Стихотворения русских поэтов про цветы на одной странице

            H. B-t

О, берегитесь, убегайте
От жизни легкой пустоты.
И прах земной не принимайте
   За апельсинные цветы.

Под серым небом Таормины
Среди глубин некрасоты
На миг припомнились единый
   Мне апельсинные цветы.

Поверьте, встречи нет случайной,-
Как мало их средь суеты!
И наша встреча дышит тайной,
   Как апельсинные цветы.

Вы счастья ищете напрасно,
О, вы боитесь высоты!
А счастье может быть прекрасно,
   Как апельсинные цветы.

Любите смелость нежеланья,
Любите радости молчанья,
   Неисполнимые мечты,
Любите тайну нашей встречи,
И все несказанные речи,
   И апельсинные цветы.

Ты отцветала в час вечерний,
В лучах заката отцвела,
Когда проснулась в иглах терний
       Седая мгла.

Колеблясь дымной полосою,
Осенний мрак к тебе приник
И плакал светлою росою
       На твой цветник.

Стыдливой жалостью волнуем,
Щадя предсмертную тоску,
Ронял он с каждым поцелуем
       По лепестку.

Так я рыдаю над тобою,
Касаясь бледного чела,
Так, вместе с астрой голубою,
       Ты отцвела.

Побледневшие, нежно-стыдливые, 
Распустились в болотной глуши 
Белых лилий цветы молчаливые, 
И вкруг них шелестят камыши. 

Белых лилий цветы серебристые 
Вырастают с глубокого дна, 
Где не светят лучи золотистые, 
Где вода холодна и темна. 

И не манят их страсти преступные, 
Их волненья к себе не зовут; 
Для нескромных очей недоступные, 
Для себя они только живут. 

Проникаясь решимостью твердою 
Жить мечтой и достичь высоты, 
Распускаются с пышностью гордою 
Белых лилий немые цветы.

Расцветут, и поблекнут бесстрастные, 
Далеко от владений людских, 
И распустятся снова, прекрасные,- 
И никто не узнает о них.

Васильки! - Но в плену - сердце ёкнуло. 
Выкуп дан - выкуп взят, вот и около. 

Город зол: к василькам небо ластится, 
Ворожит дымом труб - пусть ненастится. 

От вражды дымных труб скрою в горницу, 
Обручу василькам грусть-затворницу. 

Стены тихо тогда отодвинутся. 
И поля, всё поля, в очи кинутся! 

В грозные, знойные
Летние дни -
Белые, стройные
Те же они.

Призраки вешние
Пусть сожжены,-
Здесь вы нездешние,
Верные сны.

Зло пережитое
Тонет в крови,-
Всходит омытое
Солнце любви.

Замыслы смелые
В сердце больном,-
Ангелы белые
Встали кругом.

Стройно-воздушные
Те же они -
В тяжкие, душные,
Грозные дни.

Когда расцветают гвоздики в лесах,
Последние летние дни истекают.
В гвоздиках июльские дни замыкают
Ту юную кровь, что алеет в лучах.
И больше не вспыхнут, до нового года,
Такие рубины, такая свобода.

Вчера - уж солнце рдело низко -
Средь георгин я шел твоих,
И как живая одалиска
Стояла каждая из них.

Как много пылких или томных,
С наклоном бархатных ресниц,
Веселых, грустных и нескромных
Отвсюду улыбалось лиц!

Казалось, нет конца их грезам
На мягком лоне тишины,-
А нынче утренним морозом
Они стоят опалены.

Но прежним тайным обаяньем
От них повеяло опять,
И над безмолвным увяданьем
Мне как-то совестно роптать.

Дикий цветок, ты меня полюбила
И в беззастенчивой страсти твоей
Светом горячей любви окаймила
Скорбные пустоши старческих дней!

Дикий цветок, я тогда не заметил,
Как эта страсть родилась, как цвела;
Видно, слепым был, не в пору ответил
Вижу теперь, как она убыла...

Ты говоришь мне: «О, как я любила!
Как я любила... нет, ты бы не мог...»
Правда твоя! ты мне очи открыла...
Не осыпайся, мой дикий цветок!

Цветет жасмин. Зеленой чащей
Иду над Тереком с утра.
Вдали, меж гор - простой, блестящий
И четкий конус серебра.

Река шумит, вся в искрах света,
Жасмином пахнет жаркий лес.
А там, вверху - зима и лето:
Январский снег и синь небес.

Лес замирает, млеет в зное,
Но тем пышней цветет жасмин.
В лазури яркой – неземное
Великолепие вершин.

Зеленолистому цветку привет!
Идем к зеленому дорогой красною,
Но зелен зорь весенних тихий цвет,
И мы овеяны надеждой ясною.

Пускай он спит, закрыт - но он живет!
В Страстном томлении земля весенняя...
Восстань, земля моя! И расцветет
Зеленопламенный в день воскресения.

   Николаю Белоцветову

Он знает все - седой папирус,
Что я шептал в больном бреду,
И для Кого - в моем саду
Уныло цвел лиловый ирис.

Он знает - я печальным вырос,
Я верил в скорбную звезду.
Уныло цвел в моем саду
Осенний цвет, лиловый ирис.

Он знает - Кто взойдет на клирос,
Кого - молясь, так долго жду,
И Кто сорвет в моем саду
Осенний цвет, лиловый ирис.

Он знает все - седой папирус,
Куда - так скоро я уйду,
Над Кем - в заброшенном саду
Вновь зацветет лиловый ирис.

Ирисы печальные, задумчивые, бледные,
Сказки полусонные неведомой страны!
Слышите ль дыхание ликующе-победное
Снова возвратившейся, неснившейся весны?

Слышите ль рыдания снежинок, голубеющих
Под лучами знойными в бездонной высоте?
Видите ль сверкание небес, мечту лелеющих
Вечною мелодией о вечной красоте?

Нет! вы, утомленные, поникли — и не знаете,
Как звенит — алмазами пронизанная даль…
Только скорбь неясную вы тихо вызываете,
Только непонятную, стыдливую печаль.

И, намёки робкие, предчувствия безбрежные,
Сами ли не знаете, куда зовёте вы…
Ирисы печальные, задумчивые нужные,
Вы поникли, трепетные. Вы уже мертвы.

О цвет прекрасный, осыпаем
Поутру перловой росой,
Зефиром в полдень лобызаем!
Открой скорей румянец твой.

Ах, нет!— помедль, еще не знаешь
Всех тварей тленных ты тщеты:
В тот миг, как из пелен проглянешь,
Увы!— должна увянуть ты.

И ты цветешь не так ли, Хлоя?
Не с тем ли родилась на свет,
Чтоб всех, прельстя, лишить покоя
И скоро потерять свой цвет?

Покинь же стебель твой опасный,
Укрась, о роза! Хлое грудь;
Коль ты цветок из всех прекрасный,
На ней блаженнее всех будь.

Царицей будь на ней отныне;
Украсив грудь, умри на ней:
Завидуя твоей судьбине,
Захочет смерти всяк твоей.

О так! немного дней продлится,
Как будешь ты на ней блистать:
Благоуханьем огнь родится;
По Хлое будет всяк вздыхать.

Вздыхай!— пленяй!— тебе Лель страстный
Покажет скоро путь.— Но знай:
Увеселяя взор прекрасный,
Грудь украшай, но сокрывай.

А если наглой кто рукою
Покой дерзнет твой возмутить,—
Вздохнув по мне, спеши иглою
Твоей сопернику отметить.

О дочь смиренная весны!
Стыдливая лесов подруга!
Тобой все чувства прельщены,
Почто ты не цветёшь средь луга?

Подобно скромности святой
Благотворителя прямого,
Ты лить дары на нас рекой
Без благодарности готова.

Почто, о несравненный цвет!
В полях тебя не встретят взоры?
Тебе ли страшен солнца свет?
Тебе ль затмиться блеском Флоры?

Пусть ты красою не блестишь,
Как гордые собою розы,
Как те — влюблённых не прельстишь!
Зато нет терний, нет угрозы.

Явись, явись ты в нашу сень,
Оставь своё уединенье;
С весельем буду всякой день
Питать тебя в благодаренье.

Но нет! живи в судьбе своей,
Пустынных сих лесов свидетель!
Счастлив, кто любит от людей
Скрывать во мраке добродетель.

