Михаил Павлович Розенгейм (1820-1887)

• Биография Михаила Розенгейма
• Стихотворения Михаила Розенгейма по темам

Все стихотворения Михаила Розенгейма на одной странице

- Оглавление -

Книга... Открываю:
"Вытопись российская"!
Ну, тебя я знаю,
Знаю, степь ливийская.

Где тебя ни вскрою,
Книга безотрадная,
Всюду предо мною
Та же жизнь нескладная.

Всюду злу свобода,
Права непризнание,
С жизнью дух народа
В вечном отрицании.

Ширина основы,
Нищета развития...
Мрачны и суровы
Люди и события:

Княжеские брани,
Ляхи да татарщина,
Дани, вечно дани -
И над всем боярщина...

Хитрые обманы,
Злостные насилия,
Грозные Иваны,
Темные Василии;

Наглые миньоны,
Гордо недоступные
Всякие Бироны,
Мелкие и крупные;

Сумрачные лица,
Темные сказания, -
Редко где страница
Светлого предания...

Вечно дух народа
Давит сила строгая,
А кругом природа
Бедная, убогая:

Нива неприглядно
Тощая раскинулась,
Небо безотрадно
Серое надвинулось.

Глухо бор сосновый
С ветром окликается,
Жалобой суровой
Песнью заливается.

Слышно в ней, печальной,
Словно поминание,
-
Скорбное о дальной
Старине сказание.

Не гляди так, девица, 
Не сули участия: 
Нет, душе не верится 
В радость или счастие. 
Время увлечения 
Миновалось, ясное, 
Скрыл туман сомнения 
Жизни солнце красное. 

Было сердце молодо 
И любило пламенно. 
Но от жизни холода 
Стало глыбой каменной. 
Не буди ж ретивое 
Негой небывалою, 
Лаской шаловливою 
Не дразни усталое. 

Она пела, и чудные звуки
Отдавалися в сердце глубоко:
То в них слышались жгучие муки
И рыданья о чем-то далеком;

То восторг неожиданной встречи
И безумная радость свиданья,
И кипучие, страстные речи,
И таинственный шепот признанья.

Обаянью сама уступая,
Забывала она про искусство:
Волновалася грудь молодая
Под наплывом тревожного чувства,

Разгоревшися, щеки пылали
Непривычным огнем упоенья,
И сапфирные глазки блистали
Восхитительной негой томленья.

Что сгрустнулся, Ваня,
Что поник, родимый?..
Видно, снова Таня
Пробежала мимо?
Нынче хороводы,
Молодежь гуляет, -
И тебя охота тоже,
Также подмывает.
И тебе бы с Таней
Поплясать хотелось?
Только чтобы, Ваня,
После не жалелось!
В хороводах пляски,
Красные резвятся,
Запылают глазки,
Щечки разгорятся...
Хорошо, ни слова.
А как той порою
Забредет корова,
Стопчет яровое, -
Кто тогда в ответе?..
Мир тебя осудит,
Вычтет, - а с семьею
Что зимою будет?..
Радость да веселье
Дело, брат, богатых.
Ведь и девки тоже
Любят тороватых,
Чтобы с ними знаться,
Нужно, малый, много;
Где ж тебе тягаться? -
Ты ж бобыль убогой!
Нужны там карманы,
Братец, не такие,
Синие кафтаны,
Шляпы щегольские!..
Стыдно ведь парнишке
Стать перед народом
В сером зипунишке,
Хуже всех, уродом.
Что ж соваться к Тане
С голью неключимой?
Бог, брат, с нею, Ваня,
Бог с ней, мой родимый!
Только ведь сначала
Будет тяжеленько...
Ох, и я, бывало,
Плакивал частенько...
Да, разгула голод
Знаемое дело...
Был и я ведь молод, -
Молодость кипела,
 Тоже порывался
Я повеселиться,
К красным приласкаться,
Хватом нарядиться.
Ба!.. Да бедность злая
И меня сызмала,
Что жена лихая,
 За полу держала.
Вырваться нетрудно,
Одному б хватило, -
 И гульнул бы чудно,
Как душа просила;
Да тут совесть в ухо,
Словно голос с неба:
"Знай гуляй, Петруха,
Пусть семья - без хлеба!"
А семья-то, знаешь, -
Старики да дети,
 И у них - смекаешь? -
Я один на свете.
И обдаст как варом...
Вспомнишь их, сердечных, -
Дурь пройдет угаром.
Ну вздохнешь, конечно,
И пойдешь за дело...
Так года летели,
Кровь перекипела,
Кудри поседели.
А теперь, любезный,
Нет уж и охоты...
Всё пройдет, болезный,
Знай себе - работай!..

