеленый сумрак милых глаз.

И долго шел пустыней мира
По острым кручам и пескам —
И было сладко, было больно
Приникнуть к синим лепесткам…

И вот опять иду на муки,
Тоскою новою дыша.
Но не со мной ли в час печали
Твоя весенняя душа? 

В этот день голубой, навсегда уходящий в безбрежность,
Перед первой звездой, улыбнувшись в ласковой мгле,
Есть ли в сердце твоем беспредельно-глубокая нежность
Ко всему, что цветет, ко всему, что живет на земле?

Мой доверчивый друг, с детски-ясным и радостным взглядом,
С непорочной душой, — непорочной, как в поле цветок, —
Жизнь груба и темна, но прелестным и светлым нарядом
Нежно блещут цветы и у пыльных, угрюмых дорог!

Эта светлая грусть, эта тихая радость близка мне:
Будет горек твой путь, словно в чуждом и страшном краю,
И падешь ты в слезах и обнимешь холодные камни
И поведаешь им всю безмерную муку свою.

Но в тяжелом пути, чрез борьбу и тоску и мятежность, —
Как нездешний цветок на высоком и хрупком стебле, —
До конца, до конца пронеси эту светлую нежность
Ко всему, что живет, ко всему, что цветет на земле!

Верую!
Верой нетленной
Верую в нежность небес голубых,
В сердце горячее — радость живых —
Золотую корону вселенной.

Верую!
Верую в щедрую силу земли.
Как ничтожны утраты земные,
Если даже в темницах, — в камнях и пыли, —
Вырастают цветы полевые!
Под напевы мятелей, в ненастьи, во мгле
Разве можно не верить весеннему чуду?
Ах, ведь тысячи, тысячи зерен в земле,
Незримые, зреют повсюду!

Верую!
Верую в зовы далеких огней,
В крепкий ветер, в соленые брызги прибоя,
В бесконечные, вечные дали морей,
В буревестника, вестника боя…
Все темней небеса, —
Значит, буря не минет.
Эй, товарищ, крепи паруса!
Наше мужество нас не покинет.

Верую!
Верую в святость вечерней зари:
Алый свет на воде, тишина, камыши и осока…
Будь как птица, душа, и до солнца замри,
Чтобы утром подняться высоко.
Будет ночь. Встанут звезды, и Вечность седая
Темный лик свой приблизит к безмолвной земле,
О, не бойся, душа, и раскройся во мгле,
Вся весенняя, вся огневая,
Вся как алый цветок на заре.

Верую!
Верую в радость любви,
В эти милые, милые руки,
Что врачуют страданья и скорби мои,
И в трепете счастья и в горечи муки
Верую, верую в благость любви.
Верую в ясный младенческий смех,
В непорочные детские взоры:
Им дороже земные просторы,
Им понятнее радость для всех.

Верую, силой твоей, Человек,
Жизнь эту тяжкую, пошлую, серую
Преобразишь ты навек.
Верую!

Ты ушла — и в доме опустело,
Ты ушла — и в сердце тишина,
И по целым дням, больной и грустный,
Я стою, как призрак, у окна.

Почему-то жду, что ты вернешься,
Не сегодня, но потом… потом…
Праздник сердца скорбью завершится
И душа заплачет о былом.

И когда остынет пламя страсти
И когда тебя измучит ложь,
Обо мне одном ты нежно вспомнишь
И ко мне, усталая, придешь.

Все мы горько ищем и блуждаем,
И тебя посмею ль упрекнуть.
Как ребенок, встанешь на пороге
И опустишь голову на грудь…

Ничего друг другу мы не скажем,
И не надо. Молча подойду
И к коленям, дорогим и милым,
Зарыдав от счастья, упаду.

Безрадостно, бесцельно, одиноко,
Под грохот бурь, под жуткий скрип снастей,
Плывем, плывем… От берегов далеко, —
Ни маяка, ни судна, ни вестей.

И все острей тревога сердце ранит,
И все грозней шумит мятежный шквал,
И тайный голос душу не обманет…
Прощай, земля! Девятый мчится вал.

О, если б только звездная порфира
На этот миг блеснула в вышине!
Смерть не страшна, — Великий Кормчий мира
Все корабли ведет к Своей Стране.

Прости, но зноем жаркой страсти
Ты не сожжешь моей мечты:
Я весь — в иной, нездешней власти
Иной, нездешней красоты.

