Александр Ефимович Измайлов (1779-1831)

• Список стихотворений Александра Измайлова
• Все стихотворения Александра Измайлова на одной странице
• Стихотворения поэта по темам

Басни Александра Измайлова

Волк костью как-то подавился.
Не мудрено: всегда есть торопился;
Кость стала в горле у него.
Прожора захрипел, стеснилось в нем дыханье,
Ну, словом, смерть пришла его,
И он хотел в грехах принесть уж покаянье.
По счастию, Журавль тут мимо проходил.
Страдалец перед ним пасть жалобно разинул;
Журавль в нее свой нос предлинный опустил
И кость удачно вынул.
Волк вспрыгнул с радости, избавясь от беды.
"А что ж мне за труды?" -
Спросил носатый врач. "Ах ты неблагодарный! -
Волк с сердцем отвечал. - Да как просить ты смел?
Смотри какой нахальный!
Благодари за то, что нос остался цел".

О чудо естества! о страх!
Гора, гора в родах!
Стонает, силится и огнь и пламя мещет!
Кипит пучина вод, дрожит столетний лес!
Вселенна целая от ужаса трепещет!
Ужель не видишь ты со высоты небес,
Всесильный Юпитер! что делается с нами?
Ах! что сия гора на свет произведет?
Чудовищ, каковы Титаны были сами?
И, может быть,
Олимп с землею пропадет?
Зло должно истреблять, едва лишь происходит,
Возьми скорей перун, моление услышь!..
Но вот расселась уж - и се из ней исходит...
Всесильны небеса! Ахти! Да это мышь.

Родами мучилась гора;
Земля вокруг дрожала.
Бедняжка простонала
С полудни до утра;
Расселась наконец - и родила мышонка!

Но это старая, все знают, побасенка,
А вот я быль скажу: один поэт писал
Не день, не два, а целый месяц сряду,
Чернил себя, крестил, марал;
Потом, друзей созвав, пред ними прочитал...
Шараду.

Был здесь давно один мерзавец
Гордюшка, плут-книгопродавец.
По честности и по уму
Вином бы торговать ему
В какой-нибудь корчме, и то не христианской -
В жидовской иль магометанской.
А походил он на жида!
Без совести и без стыда
На белый свет родился,
Рад удавиться и за грош;
А впрочем, всем он был хорош;
Немножко грамоте учился,
Мог двоеточие от точки отличить,
Мог объявление о книге сочинить,
Любил для барышей душой литературу,
В "Оракулах" держал всегда сам корректуру;
Ученых пьяниц он погодно нанимал
И компиляции в свет с ними издавал.
Жаль, не писал стихов Гордюшка!
Одна почтенная старушка
По смерти мужниной вдруг в нищету пришла;
Что было лишнее, кой-как распродала,
В ломбард иное заложила;
Одну лишь комнату топила -
Так берегла дрова
И деньги бедная вдова.
Занемоги она еще весной ненастной.
Как быть?
Лекарства не на что купить.
Но добрый лекарь частный
Старушке страждущей помог.
Да наградит его сам Бог!
А он всегда тех награждает,
Кто бедным вдовушкам охотно помогает.
Узнал торгаш Гордей,
Что после мужа есть шкап целый книг у ней.
Вот он к больной приходит,
В постели бедную находит,
И говорит: "У вас, я слышал, книжки есть...
Хоть торга книгами не можно нынче весть...
От книг так плохи авантажи,
Что лучше продавать, поверьте, калачи...
Но на комиссию я взял бы для продажи;
Позвольте посмотреть". Дают ему ключи.
Вот шкап он отпирает -
Шкап книгами набит.
Гордюшка их перебирает.
На титулы глядит,
Понюхает иную,
То улыбнется плут,
То рожу сделает такую,
Как будто долг с него берут.
Смотрел, глядел час целый;
В затылке почесал;
Потом с осанкой гордой, смелой
Презрительно сказал:
"Хоть счетом книг и много,
Но разобрать коль строго,
Так мало тут добра.
Ну что? "Деяния Петра",
Да Ломоносова, Державина творенья,
И Дмитриева сочиненья,
Жуковского, Карамзина -
И только ведь из русских!"
- "А сколько, батюшка, зато здесь книг французских,
Латинских, греческих?" - "Да все ведь старина!
Расина, Буало, Корнеля всяк имеет;
По-гречески ж не всякий разумеет.
А, правду молвить, и латынь
Хоть кинь!
Народ наш деловой, торговый и воинский -
Начто же нам язык латинский?..
Однако, так и быть,
Рад все у вас купить,
Коль сходно отдадите.
Ну, много ли, сударыня, хотите?"
- "А сколько б дали вы?" - "Да что вас обижать?
Извольте: дам я... двадцать пять".
- "Как? Двадцать пять рублей? За все?.. Не грех вам это?"
- "Да рассудите: нынче лето;
А до зимы
Почти ведь не торгуем мы.
Не выручишь, ей Богу, и на лавку!"
- "Я лучше их сожгу! Как? Двадцать пять!"- "Жаль вас!
Извольте, так и быть, вдобавку
Еще пять рубликов, н деньги сей же час!"
- "Подите ж вон" - "Ну, десять я прибавлю.
Хотите тридцать пять?
И шкап, пожалуй, вам оставлю
Да буду, матушка, вас вечно поминать".
Старушка рассердилась,
С Гордюшкой побранилась
И гонит плута вон.
Нейдет, однако, он,
Торгуется, клянется,
Что покупателя другого не найдется,
И наконец
За сотню книги все купил у ней, подлец!
Возрадовался мой Гордюшка,
Что им ограблена так бедная старушка.
А после на пятак взял рубль он барыша.
Куда ж пойдет душа
Такого торгаша?
В ад, разумеется, конечно!
По приказанью трех безжалостных сестер
Из книг, им проданных, там сделают костер,
И будет жариться он вечно.