Пахнуло теплым ветерком,
Как будто вёдро обещая, -
Но тучи черные кругом
Висят, всё небо застилая.
Чуть виден просвет. А пока
Жмет душу грустное сомненье:
Не хватит сил у ветерка
Рассеять вечное затменье...
Так истомили холода,
И теснота, и темень эта!
Когда ж дождемся мы, когда -
Поры тепла, простора, света?..

Боры да поляны, бедная природа -
Сторона родная русского народа!

Как царевна в сказке, духом тьмы заклята,
Спишь ты, Русь святая, мертвым сном объята.

Тщетно отголосков жизни ловит ухо -
Нет живого звука, всё мертво и глухо!

Веет отовсюду холодом могилы...
Где же люди веры, где же люди силы,

Люди убеждений неподкупно твердых,
Под грозою крепких, пред подачкой гордых?..

Праздные вопросы! Глухо, нет ответа!
Хаос, всюду хаос! Ни тепла, ни света!

Вяло, апатично движутся фигуры,
Полная безличность иль карикатуры:

Вот дитя теорий, строгий и холодный,
Знающий из книг лишь жизнь и быт народный;,

Труженик почтенный, он благонамерен, -
Но воззреньям книжным век свой будет верен,

Но с живым вопросом при нежданной встрече
Не найдет он дела, не отыщет речи.

Вот они, взгляните, - смех и жалость вчуже! -
Солнечного диска отраженье в луже.

Русские подделки мрачного Гамлета;
Но могучий образ вечного поэта

Так же по плечу нам, как холопу барин:
Наш Гамлет - Печорин, наш Гамлет - Тамарин, -

Люди отрицанья мелкого и злого,
Люди эгоизма, фатовства пустого,

Под плащом Гамлета наглое бретёрство,
Желчная бездарность, пошлое фразерство.

Вот он, русской жизни хлам и мертвечина,
Бонзы обожанья знатности и чина,

Вот она, фаланга темной этой братьи,
Без числа и меры, русской бюрократьи...

Формализм, да чванство, да холопства сила,
Сила роковая, всё здесь придушила...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Вот и он, народ наш, труженик убогий,
Темный, захудалый в страде жизни многой,

Тяжко пригнетенный в крепостной неволе,
Тщетно, страстотерпец, ждет он лучшей доли!

Вот он, русский мир весь, мир такой огромный,
Гнета и застоя мир тупой и темный.

Немощи гражданской смрадная больница,
Средь семьи громадной сирая вдовица!..

Мать моя отчизна! Русь моя святая!
В общей апатии гибнешь ты, родная.

Но смотреть на гибель и молчать - нет мочи!
Кровью плачет сердце, а слезами очи.

Что же о прогрессе, что же вы кричите?
Где оно, движенье? В чем оно, скажите?

В чем успехи наши?.. где они?.. о, где же? -
Типы нашей жизни всё одни и те же.

Старые знакомцы! - Счет их нам нетруден:
Тот же всё Молчалин, Фамусов да Рудин,

Хлыщ или Обломов... Это всё не ново!
Слово нас заело, бойки мы на слово,

А кругом повсюду нищета стремлений,
Страх живого дела, шаткость убеждений,

Всюду с безобразьем жизни примиренье
Иль протест бессильный, робкое сомненье;

Всюду поклоненье, всюду генеральство,
Кумовство да сделки, низость да нахальство!..

Даром орошают мертвый камень воды,
Даром пролетают над усопшим годы.

Глыбу, не встучняя, влага только точит;
Тот не стоит жизни, кто сам жить не хочет!