Вчерашний раб безумной ласки,
Над ней я завтра рассмеюсь
И от обмана бледной сказки
К лазурным далям вознесусь.

Сегодня твой, я завтра буду
У ног другой,  но ни на миг
Не веря призрачному чуду,
Что, вот, желанного достиг.

Я весь — порыв. Я весь — исканье.
Далек мой бог. Суров мой путь.
И страшно вечное алканье.
Пойми. Прости. И позабудь.

Горит и блещет Жизнь… С стремлением безбрежным,
Могучая, как вихрь, бесстрашна и сильна,
Несется и горит… Ее огнем мятежным,
Как солнцем радостным, вся даль озарена…

Горит и блещет Жизнь… Ее жрецы суровы,
Ее жрецы сильны: под тяжестью борьбы
Лишь крепнут силы их… И рушатся оковы
И тьма бежит, бежит, и восстают рабы…

И там, в немой дали, как солнцем, озаренный
Огнями мятежа, — там новый мир встает,
Свободный, юный мир… И весь, весь обновленный,
Победой из побед — ликует и поет.

И верим, верим мы, что близок праздник Бога,
Что близок вечный день… О, пусть еще жива
В измученных сердцах тревога.
О, пусть еще звучат печальные слова…

То — боль последних ран; сраженного насилья
Предсмертный слабый бред, тускнеющий кошмар…
Но мы, друзья, сильны… знавали наши крылья
Удары сильные, — снесут еще удар…

О, пусть же блещет Жизнь! О, пусть сильней пылают
Мятежные огни! На их зовущий свет
Идут, идут борцы… И борются, и знают,
Что впереди — победа их побед!

Вернулись с далекой прогулки
И сели с тобой рисовать,
А бабушка карты раскрыла
И стала на маму гадать.

Но карты недобрые были:
Сулили заботу и боль,
Сказали, что в дальней дороге
Тоскует бубновый король…

И хмурились брови седые…
А мама, уйдя в уголок,
Все грустно о чем-то вздыхала
И комкала белый платок.

Потом невеселые карты
И ты в свои руки взяла,
Построила домик забавный
И — в гости туда позвала.

И так ты об этом просила,
Что, право, хотелось войти…
Как будто твой карточный домик
Помог бы нам счастье найти.

Люблю на­пе­вы ра­до­сти и неги,
И мед­ный гимн кро­ва­во-бур­ных дней,
Свер­ка­ю­щих в стре­ми­тель­ном раз­бе­ге,
Но серд­цу ближе, ближе и род­ней
Ры­да­ю­щая му­зы­ка эле­гий.

К си­я­нью звезд так страст­но и мя­теж­но
Вос­став­шая из праха и пыли,
Она зву­чит мо­гу­че и без­бреж­но,
Вся — горь­кий крик, вся — плач о неиз­беж­ном,
Вся — веч­ный гимн стра­да­ни­ям земли.

И, воз­но­сясь к Гос­под­не­му пре­сто­лу,
Тоски своей не в силах пре­воз­мочь,
В одной моль­бе там бьют­ся дух и плоть…
И, может быть, скло­ня­ет очи долу
Смер­тель­ной мукой ра­не­ный Гос­подь…

За серой грудой старых книг,
У запыленного оконца
Он позабыл, что мир велик,
Что каждый день и каждый миг
Цветет земля и блещет солнце.

И, выводя за знаком знак,
Он думал месяцы и годы
Над мертвой мудростью бумаг,
А на полях качался мак,
Играли птицы, пели воды.

И умер он, не отгадав
Чудесной тайны мирозданья,
Отвергнув мудрость птиц и трав
И страсть борьбы, и смех забав,
И прелесть солнечного знанья.

И долго ночью Смерть и Мрак,
Смеясь, над трупом колдовали
И, прахом посыпая прах,
Пыль недописанных бумаг
На бледное чело бросали.

А утром, радостен и дик,
В окно ворвался ветер пьяный,
Зашелестел листами книг
И вековую пыль от них,
Разнес, развеял на поляны…

Горело солнце… День сиял,
Играли дети, пели птицы,
И Бог их лепету внимал
И все живущее ласкал
Лучами золотой денницы…

Еще прозрачен лес весенний
И на дорожках дачи — сор,
И густо пахнут свежей краской
И пол, и окна, и забор.

Все двери настежь: теплый ветер
Гуляет в комнатах пустых
И сушит пол; а на террасе
Все блещет в бликах золотых.

