Николай Васильевич Леонтьев (1739-1824)

• Список стихотворений
• Все стихотворения на одной странице

Николай Леонтьев. Басни

Какой-то дворянин, не помню, чем хворал.
По Лекаря бежать холопу приказал.
«Какой болезнию помещик твой хворает?» —
Спросил он у слуги. «Весьма недомогает, —
 Служитель отвечал. —
Он нынешнюю ночь совсем не почивал:
 Всё охает, стенает;
Но болен чем, того никто не знает». —
«Изрядно, для него рецепт уже готов.
Я вижу, что он хвор лишь тем, что не здоров.
Возьми рецепт, беги, беги скорей в аптеку».
Приказ хоть дивен сей гораздно человеку,
Однако же пошел, лекарство взял, принес.
Я чаю, не видал никто таких чудес,
Что б не смотря больных, лекарство им давали,
И что б больные то лекарство принимали;
Но вышло так. Больной лекарство выпивал.
Конечно, колдуном он Лекаря считал.
Но пусть колдун; да лих больной наш стал больнее.
Жить хочется. Всего на свете жизнь милее.
Опять по Лекаря больной слугу послал.
Другой рецепт ему наш Лекарь написал.
Исправно дворянин лекарство принимает;
Но врач исправнее во гроб его вгоняет.
 Не ведал, что писал,
Больного подлинной болезни он не знал.
Не помню, осенью ль, зимою ли, иль летом,
 Больной простился с светом.
Позволь, читатель, мне вот то теперь сказать:
Когда какую вещь кто хочет исправлять,
То должен точное иметь о ней познанье,
И знать со всех сторон той вещи состоянье;
 Похож же, без того,
Удачей будет он на Лекаря сего.

Увидев Горлицу, плутишка Воробей
Завел с ней разговор и спрашивал у ней:
«Скажи мне то, чего совсем не понимаю,
Почто летаешь ты не так, как я летаю?
Летаешь прямо ты везде и завсегда.
Мне, право, жаль тебя: великая беда
С тобою от сего полету быти может.
Стрелок всегда тебя, когда только захочет,
 Сударушка моя,
 Застрелит из ружья.
А я так сей беды отнюдь не опасаюсь,
За тем что на лету проворно извиваюсь;
Ныряю вниз и вверх, прицелиться не дам.
Последуй, светик мой, и ты моим путям».
Но Горлица на сей совет ему сказала:
«Нет нужды, что бы я по твоему летала.
Тебе ж, конечно, есть большая нужда в том,
За тем что ты живешь на свете плутовством -
Летаешь по полям, садам и огородам,
 И сельским ты народам
 Покою не даешь,
Ты многое у них беспошлинно берешь.
Пугалки на тебя в грядах они втыкают;
Так, знать, ты солон им, когда тебя пугают;
Но я не делаю обид им никаких;
За что ж мне ожидать гонения от них?
Неужели стрелок ту птичку убивает,
Которая его отнюдь не обижает?
При том же сделала меня природа так,
Что мне переменить полет нельзя никак».
Хоть Горлица тогда изрядно рассуждала,
Однако ж, бедная, худенько отгадала.
Пришла пора лететь. Плутишка Воробей
 Летел же вместе с ней.
На двух они стрелков в дороге налетели.
 Стрелки лишь их узрели,
Тотчас взвели курки, стреляли из фузей.
 Мошенник Воробей
 Ныряя, увернулся,
И выстрел до него фузейной не коснулся;
Но бедну Горлицу всее разбило в пух:
 Пришло терять ей дух.
Вздохнувши, бедная, в последней раз сказала:
«За что убита я, кому я досаждала?»
Бездельник Воробей, хоть после и летал,
 Нырял и воровал,
Однако ж, наконец, нырок не отнырялся,
 Под пуличку попался
 И закричал: «Ох! ох!
Прости, прости, в садах зеленой мой горох*.
Читатель, истина прямым путем летает.
Нередко, бедной, ей случается страдать,
За тем, что зависти легко по ней стрелять;
Притом же не один стрелок по ней стреляет,
Но подлых гадин тех не очень зашибешь
И пулей правды в них не скоро попадешь.
Из коих каждая, туда, сюда, ныряет,
Вертится, и всяк час себя переменяет.
Случается чрез то им много находить.
По подлым их следам не надобно ходить,
За тем что счастье их на счастье не походит:
Оно хулу на них с презрением наводит.
Притом же, наконец, их подлость — их губит.
Того ж, что Истину во весь свой век хранит,
Хоть злоба иногда и многого лишает,
Однако ж мало он во многом том теряет. 