Колокольчики мои,
     Цветики степные!
Что глядите на меня,
     Темно-голубые?
И о чем звените вы
     В день веселый мая,
Средь некошеной травы
     Головой качая?

Конь несет меня стрелой
     На поле открытом;
Он вас топчет под собой,
     Бьет своим копытом.
Колокольчики мои,
     Цветики степные!
Не кляните вы меня,
     Темно-голубые!

Я бы рад вас не топтать,
     Рад промчаться мимо,
Но уздой не удержать
     Бег неукротимый!
Я лечу, лечу стрелой,
     Только пыль взметаю;
Конь несет меня лихой,-
     А куда? не знаю!

Он ученым ездоком
     Не воспитан в холе,
Он с буранами знаком,
     Вырос в чистом поле;
И не блещет как огонь
     Твой чепрак узорный,
Конь мой, конь, славянский конь,
     Дикий, непокорный!

Есть нам, конь, с тобой простор!
     Мир забывши тесный,
Мы летим во весь опор
     К цели неизвестной.
Чем окончится наш бег?
     Радостью ль? кручиной?
Знать не может человек -
     Знает бог единый!

Упаду ль на солончак
     Умирать от зною?
Или злой киргиз-кайсак,
     С бритой головою,
Молча свой натянет лук,
     Лежа под травою,
И меня догонит вдруг
     Медною стрелою?

Иль влетим мы в светлый град
     Со кремлем престольным?
Чудно улицы гудят
     Гулом колокольным,
И на площади народ,
     В шумном ожиданье,
Видит: с запада идет
     Светлое посланье.

В кунтушах и в чекменях,
     С чубами, с усами,
Гости едут на конях,
     Машут булавами,
Подбочась, за строем строй
     Чинно выступает,
Рукава их за спиной
     Ветер раздувает.

И хозяин на крыльцо
     Вышел величавый;
Его светлое лицо
     Блещет новой славой;
Всех его исполнил вид
     И любви и страха,
На челе его горит
     Шапка Мономаха.

"Хлеб да соль! И в добрый час!-
     Говорит державный,-
Долго, дети, ждал я вас
     В город православный!"
И они ему в ответ:
     "Наша кровь едина,
И в тебе мы с давних лет
     Чаем господина!"

Громче звон колоколов,
     Гусли раздаются,
Гости сели вкруг столов,
     Мед и брага льются,
Шум летит на дальний юг
     К турке и к венгерцу -
И ковшей славянских звук
     Немцам не по сердцу!

Гой вы, цветики мои,
     Цветики степные!
Что глядите на меня,
     Темно-голубые?
И о чем грустите вы
     В день веселый мая,
Средь некошеной травы
     Головой качая?

Сок цветочный пьян и лаком, 
Воздух негой напоен. 
Над атласно-алым маком 
Вьется желтый махаон. 

Синий бархат волкобоя 
Обольщает пчел и ос, 
И ласкают волны зноя 
Стебли трав и ветки роз. 

Веткам любо, но в затворах 
Слышен ропот под землей: 
То корней угрюмых шорох, 
Ждущих влаги дождевой. 

Если б вы могли - о, корни! - 
Хоть однажды увидать 
Красоту лазури горней, 
Вы не стали бы роптать. 

Жить хотите вы? Но верьте, 
Что мудрей живут цветы, 
Отдаваясь вечной смерти 
За мгновенье красоты!

Питомец свежести лесной,
Цветешь ты раннею весной,
От солнца притаясь.
И белоснежный твой расцвет
Хранит зимы недавней след
И с ней живую связь.
Но в бледных ландышах теплиц
Есть красота бескровных лиц,
Есть воск в их белизне.
В ночи, под снежной пеленой,
Им суждено — дышать весной
И умереть к весне.

Если ландыша листья средь жаркого лета
     Мне в тени попадутся лесной,
Я не вижу на них благовонного цвета,
     Облетевшего ранней весной.

Затаенною грустью и радостью ясной
     Сердце сладко заноет в груди:
Много счастья изведано в жизни прекрасной,
     Мне не знать уж весны впереди.

Пусть земле возвращает она ежегодно
     Белоснежного ландыша цвет, -
Призрак старости манит рукою холодной:
     Юным дням повторения нет.

Но не жаль мне покинуть земное жилище:
     Там, в неведомой сердцу дали
Расцветают красы и светлее, и чище
     Милых ландышей бедной земли.

С утра жара. Но отведи
Кусты, и грузный полдень разом
Всей массой хряснет позади,
Обламываясь под алмазом.

Он рухнет в ребрах и лучах,
В разгранке зайчиков дрожащих,
Как наземь с потного плеча
Опущенный стекольный ящик.

Укрывшись ночью навесной,
Здесь белизна сурьмится углем.
Непревзойденной новизной
Весна здесь сказочна, как Углич.

Жары нещадная резня
Сюда не сунется с опушки.
И вот ты входишь в березняк,
Вы всматриваетесь друг в дружку.

Но ты уже предупрежден.
Вас кто-то наблюдает снизу:
Сырой овраг сухим дождем
Росистых ландышей унизан.

Он отделился и привстал,
Кистями капелек повисши,
На палец, на два от листа,
На полтора — от корневища.

Шурша неслышно, как парча,
Льнут лайкою его початки,
Весь сумрак рощи сообща
Их разбирает на перчатки.

Доверчиво-нежные,
Как радость мечты —
Цветы белоснежные,
Лесные цветы,
Листвой затененные
От жарких лучей,
Счастливо-влюбленные
В журчащий ручей,
Под листьями зыбкими,
От мира вдали —
Свободными, гибкими
Вы нам расцвели.

Но вам, беспокойные,
Не то суждено.
Вас яркое, знойное
Ждет солнце давно.
Вы скоро раздвинете
Вас скрывшую тень
И взглядом окинете
Ликующий день.
Какая широкая
Раскинется даль!
Какая глубокая
Возникнет печаль!

Но минет мгновение —
В вас скажется вновь
И радость цветения,
И к жизни любовь,
И детство свободное,
И эта лазурь…
В вас вспыхнет голодное
Искание бурь.
Вы в каждом пробудите
Тревогу мечты.
Вы счастливы будете,
Лесные цветы!

Что так долго и жестоко
Не цвела ты, дочь Востока,
Гостья нашей стороны?
Пронеслись они, блистая,
Золотые ночи мая,
Золотые дни весны.

Знаешь, тут под тенью сонной
Ждал кого-то и, влюбленный,
Пел немолчно соловей;
Пел так тихо и так нежно,
Так глубоко безнадежно
Об изменнице своей!

Если б ты тогда явилась,-
Как бы чудно оживилась
Песня, полная тоской;
Как бы он, певец крылатый,
Наслаждением объятый,
Изнывал перед тобой!

Словно перлы дорогие,
На листы твои живые
Тихо б падала роса;
И сквозь сумрачные ели
Высоко б на вас глядели
Голубые небеса.

Сияя светом диадем, 
Два лучших сердца в дланях Бога 
Хранят томящийся Эдем, 
Свершают стражу у порога. 
       
Они глядят на мир живых, 
Неопалимы в белом зное, - 
Как очи звезд сторожевых 
Взирают с неба на земное. 
       
Они глядят - и меркнет час, 
И вся душа - в руках печали, 
И веру словно в первый раз 
Престольной скорбью увенчали. 

Вечерние тихи заклятья,
Печаль голубой темноты,
Я вижу не лица, а платья,
А, может быть, только цветы.

Так радует серо-зеленый,
Живой и стремительный весь,
И, может быть, к счастью, влюбленный
В кого-то чужого… не здесь.

Но душно мне… Я зачарован;
Ковер подо мной, словно сеть;
Хочу быть спокойным — взволнован.
Смотрю — а хочу не смотреть.

Смолкает веселое слово,
И ярче пылание щек;
То мучит, то нежит лиловый,
Томящий и странный цветок.

Мы — то же цветенье
Средь луга цветного,
Мы — то же растенье,
Но роста иного.
Нас выгнало выше,
А братья отстали.
Росли ль они тише?
Друг к другу припали,
Так ровно и цепко,
Головка с головкой...
Стоят они крепко,
Стоять им так ловко...
Ковер все плотнее,
Весь низкий. Весь ниже...
Нам — небо виднее,
И солнце нам ближе,
Ручей нам и звонок,
И песнь его громче, —
Но стебель наш тонок,
Мы ломче, мы ломче...