А была минута!.. Верилось, казалось.
Будто в самом деле сила подымалась,

Будто, разрывая путы омертвенья,
Сонный пробуждался к жизни и движенью.

Сердце трепетало в сладостной надежде -
Призрак!.. заблужденье!.. Всё мертво, как прежде!..

Русь моя родная! Мчатся над тобою
За годами годы вечной чередою,

И они бесплодно также в вечность канут...
Плачь же, моя песня... Мертвые не встанут!..

Когда Господь открыл мне вежды 
И скверну мира показал, 
Когда, испуганный, одежды 
я, полный скорби, разорвал; 

Когда - в порыве сокрушенья - 
Бежать в пустыню я хотел, 
Чтобы не видеть униженья, 
И черноты, и грязи дел; 

Тогда, сверкая мне из тучи, 
И гласом гнева и суда, 
Он - малодушному Могучий - 
Изрек мне грозное "куда?" 

"Куда? - воззвал Он громогласно. - 
Куда, лукавый человек? 
Бежишь в пустыню безопасно 
Влачить бесплодно жалкий век? 

Не сокрушенье, не молитвы - 
Мне нужен истинный пророк, 
Мне нужен муж для смелой битвы, 
Мне нужен молот на порок! 

Не это рабское бессилье 
Потребно смелому бойцу. 
Иди пред злобу и насилье 
И с ними стань лицом к лицу!" 

И я пошел. Вражду, гоненье 
Я видел, знал и перенес. 
Я слышал пошлое глумленье 
И вопли гнева и угроз, 

И фарисея шепот желчный, 
И вой бессмысленный глупца... 
Но я иду - набат немолчный 
Глаголов правды - до конца. 

Не кроюсь: пусть в меня каменья 
Бросают ближние мои... 
Иду без злобы и смущенья 
Во имя правды и любви. 

Улицей шумной, в толпе экипажей,
Быстро летящих взад и вперед,
Тащатся роспуски с странною клажей:
Гроб на кладбище клячонка везет.
Гроб ненаряден: он просто сосновый,
Даже не крашен, недорого стал;
К роспускам грязным веревкою новой
Крепко его гробовщик привязал.
Тихо по грязи ползет колесница.
Сверху, дырявым прикрыт армяком,
Плотно на гробе уселся возница,
С бранью клячонку валяя кнутом.
Следом за гробом нетвердой стопою
Шел, спотыкаясь, один человек,
Шел бессознательно, только порою
Капали слезы с напухнувших век.
Шел он, как будто какая-то сила
С гробом невольно влекла и его,
Шел, как лунатик, он поступью хилой,
Шел он, не видя кругом ничего.
Муж ли, отец ли? - господь его знает!
Лет не досмотришь на этом лице, -
Дочь ли, жену ли бедняк провожает,
Сына ль хоронит он в том мертвеце?..
Старый фрачишко, короткие брюки,
Всё это узко, в обтяжку на нем,
Тощее тело да голые руки,
-
Видно, что н_у_жда заела живьем.
Сдвинулась набок шляпенка дрянная,
С проседью космы висят надо лбом...
С первого взгляда фигура смешная,
Кажется, будто бредет под хмельком,
Только лицо-то у ней нехмельное, -
Взглянешь, и душу невольно сожмет, -
Смертным бесстрастьем глядит испитое,
Видишь, что с жизнью здесь кончен расчет
Видишь, что точно испил он, бедняга,
Только не зелена выпил вина -
Выпита горя им жгучая брага
Полною чашей, до капли, до дна.
В этом созданьи убитом и бедном
Даже заботы следа не прочесть,
Всё безразлично в обличий бледном...
Смотришь, - и мнится, что сам он и есть
Этого гроба жилец горемычный.
Век свой обык он пешечком ходить,
Ехать-то стало ему непривычно,
Вот он и вылез свой гроб проводить...
Если бы люди узнали искусство
Ближнего душу читать хоть на лбу,
В этой открыли б одно только чувство:
Смутную зависть к тому, кто в гробу.
Если б сказали ему, что возможно
Мертвого к жизни земной воротить,
С дикой боязнью он вам бы тревожно
Молвил: "Не надо, не надо будить!
Снова на муку! За что ж?.. Пощадите!
Сил-то ведь, сил-то не хватит у ней.
Бог с вами! Лучше меня научите,
Как бы и мне-то вот также скорей..."

