Елена Яковлевна Данько (1897-1942)

• Биография Елены Данько

Все стихотворения Елены Данько на одной странице

- Оглавление -

Легенда

I. Кин-Те-Чен

Много лет назад -- в Китае, 
Где гранат весь год цветет, 
Где над морем золотая, 
Как лимон, луна встает. 
Где под снегом дремлют горы, -- 
Был в кольце зубчатых стен 
Неприступный древний город, 
Славный город Кин-Те-Чен. 
Моряки из стран далеких, 
Чтоб на город тот взглянуть, 
По большой реке с Востока 
В Кин-Те-Чен искали путь. 
И, забыв свой край веселый, 
Для чудес чужой земли, 
Итальянец Марко-Поло 
Там причалил корабли. 
Но железные затворы 
Не скрипели у ворот, -- 
Чужеземцам в древний город 
Запрещен был въезд и вход. 
А безлунными ночами 
Люди видели с холма, -- 
Как несчётными огнями 
Пламенели там дома. 
Там, в огне печей огромных, 
Горожане с давних пор 
Обжигали ночью темной 
Звонкий, блещущий фарфор -- 
Золотистый, как прибрежный 
Солнцем залитый песок, 
И прозрачный, белоснежный, 
Как вишневый лепесток. 
Далеко летела слава, 
Но китайцы сотни лет 
От чужих гостей лукавых 
Сохраняли свой секрет. 
И дремал в долине город 
За кольцом зубчатых стен, -- 
Город нежного фарфора -- 
Неприступный Кин-Те-Чен.

    II. Живописец

Жил живописец в Кин-Те-Чене 
В убогой хижине у скал; 
Он день за днем, не зная лени, 
На стройных вазах рисовал. 
И яблонь розовые ветки, 
И птиц, что в зелени поют, 
И золоченые беседки, 
Где девушки на пяльцах шьют. 
Одну из них, с улыбкой милой, 
Он рисовал прекрасней всех. 
А имя девушки той было 
Хан-Сао -- "серебристый смех", 
И драгоценными камнями 
Ложились краски на фарфор. 
Вот птица Фенг с хвостом как пламя, 
И Кво -- дракон скалистых гор. 
Всем, кто смотрел на вазы эти, 
Искусство мастера хваля, 
Казалось, солнце ярче светит 
И стала радостней земля. 
Любили люди дом убогий, 
Где, в труд усердный погружен 
Сидел на низеньком пороге 
Искусный мастер Линг-Ван-Шон. 
И день за днем неутомимо 
Узоры легкие писал, 
А ветер, с гор летящий мимо, 
У входа яблоню качал.

    III. Татары

1. 
 
Год настал, -- зловещие пожары 
В деревнях соседних занялись, 
Из-за гор свирепые татары 
На конях косматых принеслись. 
Из узорных луков мечут стрелы, 
Рис зеленый вытоптан в полях; 
В городах, от дыма почернелых, 
Кровью забагрянилась земля. 
Разрушает городские стены, 
Сеет смерть татарская орда, 
Столб огня встает над Кин-Те-Ченом, 
Городом искусного труда. 
Горожане не умеют биться, 
Робким пальцам непривычен меч, 
Тем, кто не хотели покориться, 
Сабли головы рубили с плеч. 
Подожженный злобными руками, 
Как лампада, Кин-Те-Чен пылал. 
Линг-Ван-Шон бежал сквозь дым и пламя 
И кого-то в пламени искал. 
Он нашел безжизненное тело 
И стрелу, пронзившую висок, 
И на лоб Хан-Сао помертвелый 
Уронила яблоня цветок. 
 
2. 
 
До утра не замолкали стоны... 
На заре, когда уполз туман, 
Гордо въехал в город разоренный 
Победитель, новый богдыхан. 
Он прошел, казня и убивая, 
От Пекина до Большой Стены, 
А за ним над селами Китая 
Пламенели зарева войны. 
Об искусных фабриках фарфора 
К богдыхану донеслась молва; 
Окружила разоренный город 
И фарфор искала татарва. 
Что найдешь в лачугах обгорелых 
Под камнями, пеплом и золой? 
У печей огромных, опустелых 
Черепки хрустели под ногой. 
При мерцаньи факелов зажженных 
Все дома татары обошли, 
В доме живописца Линг-Ван-Шона 
Вазу неразбитую нашли.