Случилось: по полю голодной Волк шатался,
Вдали ему большой кус мяса показался,
С великой жадностью к нему он побежал
 И с радости плясал,
Что столь драгой обед судьба ему послала:
Душа его отнюдь сего не ожидала.
Он чаял, что обрел великое добро;
Но вдруг, как начал есть, впилась ему в ребро
Клепца сокрытая с преострыми зубцами.
Смерть страшну Волк тогда увидел пред глазами.
 Он плакал и стонал,
Что вдруг неосмотрясь в такой обман попал,
Что много жаден был и не остерегался;
Но напоследок тем при смерти утешался,
Что твари, кои всех разумнее слывут,
Подобно, как и он, себя не берегут;
И ложное добро за счастье принимают;
А от того в клепцу нередко попадают. 

Одна из двух Собак пресчастлива была,
 Приятну жизнь вела
 И нужды не терпела,
Без всякого труда с излишком все имела.
 Не знала горевать,
За тем что никогда в напастях ей бывать,
 В бедах не приключалось.
В весельях время все Собакой провождалось.
Другая ж старостью лишилась сил своих,
Бедна была и средств не знала никаких
 Сыскать ко прокормленыо;
И к пущему себе Собака огорченью
Воспомнила, что век не праздно провела;
А в старости своей оставлена была.
Искать ей пить и есть, конечно, надлежало,
Сверх воли для нее уж время то настало,
 Чтоб по миру бродить:
Ко счастливой пошла Собака есть просить.
Всю бедность ей свою Собака изъяснила
 И помощи просила;
Однако ж от другой весьма был худ ответ,
 Сказала ей: «Мой свет,
Не стыдно ли тебе, что по миру ты бродишь,
Как будто дома есть взаправду не находишь.
Ты старостью своей меня не убеждай,
Коль хочешь есть, поди, прилежно работай».
Собака бедная богатой отвечала:
«Вся мочь от дряхлости моя уже пропала.
Избито тело все, едва могу ходить». —
«Так незачем тебе на свете больше жить», —
 Счастливая сказала.
Собака старая чрез случай сей узнала,
Что те, которые во счастье век живут,
Участия в бедах-напастях не берут:
Их бедное других не тронет состоянье,
И жалости, к себе подобным, ощущанье
Во грубых их сердцах не видно никогда.
Не знают, что напасть, что горесть, что беда. 

В древнейших временах обычаи бывали:
Животных, что богам на жертву осуждали,
 Цветами украшать.
 Рога им позлащать.
Овечку ко сему жрецы определили.
Украсили ее, рога ей позлатили.
Овечка мнила быть счастливою тогда,
Коль чести таковой не зрела никогда.
Толпа людей ее повсюду окружала;
Но вдруг несчастная лишенна жизни стала —
Нож острый скоро был тогда в нее вонзен.
Не чаяла она таких себе премен.
Читатель, в свете так злодеи поступают:
На место всех цветов хвалами украшают
Того, которого стремятся уязвить,
Скрыв злобу, в похвале надежно поразить.
Брегись сего всяк тот, кому беречься должно,
Вещание из уст бывает часто ложно.

