Сергей Львович Рафалович

Три веры

Свершив далекий путь, стоял он на вершине.
У ног его паслись густые облака;
Повисла трепетно с скрижалями рука,
И взгляд его застыл в неведомой кручине.
 
Он думал о былом. Избранником небесным,
Пророком и Святым народ его считал;
Он шел, — и мир земной ему казался тесным;
Преград не ведал он, могучий, — и устал.
 
Учил он истине небесной откровенья,
Учил любви к Творцу и пораженью зла,
И веры требовал и ждал повиновенья,
И речь его в сердцах живой огонь зажгла.
 
Но сам не ведал он ни радости, ни счастья,
Не знал борьбы со злом, был чужд ему порок,
Не пронеслись над ним любви земной ненастья;
И был он до конца велик, но — одинок…
 
Он думал о годах, ушедших без возврата,
О том, что он отверг, что испытали все;
И счастье и мечты, возможные когда-то,
Вставали перед ним в заманчивой красе.
 
И на горе Небо́, склонив свои скрижали,
Где именем Творца начертан был закон,
Стоял он в первый раз сомненьем поражен…
А люди на земле молились и дрожали…
 
 
В пустыне девственной, под небом голубым,
От суеты людской скрывался Сакья-Муни;
Былых веков обман рассеял он как дым,
И речи мудрые твердились им не втуне.
 
Учил он пламенно, что это бытие —
Обман, исполненный страданья без исхода;
И много долгих лет учение свое
Носил он по земле с заката до восхода:
 
Лишь в отречении блаженство без границ,
Лишь в нем одном цель жизни достижима,
И счастье в красоте не гаснущих зарниц
Познавшего манит к себе неудержимо…
 
В пустыне девственной, под небом голубым,
Стоял он погружен в немое созерцанье:
Не видел солнца он, ни звезд ночных мерцанья,
И стал он миру чужд и чужд страстям земным.
 
Но поздней осенью, бессильная, больная
Тигрица не могла детенышей вскормить.
И, стонам матери страдающей внимая,
Мышленья долгого утратил Будда нить;
 
Земные мысли он рассеял как туманы;
Но, мыслию земною снова отвлечен,
Стоял он в первый раз сомненьем поражен…
А люди верили и жаждали нирваны…
 
 
Средь тишины ночной бродил Он одинок.
Под сению олив ученики уснули,
Лишь звезды первые над чащею блеснули,
И тканью серебра заискрился поток.
 
Лишь Он один не спал. Великое ученье
Забросил Он в сердца нетлеющим зерном;
Исполнил Он свое земное назначенье
И рассказал земле о мире неземном.
 
Учил Он о благом и милосердном Боге,
Прощающем людей за тяжкие грехи,
Учил любить врагов, и нищим по дороге
Как братьям помогать с радушием любви.
 
Учил о царстве Он безоблачного мира,
Где скорби нет, ни слез мучительных, ни зла,
Где праведный найдет неведомого мира
Блаженство вечное за добрые дела.
 
Он страждущим в раю сулил успокоенье
И правосудие всесильное Творца;
И в символе святом тернового венца
Он вере и любви готовил воплощенье.
 
И, голову склонив, молитву Он шептал.
Земля покоилась, и все кругом молчало;
И кто-то — только Он молиться перестал —
Пред Ним грядущего приподнял покрывало.
 
И там увидел Он терзанья без числа,
И правду попранной коварством или силой…
И закричать хотел: за гробом жизнь светла;
Но непроглядный мрак сгустился за могилой.
 
Средь тишины ночной стоял недвижим Он…
Кругом грядущего готовилися всходы…
И был Он в первый раз сомненьем поражен…
А на слова любви шли дальние народы. 

Поддержать сайт