И даль призывно голубеет,
И кто-то ночью у реки
То тут, то там проходит с песней
И зажигает огоньки…

Еще неделя — и на даче
Твой милый голос зазвенит
И сердце юного соседа
Отравой сладкой напоит.

Днем будешь петь, бродить по лесу,
Качаться с книжкой в гамаке
И звать влюбленного студента
К веселой лодке на реке.

А поздно ночью, засыпая,
Вдруг что-то вспомнишь… и вздохнешь
О том, что молодость уходит…
Но все ж с улыбкою заснешь.

А утром молодая радость
Вновь постучится у окна
И звонкой песней ей ответит
Твоя двадцатая весна.

Ночь угрюма и уныла. Даль угрюма и мертва.
Сгибли радостные песни, сгибли нежные слова…
Отчего ж цветет надежда? Отчего ж светла печаль?
Отчего же сердце рвется в неизведанную даль?
— Возродится, обновится мир усталый и больной,
Будет праздник жизни новой — ясной, чистой и живой,
Все утонет в блеске солнца, затрепещет, зацветет!..
То, что было, не вернется. Все, что будет, то придет.

Ярко вспыхнула тревога
На темнеющей земле…
Вдаль зовущая дорога
Словно прячется во мгле…
Кто-то крадется, жестокий,
С окровавленным мечом…
Братья, братья! Одинокий,
Буду ль биться я с врагом?.. —
…Звезды робко в небе светят,
Бесконечно-далеки…
Братья брату не ответят,
И мне больно от тоски…

Измучена жаждою счастья
И зноем блаженной мечты,
Ушла, одинокая, в поле
И долго сбирала цветы.

И с грустной улыбкой смотрела
На яркий душистый букет,
И пела о солнце, о счастьи,
О милом, которого нет.

Потом замолчала. И долго
Стояла, недвижна, бледна,
Одна в вечереющем поле…
Смеркалось. Всходила луна.

Звенели кузнечики дружно,
И кротко у темной межи
Склонялись в безмолвной молитве
Колосья желтеющей ржи.

Был вечер — как песня, как сказка…
Но некому было отдать
Букет полевых незабудок
И сердце, уставшее ждать. 

Целый день ты груст­на и от всех да­ле­ка.
Все гля­дишь, как плы­вут за окном об­ла­ка.
От­че­го эта боль и тоска?

Разве темен и пуст этот мир го­лу­бой,
Разве неж­ность моя не с тобой?
Разве солн­це, и песни, и даль не для нас?

Опу­сти­ла рес­ни­цы за­пла­кан­ных глаз…

«Я не знаю сама. Я в бреду, я во сне…
Я се­год­ня в да­ле­кой ла­зур­ной стране.
Кто-то душу по­звал, я не знаю куда,
Но земле я се­год­ня чужда.
Я не знаю сама… Может быть, это зов
С незна­ко­мых, но свет­лых род­ных бе­ре­гов…
Может быть, это зов… Может быть, это бред,
Но покоя душе моей нет…»

Улыб­ну­лась ко­му-то несме­ло, не мне.
Не Тому ль, Кто в да­ле­кой ла­зур­ной стране?

И смот­ре­ла, пока не стем­не­ло кру­гом,
Как плы­вут об­ла­ка за окном.

И усну­ла, от сча­стья и скор­би блед­на.
И так свято ды­ша­ла над ней ти­ши­на…

Опустилась Божья лесенка,
Вниз, лучистая, сошла.
И задумчивая песенка
Над кроваткой замерла.

Вышла мама. Тихо в спаленке.
Гаснет розовый ночник.
Я упал к кроватке маленькой,
К русым локонам приник.

Встали тени… и поникнули,
И качнулися назад…
Кто-то стукнул… двери скрипнули, —
Видно, мама вышла в сад.

Мы одни в затихшей спаленке.
Я сияю и пою:
Спи, мой цветик! Спи, мой аленький!
Баю-баюшки-баю!

Я родился ночью синею
Там, на небе, в облаках.
Я сияю над пустынею
И горю в морских волнах.

И над лесом засыпающим
Лунный свет беззвучно лью,
И над озером сверкающим…
Баю-баюшки-баю!..

А потом, заслыша песенку,
Песню мамы над тобой,
Я бегу по лунной лесенке
В этот садик молодой.

Опускаюсь к дому темному,
В доме скучно и темно.
Тихо крадусь к клену скромному,
Что глядит в твое окно.

И ползу по тонкой веточке
Прямо в комнатку твою
И склоняюсь к милой деточке:
Баю-баюшки-баю!..