    IV. Богдыхан

Победитель косоглазый 
От сраженья отдыхал, 
Любовался белой вазой 
И художнику сказал: 
"Нарисуй на вазе этой 
Победителя -- меня, 
С топором в руке воздетой, 
В ярком зареве огня. 
Сёла кровью истекают, 
Города разорены, 
Я промчался над Китаем, 
Как могучий бог войны! 
Я хочу на вазе стройной 
Видеть след моих побед". 
Повелителю спокойно 
Отвечал художник: "Нет, 
Не исполню я приказа, 
Что мне в прихоти твоей? 
Я писал цветы на вазах 
Для простых, как я, людей. 
Разве осенью туманной 
Петь заставишь соловья? 
Не рабыня богдыхану 
Кисть прилежная моя. 
Что-ж, веди меня на муки, 
Палачей своих зови; 
У тебя, владыка, руки 
До локтей в людской крови!" 
Побледнел владыка темнолицый 
Палачей с секирами позвал, 
Всех китайцев пленных из темницы 
Привести на площадь приказал. 
И пока на площадь выводили 
Осужденных к смерти горожан, 
Палачи секиры наточили 
И сказал жестокий богдыхан: 
"Я врага не пощадил ни разу, 
Но китайцев этих пощажу. -- 
Распиши мне, живописец, вазу!" 
И в ответ услышал: "Распишу".

    V. Ваза богдыхана

Лишь закатной позолотой 
Небо вспыхнуло вдали, 
В растворенные ворота 
В горы пленники ушли. 
На родимом пепелище 
Пишет вазу Линг-Ван-Шон, 
Позабыв и сон, и пищу 
В труд поспешный погружен. 
Наконец, -- готова ваза. 
Кисть бросает Линг-Ван-Шон, 
И по ханскому приказу 
Уж огонь в печи зажжен. 
Пляшет пляску огневую 
Лижет пламя черный свод 
Вот уже вазу расписную 
Живописец в печь несет. 
Ждут татары за дверями 
Наготове держат меч. 
Линг-Ван-Шон взглянул на пламя, 
И бесстрашно прыгнул в печь 
От неволи неизбежной 
Скрылся в яростном огне... 
Легкий дым, да пепел нежный 
Сторожа нашли в горне. 
А на вазе прихотливой 
Четко выступил узор. 
Богдыхан нетерпеливый 
Стал рассматривать фарфор. 
Видит странную картину: 
Вот он сам -- повержен в прах, 
Над простертым властелином 
Вьется коршун в облаках. 
А кругом -- в полях и селах 
Люди строят, сеют, жнут, 
И царят в стране веселой 
Вечный мир и вольный труд. 
Нет ни бедных, ни богатых, 
Не видать следа войны. 
Здесь встречают, словно брата, 
Гостя из чужой страны, 
Там кузнец вздувает торны, 
Не мечи -- плуги кует, 
А зловещий ворон черный 
Богдыхану грудь клюет. 
Повелитель от испуга 
Еле может говорить 
И приказывает слугам, 
Вазу вдребезги разбить. 
Слуги вазу не разбили, 
(До сих пор она цела!) 
В поле бережно зарыли 
И молва о ней пошла. 
В городах опустошенных 
Говорил, томясь, народ: 
"Скоро вазу Линг-Ван-Шона 
В поле сеятель найдет. 
Вспыхнет радость в разных странах, 
Мир наступит навсегда, 
И не будет богдыханов 
В царстве вольного труда! 
И подслушанный веками 
До чужих дойдет племен 
Сказ о том, как прыгнул в пламя 
Живописец Линг-Ван-Шон." 

Вот на краю тротуара 
Семечки сыплет народ, 
Вот уж прельщаются пары 
Тенью глубоких ворот. 

Запах томительно душный 
Мусорный двор впереди, 
Встал на пороге конюшни 
Черный козел, погляди. 

Лестница всходит под своды, 
Тишь. Коридоры темны. 
Точит звенящую воду 
Кран у облезлой стены. 

В глубь коридорного мрака 
К двери налево ступай, 
Стук твой разбудит собаку, 
Громкий посыплется лай, 

А за дверною доскою 
Легкая поступь слышна, 
Ласково пса успокоит, 
Двери откроет - о н а. 