"Позволь сказать тебе, сестрица: ты чудна, -
Так Горлица одна Малиновке-певице говорила,-
Ты никого еще в лесу не полюбила.
Что ты монахиней живешь
И только от утра до вечера поешь?
Хоть петь и весело, а, право, веселее
Весною жить сам-друг.
Ах, поцелуй один всех песен мне милее!
Послушайся меня, мой друг:
Жить надобно для наслажденья;
Возьми любовника". - "Спасибо за совет, -
Сказала скромно ей Малиновка в ответ.-
Мне скучно быть без упражненья,
Я быть свободною хочу
И счастлива сама собою".
- "Прощай же, Бог с тобою!
Пой на просторе ты, я к Голубку лечу".
При сих словах они расстались
И долго, долго не встречались;
Но наконец, лет через пять,
Увиделись опять.
Кокетка Горлица уж очень устарела,
Потух в глазах огонь, чуть ноги волокла.
Малиновка с трудом узнать ее могла.
"А, здравствуй, милая! Что так ты похудела? -
Спросила у нее она.-
С дружком ты здесь или одна?"
- "Одна, - ей
Горлица со вздохом отвечала.-
Ты видишь, какова я стала!
Кому теперь меня любить?
Мне платят за любовь лишь смехом да презреньем.
Куда несносно старой быть".
- "А мне так песни утешеньем
На старости моей", -
Малиновка сказала ей.
"Неужли и теперь ты петь не перестала?"
- "Я спала с голоса давно,
Но слуха я не потеряла;
Так слушаю других, а это всё равно".

О, как полезны нам искусства и науки!
Счастлив, кто в юности к занятиям привык:
И в самой старости не чувствует он скуки.
Пусть, сил лишась, старик
Не может более с успехом сам трудиться,
Но дарованием чужим он веселится.

Приехал в Ярославль валдайский дворянин,
Пригожий очень господин,
Красавец: волосы имел он золотые,
Природой в кудри завитые,
И ими так, как Феб, сиял,
Лишь только что не сожигал;
Лицо широкое в коричневых всё мушках,
Иль, попросту сказать, в веснушках;
Глаза сафирные, но только без бровей;
Нос длинный, с маленькой на кончике прибавкой,
Багряной с вишню бородавкой;
Рот самый крошечный, едва не до ушей;
Кривые, на манер клыков слоновых, зубы
И как сафьянные подушки обе губы.
Вот он пошел в ряды обновы покупать, -
Все безобразные ведь любят щеголять, -
И видит в лавке там сидельца молодого,
Курносого, рябого,
Такого, что пером не можно написать,
Ни в сказке рассказать.
Валдаец мой остановился
И, вздернув кверху нос,
Преважно делает ему такой вопрос:
"Не в Ярославле ль ты, голубчик мой, родился?" -
"На что вам? Так, сударь, я здешний мещанин".
- "Ты здешний? - подхватил со смехом дворянин.
Ну, правду говорят у нас, что ярославцы
В России первые красавцы
Подобного тебе на белом свете нет!
Позволь списать с себя портрет.
Что за это с меня попросишь?
Да истину скажи, не маску ли ты носишь?"
Сиделец ничего на то не отвечал,
С поклоном лишь ему он зеркало представил.
Увидя в нем себя, Нарцисс мой замолчал,
Как розан покраснел и дале путь направил.

Мы ближнего нимало не щадим:
В других пороки замечаем,
Других браним, пересмехаем -
А на себя не поглядим.