Веселый день горит... Среди сомлевших трав
Все маки пятнами - как жадное бессилье,
Как губы, полные соблазна и отрав,
Как алых бабочек развернутые крылья.

Веселый день горит... Но сад и пуст и глух.
Давно покончил он с соблазнами и пиром,-
И маки сохлые, как головы старух,
Осенены с небес сияющим потиром.

О, посмотри! как много маргариток -
И там, и тут...
Они цветут; их много; их избыток;
Они цветут.

Их лепестки трехгранные - как крылья,
Как белый шелк...
Вы - лета мощь, вы - радость изобилья,
Вы светлый полк!

Готовь, земля, цветам из рос напиток,
Дай сок стеблю...
О, девушки! о, звезды маргариток!
Я вас люблю...

Цветут камелия и роза,
Но их не видит мотылек:
Ты жизнь и смерть его, ты — греза
Певца цветов, моя мимоза,
Мой целомудренный цветок,
Затем что в звучном строе лета
Нет и не будет больше дня
Звучней и ярче для поэта,
Как тот, когда сложилась эта
Простая песнь: «Не тронь меня».

О теплый, о розово-белый, 
О горький миндальный цветок! 
Зачем ты мой дух онемелый 
Проклятой надеждой ожег?

Надежда клятая — упорна, 
Свиваются нити в клубок... 
О белые, хрупкие зерна, 
О жадный миндальный цветок!

Изъеденный дымом и гарью, 
Задавленный тем, что люблю, — 
Ползу я дрожащею тварью, 
Тянусь я к нему — к миндалю.

Качаясь, огни побежали, 
Качаясь, свиваясь в клубок... 
О кали, цианистый кали, 
О белый, проклятый цветок!

Мой ландыш белый вянет,
Но его смерть не больная.
Его ничто не обманет,
Потому что он хочет не зная,

И чего хочет, то будет,
Чего не будет, не надо.
Ничто его не принудит,
И увяданье ему отрада.

Единая Воля повсюду,
И к чему мои размышленья?
Надо поверить чуду
Единого в мире хотенья.

Вновь и вновь струятся строки
Звучно-сладостных стихов,
Снова зыблются намеки,
Вновь ищу во тьме грехов.

Темной ночью, глухо спящей,
Еле слышно в сад иду,
И под чащей шелестящей
С красотою речь веду.

"Красота моя, ты любишь?
Если любишь, будь моей".
"Милый, ты меня погубишь,
Милый, милый, пожалей".

Миг борьбы взаимно-нежной,
Спешный, слышный стук сердец,
Свет незримый, свет безбрежный, -
О, блаженство! Наконец!

Мглой ночною, черноокой,
Много скрыто жгучих снов.
"Милый, милый, ты - жестокий!"
В оправданье нужно ль слов?

Тот, кто любит, разве губит,
Раз желанное берет?
Он лишь нежит, он голубит,
В сердце мед он сладко льет.

И не ночью ли глубокой,
О, блаженство красоты,
Под лазурью звездоокой
Дышат нежные цветы?

Не во тьме ли, опьяненный,
Мглу поит ночной цветок,
Не жалея, что влюбленный,
Наконец, раскрыться мог?

                У моря ночью, у моря ночью
		Меня полюбит лишь смерть одна.
				Бальмонт, «Только любовь»

Ночью вырастают бледные цветы,
Странные и смутные, как мои мечты.
И с туманом тающим шепчут и шумят
Шелестом печальным, как предсмертный взгляд.
Шепчут цветы бледные о лазури Дня,
О дыханье вечного, яркого Огня.
А туман их слушает, тает и молчит,
И камыш томительно, жалобно шуршит.

Месяц умирающий между туч теряется,
Светом оживляющим небо загорается
И с улыбкой первою ласковых лучей
Вянут цветы бледные сумрачных Ночей.
А ночами темными над водой зеркальною
Снова шепчут жалобу долгую, печальную.
О, цветы неясные сумрачных ночей.
Вечно не видать вам огненных лучей
И напрасно будете вы, томясь, их ждать
И туману мертвому грезы поверять.

Бор желтеет над поляной,
Вьются по ветру листы…
Для чего ж венок румяный
На головке носишь ты?

Видишь: ива да березы
Грустно дремлют у пруда;
Лепестками вялой розы
Вся усыпана гряда.

С жаром лета помертвела
Ярких венчиков семья;
Лишь нарцисс остался белый
На могиле бытия.

Осыпал лес свои вершины,
Сад обнажил свое чело,
Дохнул сентябрь, и георгины
Дыханьем ночи обожгло.

Но в дуновении мороза
Между погибшими одна,
Лишь ты одна, царица-роза,
Благоуханна и пышна.

Назло жестоким испытаньям
И злобе гаснущего дня
Ты очертаньем и дыханьем
Весною веешь на меня.

Утро дохнуло прохладой. Ночные туманы, виясь,
Понеслися далёко на запад. Солнце приветно
Взглянуло на землю. Все снова живет и вкушает
Блаженство. Но ты не услышишь уж счастья,
О замок моих прародителей! Пусть солнце
Своим лучом золотит шпицы башен твоих,
Пусть ветер шумит в твоих стенах опустелых,
Пусть ласточка щебечет под высоким карнизом
Веселую песню, - ты не услышишь уж жизни
И счастья. Склоняся уныло над тихой долиной,
Башни твои как будто смотрят на эту могилу,
Где схоронено все, что тебя оживляло.
О, если б подслушать, что говорит одинокая ель над тобою,
Зачем преклоняет к земле вершину свою
И слезы росы отрясает с листьев своих!
О, если б прочесть, что мох начертал на стенах опустелых,
Много бы, много сказали эти тайные буквы;
Их поняло б сердце, мечта бы их полюбила,
И чувство, глубокое чувство их затаило.

О первый ландыш! Из-под снега
Ты просишь солнечных лучей;
Какая девственная нега
В душистой чистоте твоей!

Как первый луч весенний ярок!
Какие в нем нисходят сны!
Как ты пленителен, подарок
Воспламеняющей весны!

Так дева в первый раз вздыхает
О чем - неясно ей самой,-
И робкий вздох благоухает
Избытком жизни молодой.

В блеске огней, за зеркальными стеклами,
Пышно цветут дорогие цветы,
Нежны и сладки их тонкие запахи,
Листья и стебли полны красоты.

Их возрастили в теплицах заботливо,
Их привезли из-за синих морей;
Их не пугают метели холодные,
Бурные грозы и свежесть ночей...

Есть на полях моей родины скромные
Сестры и братья заморских цветов:
Их возрастила весна благовонная
В зелени майской лесов и лугов.

Видят они не теплицы зеркальные,
А небосклона простор голубой,
Видят они не огни, а таинственный
Вечных созвездий узор золотой.

Веет от них красотою стыдливою,
Сердцу и взору родные они
И говорят про давно позабытые
Светлые дни. 

О, старость, близко ты! Но где души покой? 
Последние цветы мне женскою рукой 
Принесены вчера, как дар от юных граций. 
Пришла весны пора. Жасминов и акаций. 
Причудливый букет из веток и цветов, 
Как память прошлых лет, принять я был готов. 
Он дивно был красив в фарфоре синей вазы. 
Жасмины окропив, дрожат росы алмазы... 
По утренним цветам, как быстрая пчела, 
Летая здесь и там, мне дочь их нарвала. 
Красавица она и в старости отрада. 
За нею из окна следил я в чаще сада. 
И дар любви святой, дар чистой красоты, 
Я целовал с тоской последние цветы. 

Поет Июнь, и песни этой зной
Палит мне грудь, и грезы, и рассудок.
Я изнемог и жажду незабудок,
Детей канав, что грезят под луной
Иным цветком, иною стороной.
Я их хочу: сирени запах жуток.
Он грудь пьянит несбыточной весной;
Я их хочу: их взор лазурный чуток,
И аромат целебен, как простор.
Как я люблю участливый их взор!
Стыдливые, как томны ваши чары...
Нарвите мне смеющийся букет,
В нем будет то, чего в сирени нет,
А ты, сирень, увянь в тоске нектара.

