Анна Дмитриевна Радлова (1891-1949)

• Биография Анны Радловой
• Стихотворения Анны Радловой по темам

Все стихотворения Анны Радловой на одной странице

- Оглавление -

                       А. А. Смирнову

Спокойное и страстное лицо
Опалено неслабым здешним солнцем,
И острых крыл неслышен был полет,
Он подходил н руки холодели,
И хмельная кружилась голова.
И, как дитя, что родила я в муках,
Так в муках вырывалась наша песня,
Моя, его, - не знаю, но касанье
С усталостью блаженной вспоминала.
В постели по утрам лежала дольше,
Читала другу новые стихи.
Вечернего не называла гостя
И глаз его не знала о ту пору.
Теперь, не оттого ли, что любовь
Я оттолкнула, как толкают камень,
Что по дороге пыльной, жаркой, белой,
Вонзаясь, ранит странниковы ноги,
А может быть, лишь оттого, что солнце
Здесь ближе к ласковой моей земле,
И птицы есть с коронами, и гордый,
И злой растет здесь кактус, Ангел Песни,
Мой строгий и единый ныне друг
Так ясен стал и нежен, как бывает
С любимою сестрою старший брат.
Мы долго на песке лежим у моря.
Когда ж полуденный спадает жар,
В камнях змеиные мы гнезда ищем,
Студеную пьем воду ключевую,
А ночью поздно по саду мы бродим
И головой к прохладному крылу
Я прижимаюсь, и в глазах мы видим
Созвездья милые, - тогда меня
По новому слагать он учит песни.

Безумным табуном неслись года -
Они зачтутся Богом за столетья -
Нагая смерть гуляла без стыда,
И разучились улыбаться дети.
И мы узнали меру всех вещей,
И стала смерть единственным мерилом
Любови окрыленной иль бескрылой
И о любови суетных речей.
А сердце - горестный "Титаник" новый
В Атлантовых почиет глубинах,
И корабли над ним плывут в оковах,
В бронях тяжелых и тяжелых снах.
Земля, нежнейшая звезда господня,
Забвенья нет в твоих морях глухих,
Покоя нет в твоих садах густых,
В червонных зорях, - но в ночи бесплодной
Взлетает стих, как лезвие, холодный.

В сердце мое как в прорубь глядишь,
Крестишься мелким крестом, крестись, крестись, —
Черная там некрещеная тишь.
А в твоих глазах глубинной синевы
Хватило бы для глубокой для синей Невы,
И в большой аорте твоей сизый голубь живет,
Стонет, воркует, поет —
Люблю, люблю, люблю.
Глупая песня птичья —
Между болью и весельем не знает различья.
А за мною стеною стоят безглазые дни,
Оглушили, ослепили, убили огни,
Которыми каменные пылали города,
И взлетала легкая солома ясель,
И бежали потерявшие звериный разум ревущие стада,
И вопила к небу человеческая страстная страда,
Когда в Фригийском колпаке набекрень
Вбежала в открытые настежь ворота Беда,
На выжженом, на вытоптанном поле не растет ни трава ни колос,
Напрасно вся небесная, вся речная, вся твоя синева,
Бессилен твоего сизого голубя голос.
Дай руку, слышишь, будто сердце бьется,
Вот-вот замрет, нет, дальше несется —
То в груди моей горящих городов беззвучный набат.
Проходи своею голубою дорогой, милый брат.

Горят два солнца пристальных и строгих —
Зеленые и строгие глаза.
И кудри — виноградная лоза,
Где с тенью спорит блеск лучей немногих.
И голос твой — затихшая гроза.
 
Не верится, что говоришь со мною
Ты на земном, на скудном языке,
Как все, склоняешься к моей руке,
Улыбкой улыбаешься земною
И о земной мне говоришь тоске.
 
И странно, что в руках твоих нет лилий,
Что за плечами нет спокойных крылий.

"Звезды падут, люди падут,
Все вострепещет пред ним,
Люди к любимым пути не найдут,
К мертвым и к бедным живым.

Наземь падите, кайтесь, моля,
И не скрывайте лица".
Жалобе черная внемлет земля.
Улица. Песня слепца.

Голос его, как звенящий бич,
Помню слова наизусть.
Катится по миру острый клич.
Плачь, покаянная Русь.

Подобно крови, для того пролитой,
Чтоб песня родилась и не забылась,
Отчизна Данте и Филиппо Липпи,
Твое сладчайшее блаженно имя.
И вновь, тоскуя по родной чужбине,
На севере, где так коротко лето,
Что полюбить глаза не смеют солнце, —
Благословенную я вижу землю,
Где, недвижим, ласкает знойный воздух
Поющее и радостное тело
И где трепещут ангельские крылья —
А у счастливых то зовется ветром;
И золото ее садов я помню;
И краски мастеров ее святые
Или влюбленные; церквей прохладу
И тленный запах ладана и лилий.
И верю, там, как в старину, умеют
Лежать крестом пред статуей Мадонны,
Умеют чтить обряд гостеприимства
И умирать умеют от любви.

К молчанию привыкнуть можно,
Подругой станет тишина.
Как наши тайны осторожно
И чутко слушает она.

Ее, докучную пестунью,
Я прежде от себя гнала
И как-то летом в полнолунье
Врага за друга приняла.

Он о любви мне говорил
С таким взволнованным уменьем,
А после щедро одарил
Предательством и осужденьем.

