Владимир Геннадиевич Тардов

Над омутом

Над омутом черным в трущобе лесной,
Где дремлют косматые ели,
Где леший хохочет под тьмою ночной,
И злобные воют метели
Молва говорит, — там, чуть полночь пробьет,
Является призрак тоскливый:
Над омутом черным всю ночь напролет
Тень женщины бродит красивой.
Она вся бела, в серебре от луны, —
Одетая в саван убогой, —
Печальные очи слезами полны,
Смятенье в чертах и тревога…
Раскиданы кудри по бледным плечам
И руки простерты без цели,
И смутным и странным внимают речам,
Качаясь, косматые ели…
Тот призрак кого-то печально зовет.
И стонет, как будто в испуге
И странную, тихую песню поет
О милом, потерянном друге.
Потом над обрывом замрет, вся бледна
В сияньи, разлитом луною,
И молча глядит, ожиданья полна,
И катятся слезы рекою.
И слушает жадно, и снова зовет
И зов ее полон смятенья;
Но мертво вокруг, только вьюга метет,
И снова по краю обрыва идет
Одетое в саван виденье…
Ей эхо внимает в трущобе лесной
Ей путник внимает трусливый
И мимо спешит он и Деве Святой
Молитву творит торопливо.
Когда ж засветлеет в лесу, рассветет, —
Виденье рассыплется прахом,
И путник, коль мимо, случится, идет,
Людским удивляется страхам…
Все пусто. Лишь там, где стонала она
У края глухого обрыва,
Стройна и красива, стоит там одна,
В снегу вся, плакучая ива.
 
Недолго по Маше поплакала мать:
Кто душу утопит — грешно поминать —
Ее без попа схоронили,
Да вместо креста — чтоб русалке не встать, —
Могилу колом утвердили.
С тех пор это место крещеный народ
Проклятым зовет боязливо:
Как Машу зарыли, весной, в тот же год
Там выросла стройная ива.
Та ива — не ива, молва говорит, —
То грешная душенька Маши.
Она только днем на могиле стоит,
А в ночь — оборотится Машей,
И бродит и плачет о доле своей
И просит покоя, рыдая,
И хохотом добрых пугает людей,
Помилуй нас, Матерь Святая!.. 

Поддержать сайт