Роза ль ты, розочка, роза душистая!
Всем ты, красавица, роза цветок!
Вейся, плетися с лилеей и ландышем,
Вейся, плетися в мой пышный венок.

Нынче я встречу красавицу девицу,
Нынче я встречу пастушку мою:
«Здравствуй: красавица, красная девица!»
Ах!.. и промолвлюся, молвлю: люблю!

Вдруг зарумянится красная девица,
Вспыхнет младая, как роза цветок.
Взглянь в ручеечек, пастушка стыдливая,
Взглянь: пред тобою ничто мой венок!

У пурпурной колыбели
Трели мая прозвенели,
Что весна опять пришла.
Гнется в зелени береза,
И тебе, царица роза,
Брачный гимн поет пчела.

Вижу, вижу! счастья сила
Яркий свиток твой раскрыла
И увлажила росой.
Необъятный, непонятный,
Благовонный, благодатный
Мир любви передо мной.

Если б движущий громами
Повелел между цветами
Цвесть нежнейшей из богинь,
Чтоб безмолвною красою
Звать к любви, - когда весною
Темен лес и воздух синь.

Ни Киприда и ни Геба,
Спрятав в сердце тайны неба
И с безмолвьем на челе,
В час блаженный расцветанья,
Больше страстного признанья
Не поведали б земле.

Как хороши, как свежи были розы
В моём саду! Как взор прельщали мой!
Как я молил весенние морозы
Не трогать их холодною рукой!

Как я берёг, как я лелеял младость
Моих цветов заветных, дорогих;
Казалось мне, в них расцветала радость,
Казалось мне, любовь дышала в них.

Но в мире мне явилась дева рая,
Прелестная, как ангел красоты,
Венка из роз искала молодая,
И я сорвал заветные цветы.

И мне в венке цветы ещё казались
На радостном челе красивее, свежей,
Как хорошо, как мило соплетались
С душистою волной каштановых кудрей!

И заодно они цвели с девицей!
Среди подруг, средь плясок и пиров,
В венке из роз она была царицей,
Вокруг её вились и радость и любовь.

В её очах — веселье, жизни пламень;
Ей счастье долгое сулил, казалось, рок.
И где ж она?.. В погосте белый камень,
На камне — роз моих завянувший венок.

На ромашку, как на балерину,
Издали любуется лесок.
У неё на лепестки накинут
Паутинки лёгкий волосок.
Ветер листья гонит по дорожке,
Вянут травы —
Осень настаёт.
Лишь ромашка на упругой ножке
Кружится, танцует и —
Цветёт!

За вздохом утренним мороза,
Румянец уст приотворя,
Как странно улыбнулась роза
В день быстролетней сентября!

Перед порхающей синицей
В давно безлиственных кустах
Как дерзко выступать царицей
С приветом вешним на устах.

Расцвесть в надежде неуклонной -
С холодной разлучась грядой,
Прильнуть последней, опьяненной
К груди хозяйки молодой!

Осенние дни еще тихо
И робко толпятся в преддверье.
Сентябрьские розы пылают
Пыланьем последнего дня.
Латинские сумерки сини,
Легки и воздушны, и кратки.
И снова блаженное лето
Отходит, как юность твоя.

Когда человек вспоминает
О том, что давно миновало,
То знай, это старость в преддверье,
Дыханье в груди затая,
Старается тихо подкрасться
И, время по вздохам считая,
Войти, как входила когда-то
Упрямая юность твоя...

Войдет и осмотрит рапиры,
Которые быстро ржавеют,
И сядет, оправив старинной,
Шуршащей оборки края.
Скользнет снисходительным взглядом
По толстым и пыльным тетрадям,
Где спят миллионы терзаний,
Прошедших, как юность твоя.

Но ветер с неслыханной силой
Ударит в железные ставни,
И вспыхнут каминные угли,
Как розы осеннего дня...
И сердце впервые постигнет
Покорности жуткую сладость,
Но только иную, чем знала,
Чем ведала юность твоя.

След дождя ночного высох, 
Засинели небеса, 
И на вянущих нарциссах 
Серебром зажглась роса. 

Но цветы бесстрастны, немы, 
Клонит им головки сон, 
Не прельщают диадемы 
Тех, кто Смерти обречен. 

Чья их нежность обласкает, 
Чем обманет прах земной, 
Если Вечность обещает 
Им отраду и покой? 

Хмару жизни прояснила 
Смерть немеркнущим лучом; 
Громче птиц поет могила 
Упоительный псалом. 

И в безгорестной истоме 
Умирают лепестки, 
Утопая в водоеме 
Смертно-радостной реки!

В безмолвии садов, весной, во мгле ночей,
Поет над розою восточный соловей.
Но роза милая не чувствует, не внемлет,
И под влюбленный гимн колеблется и дремлет.
Не так ли ты поешь для хладной красоты?
Опомнись, о поэт, к чему стремишься ты?
Она не слушает, не чувствует поэта;
Глядишь, она цветет; взываешь - нет ответа.

Вчера, гуляя у ручья,
Я думала: вся жизнь моя —
Лишь шалости да шутки.
И под журчание струи
Я в косы длинные свои
Вплетала незабудки.

Был тихий вечер, и кругом,
Как бы в дремоте перед сном,
Чуть трепетали ивы,—
И реяли среди цветов
Стада стрекоз и мотыльков,
Беспечно-шаловливы.

Вдруг слышу шорох за спиной.
Я оглянулась... Предо мной,
И стройный, и высокий,
Стоит и смотрит на меня
Очами, полными огня,
Красавец черноокий.

«Дитя, зачем ты здесь одна?
Смотри, взошла уже луна,
Огни погасли в селах...»
А я в ответ: «Среди цветов
Пасу я пестрых мотыльков,
Пасу стрекоз веселых».

И рассмеялся он тогда:
«Дитя, оставь свои стада
Пасти самой природе;
Пойдем со мной в прохладный грот.
Ты слышишь? — Соловей поет
О счастье и свободе...

Под вечный лепет звонких струй
Там слаще будет поцелуй,
Отраднее молчанье;
И не сомнется твой венок,
И не сотрется бархат щек
От нежного лобзанья!»

Мне странен был язык страстей,—
Не тронули души моей
Мольбы и заклинанья;
Как лань пустилась я домой,
Стараясь страх умерить мой
И груди трепетанье...

С тех пор потерян мой покой!—
Уж не брожу я над рекой
В венке из незабудок,
Борюсь с желанием своим,—
И спорит с сердцем молодым
Неопытный рассудок...

Сковали землю уж морозы,
И снег покрыл лице полей:
А я в жару любви моей,
Царицы меж цветов, красы природы всей,
Искал цветущей розы;
Но скоро ль кто красу с невинностью нашел?
Эрот тогда веленьем властным,
Дыханием небесным, страстным
В долине, на снегу вдруг розу произвел.
«Пускай, — сказал, — тобой познает
Утехи сей цветок младой;
Он для тебя рожден и расцветет тобой;
Пускай пожертвует красой
Любви и нежности одной.
От грубости пусть терн колючий защищает
Его красы, его покой».
Эрот сказал — цветок открылся,
Светильник страсти вспламенился;
Эрот тотчас… Эрот потом
На блюдичке златом
Несет и с стебельком
Ту розу, коей вид здесь сам изобразился,
Как я листок поцеловал,
Как вспомнил, как вздохнул: «Лети ты к ней», — сказал.

Не привез я
         таежных цветов —
извини.

Ты не верь,
если скажут, что плохи
                     они.
Если кто-то соврет,
что об этом читал...

Просто,
    эти цветы
луговым
не чета!
В буреломах,
         на кручах
пылают
    жарки,
как закат,
как облитые кровью желтки.
Им не стать украшеньем
                городского стола.
Не для них
      отшлифованный блеск хрусталя.
Не для них!
И они не поймут никогда,
что вода из-под крана —
это тоже вода...

Ты попробуй сорви их!
Попробуй
      сорви!
Ты их держишь,
и кажется,
         руки
           в крови!..
Но не бойся,
цветы к пиджаку приколи...

