Михаил Никитич Муравьев

Послание к его превосходительству Ивану Петровичу Тургеневу, 1774 года

Не тот еще, мой друг, свободный человек, 
Кто, предан сам себе, ведет беспечный век 
Без пользы для других, без плана и без дела, 
Как мысль умом его внезапно овладела. 
Я разных зрю его невольником страстей, 
Под игом праздности стенящего своей, 
Напрасно в свете он рассеянья желает: 
Свет, зримый всякий день, его не забавляет; 
И между тем как все в движенье круг его, 
Он только осужден не делать ничего. 
Напрасно бы жезлом какой всесильной феи 
Он видел все свои исполненны затеи -- 
Он тысячи бы вновь желаний соплетал 
И посреди воды был жажден, как Тантал. 
                     Того лишь, кто владеть умеет сам собою, 
Зову свободным я: не спорит он с судьбою, 
Но всюду следует призванию ее 
И знает, живучи, всю цену жития; 
Без наслаждения минуты не проходят, 
Раскаянья они и скуки не приводят; 
Любовью истинны, любовью красоты 
Исполнен дух его, украшены мечты; 
Искусства, вас к себе он в помощь призывает; 
От зависти себя он в вашу сень скрывает; 
Без гордости велик и важен без чинов, 
На пользу общую всегда, везде готов; 
Он свято чтит родства священные союзы, 
И чтоб свободным быть, приемлет легки узы; 
Внимательный супруг и любящий отец, 
Он властью облечен по выбору сердец; 
Счастлив, что может быть семейства благодетель: 
Что нужды, дом тому, иль целый мир свидетель, 
Таков Емилий Павл, равно достоин хвал, 
Так жил в семье своей, иль как при Каннах пал. 
                     Конечно жребий тех достоин удивленья, 
Кто поприще честей прошли без умедленья -- 
Служить отечеству верховный душ обет: 
Наш долг туда спешить, куда оно зовет; 
Но если в множестве ревнителей ко славе 
Мне должно уступить, уже ли буду в праве 
Пренебреженною заслугой досаждать? 
Мне только что служить, отчизне награждать. 
Из трехсот праздных мест спартанского совета 
Народ ни на одно не избрал Педарета: 
"Хвала богам, сказал, народа не виня, 
Есть триста человек достойнее меня!" 
                     Полезным можно быть, не бывши знаменитым: 
Сретают счастие и по тропинкам скрытым. 
Сей старец, коего Вергилий воспевал, 
Что близ Тарента мак и розы поливал, 
И в поздну ночь, под кров склоняяся домашний, 
Столы обременял некупленными брашны: 
Он счастье в хижине, конечно, находил 
И пышных богачей душой превосходил. 
Ах! может ли привесть ко счастию богатство? 
Желанье собирать есть более препятство, 
Чем способ к счастью. "Ах если б к куче той 
Прибавить удалось еще мешок другой!" 
Вот собирателя одно воображенье. 
Но расточителя не лучше положенье: 
Для роскоши его отверстая душа, 
Всечасно к новому веселию спеша, 
От коей прочь бежит, ту скуку покупает, 
И хладно меж забав шумящих засыпает. 
Богат, кто, знаючи своим достатком жить, 
Желаниям предел умеет положить; 
И словом, счастлив тот и тот один свободен, 
Кто счастья в крайностях всегда с собою сходен, 
В сиянии не горд, в упадке не уныл, 
В себе самом свое достоинство сокрыл: 
Владыка чувств своих, их бури усмиряет, 
И скуку жития ученьем украшает. 
                     Ты юность подвигам военным посвятив, 
В училище трудов дни нежны проводив, 
Приятны старости готовишь вспоминанья; 
С тобою почерпать мы прежде тщились знанья: 
Счастливы отроки, в возлюбленных местах, 
Где виючись Москва в кичливых берегах, 
Изображает Кремль в сребре своих кристаллов, 
Где Музам храм воздвиг любимец их, Шувалов; 
Где Ломоносова преемля лирный звон, 
Поповский новый путь открыл на Геликон; 
Где Барсов стал по нем ревнитель русска слова 
И Шаден истину являет без покрова: 
Там дружбы сладостной услышали мы глас -- 
Пускай и в сединах обрадует он нас. 

Поддержать сайт