До рассвета златокрылого
Стерегу я детский сон.
Пусть милее неба милого,
Краше солнца будет он.

…Ночь проходит. Тихо в спаленке.
Скоро день зажжет зарю.
Спи, мой цветик, спи, мой аленький!..
Баю-баюшки-баю…

Нет места ропоту, нет места укоризне
Пред этой — может быть, последнею — войной:
Во имя всей земли, во имя новой жизни
Мы приняли борьбу и ринулись на бой.

И движемся вперед могучими рядами,
Идем под градом пуль, отвагою полны,
Затем, чтоб никогда над вашими полями
Отныне не звучал безумный смех войны.

Окопы, взрывы мин, пожарища, обломки
Орудий и штыков и горы мертвых тел —
Затем, чтоб счастье жить, далекие потомки,
Жить мирно и светло — досталось вам в удел.

Ах, не поверят нам и содрогнутся внуки:
Так много слез кругом, позора и обид,
Что кажется порой: всей этой страшной муки
Не вынесет душа и разум не вместит…

Считать ли раны нам в неистовстве сраженья, —
Их все когда-нибудь история сочтет
И, благодарная за жертвы искупленья,
Нам в будущем воздаст и славу и почет.

А вы, далекие, с незлобными сердцами,
А вы, взращенные блаженными веками,
Вы вспомните ль потом наш гнев и боль и страх,
И ваши девушки лилейными руками
Возложат ли цветы на наш остывший прах? 

Потушила свечи на рояли,
Подняла усталое лицо
И бесшумно, мимо сонной детской.
Бледной тенью вышла на крыльцо.

Ночь давно. Огни в домах погасли.
С поля веет сыростью ночной.
Сад и тих, и темен. Лист не дрогнет
На деревьях… Пахнет резедой.

Села на ступеньки и вдохнула:
Хорошо в полночной тишине
Под высоким темно-синим небом
Отдохнуть с мечтой наедине!

Было много слез… Душа устала,
Как цветок под бурей, замерла…
Но не надо думать о минувшем:
Светят звезды, ночь тиха, тепла,

Манит вдаль прохладная аллея:
Хорошо под пышною листвой…
Тихо встала и дошла до клумбы,
Сорвала цветок, потом другой,

И, взглянув на небо, улыбнулась.
Ночь ясна и радостно-чиста,
Как любовь омытая слезами,
Как в тоске расцветшая мечта.

Цветущей ржи звенящий шелест
И тихий лепет васильков,
А там, вверху, пустыня неба
И караваны облаков.

И видно, как горячий воздух
Течет над рожью, как под ним
Она, склоняясь, сонно млеет
И сыплет цветом золотым.

Когда ж с полей промчится ветер,
Колосья вздрогнут, пробежит
Живая рябь по ним широко,
Рожь затрепещет, зашумит

И кланяется долго, долго…
Промчалась бурная волна
И вновь кругом под знойным солнцем
Покой, дремота, тишина.

А темно-синими ночами,
Когда поля бледны от рос,
К хлебам блаженно-задремавшим
Нисходит ласковый Христос.

Он медленно идет межами,
И радостно, со всех сторон
Целуют травы и колосья
Его белеющий хитон. 

Сирень у окна…
А в небе, веселом от солнца и звона,
Колышет, колышет Царица-Весна
Свои голубые знамена.

Ты целыми днями в саду,
С раскрытою книгой сидишь, не читая.
А ночью, в тревожно-блаженном бреду,
Тоскуешь, томясь и мечтая

Смеешься чему-то, и плачешь невольно,
А взоры — как синие звезды во мгле…
Весной, на цветущей земле,
Душе одинокой так больно!

А утром проснешься — сирень у окна,
Лучи на перилах балкона,
В сияющем небе — Царица Весна,
Её голубые знамёна.

    «Есть скорбь пре­крас­ная»…

                            Над­сон.