Шли два Осла дорогою одной
И рассуждали меж собой
О политических и о других предметах
(Они уж оба были в летах).
"Что, братец? - говорит один. -
Как может мнимый наш, бесхвостый господин -
Ну, знаешь, человек - ругаться так над нами?
В насмешку он зовет ослами -
Кого же? - самых уж безмозглых дураков!
А, право, у людей не много есть голов,
Какие у ослов!"
- "И ведомо! Да вот, без лести,
Каков ты, например, у них такого нет.
Гордился бы тобой Парламент иль Совет". -
"Помилуй, много чести!"
- "Нет, нет, что чувствую, то я и говорю.
Конечно, от тебя не скрою,
И я иного члена стою;
Но что же я перед тобою?
Советовал бы я Льву, нашему царю,
Чтоб воспитать тебе наследника дал трона:
Ты, без пристрастия, умнее Фекелона.
Не поленись, любезный брат,
О воспитании нам сочинить трактат".
- "То правда, я имею знанья,
Пригодные для воспитанья,
Но не имею остроты
И красноречия, как ты".
- "Э! шутишь! А твое похвальное-то слово
Ослицам!.. Лучше бы я сам не написал!"
- "Другое у меня еще теперь готово;
Изволь, прочту тебе". О, чорт бы их побрал!
Друг дружку до того хвалили,
Что после и у всех ослов в почтеньи были.

Нет легче ничего, как нравиться глупцам:
Хвали их, и они равно тебя похвалят,
Притом и в нужде не оставят.
Где много дураков, житье там подлецам.

"Послушайте меня - я не совру",
Кукушка говорила птицам -
Чижам, щеглятам и синицам:
"Была я далеко, в большом, густом бору;

Там слышала, чего досель не слыхала,
Как соловей поёт.
Уж не по нашему! Я хорошо певала,
Да всё не то! Так сердце и замрёт
От радости, когда во весь он голос свистнет,
А там защёлкает, иль тихо пустит трель:
Забудешься совсем и голова повиснет.
Ну что против него свирель?

Дивилась право я, дивилась...
Однако же не потаю:
По-соловьиному и я петь научилась.
Для вас, извольте, пропою
Точнёхонько как он - хотите?"
- "Пропой - послушаем." - "Чур не шуметь - молчите!
Вот выше только сяду на суку.
Ну, слушайте ж теперь: ку-ку! ку-ку! ку-ку!"

Кукушка хвастуна на память мне приводит,
Который классиков-поэтов переводит. 

И умному всего предвидеть невозможно;
Но ежели придет беда,
То в случае таком ума терять не должно:
С умом и от беды спасешься иногда.

Лисица от собак в пещеру забежала
И, Льва увидев там, присела, задрожала.
Потрясши гривою, разинув страшный зев:
"Добро пожаловать! - сказал с насмешкой Лев.
Пора уж, право, и обедать.
Хочу я твоего мясца теперь отведать".
- "О, правосудие небес! -
Вверх голову подняв, Лисица возопила. -
Так точно, правду ты, Зайчиха, говорила:
За грех родителей и детям мстит Зевес.
И я... за мать свою... казнь люту принимаю".
- "Что бредишь ты? Совсем тебя не понимаю".
- "О, государь! Прости мой справедливый страх;
Всё в кратких объясню словах.
В осеннюю однажды пору
К покойной матушке моей
Зайчиха от дождя зашла погреться в нору.
Грех дурно говорить о матери своей;
Но от тебя, монарх, я ничего не скрою
И, как пред Богом, пред тобою
Должна всю истину сказать:
Прожорлива была моя покойна мать.
Пришелицу она мгновенно растерзала.
Та, умираючи, сказала -
Не позабыть мне ввек ее последних слов,
Сказала: "Будет тот наказан от богов,
Гостеприимства кто законы нарушает
И странников в своем жилище умерщвляет, -
Погибнет он, и весь его погибнет род!"
И подлинно, чрез год
В норе, где мать моя Зайчиху умертвила,
Земля, обрушившись, убийду задавила".
Лев призадумался. "Пошла, - сказал, - пошла!
Дарю тебе живот". Лисица поклонилась
Его величеству и от него пустилась,
Как из лука стрела.

"Куда как я ужасно похудела! -
Наседка хвастала перед сестрой своей. -
Подумать: двадцать дней
На яйцах сидела, -
Всё время не пила, не ела,
Скажу, что много было дела!.."
- "А много ль у тебя, скажи, цыпляток всех?" -
Подруга у нее спросила.
- "Да нет ни одного, попутал как-то грех,
Все яицы передавила".

*

Как эта курица, точь-в-точь,
Иной твердит: "Сижу за делом день и ночь!"
И подлинно сидит, от места не отходит,
Да перья попусту с бумагой переводит.