Только что это?
Видишь?
Лишившись земли,
той,
таежной,
неласковой,
гордой земли,
на которой они
         на рассвете взошли,
на которой роса
         и медвежьи следы,—
начинают
    стремительно вянуть
                     цветы!
Сразу
гаснут они!
Тотчас
гибнут они!..
Не привез я
       таежных цветов.
Извини.

            С. Маковскому

Твои цветы... цветы от друга,
Моей Испании цветы.
Я их замкну чертою круга
Моей безрадостной мечты.

Заворожу печальным взглядом
Двенадцать огненных гвоздик,
Чтоб предо мною с ними рядом
Из мрака образ твой возник.

И я скажу... но нет, не надо,-
Ведь я не знаю тихих слов.
И в этот миг я только рада
Молчанью ласковых цветов.

Томительно люблю цветы, 
Старинной, длительной любовью, 
Люблю их крепкие листы, 
Живущие зеленой кровью. 
       
Благоговея, чуть дыша, 
Я разворачиваю свиток 
Пафосских лилий, чья душа - 
Благоухающий напиток. 
       
Палладий сладостных чудес, 
Сафо, поющая Фаона, - 
Какой подарок! Даже Крез 
Таким не даривал Солона. 
       
О, ваза хрупкая моя! 
Прими, прошу, гостей блаженных, 
Как бы иного бытия 
Былым лучом запечатленных! 

Мой друг! погляди,
Как роза младая
Грустит, увядая
На нежной груди...
Таинственной силой,
Цветок! оживи
И снова живи
Для радости милой,
Для сладкой любви!
Но роза не внемлет...
На звуки мои
Главы не подъемлет
И с негою дремлет
На лоне любви.
"О юноша! - мнится,
Сквозь легкого сна
Мне веет она,-
Пусть рок мой свершится!
Но я не грущу:
Я думою страстной
У лона прекрасной
Могилы ищу!"

Фиалки продаются на улице...
Там, где скомкано все, как на свалке,
Там, где трубы фабричные курятся.
Продаются фиалки.

Так странно видеть цветики
На улице шумной и пыльной,
Среди расчетливой арифметики
И езды автомобильной!

Найдутся ли здесь покупатели?
До фиалок ли улице дикой?
Но смотрит на цветы внимательно
Девушка бледная, тихая...

Подходит... И рукою дрожащей
Выбирает синий букетик...
В липкой тине столицы кипящей.
Где Венера раскинула сети,

Где гетеры играют весталок.
- Есть еще светлые люди!
Фиалок, фиалок, фиалок!
Трезвоньте, кричите о чуде!

   Блуждая по саду, она у цветника
Остановилась, и любимого цветка
Глазами беглыми рассеянно искала,
И наконец нашла любимца своего,
   И майским запахом его,
Полузажмурившись, медлительно дышала
И долго, долго упивалась им. Потом,
   Играя сорванным цветком,
Она его щипала понемножку,
   И уронила на дорожку,

И той порой румяное дитя,
   Кудрявый мальчик, не шутя
   Влюбленный в резвую богиню,
Нашел цветок и поднял, как святыню.
Он долго тихими глазами провожал
Ее воздушную, игривую походку,
   И потихоньку целовал
Неоцененную, случайную находку.
Так чувство нежное, когда оно проснется
Впервые, - трепетно следит за красотой,
И все, к чему она случайно прикоснется.
   Животворит послушною мечтой.

В заповедном саду
Расцветают цветы;
С нетерпением жду
Я ночной темноты.

Пусть полночная мгла
Убаюкает сад,
Эта ночь мне светла,
Если светит твой взгляд.

Я тропинку найду
На заветный лужок…
В заповедном саду
Расцветает цветок

Не взлелеян никем,
Он растет средь куртин;
Для кого и зачем,
Знаю я лишь один.

Снявши крепкий зарок,
Подкрадусь я, как тать,
Стану нежный цветок
Целовать-миловать.

Пусть узнает о том,
Как его я люблю,
Чародейным огнем
Лепестки опалю,

Чтоб хранить он не мог
Для других аромат,
Чтоб завянул цветок,
Опален и измят.

В зеленой дубраве, в глуши, под травою
     На утре явился цветок;
Но к вечеру был он притоптан грозою,
     А к новому утру поблек.
И жил он, и цвел он, и умер украдкой,
     Никто на него не взглянул, -
Скажите, зачем же дышал он так сладко,
     Зачем он в глуши промелькнул?

    Романс

Минутная краса полей,
Цветок увядший, одинокой,
Лишён ты прелести своей
Рукою осени жестокой.

Увы! нам тот же дан удел,
И тот же рок нас угнетает:
С тебя листочек облетел -
От нас веселье отлетает.

Отъемлет каждый день у нас
Или мечту, иль наслажденье.
И каждый разрушает час
Драгое сердцу заблужденье.

Смотри... очарованья нет;
Звезда надежды угасает...
Увы! кто скажет: жизнь иль цвет
Быстрее в мире исчезает?

Над пустыней, в полдень знойный,
Горделиво и спокойно
Тучка легкая плывет.
А в пустыне, жаждой мучим
И лучом палимый жгучим,
К ней цветок моленье шлет:
«Посмотри, в степи унылой
Я цвету больной и хилый,
И без сил, и без красы...
Мне цвести так безотрадно:
Нет ни тени здесь прохладной,
Ни свежительной росы,
Я горю, томлюсь от зною,
И поблекшей головою
Я к земле сухой приник.
Каждый день с надеждой тайной
Я всё ждал, что хоть случайно
Залетишь ты к нам на миг;
Вот пришла ты... и взываю
Я с мольбой к тебе, и знаю,
Что к мольбе склонишься ты:
Что прольется дождь обильный,
И, покров стряхнувши пыльный,
Оживут мои листы,
И под влагой неба чистой,
И роскошный и душистый,
Заблистает мой наряд; 
И потом, в степи суровой,
Долго, долго к жизни новой
Буду помнить я возврат...»
Но, горда, неумолима,
Пронеслася тучка мимо
Над поникнувшим цветком.
Далеко, над сжатой нивой,
Бесполезно, прихотливо
Пролилась она дождем;
А в пустыне, жаждой мучим
И лучом палимый жгучим,
Увядал цветок больной...
И всё ждал он, увядая,—
Тучка вот придет другая...
Но уж не было другой.

Русская песня

Не жемчуг дорогой на цветочке блестит,
А росинка.
Не веселье в глазах у девицы горит,
А слезинка.
Пересажен цветок из поляны родной
В злую стужу;
Продана красота за мешок золотой
Злому мужу.
И цветочку в глуши эта божья роса
Полюбилась;
И с тоской и слезой на чужбине краса
Подружилась.
Пригорюнясь, цветок тяжело на листки
Опустился,
Блеск алмазный очей у красотки с тоски
Помрачился.
И цветочек больной только острой косы
Поджидает!
И румянец живой на щеках у красы
Увядает.
Знать, погибнуть тебе, мой цветок, по весне
В чуждом поле!
Не любить красоте на чужой стороне
И в неволе.

Природы милое творенье,
Цветок, долины украшенье,
На миг взлелеянный весной,
Безвестен ты в степи глухой!

Скажи: зачем же так алеешь,
Росой заискрясь, пламенеешь,
И дышишь чем-то, как живым,
Благоуханным и святым?

Ты для кого в степи широкой,
Ты для кого от сел далеко?
Не для крылатых ли друзей,
Поющих в воздухе степей?

Для них ли, в роскоши, семьями,
Румяной ягодой, цветами
И обаяньем для души
Вы, травы, зреете в тиши?

О, пой, косарь! зови певицу,
Подругу, красную девицу,
Пока еще, шумя косой,
Не тронул ты травы степной!

Река бежит, река шумит,
Гордясь волною серебристой,
И над волной, блестя красой,
   Плывет цветок душистый.
"Зачем, цветок, тебя увлек
   Поток волны красою?
Взгляни, уж мгла везде легла
   Над пышною рекою;
Вот и луна, осенена
   Таинственным мерцаньем,
Над бездной вод средь звезд плывет
   С трепещущим сияньем...
Прогонит день ночную тень,
   От сна воспрянут люди,
И станет мать детей ласкать
   У жаркой, сонной груди,
И божий мир, как счастья пир,
   Предстанет пред тобою...
А ты летишь и не томишь
   Себя кручиной злою,
Что, может быть, тебе уж жить
   Недолго остается
И что с волной цветок иной
   Беспечен понесется!"
Река шумит и быстро мчит
   Цветок наш за собою,
И, как во сне, припав к волне,
   Он плачет над волною.