Когда-то произвел звериной властелин
 В большой Медведя чин,
И многое число Медведю под смотрение
 Различных дал зверей.
Я думаю, что всем знаком обычай сей:
Когда получит кто большое повышение,
 То вмиг после того
Появится толпа в передней у него.
 С Медведем так и было;
Зверей премножество к Медведю привалило:
Иной ему себя роднею называл
И не оспоримо то дело доказал;
 Иные говорили,
Что с дедушком его их дедушки служили;
Но словом, наш Медведь прапрадед стал и брат,
Племянник, дядюшка, дед, шурин, зять и сват.
 И все, что вздумать можно.
Однако ж на родство надеяться не должно.
 Больших господ в полон
Знакомством и родством не очень взять удобно,
Но лестью сделать то живет весьма свободно,
За тем что сладок им тиранки сей закон:
Она, ко бедствию, на Истину походит;
Страстям великой друг, всегда за ними ходит;
 Всем чувствам угодит,
С сердцами завсегда согласно говорит;
Чего ль ни пожелай, готова в то пускаться.
Трудненько прелестям ее сопротивляться.
 И так нора сказать,
Кто милость из зверей в Медведе мог снискать:
Не тот ли, кто родня, знаком кто, или честен?
Никак, но зверь, что был Медведю неизвестен,
Зверок, которого Лисицею зовут,
Которой исстари мошенник, вор и плут.
Вот он-то лестию совсем в Медведя вкрался,
Проворством и умом всех лучше показался:
Знав слабости его, и знав им угодить,
Умела Лисанька Медведя покорить;
Чего ль он ни желал, лишь только молвит слово,
То все уж у нее исправно и готово.
И так, Медведь, себя совсем отдавши ей,
Совета, так, как друг, стал требовать от ней:
«Ты знаешь, — ей сказал, — что в чине я недавно,
Скажи мне, все ль дела текут у нас исправно,
Скажи, добры ль у нас начальники зверей,
Пекутся ли они о должности своей:
Дурных мы истребим, иметь нам их бесчестно.
Тебе, конечно, все, что есть у нас, известно.
Из доброй ты души, пожалуй, не скрывай,
Оставь пощаду всю, и правду знать мне дай».
 Лисица отвечала:
«Усердие я к вам довольно доказала.
Я буду, не щадя, вам правду говорить,
За тем что в деле сем не должно мне щадить,
В особенном добре легко я уступаю,
 Но в общем не спускаю;
И так, что знаю я, то верно вам скажу:
Собак переменить я нужным нахожу.
Немалые чины они у нас имеют,
Однако ж управлять худенько разумеют,
Усердия в них нет, не тщатся работать,
И сентиментов в них хороших не видать;
Я их способными тут быть не признаваю,
Но из фамилии я волчьей много знаю,
 Притом и из своей,
Немалое число достойнейших зверей:
Они усердием к отечеству пылают,
Разумны и остры, и правду обожают;
Вот их-то на места Собак определить».
Лисица знала, как Медведя убедить.
Поверил наш Медведь ее коварным вракам.
Пошло великое гонение Собакам:
Лисицы их к тому да Волки довели,
Что многие из них в отставку побрели;
Других же силою из службы выгоняли.
Собаки верные крушились и стеняли:
Стараясь Льву всегда с усердием служить,
Не думали сию награду получить.
Везде Лисицы лишь да Волки управляли,
Медведя окружа, везде повелевали.
 Что ж вышло из сего?
Зверочки были все счастливы до сего;
Но только лишь во власть их новую вручили,
Исчезло счастие, всяк день в мученье были:
У множества Овец отъемлен был живот,
Повсюду множество таскалося сирот.
Злодействие всяк час число их уменьшало.
Мучение сносить в них сил уже не стало.
Овечка бедная просить было пришла.
Какую ж прибыль в том себе она нашла?
 Ее не допустили,
Пришла в шерсти, назад обритую пустили.
Медведь отнюдь сего злодействия не знал,
За тем что сам входить в дела не помышлял,
Но только лишь одним ласкателям вверялся;
Что скажет Фаворит, на том и утверждался.
 Великая беда,
Когда во обществах большие господа
 Людей не разбирают,
И злым ласкателям совсем себя вверяют:
Ушми, глазами их и слышат и глядят,
Своими ж никогда не слышат и не зрят. 