В мучном амбаре
Кот такой удалый был,
Что менее недели
Мышей до сотни задавил;
Десяток или два кой-как уж уцелели
И спрятались в норах. Что делать? выйти - страх;
Не выходить - так смерти ждать голодной.
На лаврах отдыхал
Кот сытый и дородный.
Однажды вечером на кровлю он ушел,
Где милая ему назначила свиданье.
Слух до Мышей о том дошел;
Повыбрались из нор, открыли заседанье
И стали рассуждать,
Какие меры им против Кота принять.
Одна Мышь умная, которая живала
С учеными на чердаках
И много книг переглодала,
Совет дала в таких словах:
"Сестрицы! отвратить грозящее нам бедство
Я нахожу одно лишь средство,
Простое самое. Оно в том состоит,
Чтоб нашему злодею,
Когда он спит,
Гремушку привязать на шею:
Далеко ль, близко ль Кот, всегда мы будем знать,
И не удастся нас врасплох ему поймать".
- "Прекрасно! Ах, прекрасно! -
Вскричали все единогласно.
Зачем откладывать? Как можно поскорей
Коту гремушку мы привяжем, -
Уж то-то мы себя докажем!
Ай, славно! Не видать ему теперь Мышей
Так точно, как своих ушей!"
- "Всё очень хорошо; привязывать кто ж станет?"
- "Ну, ты". - "Благодарю!"
- "Так ты". - "Я посмотрю,
Как духа у тебя достанет!"
- "Однако ж надобно". - "Что долго толковать?
Кто сделал предложенье,
Тому и исполнять.
Ну, умница, свое нам покажи уменье".
И умница равно за это не взялась.
А для чего ж бы так?.. Да лапка затряслась!

Куда как, право, чудно!
Мы мастера учить других;
А если дело вдруг дойдет до нас самих,
То исполнять нам очень трудно.

Султанка старый занемог,
Султанка слег в постелю;
Лежит он день, лежит неделю,
Никто из медиков Султанке не помог,
Час от часу лишь только хуже:
Все ребра у него наруже,
Как в лихорадке он дрожит
И уж едва-едва визжит.
В конуре, у одра больного,
Соколка, внук его, стоял,
Не мог он вымолвить от жалости ни слова
И с нежностью его лизал.
Султанка на него взглянул и так сказал:
"Ну, видно, мой конец приходит:
Нельзя ни встать, ни сесть;
Душа из тела вон выходит...
А перед смертью как хотелось бы поесть!
Послушай, милый внук, что я тебе открою:
Две кости спрятал я, как был еще здоров;
Умру, ведь не возьму с собою.
Они вот там лежат, у дров;
Поди же, принеси их обе
И старика утешь,
Который скоро будет в гробе...
Да только сам, смотри, дорогою не ешь".
Как из лука стрела,
Соколка мой пустился,
В минуту воротился
И кости в целости принес.
Султанка тронут был до слез.
Ну, нюхать кости он, глодать уже не может;
Понюхал и промолвил так:
"Когда умру, пускай мой внучек это сгложет...
Однако же теперь не тронь ты их никак.
Кто знает? Может быть, опять здоров я буду;
Коль веку Бог продлит, тебя не позабуду:
Вот эту кость отдам тебе,
Большую же возьму себе.
Постой, что мне на ум приходит:
Есть славный у меня еще кусок один;
Я спрятал там его, куда никто не ходит.
Сказать ли? Нет, боюсь: ты съешь, собачий сын!
Ох, жаль!.." - и с словом сим Султанка умирает.

На что сокровища скупой весь век сбирает?
Ни для себя, ни для других!
Несносна жизнь и смерть скупых.

В лесу Соловушко зарей вечерней пел,
А Филин на сосне нахмуряся сидел
И укал что в нем было мочи,
Как часовой средь ночн.
"Пожалуй, дядюшка, голубчик, перестань,-
Сказал Чиж Филину, - ты Соловью мешаешь".
- "Молчи, дурак, молчи, ты ничего не знаешь.
Что Соловей твой? Дрянь!
Ну так ли в старину певали?
И так ли молодцы из нас теперь поют?"
- "Да кто же? Соловья мы лучше не слыхали,
Ему здесь первенство все птицы отдают".
- "Неправда! Он поет негодно, вяло, грубо,
А хвалит кто его, несет тот сущий бред.
Вот Ворон, мой сосед,
Когда закаркает, то, право, сердцу любо!
Изряден также черный Грач:
Хоть мал, а свил гнездо под крышкой храма славы!
Кукушкин на кладбище плач
Нам тоже делает забавы.
Но Сыч! Вот из певцов певец!
Его брать должно в образец:
Кричит без умолку, прекрасно!
Скажу пред всеми беспристрастно,
Что нет здесь равного Сычу...
Зато я сам его учу!"

Последние стихотворения