Елена Яковлевна Данько

Ваза богдыхана

Легенда

I. Кин-Те-Чен

Много лет назад -- в Китае, 
Где гранат весь год цветет, 
Где над морем золотая, 
Как лимон, луна встает. 
Где под снегом дремлют горы, -- 
Был в кольце зубчатых стен 
Неприступный древний город, 
Славный город Кин-Те-Чен. 
Моряки из стран далеких, 
Чтоб на город тот взглянуть, 
По большой реке с Востока 
В Кин-Те-Чен искали путь. 
И, забыв свой край веселый, 
Для чудес чужой земли, 
Итальянец Марко-Поло 
Там причалил корабли. 
Но железные затворы 
Не скрипели у ворот, -- 
Чужеземцам в древний город 
Запрещен был въезд и вход. 
А безлунными ночами 
Люди видели с холма, -- 
Как несчётными огнями 
Пламенели там дома. 
Там, в огне печей огромных, 
Горожане с давних пор 
Обжигали ночью темной 
Звонкий, блещущий фарфор -- 
Золотистый, как прибрежный 
Солнцем залитый песок, 
И прозрачный, белоснежный, 
Как вишневый лепесток. 
Далеко летела слава, 
Но китайцы сотни лет 
От чужих гостей лукавых 
Сохраняли свой секрет. 
И дремал в долине город 
За кольцом зубчатых стен, -- 
Город нежного фарфора -- 
Неприступный Кин-Те-Чен.

    II. Живописец

Жил живописец в Кин-Те-Чене 
В убогой хижине у скал; 
Он день за днем, не зная лени, 
На стройных вазах рисовал. 
И яблонь розовые ветки, 
И птиц, что в зелени поют, 
И золоченые беседки, 
Где девушки на пяльцах шьют. 
Одну из них, с улыбкой милой, 
Он рисовал прекрасней всех. 
А имя девушки той было 
Хан-Сао -- "серебристый смех", 
И драгоценными камнями 
Ложились краски на фарфор. 
Вот птица Фенг с хвостом как пламя, 
И Кво -- дракон скалистых гор. 
Всем, кто смотрел на вазы эти, 
Искусство мастера хваля, 
Казалось, солнце ярче светит 
И стала радостней земля. 
Любили люди дом убогий, 
Где, в труд усердный погружен 
Сидел на низеньком пороге 
Искусный мастер Линг-Ван-Шон. 
И день за днем неутомимо 
Узоры легкие писал, 
А ветер, с гор летящий мимо, 
У входа яблоню качал.

    III. Татары

1. 
 
Год настал, -- зловещие пожары 
В деревнях соседних занялись, 
Из-за гор свирепые татары 
На конях косматых принеслись. 
Из узорных луков мечут стрелы, 
Рис зеленый вытоптан в полях; 
В городах, от дыма почернелых, 
Кровью забагрянилась земля. 
Разрушает городские стены, 
Сеет смерть татарская орда, 
Столб огня встает над Кин-Те-Ченом, 
Городом искусного труда. 
Горожане не умеют биться, 
Робким пальцам непривычен меч, 
Тем, кто не хотели покориться, 
Сабли головы рубили с плеч. 
Подожженный злобными руками, 
Как лампада, Кин-Те-Чен пылал. 
Линг-Ван-Шон бежал сквозь дым и пламя 
И кого-то в пламени искал. 
Он нашел безжизненное тело 
И стрелу, пронзившую висок, 
И на лоб Хан-Сао помертвелый 
Уронила яблоня цветок. 
 
2. 
 
До утра не замолкали стоны... 
На заре, когда уполз туман, 
Гордо въехал в город разоренный 
Победитель, новый богдыхан. 
Он прошел, казня и убивая, 
От Пекина до Большой Стены, 
А за ним над селами Китая 
Пламенели зарева войны. 
Об искусных фабриках фарфора 
К богдыхану донеслась молва; 
Окружила разоренный город 
И фарфор искала татарва. 
Что найдешь в лачугах обгорелых 
Под камнями, пеплом и золой? 
У печей огромных, опустелых 
Черепки хрустели под ногой. 
При мерцаньи факелов зажженных 
Все дома татары обошли, 
В доме живописца Линг-Ван-Шона 
Вазу неразбитую нашли.