                 Случилось из Земли поднятися Парам 
                 По воле древнего светила к облакам. 
                 Пары на высоте чрезмерно возгордились, 
                                     Совсем там позабылись 
                 И Землю начали несносно презирать, 
                                     В ничто ее вменять. 
                 "Куды годишься ты? -- Земле они сказали.-- 
                 Столь гнусного, как ты, доднесь мы не видали; 
                 Нестройный, грубый ты и непрозрачный шар. 
                 Но мы перед тобой большой имеем дар: 
                 Пространных мы небес владеем высотами 
                 И там различными сияем красотами, 
                 Светило зрим всегда удобнее тебя". 
                 -- "Конечно, детушки, забыли вы себя, -- 
                                     Земля Парам сказала. -- 
                 Ведь были вы во мне, ведь я вас воспитала; 
                 Вы -- часть меня, росли в утробе вы моей. 
                 Так льзя ль гордиться вам пред матерью своей? 
                 Светило, что меня собою оживляет, 
                 Не для того вверху вам быть повелевает, 
                 Чтоб вам забыть, что вы и для чего вы есть; 
                 Но для того дает оно сию вам честь, 
                 Чтоб, в дождь вы превратясь, меня бы орошали 
                 И тем бы здравие мое вы сохраняли, 
                 Чтоб плод животным я могла всегда давать, 
                 Для пользы, для красы различное рождать. 
                 Вот, детки, для чего прекрасное светило 
                 Поверх меня, Земли, вам быть определило". 
                  
                           О вы, которым власть 
                 Монархов отдает правленья знатну часть! 
                 Не для того верхи честей людских вам дали, 
                 Чтоб мнить лишь о себе, гордиться, презирать 
                 И в пышностях свой долг совсем позабывать; 
                 Но для того, чтоб вы дождь сладкий изливали, 
                 Щедроты, правды дождь на смертных в обществах. 
                 Честь, слава без сего -- един лишь только прах. 

Лев, будучи войну намерен предпринять, 
Велел во все места указы разослать, 
Чтоб звери все к войне себя изготовляли. 
Приказ исполнен был. Зверей распределяли: 
Слонам повелено сражаться на войне, 
Военные везти припасы на спине; 
А обезьянам быть при войске без отлучки, 
Чтоб недруга провесть, выкидывая штучки; 
Медведям штурмами велели нападать; 
Лисицам -- разные обманы вымышлять. 
Но некто Льву сказал: "Ослы куда годятся? 
Они ведь дураки. И заяцы боятся 
                    Пустого завсегда. 
Так брать нам их с собой -- лишь тягость да беда". 
Но Лев сказал: "Без них неможно обойтиться: 
Один из них у нас курьером быть годится, 
                    Другой же трубачом". 
Читатель! Есть места на свете людям всем. 
Премудрый государь ничто не упущает, 
Он с пользою худых и добрых помещает. 