Наши цензоры и судьи, 
Вы нас гоните везде; 
Что же, судьи, правосудья 
И на вашем нет суде? 
Лишь на нас, судьбой забытых, 
Поднята у вас рука; 
Эх, ребята, бить убитых 
Честь ей-ей не велика. 
Вас послушать, так виновник 
Всех в отечестве невзгод 
Только он, бедняк-чиновник, 
Право, странный вы народ! 
Исправлять вы нас хотите, 
Да берётеся не тут. 
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 
В приговоре вашем строгом 
Мы преступны, мы берем. 
Да, повинны мы пред Богом 
И пред батюшкой царем; 
Сознаем чистосердечно, 
Согрешили мы ему. 
Да, повинны мы конечно; 
Но повинны потому, 
Что в трескучие морозы, 
В неистопленом углу 
Выжимает холод слезы, 
Плачут дети на полу. 
Нам проклятьем вы гремите, 
Стали притчей мы у вас, 
Что ж вы, братцы, не хотите 
Приподнять немного глаз? 
К нам вы строги, будьте ж правы. 
Там повыше, господа, 
Не святые наших нравы, 
Поглядите-ка туда. 
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 
Нашим вместе всем проказам 
Не сравняться, может быть, 
Что иной там барин разом 
Соизволит подцепить. 
Если наш брат взял полтину, 
Так, ей Богу, потому, 
Что подметки нужны сыну, 
И что негде взять ему. 
Там, вверху, не то, не голод, 
Побуждает, не беда; 
Там не терпят в зиму холод, 
Не грызет их там нужда; 
Там о детях нет томленья, 
Всякий знает наперед, 
Что их всех по заведеньям 
На казенный примут счет; 
Там есть все, чего хотите, 
Блага всякие рекой 
Льются к ним, а посмотрите, 
Что там делают с казной; 
Как из службы государя 
Выжимается доход, 
Чтоб, нарядом дочька Варя 
Удивила весь народ, 
Чтоб слетать в чужие краи, 
Чтобы дань свезти в Париж, 
Чтоб держать лакеев стаи 
На служебный свой барыш. 
Чтобы английскому клубу 
Заплатить сполна оброк, 
Чтобы тысячную шубу 
Подарить мамзель Делок, 
Интереснейшей девице, 
С парой миленьких детей, 
Что певала заграницей, 
По кофейным у дверей. 
Вот где зло; но вы молчите, 
Но вы строги только там, 
Где ничем не повредите 
Вашим крошечным делам, 
Где протекции бессильны, 
Где местечек нет в виду, 
Чьи обеды не обильны, 
С кем нет пользы быть в ладу. 
Вместе Богу и мамоне 
Вам хотелось бы служить; 
Не кричите ж о законе, 
Не отучите грешить. 
К делу правды, нашей братьи, 
Не возватъ вам никого, 
Если так лицеприятьем 
Вы позорите его. 

"Барыня-сударыня, матушка Федорушка, 
Что сидишь невесела, 
Голову повесила?!" 
- Ох, отстань, родименький; отвяжись, невпорушка; 
Без тебя тошнехонько, 
Без тебя больнехонько, 
Не мешай мне морщиться, 
Не мешай мне корчиться! 

"Непригоже, матушка; не идет, сударушка; 
Ты ведь дама важная, 
Барыня вальяжная!" 
- Ох, была, родименький; ох, слыла, невпорушка, 
Дамою я знатною, 
Оченно приятною, 
Сытою, богатою, 
К людям тароватою! 

"Знамо дело, матушка; ведомо, Федорушка; 
Златом, серебром, поди, 
У тебя хоть пруд пруди!" 
- Было все, родименький; было все, невпорушка, 
Ныне же с натяжками 
Я живу бумажками 
Пестрыми, красивыми, 
Зауряд фальшивыми. 

