Николай Максимович Минский

Дома

С от­ра­дой вижу вас, зна­ко­мые места, —
Тебя, ста­рин­ный сад, где маль­чи­ком, бы­ва­ло,
Так часто я меч­тал. Уж ночи тем­но­та
За­стла­ла неба свод, как будто по­кры­ва­ло;
Давно б домой пора, а я еще брожу
Под тем­ной кущей лип, на небе­са гляжу,
И в дет­ской го­ло­ве та­ин­ствен­но, как тени,
Тол­пит­ся смут­ный рой во­про­сов и со­мне­ний.

Я их не мог ре­шать ре­бя­че­ским умом, —
Но звез­ды свет­лые так лас­ко­во гля­де­ли,
Так дивно млела ночь в ве­ли­чии немом,
Так липы ста­рые до­вер­чи­во шу­ме­ли, —
Что чув­ство страст­ное вос­тор­жен­ной любви
И к небу, и в земле рож­да­ло­ся в груди,
И серд­це дет­ское сжи­ма­лось болью слад­кой,
И слезы по лицу стру­и­ли­ся украд­кой.

Те­перь, увы! не то. Про­чел я много книг,
И долго раз­мыш­лял над жиз­нью. Слава Богу,
Неда­ром труд про­пал: я мно­гое по­стиг
И жизни раз­ре­шил во­про­сы по­не­мно­гу.
Узнал, что звез­ды вниз бес­смыс­лен­но гля­дят,
Что липы ста­рые бес­смыс­лен­но шумят, —
Но что бес­смыс­лен­ней всего во всем тво­ре­ньи
Над­мен­ный че­ло­век — и лжи, и злобы гений.

И толь­ко од­но­го я не по­стиг еще:
Зачем же мерт­вый мир и род людей же­сто­кий
Все, как тогда, люблю — безум­но, го­ря­чо,
С тос­кою веч­ною, мо­гу­чей и глу­бо­кой?
Зачем же­ла­нию, уму на­пе­ре­кор,
Порой на­деж­дою го­ришь, о, груст­ный взор?
Зачем смол­ка­ешь вдруг, о, голос убеж­де­нья?
Зачем в душе зву­чишь, о, песня воз­рож­де­нья?..