     (1 января 1926 года) 

1 

Не за то ль, что сердце человечье 
Высоко над злобой вознесла, 
Что в края веселые далече 
Из страны родимой не ушла, 

Не за то ль, что песни ты слагала, 
Нищете и кротости верна, 
Что господне имя повторяя, 
Ты теперь глумленью предана? 

Горе тем, кто в узеньком оконце 
До утра лампаду не тушил, 
Кто стихов чеканные червонцы 
Не сменял на стертые гроши! 

2 

Марсова поля просторы, 
Серый из мрамора дом, 
Бронзовый сторож Суворов, 
Зори над светлым мостом, 

Ветры, летящие мимо, 
Черные прутья оград, 
Грустный, ни с чем не сравнимый, 
Летний запущенный сад, 

Вас я зову, заклиная, 
Вам расскажу я про ту, 
Кто так пленительно знает 
Каждую Вашу черту. 

Слушай же звонкие строки, 
Серый гранит площадей - 
Люди-то нынче жестоки, 
Камни не тверже людей. 

Рдеет Михайловский замок 
В свете вечерней зари, 
Вот за оконною рамой 
Кто-то зажег фонари. 

Вижу я профиль склоненный, 
Легкие линии рук, 
Слухом слежу напряженным 
Речи таинственный звук. 

Пусть над судьбой величавой 
Злые проходят года - 
Путь твой упрямый и правый 
Ты не предашь никогда. 

У саксонцев, и в Китае, 
И у нас века подряд. 
Груды глины добывая, 
Звонко заступы стучат. 
Эту глину чище снега 
На возы кладет народ, 
И скрипя ползет телега 
На фарфоровый завод. 

Распахнул завод ворота, 
А гудок гудит, ревет: 
-- За работу, за работу! 
Мастеров работа ждет! 
Глину в мельнице размелют, 
Всю промоют, истолкут 
И на долгие недели 
Отдыхать в подвал снесут. 
Чтобы глина стала нежной. 
А когда наступит час, -- 
Токарь ловкий и прилежный 
Чашку выточит для нас.

Электрический ток 
Завертел привод, 
На токарный станок 
Токарь глину кладет. 
-- Я проворной рукой 
Глину мну и верчу, 
У станка день-деньской 
Людям чашки точу. 
Все из чашек пьют 
Много раз среди дня, 
Да не вспомнят мой труд 
И не знают меня. 

Вот уж чашечку простую 
Токарь ловко обточил. 
Ручку легкую витую 
Сбоку к чашке прилепил. 
А уж там пылают печи, 
Дверь открыта, горн готов. 
Горновой широкоплечий 
Припасет побольше дров. 
Черный дым из труб клубится. 
Пламя лижет кирпичи. 
Не сгорит, не задымится 
Наша чашечка в печи. 
За железною заслонкой 
Угольки поют, звеня. 
-- Очень твердой, очень звонкой 
Выйдет чашка из огня. 

А когда блестящий, белый 
Из горна возьмут фарфор, 
Мастер кисточкой умелой 
Наведет на нем узор. 
Пишут красками в Китае 
Ярких бабочек в цветах 
И драконов, что летают 
В золотистых облаках. 
А саксонцам любы пташки 
И тюльпанов пышный цвет. 
В Ленинграде же на чашках 
Пишут Ленина портрет.

Краски высохнут, и снова 
Мы поставим чашку в печь. 
Наша чашечка готова. 
Надо живопись обжечь! 
А потом из печки жаркой 
Вынем чашечку рукой. 
Видишь -- краска стала яркой 
И не смоется водой. 
Так бери же чашку смело, 
Пей из чашки сладкий чай 
Да про тех, кто чашку сделал, 
Вспоминай! 