"Как же так, сударыня? Как же так, Федорушка? 
Где ж твои рублевики, 
Звонкие целковики?" 
- Вышли все, родименький; вышли все, невпорушка, 
На бумаги новые, 
В кабаки дешевые, 
Немцам за границею, 
Дома - на полицию. 

"Поищи, сударыня; поищи, Федорушка; 
Ты, хоть не опаслива, 
Встарь была запаслива". 
- Не найти, родименький; не сыскать, невпорушка, 
В небе ясна сокола; 
Обнищала догола, 
Пропилась, прокралася, 
Вся изворовалася! 

"Дело дрянь, сударыня; дело дрянь, Федорушка! 
Что об нас поведают, 
Коль соседи сведают?" 
- Сведали, родименький; сведали, невпорушка; 
Плачут все от радости, 
Делают мне гадости; 
Плюют да ругаются, 
Вздуть меня сбираются. 

"Ты сама бы, матушка; ты б сама, Федорушка, 
Помянув родителей, 
В морду бы хулителей!" 
- Не молчу, родименький; не молчу, невпорушка; 
Я и обижаюся; 
Плюнут - утираюся, 
И прошу прощения 
За свое смирение. 

"Дрянь ты стала, матушка; дрянь совсем, Федорушка! 
Надо бы, красавица, 
Нам с тобой поправиться!" 
- Поправляюсь, родненький; действую, невпорушка: 
Отдаю юстицию 
Под надзор в полицию; 
Обрываю армию, 
Завожу жандармию! 

"На кого же, матушка, на кого ж, Федорушка, 
Рать тебе татарская, 
Силища жандармская?" 
- На себя, родименький; на себя, невпорушка, 
Чтобы я приникнула, 
Чтобы я не пикнула, 
Чтоб не ныла жалобой, 
Чтоб "ура!" кричала бы! 

Слава вам, братья, 
славян просветители, 
Церкви славянской 
святые отцы, 
Слава вам, 
правды Христовой учители, 
Слава вам, 
грамоты нашей творцы! 
Будьте ж славянству 
звеном единения, 
Братья святые 
Мефодий, Кирилл! 
Да осенит его 
дух примирения 
Вашей молитвой 
пред Господом сил.

Зубчатый Ай-Петри синеет во мгле. 
Один я стою на прибрежной скале. 
Далеко, широко, в раздольном просторе, 
Лежишь предо мною, ты, Черное море! 
Как полог лазурный, навис над тобой 
Безбрежнаго неба покров голубой. 
Облитое солнцем, как зеркало, гладко, 
Ты, кажется, дремлешь так тихо, так сладко. 
Стою и любуюсь лазурью твоей! - 
За что же ты черным слывешь у людей?... 
Нет, грозное имя ты носишь напрасно, 
Черно ты в день черный, в день ясный ты ясно. 
Ты бурно, ты страшно тогда лишь, когда 
Борьбы с ураганом придет череда; 
Когда, весь одетый в громовыя тучи, 
Он дерзко нарушит покой твой могучий... 

       Всё это было бы смешно,
       Когда бы не было так грустно.