Молоденькой сынок бывал чрезмерно рад,
Когда отец его с собой брал в маскарад.
Меж множеством забав он тем тут веселился,
 Что очень научился
Под масками людей знакомых узнавать:
Он всякого умел свободно отгадать
 По стану, по походке,
Иного ж по большой к плясанию охотке.
Сынок хвалился сам уменьем пред отцем.
«Мой друг, пора тебе хвалиться уж не тем, —
Сказал ему отец. — Другие маскарады
 Есть, свет мой, для тебя,
Вот в них-то оказать старайся ты себя.
Совсем другие там увидишь ты наряды».
 Сынок весьма просил,
Чтоб в новой маскарад отец его свозил,
И сделал бы чрез то ему он утешенье.
Знать надобно: сынок имел уж рассужденье.
Не помню, где-то был огромный пир и бал:
Отец его туда с собою вместе взял.
Различные сей пир особы составляли;
Из них тут многие друг друга обнимали,
 Трепали по рукам.
«Вот новой маскарад, мой сын, твоим глазам, —
Сказал отец. — Каких ты видишь пред собою
 На бале здесь людей?
Мудрен ли кажется вопрос тебе мой сей?» —
«Им надобно большим друзьям быть меж собою», —
 Отцу он отвечал.
 Отец захохотал
И сыну говорил: «Ты мыслишь очень ложно,
Пора учиться знать людей тебе, мой свет.
Хоть масок на людях здесь, кажется, и нет,
Но маски те, что зреть глазами невозможно,
 На них, конечно, есть.
 Притворство, ложь и лесть
 Те маски составляют;
Их люди на одни сердца лишь надевают.
Вот в сем-то знании ты должен успевать:
Уметь под масками сердца распознавать,
За тем что счастлив тот всегда почти бывает,
Который узнавать сердца людские знает;
А тот, кто знанию сему не обучен,
В погибели впадать, в обманы принужден;
И ежель хочешь знать, как должно просвещати
 В искусстве сем себя,
Вот первой путь к тому для всех и для тебя.
С вниманьем надобно истории читати:
Мы в них открытые сердца людские зрим.
Напрасно иногда с тобою мы грустим
О том, что маскарад не часто посещаем.
Весь свет есть маскарад, мы в нем всегда гуляем».

Мужик, что от трудов умел разбогатеть, 
Увидя, что ему приходит умереть,
Призвал к себе детей, сказал им: «Исполняйте
Приказ, что вам теперь при смерти детки дам.
От предков землю всю, доставшуюся нам, 
 Отнюдь не продавайте.
В ней, детушки, давно великой клад зарыт; 
Но место то забыл, в котором он лежит,
И для того сохой вы землю всю взрывайте,
 Работу повторяйте;
А ежель все труды вам клада не дадут,
 Так хлеб посейте тут.
Когда не в этот год, в другой он попадется. 
Работайте, сей клад когда-нибудь найдется».
Приказ сей дети все старались исполнять,
И чтилися сохой всю землю ту взрывать. 
Хоть денежной тогда им клад и не явился, 
Однако же весьма хорошей хлеб родился, 
Которой им в тот год барыш великой дал. 
Тогда отцову всяк загадку отгадал,
Что верной клад себя в труде лишь заключает,
За тем что всяк трудом добро приобретает. 

Частенько Заяцу давали передрягу
 Охотники в лесах.
Он чаял каждой час в великих быть бедах:
Не знал, куды бы дать от сих злодеев тягу.
В одну бродя он ночь, увидел огород.
Вскочил в него, нашел большой капусте род.
Обрадуясь, сказал: «Теперь не испугают
Охотники меня. Пусть гончие гоняют:
Мой след для них простыл, отнюдь я не страшусь,
 В капустку заберусь,
 Она меня схоронит,
Прикроет и от всех напастей оборонит».
И подлинно бы он в большем покое жил,
Когда б сохранницу свою не позабыл
 И был бы благодарен;
 Но заяц наш был жаден.
Дни три капусте он вреда не причинял,
 Но после кушать стал:
Съел кочень, два и три, дошло и до десятка,
До двух до четырех. Реденька стала грядка.
Мужик, которому садок принадлежал,
Увидевши урон, тотчас жильца узнал.
Сказал охотникам. Воришку окружили
 И тут же затравили.
Читатель! Надобно любить и почитать
Тех, кои нам добро стараются являть.