"Человек человеку - бревно"
                            А. Ремизов

Крепче гор между людьми стена, 
Непоправима, как смерть, разлука. 
Бейся головою и в предельной муке 
Руки ломай - не станет тоньше стена.
Не докричать, не докричать до человека,
Даже если рот - Везувий, а слова - лава, камни и кровь.
Проклинай, плачь, славословь!
Любовь не долетит до человека.
За стеною широкая терпкая солёная степь,
Где ни дождя, ни ветра, ни птицы, ни зверя.
Отмеренной бесслёзной солью падала каждая потеря
И сердце живое моё разъедала, как солончак - черноземную степь.
Только над степью семисвечником пылают Стожары, 
Семью струнами протянут с неба до земли их текучий огонь. 
Звон тугой, стон глухой, только сухою рукою тронь 
Лиры моей семизвёздной Стожары.

Мы из города слепого
Долго, долго ждем вестей.
Каждый день приносит снова -
Нет ни вести, ни гостей.

Может быть, наш город темный
В темном море потонул,
Спит печальный, спит огромный
И к родному дну прильнул.

Александрова колонна
Выше всех земных колонн,
И дворец, пустой и сонный,
В сонных водах отражен.

Все, как прежде. Только ныне
Птицу царскую не бьют,
Не тоскует мать о сыне,
Лихолетья не клянут.

Спят любимые безбольно,
Им не надо ждать и жить,
Говорить о них довольно -
Панихиду б отслужить.

Не голубиной чистотой,
Не мудростью змеиной,
Любовью покорил простой
Да песней соловьиной.

Мы радовались той весне,
Без умолку болтали,
Но никогда в тревожном сне
Друг друга не видали.

И я не помню цвета глаз,
А губы помню ясно,
Когда в вечерний клялся час
Он о любви напрасной.

Ну, а когда пришла пора
Расстаться, мы узнали:
Бывают белые утра
Острее острой стали.

                Т.М. Персиц

Не нужен нам покой тысячелетний,
Афинский мрамор, Дантовы слова,
На площадях, политых кровью, дети
Играют, и растет плакун-трава.
Пожрало пламя книги, боль и радость,
Веселая гроза, кружись и пой!
Из рук твоих мы пьем забвенья сладость,
Бездумный и единственный покой.

Перед вечером мы шли среди поля,
И высокая трава не шелестела,
И дальнее озеро не блестело,
У ветра и солнца была отнята воля.
Затихшее небо Господу молилось
И на меня, спокойную, ласково смотрело,
И только в руке моей загорелой
Твое взволнованное сердце билось.

Под знаком Стрельца, огненной медью
Расцветал единый Октябрь.
Вышел огромный корабль
И тенью покрыл столетья.
Стало игрушкой взятье Бастилии,
Рим, твои державные камни - пылью.
В жилах победителей волчья кровь.
С молоком волчицы всосали волчью любовь.
И в России моей, окровавленной, победной
                                  или пленной,
Бьется трепетное сердце вселенной.

Полынь-звезда взошла над нашим градом,
Губительны зеленые лучи.
Из-за решетки утреннего сада
Уж никогда не вылетят грачи.
О, не для слабой, не для робкой груди
Грозовый воздух солнц в мятежей,
И голову все ниже клонят люди,
И ветер с моря горше и свежей.
Родимым будет ветер сей поэту,

И улыбнется молодая мать -
- О, милый ветер, не шуми, не сетуй,
Ты сыну моему мешаешь спать.

                      Валериану Чудовскому

И вот на смену нам, разорванным и пьяным,
От горького вина разлук и мятежей,
Придете твердо вы, чужие нашим ранам,
С непонимающей улыбкою своей.
И будут на земле расти дубы и розы,
И укрощенными зверьми уснут бунты,
И весны будут цвесть и наступать морозы
Чредой спокойною спокойной простоты.
Неумолимая душа твоя, потомок,
Осудит горькую торжественную быль,
И будет голос юн и шаг твой будет звонок
И пальцы жесткие повергнут лавры в пыль,
Эпический покой расстелет над вселенной,
Забвения верней, громадные крыла.
Эпический поэт о нашей доле пленной
Расскажет, что она была слепа и ала.
Но, может быть, один на этой стаи славной
Вдруг задрожит слегка, услышав слово кровь,
И вспомнит, что навек связал язык державный
С великой кровию великую любовь.

Страдать умеет терпеливо тело,
Телесной скорби веселится дух.
Ты подошел, но преклонить свой слух
К речам любовным я не захотела,
И раненая радость отлетела.

Тогда в пресветлых, преблагих глазах
Я увидала неба свод горящий,
Горящий столб на дремлющих водах,
И паруса на легких кораблях,
И тонкий воздух гор, едва дрожащий.

Ты все принес, и приняла я в дар
Твою любовь и солнечный пожар.

Тот день прошел, в очень много дней
Его не смоют скучным повтореньем,
Любовь пустым покажется волненьем,
Бессильной - весть о гибели твоей.

Но злая память будет жечь и мучить
И в лунный виноградник приведет,
Увижу острый, неживой полет
Гомеровой любимицы певучей,

И небо млечное, моих врагов,
Сообщников безрадостной Любови,
И час, когда твоей послушна крови,
Я четких не замедлила шагов.

Черным голосом кричала земля,
Меченосный ангел говорил поэту о чуде,
Били и бились, убивали и падали люди,
И на земле не осталось ни одного стебля.
От голода, от ветра ли закружились звезды,
Люди, звери, птицы, деревья и фонари,
И не стало ни утренней, ни вечерней зари,
Только черный, свистящий и режущий воздух.
Сердце кружилось, как гудящий волчок,
Оторвалась звезда и навстречу летела,
Острым алмазным краем мне сердце задела,
Брызнула кровь и тысячедневный исполнился срок.
От головокруженья дрожат ноги,
Я снова на пыльной, на белой дороге,
Верстовые столбы, пастухи и стада,
И к тверди прибита восточная звезда.

Всего стихотворений: 18