Дмитрий Павлович Давыдов


Сибирский поэт


     Посвящено Ивану Петровичу Бочарову

От мира мне не надобно похвал.
Друзья простят мне смелость и свободу,
С которыми я некогда писал
Приветный гимн забытому народу
И яркими чертами рисовал
Отважностью блиставшую породу.
Раскинул я завесу старины,
Чтоб оживить воинственные сны.

Я обновлю их кистию игривой;
Осветит их роскошная мечта,
Посланница от музы говорливой,
Оценит труд любовь и красота.
Томясь в глуши, с надеждой прихотливой
Я полагал, что песни якута
Не стихнут вдруг и добрая судьбина
Присудит жить им в сердце славянина.

До времени мне не хотелось в свет
Пускать моих ребяческих творений.
Певец чудес, сражений и побед,
Имел к тому я много побуждений,
И все они, конечно, мой секрет.
Скажу одно - молчал я не от лени.
Теперь моим разбросанным друзьям
Про жизнь свою я повесть передам.

Мой древний род блистал в стенах Рязани;
Он славен был и в Думе и в боях.
Но я рожден не для тревог и брани -
Мне кровь страшна на дедовских мечах.
Спокойствие - предел моих желаний,
Хоть я искал бессмертия в стихах,
Средь области немой и полудикой,
При блеске звезд Медведицы Великой.

Сочувствия людского я не знал:
Для бедняков оно - пустое слово;
Нам подают приятели фиал,
Наполненный водою нездоровой,
А сами пьют дымящийся кристалл -
И тут еще надменно и сурово
Глядят в глаза да думают подчас -
Не много ли уж сделано для нас?

Мне знакома святая Мангазея,
И прежде, чем задумал на Парнас, -
Я погулял по устью Енисея
И посетил его соседку - Таз;
Ангарские пороги, не робея,
Переплывал на ветке я не раз;
И весело меж Ленскими столбами
Плескался я шумящими волнами.

На береге пустынном Инбака
Я первые стихи сложил дитёю
И дочери косматой остяка
Их напевал вечернею порою.
Уж я тогда слыхал про Ермака,
Но занят был природою одною;
И на горе, под сению кедра,
Ночь светлую сидел я до утра.

Впоследствии настала жизнь иная,
Мне от судьбы был горький жребий дан.
Я отдыхал, когда ревела Мая,
Когда кипел разгневанный Алдан,
Когда волна вилася снеговая,
В лицо хлестал неистовый буран;
А у жерла пылающей Авачи
Я забывал былые неудачи.

На лыжах я в дремучие леса
Ходил один, с винтовкой за плечами.
Унижет ночь звездами небеса -
Разрою снег привычными руками
И в нем смежу усталые глаза.
Питался я убитыми зверями;
Нередко же случалось голод свой
Мне утолять сосновою корой.

Моя душа от горя не черствела;
Поэзия сроднилася со мной.
В тайге, в снегу, я на бересте смело,
С окрепшею от холода рукой,
Писал стихи талинкой обгорелой
И заливал их теплою слезой:
От радости тогда струились слезы,
Что в мире есть талины и березы.

Я размышлял при туче грозовой
Иль, северным сияньем освещенный,
В бору, в степи, средь тундры моховой,
В ущелье скал у пропасти бездонной
И в Шергинском колодце, под землей,
Морозами во льдину превращенной.
Меня качал Восточный океан,
И восходил я на Хамар-Дабан.

Довольно мне скитаться зверем было.
Безвременно пробилась седина;
Но грудь моя пылает как горнило;
Еще душа надеждами полна.
Явилася прекрасная Людмила
И поняла пустынника она.
На радость ей, в странах Кучума-хана
Не смолкнет песнь сибирского баяна!

          ПРИМЕЧАНИЯ

Ветка - маленькая лодочка.

Шергинский колодезь, или Шергинская шахта, в Якутске имеет около 400 английских футов отвесной глубины. Близ дна шахты термометр Реомюра показывает 2 1/2 градуса ниже нуля; так что до точки, где можно рассчитывать на талую землю, еще остается до 300 футов.

Поэт в Шергинской шахте производил наблюдения и по окончании их предавался своим любимым размышлениям. Об этой знаменитой шахте находится описание в книге: Dr. A. Th. v. Middendorff s Sibirische Reise. {Сибирские путешествия А. Ф. фон Миддендорфа (нем.). - Ред.}

<1858>



Поддержать сайт


Русская поэзия - http://russian-poetry.ru/. Адрес для связи russian-poetry.ru@yandex.ru