С восходом солнечным Людмила,
   Сорвав себе цветок,
Куда-то шла и говорила:
   "Кому отдам цветок?

Что торопиться? Мне ль наскучит
   Лелеять свой цветок?
Нет! недостойный не получит
   Душистый мой цветок".

И говорил ей каждый встречный:
   "Прекрасен твой цветок!
Мой милый друг, мой друг сердечный,
   Отдай мне твой цветок".

Она в ответ: "Сама я знаю,
   Прекрасен мой цветок,
Но не тебе, и это знаю,
   Другому мой цветок".

Красою яркой день сияет,-
   У девушки цветок;
Вот полдень, вечер наступает,-
   У девушки цветок!

Идет. Услада повстречала,
   Он прелестью цветок.
"Ты мил!- она ему сказала.-
   Возьми же мой цветок!"

Он что же деве? Он спесиво:
   "На что мне твой цветок?
Ты даришь мне его - не диво:
   Увянул твой цветок".

Умер бедный цветок на груди у тебя,
Он навеки поблек и завял,
Но он умер тревожно и нежно любя,
		Он недаром страдал.

Долго ждал он тебя на просторе полей,
Целый день на груди красовался твоей,
Как он пышно, как чудно, как ярок блистал,
		Он недаром любил и страдал.

Цветок засохший, безуханный,
Забытый в книге вижу я;
И вот уже мечтою странной
Душа наполнилась моя:

Где цвёл? когда? какой весною?
И долго ль цвёл? И сорван кем,
Чужой, знакомой ли рукою?
И положен сюда зачем?

На память нежного ль свиданья,
Или разлуки роковой,
Иль одинокого гулянья
В тиши полей, в тени лесной?

И жив ли тот, и та жива ли?
И нынче где их уголок?
Или уже они увяли,
Как сей неведомый цветок?

Я рожден для того, чтобы старый поэт
Обо мне говорил золотыми стихами,
Чтобы Дафнис и Хлоя в четырнадцать лет
Надо мною впервые смешали дыханье,
Чтоб невеста, лицо погружая в меня,
Скрыла нежный румянец в минуту помолвки.
Я рожден, чтоб в сиянии майского дня
Трепетать в золотистых кудрях комсомолки.
Одинаково вхож во дворец и в избу,
Я зарей позолочен и выкупан в росах...
Если смерть проезжает в стандартном гробу,
Торопливая, на неуклюжих колесах,
То друзья и на гроб возлагают венок, -
Чтоб и в тленье мои лепестки трепетали.
Тот, кто умер, в могиле не так одинок
И несчастен, покуда там пахнет цветами.
Украшая постельку, где плачет дитя,
И могильной ограды высокие жерди,
Я рожден утешать вас, равно золотя
И восторги любви, и терзания смерти.

Откуда милый гость? Не с неба ль брошен он?
Златистою каймой он пышно обведен;
На нем лазурь небес, на нем зари порфира.
Нет, это сын земли - сей гость земного пира,
Луг - родина ему; из праха он рожден.
Так, видно, чудный перл был в землю посажен,
Чтоб произвесть его на украшенье мира?
О нет, чтоб вознестись увенчанной главой,
Из черного зерна он должен был родиться
И корень вить в грязи, во мраке, под землей.
Так семя горести во грудь певцу ложится,
И в сердце водрузив тяжелый корень свой,
Цветущей песнею из уст его стремится.

В моей душе – волшебный храм цветов…
Не подходи! Там белых астр мечтанья,
И песни роз, и взгляды васильков,
И лилий царственных святое созерцанье.
Не подходи… ты не поймёшь цветов.

Не подходи… Не говори со мной!
Оставь меня… пока не слышат астры
И васильки твой смех и голос твой.
Они умрут тогда… Твой смех такой земной,
И голос твой… Тебя не любят астры!

Не говори! Я тишину прошу,
Чтоб тишина ещё безмолвней стала.
Я шорох дум моих и звуки слёз гашу,
Чтоб речь цветов яснее мне звучала.
Не подходи, не говори, прошу…

Сегодня рано, с солнечным лучом,
Моя душа наполнилась. Земная,
Ты не поймёшь… И если ты, страдая,
Мне станешь говорить о сердце, о былом, –
Я не пойму – ты мне теперь чужая.

Не говори со мной… Один лишь миг, —
И вновь я нищ – скупые, злые люди!..
Не разрушай чертогов золотых,
Не заглушай мольбы о светлом чуде…
Я их люблю за то, что тела нет у них, –

То души выросли на тонких стебельках.
Смотри, вот василёк доверчивый и ясный.
Он синий, потому что добрый. В небесах
Раз добрый ангел жил. И Бог в его глазах
Увидел гнева тень и злобы холод властный.

Чтоб упрекнуть его, Он создал василёк.
Что шепчешь ты, мой синий, добрый, милый?..
Дрожишь, боишься ты?.. И я боюсь, цветок!
И я боюсь их всех с их суетой унылой;
Ты знаешь – я люблю не их, я их далёк…

Я Лилию люблю. То будет в вечер синий, –
Мы в храм войдём, в великий, синий храм,
Где свод из звёзд. И будет месяц нам
Свой лить серебряный, прозрачный фимиам,
И храм откроет нам незримые святыни.
Я Лилию люблю… Нас в предвечерний час
Благословит подсолнечник склонённый,
Зашепчет сад, красой её смущённый,
Заплачут яблони от радости за нас
Слезами белыми…
…В кортеже бесконечном
Мы шествуем… И впереди – она,
Великолепна, царственна, бледна, –
Принцесса Лилия в наряде подвенечном…
Не стану звать на свадьбу я людей,
Не надо глаз завистливых и хмурых;
Цветы, одни цветы! Весь двор придёт, вся знать.
Там астры белые в придворных куафюрах
Подружками ей будут; георгин
Весь в пёстром бархате, служить герольдом станет,
Свидетелем – гарлемский гражданин,
Утонченный тюльпан. Там гимн весёлый грянет
Нам звонкий хор из ландышей лесных
И маргариток, девушек простых.
Нарцисс, шиповники, левкои с ноготками
При свете факельных настурций огневых
Все будут в эту ночь у Лилии гостями.
А маки гордые пажами будут ей –
Горящие и доблестью, и страстью.
Я Лилию люблю!.. Всю ночь среди полей
Пусть колокольчики звенят о нашем счастье!..
И в ясной тишине, в чертоге голубом
Я счастлив буду лаской белоснежной.
И станет плакать лютик над ручьём
От жёлтой ревности и горести мятежной!
А ночь пройдёт – и с солнечным лучом
Мой синий мир растает…
О, земная!
Ты не поймёшь… И если ты, страдая,
Мне станешь говорить о сердце, о былом, –
Я не пойму – ты мне теперь чужая.
……………………………
Не подходи, ты не поймёшь цветов!..

           В глуши

Внутри тюремного двора
Перед стеной, сырой и мшистой,
Согретый солнечным лучом,
Расцвел весной цветок душистый.

Был пуст и тих широкий двор
И мрачны каменные стены;
За ними хмурый часовой
Шагал и ждал, скучая, смены.

Порой в решетчатом окне
Тень заключенного мелькала:
Худое, бледное лицо
К оконным стеклам припадало.

И взор потухших, впалых глаз,
Как отблеск муки безнадежной,
Бесцельно падал на цветок,
Благоухающий и нежный.

Но разглядеть его красу
Из-за решетки было трудно,
А потускневшее стекло
Не пропускало запах чудный.

Воздушный жаворонок, вверх
Взлетев и рея в ярком свете,
Порой невольно умолкал,
Цветок лазоревый заметя.

Дрожал от радости цветок,
Шепча: "Слети ко мне! слети же!" -
И вниз слетал тогда певец,
Чтобы узнать его поближе.

Но звон цепей, и стук ружья,
И стон колодника больного
Пугали робкого певца -
И уносился ввысь он снова.

И скоро был им позабыт
Цветок, томящийся в неволе,
И пел он песнь другим цветам,
Растущим вольно в чистом поле.