Сын ме­те­лей и вьюг, сын сне­гов се­реб­ри­сто-ал­маз­ных,
Сын дре­му­чих лесов и без­бреж­но-ши­ро­ких полей,
Я люблю свою скорбь, — свое солн­це, —
Я мо­люсь толь­ко ей…
Белым, неж­ным цвет­ком, аро­мат­ным и дев­ствен­но-чи­стым
Рас­цве­та­ла она в ис­то­мив­шем­ся серд­це моем
Под ры­да­ю­щий хохот ме­те­ли,
Под тю­рем­ным окном.
Шла со мною она и в му­чи­тель­ный холод из­гна­нья.
Шла со мною она и в за­га­доч­ный мрак руд­ни­ков,
Со­гре­ва­ла уста­лую душу
В тем­ном цар­стве оков.
И в мол­ча­нье ноч­ном все шеп­та­ла кра­си­вые сказ­ки,
Пела тихие песни о сла­до­сти по­знан­ных мук,
Как по­слан­ни­ца доб­ро­го Бога,
Как неве­до­мый друг.
Сын ме­те­лей и вьюг, сын сне­гов се­реб­ри­сто-ал­маз­ных,
Сын дре­му­чих лесов и без­бреж­но-ши­ро­ких полей,
Я люблю свою скорбь, — свое солн­це, —
Я мо­люсь толь­ко ей…

У древних берегов морей,
Повитых сумраком и снами,
Обломки мертвых кораблей
Колышет ветер меж волнами,
Хоронит в пене у камней.

И бесконечно далеки
От мира слов и сожаленья,
Шуршат прибрежные пески
И веют холодом тоски
И равнодушием забвенья.

И навсегда обречены
Внимать своим же отголоскам,
Гремят на море валуны,
И нет конца несчетным всплескам
Неумолкающей волны…

У древних берегов морей —
В последний час — душа не прячет
Любви и горести своей
И, умирая, плачет, плачет,
Все неутешней, все больней.

О, милой жизни краткий сон
И пробуждение в пустыне,
Где жуткий звездный небосклон —
Как пепел меркнущих времен,
Устало тлеющих доныне.

Где нет надежд и нет путей,
Где тяжко дышит хаос темный,
И трупы мертвых кораблей
Колышет ветер неуемный
У древних берегов морей.

В долгих, томительных сумерках
Скучного серого дня
Трогала пальчиком клавиши,
Голову к ним наклоня.

Звуки рождались и таяли,
Плыли один за другим…
Странно и робко и радостно
Ты улыбалася им.

Словно не струны ты слушала
В сумраке поздних часов,
А полевых колокольчиков
Тихую песню без слов.

Словно сама ты у озера
Лилией белой цвела,
И над тобой, расцветающей,
Музыка ночи плыла…

Был зимний бал, огни и музыка,
И дождь цветов со всех сторон.
Но пред твоей душою раненой
Все протекало, словно сон:
Как заблудившаяся девочка,
Ты проходила меж колонн.

Струились вальсы переливные,
Томясь и плача, и звеня.
Ты танцовала, как безумная,
И все смотрела на меня…
О, вечер, сотканный из радости,
Из боли, блеска и огня!

Потом, спокойная и бледная,
Но вся в любви и вся в тоске,
Неслась в санях, по снегу звонкому.
Прильнув щекой к моей щеке,
И две гвоздики темно-алые
Дрожали в маленькой руке.

Ты знала, девочка печальная,
Что я мечтой — в иных краях,
Что не к тебе душа прикована, —
И долго медлила в дверях,
И плакала у темной лестницы,
На жестких серых ступенях…

Что мог сказать тебе я, чистая,
Чем мог утешить горечь мук?
Я только гладил пальцы тонкие
Похолодевших милых рук
И чувствовал, как сердце падает
В глухой и безысходный круг.

Молчали улицы пустынные.
Бледнела ночь. Серел рассвет.
О, сказка утреннего сумрака,
Волшебный и печальный бред!
О, заблудившаяся девочка
В шестнадцать с половиной лет! 

Я грущу о солнце жизни, — я грущу
                о Красоте.
Я глубоко, страстно верен расцветающей
                мечте.
Скоро-скоро, полн печали, я уйду
                от вас, уйду,
К солнцу, к звездам, выше, дальше,
                очарованный, пойду.
Вы, жестокие, вы, злые, утонувшие в крови,
Не узнаете блаженства, не познаете любви…

Встанет утро, вспыхнет солнце, там,
                вдали, навстречу мне, —
Затрепещут в сердце песни — гимны
                Солнцу и Весне.
И, быть может, донесутся песни дивные
                и к вам,
Вешним громом отзовутся по долинам,
                по горам…
И, быть может, гром весенний тьму
                ночную разобьет,
Вас, жестокие и злые, к солнцу жизни
                поведет…
Откликайтесь все, кто верен
                расцветающей мечте,
Кто грустит о солнце жизни—
                о Бессмертной красоте!..

Всего стихотворений: 32