                                М. Лермонтов

Я подавлен, убит, разорен, поражен!
   Это... нет, ни на что непохоже!
Ни с того ни с сего человек отрешен,
   Точно старая брошен рогожа!..
Вот она какова нынче правда у них -
   Новомодное их беспристрастье!
И за что и про что, чем я хуже других,
   Отчего мне такое несчастье?..
Беспорядка в делах не терпел никогда,
   Форма строго во всем соблюдалась,
Сколько должно кому, вот, ей-богу, всегда
   Аккуратно сполна отдавалось...
Говорят, что я брал, что бессовестно крал,
   Что сгубил себя кражей такою, -
Так и место же я не интригой достал,
   Не протекцией, что ли, какою;
Нет, его я купил, за него заплатил
   Чистоганом, сполна до копейки,
Да правителю, дел сверх того подарил,
   Да Амалье Андревне, злодейке.
Как же мог я не брать?.. Надо ж было собрать
   Капитал свой, судите вы сами,
Надо ж было где взять, чтоб и старшим-то дать, -
   Ведь на то они власти над нами!
И теперь вот за то, будто бог знает что,
   Человека вдруг места лишили!
А когда я вступил, - не сменять ни за что
   Уговор на пять лет заключили...
И дивятся потом, что в России ни в чем
   Нет в народе доверья, кредита;
Что подлог и обман одолели во всем,
   Что промышленность ими убита;
Что коммерция пас, что компаньи у нас
   Для подписчиков только ловушки...
Где ж торговле тут быть? Вот образчик для вас,
   Что у нас договоры - игрушки!
Обещают, сулят, оберут, разорят,
   А потом на попятный бесстыдно!
Ну, проситель пускай, а то свой же, им брат -
   Вот ведь это-то мне и обидно!..
Хоть правитель бы дел? - Мало, что ли, имел
   От меня он, проклятый, поживы?..
А до дела дошло - отстоять не сумел,
   Выдал тотчас, Иуда плешивый!
Говорит старый плут, что напрасный бы труд
   Это был, что начальник-де новый -
И законник, и строг, и характером крут,
   Вообще человек пресуровый.
Всё толкует про честь, хочет взятку известь
   И меня-де избрал для примера;
Ну, положим, что так; да на всё же ведь есть
   Заведенный порядок, манера.
Где ж бывало когда, чтобы так, без суда,
   Как из дома паршивую шавку,
С позволенья сказать, словно блудню кота, -
   Выгонять человека в отставку?
Виноват, - ну, меня и предай он суду,
   Но на месте оставь до решенья...
А на месте к суду я дорогу найду,
   Всё ж по крайности нет разоренья!
Суд, конечно, возьмет - но и мне припадет
   От местечка; а суд показанья
Той порой разберет, упущенья найдет,
   Ну... и сделает мне замечанье.
Если ж часом не, то, и откроется что,
   Так какое ни есть преступленье,
Ну, заплатишь тогда подороже за то, -
   И оставят тебя в подозреньи.
Заплатить ничего, если есть из чего, -
   Из чужого платить необидно,
А ведь нынче под суд да и с места его!
   Вот как действовать стали эхидно!
Так-то злобно они и меня подвели,
   Вдруг хватили, как обухом в темя!
А друзья-то, злодеи, сберечь не могли,
   Поддержать хоть на первое время,
Хоть пока перейдет эта валка сплеча,
   Что при новых начальствах бывает...
Натурально, сперва всё идет сгоряча,
   Где начальником новый вступает:
Начинает тотчас исправленья во всем,
   Всё, что старое, гнет и ломает,
Рвет и мечет кругом, всё поставит вверх дном,
   Добродетели силой вбивает;
И крутит, и вертит, недоволен ничем,
   Пока одурь возьмет, и, усталый,
Он рукою махнет; "Провались вы совсем!"
   И пойдет всё, как прежде бывало.
Чаще ж, право, притом дело вовсе не в том,
   Чтоб в сам деле вводить улучшенье,
Нет, а просто открыть в управленьи своем
   Для друзей и родных помещенье.
Да и кроме того, будь начальник Катон,
   Будь как хочешь правдив, неподкупен,
Свят и строг, как закон, - всё ж не каменный он
   И откуда-нибудь да доступен.
Штука - где этот ход! Ловкий сыщет, дойдет -
   Чем начальничье слабо сердечко:
Пусть он сам не берет, - Маша, Даша возьмет,
   К ним ведь тоже есть сзади крылечко...
Можно, сбросив мундир, и с дворецким в трактир
   Завернуть, и с курьером сойтиться...
Вот пружины! На них весь служебный наш мир
   Часто-часто, поверьте, вертится;
Лишь не будь гордецом, пусть зовут подлецом;
   Ведь тебя от того не убудет!
Про тебя ж той порой позамолвят словцо,
   И начальство грешки призабудет...
Смотришь: время прошло и грозу пронесло.
   А пружину подавите ловко, -
Что на плаху вело, награждать уж пошло...
   В службе, верьте, нужна лишь сноровка.

Всего стихотворений: 13