Дыханьем ветра на заре
Цветок забытый не ласкало,
И даже самая земля
Ему давала соков мало.

Цветок бледнел - ив знойный день,
Печальный, грустный, нелюдимый,
В глуши тюремного двора
Завял он, жаждою томимый.

          На свободе

Зеленый луг, как чудный сад,
Пахуч и свеж в часы рассвета.
Красивых, радужных цветов
На нем разбросаны букеты.

Росинки светлые на них
Сверкают ярко, точно блестки.
Целуют пчелы их и пьют
Благоухающие слезки.

На том лугу один цветок
Был всех душистей и прелестней;
Летали ласточки над ним,
И вился жаворонок с песней.

Им любовался мотылек,
Его красою очарован,
И соловей, царь всех певцов,
Любовно был к нему прикован.

И тихо радовался он,
Что люб он всем живым созданьям
Прекрасным запахом своим
И красок дивным сочетаньем.

Но вот пришел ученый муж,
Искатель радостных растений.
Заметя чудный тот цветок,
Сорвал его без сожалений.

Расправил тихо лепестки,
Расплюснул стебель, соком полный,
И в книгу бережно вложил -
И замер в ней цветок безмолвно.

Сбежали краски с лепестков,
Их покрывавшие в излишке,
И потерял он запах свой,
Стал украшеньем умной книжки.

Зато, как лучший из цветов,
Как редкость, в виде засушенном,
Был для потомства сохранен
Он любознательным ученым.

Жжет мороз, бушует вьюга
Средь вечерней темноты…
А в окне, питомцы юга,
Улыбаются цветы.

И прохожему невольно
Как бы снится чудный край;
Хоть мороз кусает больно,
Он мечтою своевольной
Воскрешает светлый май…

В нашей жизни — мрак и холод…
Розам счастья — не цвести…
Если ты душою молод,
То в душе их приюти!

Сохрани с заботой нежной
Их в тепличной тишине, —
Чтоб дрожащих в стуже снежной
Согревать мечтой мятежной
О чарующей весне…

Je suis venu trop tard dans
un monde trop vieux

К лю­бов­ни­це-зем­ле, средь осени ненаст­ной,
Из­мен­ник — солн­ца луч — на несколь­ко день­ков
С лоб­за­ньем вновь при­шел, и пла­мен­ный, и страст­ный…
За­ло­гом их любви явил­ся рой цве­тов.

Но толь­ко вен­чи­ки ду­ши­стые рас­кры­ли
Они с на­деж­дою к ла­зур­ным небе­сам, —
Как ура­ган подул, ту­ма­ны их об­ви­ли,
При­шло нена­стье, мрак на смену ясным дням!..

Им солн­це веш­нее с лю­бо­вью не сияло,
Их не ба­ю­ка­ли на­пе­вы со­ло­вья,
И в пол­ночь тихую, качая, не лас­ка­ла
Их ветра неж­но­го ду­ши­стая струя.

И не дали они при­леж­ным пчел­кам меду,
И ветер их семян по лугу не раз­нес:
Со­рва­ла ле­пест­ки зло­дей­ка-непо­го­да,
В объ­я­тьях за­ду­шил их утрен­ник-мо­роз…

Так, не из­ве­дав­ши, что зна­чит жить на свете,
И не оста­вив­ши гря­ду­ще­му следа,
Из­му­чен­ной земли из­му­чен­ные дети
С убо­гой жиз­нию рас­ста­лись на­все­гда.

А травы ста­рые зло­рад­но на­сме­ха­лись,
Шур­ша­ли жел­тые, сухие их листы:
«Не так мы смо­ло­ду цвели и кра­со­ва­лись,
Как эти жал­кие, увяд­шие цветы!..»

I

Полынь

Меня дождь поливал,
В поле ветер качал,
Берегла меня ночка ненастная,
Я расту в тишине,
Но таится во мне
Против недугов злых —
сила властная;
Горек, горек мой сок,
Горек — яду горчей,
Коль отведал — спасибо не
скажется;
Но уж тот с него прок:
Что ты после ни пей, —
А уж горьким — ничто
не покажется!
 
II

Крапива

Кругом все твердят, что я злая крапива,
Дика, не душиста, собой некрасива,
И гонят меня из нарядных садов,
И нет мне местечка средь пышных цветов.
Одна, пробираясь в глуши вдоль забора,
Боюсь я людского недоброго взора…
Жестокие люди, не троньте меня,
Не то обожгу вас больнее огня!
 
III

Одуванчик

Из поцелуев шаловливых
Весенних теплых ветерков,
Из алой краски зорь стыдливых,
Из золотистых лепестков, —
Что стебель мой, блестя красою,
Венчают яркою звездою, —
Как ты, мечтательный поэт,
Воздушные я замки строю.
Днем — их ласкает солнца свет,
Ночной туман кропит слезою,
Но дунет ветерок — их нет!
Они растают от дыханья
Как дым… и как твои мечтанья!..
…Пускай! Настанет вновь весна,
На свежей почве семена
Взойдут под знойными лучами,
И скрасят яркими цветами
Скитальца одинокий путь,
И вновь отрадными мечтами
Взволнуют сердце чье-нибудь!
 
IV

Ромашка

Скрыто под белым убором
Сердце во мне золотое;
Вижу я любящим взором
Счастье и горе людское.
Пытка сомненья, я знаю,
Душу терзает и губит…
Дай, я тебе погадаю:
Любит он, или не любит…

С полей несется голос стада,
В кустах малиновки звенят,
И с побелевших яблонь сада
Струится сладкий аромат.

Цветы глядят с тоской влюбленной,
Безгрешно чисты, как весна,
Роняя с пылью благовонной
Плодов румяных семена.

Сестра цветов, подруга розы,
Очами в очи мне взгляни,
Навей живительные грезы
И в сердце песню зарони.

Цветы живут в людских сердцах;
Читаю тайно в их страницах
О ненамеченных границах,
О нерасцветших лепестках.

Я знаю души, как лаванда,
Я знаю девушек-мимоз,
Я знаю, как из чайных роз
В душе сплетается гирлянда.

В ветвях лаврового куста
Я вижу прорезь черных крылий,
Я знаю чаши чистых лилий
И их греховные уста.

Люблю в наивных медуницах
Немую скорбь умерших фей
И лик бесстыдных орхидей
Я ненавижу в светских лицах.

Акаций белые слова
Даны ушедшим и забытым,
А у меня, по старым плитам,
В душе растет разрыв-трава.

         I

Цветы мне говорят прощай,
Головками кивая низко.
Ты больше не увидишь близко
Родное поле, отчий край.

Любимые! Ну что ж, ну что ж!
Я видел вас и видел землю,
И эту гробовую дрожь
Как ласку новую приемлю.

         II

Весенний вечер. Синий час.
Ну как же не любить мне вас,
Как не любить мне вас, цветы?
Я с вами выпил бы на «ты».

Шуми, левкой и резеда.
С моей душой стряслась беда.
С душой моей стряслась беда.
Шуми, левкой и резеда.

         III

Ах, колокольчик! твой ли пыл
Мне в душу песней позвонил
И рассказал, что васильки
Очей любимых далеки.

Не пой! не пой мне! Пощади.
И так огонь горит в груди.
Она пришла, как к рифме «вновь»
Неразлучимая любовь.

         IV

Цветы мои! Не всякий мог
Узнать, что сердцем я продрог,
Не всякий этот холод в нем
Мог растопить своим огнем.

Не всякий, длани кто простер,
Поймать сумеет долю злую.
Как бабочка — я на костер
Лечу и огненность целую.

         V

Я не люблю цветы с кустов,
Не называю их цветами.
Хоть прикасаюсь к ним устами,
Но не найду к ним нежных слов.

Я только тот люблю цветок,
Который врос корнями в землю,
Его люблю я и приемлю,
Как северный наш василек.

         VI

И на рябине есть цветы,
Цветы — предшественники ягод,
Они на землю градом лягут,
Багрец свергая с высоты.

Они не те, что на земле.
Цветы рябин другое дело.
Они как жизнь, как наше тело,
Делимое в предвечной мгле.

         VII

Любовь моя! Прости, прости.
Ничто не обошел я мимо.
Но мне милее на пути,
Что для меня неповторимо.

