Иван Иванович Бахтин (1754-1818)

• Биография

Все стихотворения на одной странице

- Оглавление -

Вор, похитивший часы

Часы у госпожи в собрании заметя,
 И их себе присвоить метя,
  Один проворной вор,
  На выдумки быв скор,
Искусно олухом на время притворился:
Шед мимо госпожи, он будто зацепился,
И будто невзначай, ей на ногу ступил;
А боль ей учиня, часы удобней сбрил.
Боярыня отнюдь того не помышляла,
Что хитрость простота его в себе включала,
 И так она вскричала:
  «Болван! простак!»
Но вор с усмешкою ответствовал без лести:
  «Я глуп не так,
Как сколько делать вы изволите мне чести».
Не ясно ли сей вор сказал, читатель, всем,
Что часто плутовство мы глупостью зовем? 

* * *

                Готовясь свет оставить сей, 
Горюешь, не хотя расстаться ты с душей. 
Не плачь, не трать ты слез: чего тебе бояться? 
Души в тебе и нет: так с чем же расставаться? 

Завистник

Завистливый всегда найдет, что охуждать,
И к этому хочу я быль одну сказать;
А может быть, что то и сказка;
Но сказка ль, или нет, была бы то привязка,
Когда бы точно кто хотел о том узнать.
И так я времени на справки не теряю
И к повести моей немедля приступаю.
В каком-то городе, — а именно, в каком? —
Никто меня, прошу, не спрашивай о том;
В каком бы ни было, но статуя стояла,
И мнилось, что ее Минерва изваяла.
Но медь, иль серебро, или другой металл,
Статуе редкой той существованье дал,
Останемся о сем мы также без заботы:
Довольно, что была отменныя работы.
  Однако ж рок,
Который ко всему на свете сем жесток,
И коего ничто не избежит удара,
 Судил, чтоб от пожара,
 Иль от другой какой беды,
Красот статуи той закрылися следы.
Горюют жители; но ко отраде им,
  Явился к ним
 Искусной вдруг художник.
Нет нужды изъяснять, что не был то сапожник,
И не был то портной; а изваятель был.
Он поврежденную статую растопил
 И вновь из ней другую слил;
Которая ничем явилася не хуже,
 Да и не хуже так,
  Что видеть ту же,
  В пей думал всяк.
Все хвалят мастера, его всяк превозносит,
 Иной его обедать просит.
 Другой его дарит;
Завистник лишь один с презреньем говорит:
«Несмысленный народ легко всему дивится,
 Известно это всем;
 А я не вижу, чем
Вновь Выезжий хитрец сей мог бы похвалиться,
  Когда к литыо металл
 От прежней статуи он взял. 

Змея-любимец

С Лисицей говоря, сказал однажды Волк: 
"Смотри, кума, каков у нашего Льва толк! 
Змею он произвел в свои любимцы ныне. 
Не лучше ли тем быть большой какой скотине? 
Почто бы не избрать ему на то Слона? 
Тот ростом больше всех, притом и тверже силой..." 
-- "Ах! как же прост ты, кум мой милый! -- 
   Сказала тут кума. -- 
Любимцем быть у Льва Слон дару не имеет: 
   Он ползать не умеет". 

* * *

Как будто за разбой вчерашнего дни, Фрол, 
                  Боярин твой тебя порол. 
Но ништо, плут, тебе! Ведь сек он не без дела; 
Ты чашку чаю нес, а муха в чай влетела. 