Павлин, великостью гордясь и красотою, 
С презрением всегда на Курицу взирал; 
Несносно всякий день ее он обижал, 
Не знала никогда она себе покою. 
К несчастию, она, цыплят своих любя, 
Имела, бедная, их много у себя. 
   Кормить их надлежало, 
Но корму и себе у ней недоставало: 
Весь корм, что господин давать повелевал, 
Павлин у ней всегда насильно отнимал. 
Пришло с цыплятами ей по миру шататься. 
Однако же она могла еще ласкаться 
   Удар сей отвратить: 
К хозяину пошла защит себе просить. 
Но, бедную, ее к тому не допустили 
И взашей от хором учтиво проводили. 
Что делать? По миру от бедности пошла; 
Яиц хозяину уж больше не несла, 
   Усердье потеряла. 
Другая курочка ее увещевала, 
Сказала ей: "Мой друг, издревле свет таков, 
Что страждут бедняки всегда от богачёв, 
   А слабые от сильных". 
На свете много есть таких чудес предивных.

Прохожим на пути хотелось очень пить.
Не зря нигде воды, не знали, где найтить.
Однако ж вдруг родник и лужа показались.
Прохожие весьма находкой утешались.
От жажды всяк из них ко луже побежал,
За тем что родничок весьма казался мал;
А лужа, напротив, казалася большею,
Так мнили утолить скорее жажду ею.
Другие мужички, что сим навстречу шли,
Хотели так же пить, и к роднику пошли.
Те, кои с жадностью ко луже побежали,
 Лишь больше пить желали,
За тем что в луже той велика хоть вода,
Однако же она весьма худа.
Не можно было пить: гораздо провоняла;
Но та, что в роднике, всю жажду утоляла.
Хоть мало, да светла, чиста и холодна:
Пришедших в ней совсем насытила она.
От лужи вся толпа прохожих прочь бежала,
Валила к роднику; но пойло прогуляла. 
Прельщаться нужды нет количеством вещей.
Хороший лишь разбор в доброте их имей. 

Дурак Разумного ударил больно в рожу,
Немало повредил кохтями он и кожу.
Разумной грош ему за сей гостинец дал.
Дурак тогда себя чрезмерно выхвалял,
Что так нечаянно мог способ он сыскати,
 Как деньги доставати.
Увидел, что идет по улице мужик,
Которой был высок и силен так, как бык.
С налету мужику Дурак дал оплеуху.
Мужик, взбесясь, схватил, давил его как муху.
 Дурак под ним визжал:
Отплаты таковой отнюдь не ожидал.
Он думал, что мужик даст также за работу
Копейку или две; однако же без счёту
Совками Дурака крестьянин наградил.
Разумной Дураку изрядно отомстил. 

                 Презрение Свеча имея к Фонарю, 
                 Сказала: "Подло то, что я в тюрьме горю. 
                 Фонарь обширно мне всегда блистать мешает, 
                 Со всех сторон мои лучи он запирает; 
                 Я важное могу пространство освещать. 
                 Итак, чтоб более не мог он мне мешать, 
                 Оставлю я его, высоко вознесуся, 
                                     Оттоле покажуся 
                                     Во всей я красоте, 
                 Ничто не будет мне мешать на высоте". 
                 Сказав сие, Свеча Фонарь свой оставляла, 
                                     Брела, куды желала; 
                 Но вдруг закапал дождь и Свечку потушил, 
                                     Долой с дороги сбил. 
                 Упала Свечка в грязь; чрезмерно сожалела 
                 О том, что в Фонаре с покоем не сидела. 
                 Способности свои потребно измерять; 
                 Искать того, чего не в силах исполнять, 
                                     Гораздо бесполезно; 
                                     Сыскав -- бывает слезно. 
                 Быть малу с пользою похвальнее того, 
                 Когда в больших чинах не значить ничего. 

