Александр Александрович Ольхин

У гроба

   Посвящается поразившему Мезенцева

Как удар громовой, всенародная казнь
   Над безумным злодеем свершилась.
То одна из ступеней от трона царя
   С грозным треском долой отвалилась.

Бессердечный палач упокоен навек -
  Не откроются мертвые очи...
И трепещет у пышного гроба его
   В изумлении деспот Полночи.

Мрачен царь. Думу крепкую думает он:
   "Кто осмелился стать судиею
Над тобою, над верным слугою моим,
   Над любимцем, возвышенным мною?

Не злодей ли без правды и бога в душе?
   Не завистник ли подлый, лукавый?
Или враг потайной, или недруг лихой,
   Преисполненный местью кровавой?"

Всё молчит... Нет ответа. Кругом тишина...
   Лишь псаломщик кафизмы читает
Да светильня дрожит... И вторично судьбу
   Самодержец-монарх вопрошает...

Вот упала свеча и потухла... Дымясь,
   Вслед за нею потухли другие...
Мрак густой опустился на бархатный гроб,
   На покровы его дорогие...

Царь стоит и не верит смущенным очам -
   Как на глас неземного веленья,
Поднялись и проносятся мимо его
   Рой за роем живые виденья...

Измозжены, избиты, в тяжелых цепях,
   Кто с простреленной грудью, кто связан,
Кто в зияющих ранах на вспухшей спине,
   Будто только что плетью наказан.

Тут и лапоть крестьянский, и черный сюртук,
   Женский локон, солдатик в мундире,
И с веревкой на шее удавленный труп,
   И поэт, заморенный в Сибири

Словно духи на страшную тризну сошлись
   В час условный ночного свиданья,
Подлетели и, ставши кругом мертвеца,
   Затянули ему отпеванье.

             ОТПЕВАНИЕ

    Жизнью распутною всхоленный,
    Нашею кровию вспоенный,
    Жалости в сердце не ведавший,
    Пытки и казнь проповедавший;
    Шедших дорогой тернистою
    Мявший стопою нечистою
    В страшной, неравной борьбе!
    Вечная память тебе!..

          Память позорная
          Мысли гонителю!
          Память укорная
          Злому мучителю!

          Непоправимая,
          Неизгладимая, -
          Бесчеловечная,
          Вечная, вечная
          Память тебе!

 Застучали оковы на тощих ногах,
    В расшивной катафалк ударяясь,
 И с проклятием громким они понеслись,
    Черной кровью из ран обливаясь.

 Но виденье одно, долетев до царя,
    Перед ним неподвижное встало
 И, взглянув на него, с молодого чела
    Гробовое сняло покрывало.

 Бледный лик его гневным укором сверкал,
    Страстный вызов во взоре светился:
 "Царь, ты ведать хотел, кто любимца убил,
    Кто на подвиг кровавый решился?

 Не злодей, не завистник, не недруг лихой,
    Не свои вымещал он обиды, -
 То посланник смиренный, послушный боец
    Всенародной святой Немезиды.

 Не опричника злого он жизни искал.
    Что опричник? Их много найдется...
 Царь! Ты совесть спроси - и правдивый ответ,
    Может быть, в ее недрах проснется...

 За тебя изведен твой послушный холоп,
    Исполнитель кровавых велений,
 Ты - убийца его! Погляди и казнись:
    Это - жертва твоих преступлений!

 Царь, вспоенный коварною лестью рабов,
    Бог земной, лишь себя обожавший!
 Властелин, беспощадной железной рукой
    Свой народ неповинный сковавший!

 Ненавистник свободы и правды святой!
    Нарождавшейся мысли губитель!
 Сладострастный, холодный, жестокий старик,
    Наших сил молодых развратитель!

 Окруженный плеядой дворцовых светил,
    В облаках покупных фимиамов
 Не расслышал ты вопля родимой земли
    За напевом придворных баянов.

 Ты не ведал, не знал за обильным столом,
    Как в нужде умирает голодный.
 Двадцать лет, как блудница, с друзьями мотал
    Ты последний достаток народный!

 А повсюду-то голод, и холод, и мор!
    Обездоленный грабит, ворует!
 Свищут розги в поганых руках становых,
    А избитый те руки целует!

 Там, где Плевна дымится, огромный курган -
    В нем останки еще не догнили:
 Чтоб уважить царя, в именины его
    Много тысяч "своих" уложили...

 Именинный пирог из начинки людской
    Брат подносит державному брату;
 А на родине ветер холодный шумит
    И разносит солдатскую хату...

 Подойди и взгляни! Убивается мать...
    В каземате сгноил ее сына
 Ты за то, что в пигмее, в тебе, он не мог
    Мирового признать исполина...

 Из родимого дома его увезли
    И в гранитный мешок посадили,
 И на годы, на долгие годы в тюрьме,
    Как ненужную ветошь, забыли...

 Вот рыдают младенцы, рыдает вдова,
    Схоронивши колодника-мужа;
 Вторят им невпопад, завывая, метель
    И Сибири трескучая стужа.

 Да товарищ унылый стоит в кандалах,
    Над могильным холмом вспоминая,
 Как завяла во цвете загубленных сил
    Бескорыстная жизнь молодая.

 Там невеста в слезах... Расстреляли вчера
    Жениха, объявившего смело,
 Что не сдастся злодеям, пришедшим его
    Оторвать от великого дела.

 Стонут Польша, казаки, забитый еврей,
    Стонет пахарь наш многострадальный,
 Истомился в далекой якутской тайге
    Яркий светоч науки опальной.

 Всюду ходит беда, по селам, городам,
    Во дворы, в конуры заползая,
 Волком бешеным по миру рыщет она,
    Воронье на поминки сзывая!

 Стон и вопли страдальцев до самых небес
    Горемычной росой поднялися
 И вселенскою тучей над троном твоим
    С целой Русской земли собралися.

 И висит эта туча и будто бы ждет,
    Словно крылья орел расправляет.
 Но ударит твой час! Грозовая стрела,
    Как архангела меч, засверкает.

 Каждый стон, каждый вздох, пролитая слеза
    В огнедышащих змей обратятся
 И в давно зачерствелое сердце твое
    Миллионами зубьев вонзятся!.."

               -----

       ...Всё исчезло во тьме,
    И умолкли правдивые речи...
 Встрепенулся псаломщик, опять зачитал,
    Восковые затеплились свечи.

 Всё как прежде - и гроб, и покрытый налой,
    Зеркала обвиты простынями...
 И холодный, суровый в мундире мертвец,
    И покров с золотыми кистями ...

Поддержать сайт