Кольцо и жернова

 Кто в свет родился туп,
Тот сколько ни учись, но вечно будет глуп.
А чтоб моим словам давали больше веры,
 Так надобны примеры.
В старинны времена жил-был один отец,
У коего был сын уж взрослый молодец;
Но сын понятия имел гораздо мало,
Что бедного отца чрезмерно сокрушало.
Однако ж, наконец,
По горевании, решился тот отец
Отдать сынка в ученье.
Он так сказал в себе: «О сын! я уморю,
Иль в умницу тебя, конечно, претворю;
А именно, отдам тебя я к штукарю».
Что вздумал, то свершил; пришло сынку мученье.
А как с старанием достигнуть льзя всего,
То также и штукарь добился до того,
Что начал понимать детина тот его.
 Штукарь то видя, продолжает,
  Глупца он принуждает,
Насильно в голову познания кладёт
И года через три сынка к отцу ведёт,
Которого отцу надменно представляет
И с сыном старика ученым поздравляет.
Но чтоб то самое на деле доказать,
То в руку что-нибудь велел отцу зажать;
«А что такое то?» — спросил потом у сына.
   Детина
  Тут к делу приступил
 И вот задачу как решил:
  По многим вычисленьям,
  Вопросам, заключеньям,
  Сказал он, наконец,
  Что круглу вещь собою,
  В средине с пустотою,
  Имел в руке отец.
Отца, что сын сказал, немало веселило,
По той причине, что кольцо зажато было.
Однако ж, дабы зреть, догадка какова
Сверх всех наук в его любезном сыне,
По имени велел он вещь назвать детине.
 Но что ж? — в ответ на те слова,
  Сказал сын: жернова. 

Охотник биться об заклад

 Старик, имевши сына,
 Которого любил,
 Приметил, что детина
 Охоч до споров был;
А в спорах об заклад притом охотник биться.
Худа охота та: ей можно разориться;
 За тем и немила
 Отцу его была.
 Старик сынку пеняет;
Однако ж худо сын журбе его внимает.
Но, наконец, всего терпения лишась,
 На все старик решась,
 Сажает сына в яму,
То думая, что быть не можно столь упряму,
 Чтоб после и того
Закладами б еще сын стал бесить его.
И так он ямою исправить уповает;
 Но то позабывает,
Что страсти строгостью не можно истребить,
Что время лишь одно искусство то имеет,
 И что оно одно умеет
 Прямым наставником нам быть.
Сидит неделю сын, сидит и две недели,
 И в яме молодцу
Уже с водою хлеб гораздо надоели.
 Кричит оттоль к отцу:
«О батюшка! Я всем, чем хочешь, поклянуся,
Что в споры век ни с кем уж больше не пущуся,
И об заклад ни с кем не буду биться я,
Пожалуй, ты лишь вынь из пропасти меня!»
Старик, поверивши, словам его внимает,
И чтоб его достать, веревку опускает.
  Однако ж на тот раз
 Веревке тонкой быть случилось,
  У сына тот же час
  Сумненье родилось.
  Отцу представил он,
  Что очень не надёжно
На тоненьком шнурке тащить из ямы вон;
Отец же утверждал, что то исполнить можно
 Без всякого вреда;
А сын в том настоял, что выйдет тут беда.
И словом, наконец, пресильной спор родился.
 Но чем же тот их спор решился?
Сынок, разгорячись, мгновенно позабылся;
Кричал отцу: «Нельзя!.. порвется!.. и я рад
О том, что быть беде, хоть биться об заклад!» 

