Василий Львович Величко

Халиф Гарун и льстецы

Халиф Гарун, великий Ар-рашид,
Был справедливостью благою знаменит:

Он ненавидел лесть и гнусной лжи проказу…
Но прозорливость Бог халифу дал не сразу.

Едва успел надеть он царскую чалму, —
Все стали кланяться и низко льстить ему.

И, что б он ни сказал, — все мудро, все прекрасно!
Все одобреньем двор встречал единогласно;

Все торопилися ему наперерыв
Явить усердия похвального порыв!..

Но скромен был халиф и разумом был чуток.
Промчался времени изрядный промежуток —

И мудрый властелин вдруг сам себе сказал:
«Я возражения доселе не слыхал!

Усердие и дань благоговенья к сану
Ценю я — и за то я гневаться не стану, —

Но этот вечный хор похвал… непостижим!
Ведь я же человек!.. Лишь Бог непогрешим!

Наверно я, как все, нередко ошибался!..»
И правду выяснить властитель попытался:

Совет вельмож своих собрать он поспешил
И ряд опасных мер нарочно предложил, —

Он предложил им то, что сам считал безумным…
И что ж?! Он встречен был восторга взрывом шумным!..

И раньше всех других усердия пример
Был подан прежними врагами этих мер…

Такою странностью халиф был озадачен:
«Безумен, что ли, я? Иль разум их утрачен?

Иль их восторги — ложь, дань сану моему?!»
И мысль нежданная тогда пришла ему:

Он из дворца тайком, переодевшись нищим,
Ушел, сказав себе: «Разгадку мы поищем!

Пускай народ мой сам задачу разрешит!»
И странствовать пошел великий Ар-рашид

Нарочно повторял он всем, при каждой встрече,
Те ж неразумные, хваленые те речи.

И что же? Нищего безумцем всякий знал!
Он слышал смех и брань, — не громкий хор похвал!

Но слышать смех и брань халифу было сладко:
Разумен, знать, народ! Ясна теперь загадка!..

Но неожиданно какой-то человек,
Вдруг выступив, хвалу властителю изрек…

И в изумлении, халиф, к нему поближе
Поспешно подойдя, промолвил: «Объясни же,

За что я так высок во мнении твоем?!»
Но тот, смутясь, умолк… Настала тишь кругом…

У всех блеснула мысль и всеми овладела:
«Не нищий он! Глядит он властно так и смело!

Нет! На челе его величия печать!..»
И тот, кто похвалил, все продолжал молчать…

Он смерти был бледней и трепетнее тени…
И, перед нищим вдруг упавши на колени,

Воскликнул: «О, прости, славнейший из владык,
Что сердцем я узнал возлюбленный твой лик

И царственную речь хвалой смиренной встретил!..»
С усмешкой горькою халиф ему ответил:

«Ты сердцем угадал во мне царя — и что ж?!
Ты льстишь?! Ужель мой вид внушать лишь может ложь?!

Нет! Вовсе не меня, лукавый раб, ты любишь!
Я истины ищу, — а ты… ее ты губишь!

Отчизну, и меня, и честь забыть ты рад
Из-за презренных благ, тщеславья и наград!

Ты все продашь тому, кто даст тебе дороже!
О, как я одинок! О, как мне горько, Боже!..»

Измучен, удручен печалию немой.
В раздумьи тягостном халиф ушел домой…

И с той поры всегда, услышав лести слово.
Он выпрямлялся вдруг так грозно, так сурово,

В очах властителя сверкал такой огонь,
Что трясся льстец пред ним, как перед тигром конь!..

Поддержать сайт