    IV. Богдыхан

Победитель косоглазый 
От сраженья отдыхал, 
Любовался белой вазой 
И художнику сказал: 
"Нарисуй на вазе этой 
Победителя -- меня, 
С топором в руке воздетой, 
В ярком зареве огня. 
Сёла кровью истекают, 
Города разорены, 
Я промчался над Китаем, 
Как могучий бог войны! 
Я хочу на вазе стройной 
Видеть след моих побед". 
Повелителю спокойно 
Отвечал художник: "Нет, 
Не исполню я приказа, 
Что мне в прихоти твоей? 
Я писал цветы на вазах 
Для простых, как я, людей. 
Разве осенью туманной 
Петь заставишь соловья? 
Не рабыня богдыхану 
Кисть прилежная моя. 
Что-ж, веди меня на муки, 
Палачей своих зови; 
У тебя, владыка, руки 
До локтей в людской крови!" 
Побледнел владыка темнолицый 
Палачей с секирами позвал, 
Всех китайцев пленных из темницы 
Привести на площадь приказал. 
И пока на площадь выводили 
Осужденных к смерти горожан, 
Палачи секиры наточили 
И сказал жестокий богдыхан: 
"Я врага не пощадил ни разу, 
Но китайцев этих пощажу. -- 
Распиши мне, живописец, вазу!" 
И в ответ услышал: "Распишу".

    V. Ваза богдыхана

Лишь закатной позолотой 
Небо вспыхнуло вдали, 
В растворенные ворота 
В горы пленники ушли. 
На родимом пепелище 
Пишет вазу Линг-Ван-Шон, 
Позабыв и сон, и пищу 
В труд поспешный погружен. 
Наконец, -- готова ваза. 
Кисть бросает Линг-Ван-Шон, 
И по ханскому приказу 
Уж огонь в печи зажжен. 
Пляшет пляску огневую 
Лижет пламя черный свод 
Вот уже вазу расписную 
Живописец в печь несет. 
Ждут татары за дверями 
Наготове держат меч. 
Линг-Ван-Шон взглянул на пламя, 
И бесстрашно прыгнул в печь 
От неволи неизбежной 
Скрылся в яростном огне... 
Легкий дым, да пепел нежный 
Сторожа нашли в горне. 
А на вазе прихотливой 
Четко выступил узор. 
Богдыхан нетерпеливый 
Стал рассматривать фарфор. 
Видит странную картину: 
Вот он сам -- повержен в прах, 
Над простертым властелином 
Вьется коршун в облаках. 
А кругом -- в полях и селах 
Люди строят, сеют, жнут, 
И царят в стране веселой 
Вечный мир и вольный труд. 
Нет ни бедных, ни богатых, 
Не видать следа войны. 
Здесь встречают, словно брата, 
Гостя из чужой страны, 
Там кузнец вздувает торны, 
Не мечи -- плуги кует, 
А зловещий ворон черный 
Богдыхану грудь клюет. 
Повелитель от испуга 
Еле может говорить 
И приказывает слугам, 
Вазу вдребезги разбить. 
Слуги вазу не разбили, 
(До сих пор она цела!) 
В поле бережно зарыли 
И молва о ней пошла. 
В городах опустошенных 
Говорил, томясь, народ: 
"Скоро вазу Линг-Ван-Шона 
В поле сеятель найдет. 
Вспыхнет радость в разных странах, 
Мир наступит навсегда, 
И не будет богдыханов 
В царстве вольного труда! 
И подслушанный веками 
До чужих дойдет племен 
Сказ о том, как прыгнул в пламя 
Живописец Линг-Ван-Шон." 

Поддержать сайт