Николай Александрович Львов

Ивану Матвеевичу Муравьеву

Пусть крутят в крючки темно-русые 
И с просединой волоса мои, 
А слова мои, слуги быстрые 
Духа жаркого, сердца русского, 
Пусть запишет нам парень грамотной. 
  
Каково же мне титулярному, 
Что нет времени и к друзьям своим 
Самому писнуть: «Не прогневайтесь, 
Что спасибо вам опоздал сказать 
За жадобную ладу грамотку». 
Любо было мне получить ее, 
Прочитав ее, я задумался, 
А задумавшись, слово вымолвил: 
«Рано, рано ты, млад ясен сокол, 
Со тепла гнезда подымаешься, 
Оставляешь ты дом отеческой 
И родимую нашу сторону. 
Покидаешь ты верных слуг твоих, 
С другом пламенным разлучаешься. 
Ах! не с ним ли ты тайну речь держал? 
Чтобы вместе жить неразлучно век, 
Чтобы пищу есть с одного стола, 
А платие носить с одного плеча, 
А теперь, сокол, птичка острая, 
Не простяся с ним, возвиваешься...» 
  
Залетел сокол уж за облако... 
Что за облако лучезарное, 
Лучезарное, иноземное, 
Любо там тебе? В молодых летах 
На заморский край мы в раек глядим, 
Блеском радужным я прельщался сам; 
Но из-за моря все домой глядел, 
Нет утех прямых, мне казалось, там, 
Где нельзя ими поделиться с кем! 
Где пролить нельзя животворный дух 
Счастья русского в недры русские, 
С кем подержишь там богатырску речь? 
С кем отважную грянешь песенку? 
Исполинский дух наших отчичей 
Во чужих землях людям кажется 
Сверхъестественным исступлением! 
Да и как ему не казаться так? 
Во чужих землях все по ниточке, 
На безмен слова, на аршин шаги. 
Там сидят, сидят да подумают, 
А подумавши, отдохнуть пойдут, 
Отдохнувши уж, трубку выкурят 
И, задумавшись, работать начнут, 
Нет ни песенки, нет ни шуточки, 
А у нашего, православного, 
Дело всякое между рук горит, 
Разговор его — громовой удар, 
От речей его искры сыплются, 
По следам за ним коромыслом пыль! 
Уже в горести мне мечтается, 
Что смотря на твой восхищенный взгляд, 
Слыша быструю речь российскую, 
Иноземец мой бельмы вытращил 
И веревками запасается... 
Горько стало мне, удаленному, 
Представлять тебя в пеленах таких, 
Поднялась было грудь... Я вздох 
     сдержал, 
Но живой слезы капля теплая 
Из-под вежд моих вырывается, 
Оживленная чистой радостью, 
Скоро катится вдоль по грамотке, 
Ищет местечка успокоиться 
И на том самом стала трепетно, 
Где написано было: «Счастлив я». 
  
Растворенное счастье радостью 
Сообщением умножается! 
Не смывается слово милое 
Каплей теплою слез приятельских, 
Но черты его увеличились, 
Распростерся их цвет торжественный. 
Вдруг прозрачная и блестящая, 
Прибежавшая к слову капелька, 
Встрепенувшися, облачилася 
В ризу счастия, в пурпур дружества 
И с торжественным шумом некаким 
За собой влечет свой безмерный шлейф... 
  
Тут меня уж как пронял смех такой! 
Пошла... Ишь, барыня, поди, ну Бог с 
     тобой. 
И что за шлейф! Что за покрой! 
Ведь мне пора 
С двора 
Долой: 
В Кремле поставить трон златой, 
На нем несгладимой чертой 
Везде я напишу «Л...», 
Которой будет к нам весной, 
Так я обязан головой 
С моей отеческой страной 
Исправным в срок явиться, 
Чтоб счастью русскому чин чином о 
     Святой 
Где было воцариться. 

Поддержать сайт