Ходят стройные фигуры 
полем клетчатой доски: 
королевы, кони, туры, 
пешки -- легкие стрелки. 
Кони выгнулись ретиво, 
офицеры держат строй, 
шахматисты молчаливо 
на доске вступают в бой. 
Вот один -- сыграет пешкой, 
облегченно пот сотрет, 
но с лукавою усмешкой 
офицера враг берет. 
И опять -- сидят понуро, 
улыбаются порой. 
Что футбол, что физкультура 
перед шахматной доской?! 
Когда-то в Бенгале 
закаты пылали 
в кровавом и черном дыму. 
Горела пшеница 
и каркала птица 
про голод, и зной, и чуму. 
Страна голодала. 
И старый, и малый 
плелись по дорогим, дрожа. 
И тысячи нищих 
Стучались в жилище, 
где жил молодой раджа. 
Но заперты двери, 
раджа им не верит, 
не знает, что голод в стране. 
Он гладит павлина, 
считает рубины 
и ездит на белом слоне! 
Голодных встречая, 
он щурит ресницы, 
сердясь, понимает плечом. 
Его кладовая 
набита пшеницей 
и голод ему нипочем. 
Во дворец стучится старый нищий, 
исхудалый, черный, -- славно джин. 
Он не просит ни питья, ни пиши,-- 
он принес подарок для раджи. 
-- Подарок? Что такое?! -- 
Смеются сторожа, 
ведут его в покои, 
где дыни ест раджа. 
Старик стоит понуро. 
Дрожат в его руке -- 
забавные фигуры 
на клетчатой доске. 
Летит ездок веселый 
на вздыбленном коне; 
ступает слон тяжелый 
с палаткой на спине. 
Раджа в тиаре белой 
ведет свои полки; 
из луков мечут стрелы 
лукавые стрелки. 
Встают -- налево черный, 
направо белый строй -- 
и ждут, -- трубач задорный 
для них затрубит: "В бой!" 
Смеется князь: -- Сыграть хочу, 
мне нравится игра. 
Тебе за проигрыш плачу -- 
пять слитков серебра. 
Старик качает головой 
в ответ на речь раджи: 
-- Раджа, пшеницы мне простой 
на доску положи. 
На первой клетке -- два зерна, 
четыре -- на второй, 
на третью -- восемь сыпь сполна 
и вновь число удвой. 
Все клетки выложи зерном, 
удваивая счет, 
и станет нищий богачом... 
Хохочет князь: -- Идет! 
Клянусь, для этакой игры 
цена -- невысока! 
И на узорные ковры 
сажает старика. 
Раджа взял белых, нищий -- черных. 
Все тихо -- замерли шаги, 
Непримиримо и упорно 
всю ночь сражаются враги. 
Вот слон стрелку готовит гибель, 
царица черная -- в плену, 
но черный конь копыта вздыбил 
и... горе белому слону! 
Бегут стрелки, сдаются кони, 
все ближе черные кружат, 
раджа бежит -- за ним погоня... 
И шепчет нищий: Шах и мат!.. 
Уже лучи, скользят дрожа 
по темному ковру, 
молчит и хмурится раджа 
в досаде на игру. 
Старик лукаво говорит: 
-- Ну, что ж, раджа, плати! 
И князь рабам своим велит 
пшеницы принести. 
Берет и сыплет горсть сполна 
небрежною рукой: 
на первой клетке -- два зерна, 
четыре -- на второй. 
На третьей -- восемь, и -- пошло... 
Растет на клетках счет, 
растет чудовищно число... -- 
Раджа разинул рот. 
Едва покрыли ряд второй, 
уж нечем больше крыть!.. 
Пришлось мешки из кладовой 
с пшеницей притащить. 
Дошли до пятого едва, -- 
считать идут в амбар. 
Считают день..., считают два... 
Раджу бросает в жар. 
Не досчитать до уголка!.. 
У князя -- ни зерна. 
Пшеница вся у старика 
и нищим отдана. 
-- Эй, стража, бронзовую дверь 
голодным отпирай! 
Все станут сытыми теперь. 
Не веришь? Сам считай! 
В Бенгале радостный галдеж, 
страна полна зерном. 
Где силой правду, не возьмешь, 
там надо взять умом. 
И пригодится нам игра, 
что нас готовит в бой, 
затем сидим мы вечера 
над шахматной доской. 
И недалек веселый срок, 
наступит час расплат, -- 
раджам на запад и восток 
мы скажем: -- Шах и мат! 

Шума тогда не услышишь, 
День позабудешь и час, 
Небо покажется выше 
В зеркале ласковых глаз 

Век удлиненные крылья, 
Словно изваянный рот, 
Черные пряди укрыли 
Шеи торжественный взлет. 

Если, не зная покоя, 
С детства глазами живу, 
Если мне можно такое. 
Видеть лицо наяву - 

Не на старинной монете 
И не на камне резном, - 
Значит - бывает на свете 
То, что считается сном. 

Значит, повериям внемля, 
Люди поверить должны - 
Гости приходят на землю 
Из небывалой страны! 

Всего стихотворений: 12