Николай Антонович Мацнев

Кошка и Канарейка

 Куда понравилася Кошке
Пичуга, что нас так пленяет голоском!
По целым дням сидит, злодейка, на окошке,
С неё не спустит глаз и машет лишь хвостом.
Конечно бы она могла достать певицу,
И завтрак у неё тотчас бы был готов;
Но трусит барышню, лет тридцати девицу,
Котора страстную питала к ней любовь.
Пожалуй вить прибьют за то немилосердно!
Но Кошке между тем охота смертна есть.
На Канареечку глядит она усердно.
Чего нужда, кажись, не может изобрести?
«Сем я попробую, — она так рассуждала, —
 Употребить с пичугой лесть;
Такая иногда нам хитрость помогала.
Вить ласки нежные почти приятны всем.
Скажу ей то и сё, она прельстится тем;
  Покажется ее головка,
 Тут подцепить её мне ловко,
Схвачу и придушу, и тотчас спрячусь в сад,
 Как будто не моё и дело.
Спустя часок опять приду домой я смело;
Мне всяк по-прежнему отменно будет рад,
И на меня иметь не будут подозренья.
 Потом же после сожаленья,
Конечно, уж её на улицу швырнут,
А я, чтоб съесть её, явлюся тотчас тут».
 Как положила,
Так к исполнению тотчас и приступила.
«Ах милая моя! — она сказала ей, —
 Как не пленять тебе людей,
Когда и я, совсем не разбирая ноты,
Не смысля музыки, пленяюся тобой
 До степени такой,
Что, позабыв дела и брося все заботы,
Сижу здесь близ тебя, весь день и во всю ночь;
 Я не могу уже уйти отселе прочь.
Голубушка! мой свет! подруженька сердечна!
Ах, верь! любовь к тебе во мне пребудет вечна.
Не думаю, чтоб кто так страстен быть возмог.
Ты в клеточке; я здесь; обняться нам не можно,
 Но дружества в залог
Ты поцалуй меня; но только осторожно,
Дружок мой! чтоб себя отнюдь не повредить.
Вить оглядевшися, должно всегда любить».

 Развеся уши, Канарейка
Поверила словам, которые злодейка
Сказала с видом тем, махаючи хвостом,
С каким она у нас сидит перед столом.
 Для лобызания бедняжечка продела
Сквозь клетку голову, и поцалуя ждёт;
Но Кошка задушить тотчас её успела
И будто бы ни в чём из горницы идёт.

 Прощай! прекрасная певица!
О легковерия ужасный нам пример!
 Проснувшися, моя девица,
Узнав, что птички нет, расплакалась без мер;
 Но как всё наше огорченье
 Проходит будто тяжкий сон,
То через час дано служанке повеленье
 Чтоб желтинькой наш Аполлон
Был тотчас выброшен из первого окошка.
Швырнули — и его в минуту съела Кошка.