Неповторимы ты и я.
Помрем — за нас придут другие.
Но это все же не такие —
Уж я не твой, ты не моя.

         VIII

Цветы, скажите мне прощай,
Головками кивая низко,
Что не увидеть больше близко
Ее лицо, любимый край.

Ну что ж! пускай не увидать.
Я поражен другим цветеньем
И потому словесным пеньем
Земную буду славить гладь.

         IX

А люди разве не цветы?
О милая, почувствуй ты,
Здесь не пустынные слова.

Как стебель тулово качая,
А эта разве голова
Тебе не роза золотая?
Цветы людей и в солнь и в стыть
Умеют ползать и ходить.

         X

Я видел, как цветы ходили,
И сердцем стал с тех пор добрей,
Когда узнал, что в этом мире
То дело было в октябре.

Цветы сражалися друг с другом,
И красный цвет был всех бойчей.
Их больше падало под вьюгой,
Но все же мощностью упругой
Они сразили палачей.

         XI

Октябрь! Октябрь!
Мне страшно жаль
Те красные цветы, что пали.
Головку розы режет сталь,
Но все же не боюсь я стали.

Цветы ходячие земли!
Они и сталь сразят почище,
Из стали пустят корабли,
Из стали сделают жилища.

         XII

И потому, что я постиг,
Что мир мне не монашья схима,
Я ласково влагаю в стих,
Что все на свете повторимо.

И потому, что я пою,
Пою и вовсе не впустую,
Я милой голову мою
Отдам, как розу золотую.

Цветы росли в оранжерее.
Их охраняли потолки.
Их корни сытые жирели
и были лепестки тонки.

Им подсыпали горький калий
и множество других солей,
чтоб глаз анютин желто-карий
смотрел круглей и веселей.

Цветы росли в оранжерее.
Им дали света и земли
не потому, что их жалели
или надолго берегли.

Их дарят празднично на память,
но мне - мне страшно их судьбы,
ведь никогда им так не пахнуть,
как это делают сады.

Им на губах не оставаться,
им не раскачивать шмеля,
им никогда не догадаться,
что значит мокрая земля.

Я шел к тебе... На землю упадал
Осенний мрак, холодный и дождливый...
Огромный город глухо рокотал,
Шумя своей толпою суетливой;
Загадочно чернел простор реки
С безжизненно-недвижными судами,
И вдоль домов ночные огоньки
Бежали в мглу блестящими цепями...

Я шел к тебе, измучен трудным днем,
С усталостью на сердце и во взоре,
Чтоб отдохнуть перед твоим огнем
И позабыться в тихом разговоре;
Мне грезился твой теплый уголок,
Тетради нот и свечи на рояли,
И ясный взгляд, и кроткий твой упрек
В ответ на речь сомненья и печали,-
И я спешил... А ночь была темна...
Чуть фонарей струилося мерцанье...
Вдруг сноп лучей, сверкнувших из окна,
Прорезав мрак, привлек мое вниманье:

Там, за зеркальным, блещущим стеклом,
В сиянье ламп, горевших мягким светом,
Обвеяны искусственным теплом,
Взлелеяны оранжерейным летом,-
Цвели цветы... Жемчужной белизной
Сияли ландыши... алели георгины,
Пестрели бархатцы, нарциссы и левкой,
И розы искрились, как яркие рубины...
Роскошные, душистые цветы,-
Они как будто радостно смеялись,
А в вышине латании листы,
Как веера, над ними колыхались!..

Садовник их в окне расставил напоказ.
И за стеклом, глумясь над холодом и мглою,
Они так нежили, так радовали глаз,
Так сладко в душу веяли весною!..
Как очарованный стоял я пред окном:
Мне чудилось ручья дремотное журчанье,
И птиц веселый гам, и в небе голубом
Занявшейся зари стыдливое мерцанье;
Я ждал, что ласково повеет ветерок,
Узорную листву лениво колыхая,
И с белой лилии взовьется мотылек,
И загудит пчела, на зелени мелькая...
Но детский мой восторг сменился вдруг стыдом:
Как!.. в эту ночь, окутанную мглою,
Здесь, рядом с улицей, намокшей под дождем,
Дышать таким бесстыдным торжеством,
Сиять такою наглой красотою!..
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Ты помнишь,- я пришел к тебе больной...
Ты ласк моих ждала - и не дождалась:
Твоя любовь казалась мне слепой,
Моя любовь - преступной мне казалась!..

Тот, кто любит цветы,
Тот, естественно, пулям не нравится.
Пули — леди ревнивые.
Стоит ли ждать доброты?
Девятнадцатилетняя Аллисон Краузе,
Ты убита за то, что любила цветы.

Это было Чистейших надежд выражение,
В миг, Когда, беззащитна, как совести тоненький пульс,
Ты вложила цветок
В держимордово дуло ружейное
И сказала: «Цветы лучше пуль».

Не дарите цветов государству,
Где правда карается.
Государства такого отдарок циничен, жесток.
И отдарком была тебе, Аллисон Краузе,
Пуля,
Вытолкнувшая цветок.

Пусть все яблони мира
Не в белое — в траур оденутся!
Ах, как пахнет сирень,
Но не чувствуешь ты ничего.
Как сказал президент про тебя,
Ты «бездельница».
Каждый мертвый — бездельник,
Но это вина не его.

Встаньте, девочки Токио,
Мальчики Рима,
Поднимайте цветы
Против общего злого врага!
Дуньте разом на все одуванчики мира!
О, какая великая будет пурга!

Собирайтесь, цветы, на войну!
Покарайте карателей!
За тюльпаном тюльпан,
За левкоем левкой,
Вырываясь от гнева
Из клумб аккуратненьких,
Глотки всех лицемеров
Заткните корнями с землей!

Ты опутай, жасмин,
Миноносцев подводные лопасти!
Залепляя прицелы,
Ты в линзы отчаянно впейся, репей!
Встаньте, лилии Ганга И нильские лотосы,
И скрутите винты самолетов,
Беременных смертью детей!

Розы, вы не гордитесь, Когда продадут подороже!
Пусть приятно касаться
Девической нежной щеки, —
Бензобаки Прокалывайте Бомбардировщикам!
Подлинней, поострей отрастите шипы!

Собирайтесь, цветы, на войну!
Защитите прекрасное!
Затопите шоссе и проселки,
Как армии грозный поток,
И в колонны людей и цветов
Встань, убитая Аллисон Краузе,
Как бессмертник эпохи —
Протеста колючий цветок!

Точно из легкого камня иссечены,
В воду глядят лепестки белоснежные.
Собственным образом пристально встречены,
Вглубь заглянули цветы безмятежные.

Мягкое млеет на них трепетание,
Двойственно-бледны, растут очертания.
Вглубь заглянули немые цветы,-
Поняли, поняли свет Красоты!

Сердце, багряной чертой окаймленное,
Тайно хранит золотые признания.
Только в себя невозвратно-влюбленное,
Стынет, бледнеет, в мечтах без названия.

С чистою грезой цветок обручается,
Грезу любя, он со Смертью венчается.
Миг,- и от счастия гаснут цветы,-
Как они поняли свет Красоты!

Расцветают в ночь Купала, небывалой красоты, 
Как огни багряно-алы, чародейные цветы... 

Чащи, заросли лесные обступили их гурьбой, 
Караулят злые силы вместе с Бабою-Ягой... 

Если счастье не ласкало никогда -- иди туда: 
Ровно в полночь на Купалу расцветет цветок-звезда. 

Только знай, что злая сила и хитра и велика, -- 
Ждет удaлого могила из-за приворот-цветка... 

Если страх душе неведом, на смекалку тароват, -- 
Рви его: пойдешь к победам, будешь счастлив и богат! 

Я на землю смотрю с голубой высоты.
Я люблю эдельвейс, неземные цветы,
Что растут далеко от обычных оков,
Как застенчивый сон заповедных снегов.

С голубой высоты я на землю смотрю,
И безгласной мечтой я с душой говорю,
С той незримой Душой, что мерцает во мне
В те часы, как иду к неземной вышине.

И, помедлив, уйду с высоты голубой,
Не оставив следа на снегах за собой,
Но один лишь намек, белоснежный цветок,
Мне напомнит, что Мир бесконечно широк.

Всего стихотворений: 80

Количество обращений к теме стихотворений: 38251