Хотелося Слепым большой построить дом.
Хотя гораздо то несходно с естеством,
Что Зрячие у сих слепых в команде были;
Однако ж было так. Слепые поручили
Построить им тот дом. Велели начинать,
К постройке нужное немедля закупать.
Строенью сделав счет, Слепым они сказали,
Что надобно купить; меж прочим написали,
Каким окончииам в сем доме должно быть,
И сколько надлежит к ним стекол закупить.
 Слепым то чудно стало.
«Конечно, простаки, ума у вас не стало, —
 Сказал один из них. —
Почто окончины? какая нужда в них?
Для дома нужное мы все, конечно, знаем.
Окошки! сущий вздор; совсем не понимаем,
К чему б такая вещь в домах могла служить». —
«Без них в палатах свет никак не может быть», —
 Им Зрячие сказали.
Слепые громко все тогда захохотали;
Сказали им: «Ума и подлинно в вас нет,
Пустое врете вы, какая вещь есть свет?
Мы доле вас живем, конечно б свет ваш знали,
Когда б он точно был. Пустое вы сказали.
Не ведаем, что свет; он, следственно, не есть.
Без окон стройте дом. От нас вам будет месть,
Когда узнаем мы в приказе сем премены».
Со страху Зрячие взвели без окон стены.
Читатель, не дивись, узря таких людей,
Что вещи нужные пустыми называют:
Они, конечно, их полезностей не знают.
Причину зрим сему довольно в басне сей.
Как тело, так и ум глаза свои имеет,
Коль зряч он у кого, тот правду разумеет;
 Но разумом слепой
Не видит Истины лучей перед собой:
Нередко вздором он полезность называет
И бытие вещей известных отметает.
Невежество людей основано на том,
Чтоб не было оно согласно с естеством. 

Хотелося борзой Собаке ость сыскать:
Пошла она в леса, чтоб Зайца поимать.
Недолго бегала Собака по-пустому:
Увидела она, бежит но яровому
 Хоть Заяц небольшой,
 Однако же такой.
Которым ей себя насытить было можно:
Собаке то самой казалося не ложно.
Собака бросилась с стремлением к нему:
Угонок пять иль шесть вдруг сделала ему,
 И Зайца б поимала;
 Но вылилось не так.
Вдруг пырь из-за кустов в поля большой Русак.
От жадности к нему Собака поскакала.
 Он тем ее прельстил,
Что Зайца он во всем гораздо лучше был.
Добычу бы сию Собака получила,
Но жадность до того опять не допустила.
Откуда ни возьмись, Лисица перед ней,
Которая весьма понравилася ей,
За тем что думала взять цену дорогую
За кожу за одну. Добычу таковую,
Казалось, будет ей впредь трудно уж сыскать.
Оставя Русака, Лисицу поимать
 Собака пожелала:
Со жадностию к ней она и поскакала;
Но вдруг свирепой Волк Лису перехватил.
Собаку жадную добычи сей лишил.
Собака, зря его, гораздо испужалась:
Бежала прочь скорей, с добычей расставалась
 И токи слез лила,
Что прежним Зайчиком довольна не была,
 Что много пожелала,
И тем всю у себя добычу потеряла. 