Проповедник и Ростовщик

Нравоучение полезно нам бывает,
  Сумнения в том нет;
 Но вот о чем вопрос идет:
Нравоучению всегда ли отвечает
 Желаемый успех?
А чтобы то узнать, посмотрим мы на тех,
Чрезмерно кто влюблен, кто так же к картам страстен,
Кто пьянствовать обык, кто, будучи несчастен,
Отчаянью собой дозволил овладеть.
Мне ж кажется мораль весьма зерну подобна,
От коего, чтоб плод хозяину иметь,
То ищет пусть земли, которая удобна.
Но истину сию дабы мне доказать,
 Я притчу вздумал рассказать.
Не знаю, было где, не помню то ж и году,
Как сказывал один священник речь к народу;
 А речи темою он взял,
Что сребролюбие — порок гнуснейший в мире,
 И в оной доказал,
 Как дважды два — четыре,
  Что грех велик,
Когда чрезмерную кто лихву получает,
 И всякой ростовщик
 Спасенья тщетно чает;
А слово окончав, доволен ритор мой,
  Пошел домой:
Искусством он своим душевно веселился.
На завтрее к попу нечаянно явился
В дом некто из числа его духовных чад,
 Который, денежки имея
И, как бы о себе, о ближних сожалея,
Служил им часто, брав от них тройной заклад;
 А то творя отнюдь не ради роста,
На месяц получал лишь пять копеек со ста.
Он стал за проповедь попа благодарить,
Вдобавок же еще и деньгами дарить,
  Прося, чтоб повторить
 О лихве слово потрудился.
Поп, видя чудо то, немало удивился,
От радости при том пришедши вне себя,
Кащею возгласил: «О чадо! коль тебя
 Я мог на путь прямой наставить,
Когда толико я успешно говорю,
  То слово повторю;
Но деньги можешь ты себе, мой друг, оставить,
 Иль можешь бедным их раздать.
  Ах! мне ль во мзду что брать?
Имею я за труд довольную награду,
Когда мог возвратить погибшу овцу стаду
И грешника изъял из мрежей сатаны».
Нищей же со своей дивился стороны,
Что поп его слова так худо понимает;
А более всего, что денег не примает;
И вот причину как он просьбы изъясняет:
*Я повторением желаю произвесть,
Чтобы в раскаянье товарищей привесть;
И думаю, когда от промысла отстанут,
Тогда уже мешать мне более не станут». 

Стансы. На счастие

Один в богатстве счастье ставит, 
Другой в чинах его быть мнит; 
Победами себя тот славит, 
И счастье все лишь в славе чтит. 

В науках, в оны углубяся, 
Найти блаженство мнит иной; 
Иной, от света удаляся, 
Вменяет в счастие покой. 

Различно всяк из смертных мыслит, 
Сильвандр, когда напьется пьян, 
Тогда себя блаженным числит: 
Верх благ его - с вином стакан. 

Леандр за счастье почитает, 
Вельможа коль промолвил с ним; 
Нарциз же быть счастливым чает, 
Когда любуется кто им. 

А я все счастье поставляю 
В одной Констанции моей; 
Ей милым только быть желаю, 
И нет мне счастия без ней. 

Ее внимать мне разговоры, 
На свете больше нет утех, 
И чтоб ее зреть томны взоры, 
Сокровищ мне милее всех. 

Не променю ее лобзаний, 
На царский скипетр и венец. 
Она цель всех моих желаний, 
Начало мыслей и конец. 

Учёный и Служанка

Соседская Служанка к Ученому пришла,
 Которого нашла
 Сидевша у камина.
  Зачем же тот
  Ее приход?
 А вот тому причина:
 Огонь был нужен ей.
Ученый внутренне смеяться стал над ней,
То видя, что огонь нести домой хотела,
Однако ж ничего с собою не имела,
 Во что бы уголь положить.
Она ж о том отнюдь не думала тужить
 И не заботилась нисколько:
  А только
Простывшей на ладонь золы понабрала
И уголь на нее горячий положила:
И так она руки нимало не ожгла,
А чтоб ловчей нести, золой еще прикрыла.
 Что видя, тот Ученый муж
  Чрезмерно удивился;
А как ошибки им соделанной стыдился,
  То в ту ж
 Секунду он решился,
Чтоб правило сие иметь ввиду всегда,
Что презирать никем не должно никогда,
И что такого нет простого человека,
 Который бы в теченье века,
  В удобной час,
 Чему-нибудь не научил бы нас. 

Халат

Жан-Жак Руссо сказал в одной из книг своих:
В халатах только мы все искренни бываем,
И правду говорим; когда же надеваем
Парадны платья мы, то лжем безбожно в них.
Руссо то написал остро, умно и кстати,
При том же, как писал, то видно, был в халате. 

* * *

Чтоб было действие, должна быть и причина! 
Все филозофы то твердят согласно нам. 
             Я прежде думал так и сам; 
Но гордость Клитова, кой малого толь чина, 
Незнатен предками, собою непригож, 
Посредственно умен, богат не слишком тож, 
Доказывает, что та аксиома -- ложь. 

Всего стихотворений: 12