Ольга Фёдоровна Берггольц

Европа. Война 1940 года

       Илье Эренбургу

         1

Забыли о свете
       вечерних окон,
задули теплый рыжий очаг,
как крысы, уходят
           глубоко-глубоко
в недра земли и там молчат.
А над землею
      голодный скрежет
железных крыл,
        железных зубов
и визг пилы: не смолкая, режет
доски железные для гробов.
Но всё слышнее,
         как плачут дети,
ширится ночь, растут пустыри,
и только вдали на востоке светит
узенькая полоска зари.
И силуэтом на той полоске
круглая, выгнутая земля,
хата, и тоненькая березка,
и меченосные стены Кремля.

         2

Я не видала высоких крыш,
черных от черных дождей.
Но знаю
     по смертной тоске своей,
как ты умирал, Париж.

Железный лязг и немая тишь,
и день похож на тюрьму.
Я знаю, как ты сдавался, Париж,
по бессилию моему.

Тоску не избудешь,
              не заговоришь,
но всё верней и верней
я знаю по ненависти своей,
как ты восстанешь, Париж!

         3

Быть может, близко сроки эти:
не рев сирен, не посвист бомб,
а тишину услышат дети
в бомбоубежище глухом.
И ночью, тихо, вереницей
из-под развалин выходя,
они сперва подставят лица
под струи щедрого дождя.
И, точно в первый день творенья,
горячим будет дождь ночной,
и восклубятся испаренья
над взрытою корой земной.
И будет ветер, ветер, ветер,
как дух, носиться над водой...
...Все перебиты. Только дети
спаслись под выжженной землей.
Они совсем не помнят года,
не знают — кто они и где.
Они, как птицы, ждут восхода
и, греясь, плещутся в воде.
А ночь тиха, тепло и сыро,
поток несет гряду костей...
Вот так настанет детство мира
и царство мудрое детей.

         4

Будет страшный миг
будет тишина.
Шепот, а не крик:
«Кончилась война...»

Темно-красных рек
ропот в тишине.
И ряды калек
в розовой волне...

         5

Его найдут
      в долине плодородной,
где бурных трав
         прекрасно естество,
и удивятся силе благородной
и многослойной ржавчине его.
Его осмотрят
     с трепетным вниманьем,
поищут след — и не найдут
                     следа,
потом по смутным песням
                  и преданьям
определят:
     он создан для труда.
И вот отмоют
         ржавчины узоры,
бессмертной крови сгустки
                     на броне,
прицепят плуги,
         заведут моторы
и двинут по цветущей целине.
И древний танк,
         забыв о нашей ночи,
победным ревом
          сотрясая твердь,
потащит плуги,
          точно скот рабочий,
по тем полям, где нес
               огонь и смерть.

         6

Мечи острим и готовим латы
затем, чтоб миру предстала Ты
необоримой, разящей,
               крылатой,
в сиянье Возмездия и Мечты.
К тебе взывают сестры и жены,
толпа обезумевших матерей,
и дети,
    бродя в городах сожженных,
взывают к тебе:
           «Скорей, скорей!»
Они обугленные ручонки
тянут к тебе во тьме, в ночи...
Во имя
   счастливейшего ребенка
латы готовим, острим мечи.
Всё шире ползут
           кровавые пятна,
в железном прахе земля,
                   в пыли...
Так будь же готова
             на подвиг ратный —
освобожденье всея земли!

Поддержать сайт