Случилось: некие из тварей в свете были,
Между собой они всегда в раздоре жили;
Единственно сему причиной было то:
Порядка общества не знал из них никто.
Насильства вредные лишь ими управляли:
Властей, законов, прав совсем они не знали,
 Жизнь гнусную вели.
Всяк день кровавые ручьи у них текли.
Такую жизнь вести ужасно всем им стало.
Все общество того единого желало,
Чтобы в согласии, в любви, в порядке жить.
 Пошли они просить
Юпитера, чтоб он пресек их зло мученье
И дал бы им Царя, которой бы правленье
 Их так расположил,
Чтоб всяк из них свой век в покое проводил.
Юпитер, просьбу их услыша, обещался
 Начальника им дать:
Из трех велел он им любого выбирать.
Один Щедротою из оных назывался,
Другой же Истиной, а третей Лютость был.
Щедрота тварям всем весьма казался мил:
 Его они просили;
В Цари себе его оче и получили.
Царь данной начинал законы им давать,
Согласие, любовь, покой установлять.
Всяк день тьма милостей на многих изливалась,
Их жизнь счастливейшей сначала им казалась;
Но после много бедств увидели оне.
Начально счастие лишь видели во сне.
Их Царь, в явленьи благ безмерен пребывая,
Порок с достоинством почти не различая,
Преступнику, врагу злодействия прощал:
Порочного равно с достойным награждал.
Невинность хищники надежно утесняли,
Коль наказания за то не ожидали.
Никто полезнейшим делам не подражал,
Слепой лишь случай путь к счастью отворял.
Пристрастие одно повсюду управляло.
Несносно жителям сие правленье стало.
 Сему чтоб пособить,
Юпитера опять все начали просить:
«Великой бог! — ему тогда они вещали, —
Мы прежних бедств доднесь еще не избежали.
 Тот Царь, что ты нам дал,
Достоин, правда, он любви и всех похвал:
Он кроток, милосерд, нам счастия желает,
 Всем милости являет;
Но самое сие причиной, что страдать
Должны мы все. Сей Царь не может управлять
 Благоразумно нами.
Мы все, как смертные, наполнены страстями;
А он почти равно всем милости делит.
Злодеям у него ко счастью путь открыт
Полезен он не здесь, где злоба обитает
Но там, где святость лишь сердцами обладает
Столь много видим мы пороков у себя
 Что просим днесь тебя,
Дай Лютость нам Царем: пусть льет он крови токи,
Правлением его исчезнут все пороки».
Желанного Царя Юпитер им послал;
Но после скоро всяк опять из них желал
 Царя себе другого,
Каков бы ни был он, да только не такого,
Что избрали они днесь ими управлять:
Сей варвар их всегда старался лишь терзать.
Всяк день насильство, месть они претерпевали.
Кровавые ручьи повсюду протекали.
Невинной то же, что злодей, претерпевал.
Льстецу лишь гнусному он милости являл.
Достоинство себя в неведеньи скрывало,
Коль варварству оно сомненье причиняло.
В местах, где Истина должна иметь свой храм,
Невежа и злодей суды решили там.
Везде наполнены слезами были очи.
У подданных уже не стало мочи
 Мучение сносить.
Пошли они опять Юпитера просить:
«Великой бог! — пришед, ему они вещали, —
Днесь злейшие еще для всех нас дни настали,
Прости, что третей раз должны тебя трудить:
Царем другого нам мы просим посвятить;
А сей, что бедными днесь нами управляет,
Напастей тьму всяк день нам новых причиняет.
 Услышь к тебе наш глас:
Вели, чтоб Истина была царем у нас».
Юпитер в третей раз услышал их прошенье,
И Истине вручил их общества правленье.
Едва лишь новой Царь в правление вступил,
Всяк подданной уже веселье ощутил.
Достоинство свой зрак надежно открывало.
Оно едино лишь ко счастью путь являло.
Всяк подданной его снискать в себе желал.
Способность всяк свою, сколь мог, распространял.
Уж редко виден был лукавой лжесвидетель.
В судах решила лишь едина Добродетель.
Любовь к отечеству во всех сердцах цвела. 
Доверенность меж всех взаимная жила.
Пороки гнусные престрашно восстенали.
Венцы достоинства ого лишь украшали.
Спокойства житель венк в избытке ощущал,
Монарху своему бессмертной век желал
И так его блажил, счастливу зря судьбину,
Как россы мы блажим свою Екатерину. 

Один из сих купцов красу желал продать, 
Другой из них хотел чинами торговать, 
А третий -- исстари весьма почтенной модой, 
А именно -- большой и знатною породой, 
   Четвертый же -- умом. 
Согласно наняли купцы к продаже дом, 
В котором продавать товары начинали. 
Чины, красу тотчас с породой расхватали. 
Ума ж отнюдь никто себе не покупал, 
Затем что всяк себя разумным почитал. 

Последние стихотворения