Георгий Иванович Чулков


Золотая ночь


На паузках — под стражей — трое суток
В огне тогда мы плыли ночь и день.
И взор был ясен наш, и слух был чуток…
 
И ночи золотой простерлась сень
Над влагою реки, как сон неверной,
И странная обвеяла нас лень.
 
Плененные мечтою суеверной,
Мы пали на корме, в бреду, молясь.
И было радостно и больно. Мерно
 
Купались чайки в золоте; кружась,
Чертили высь стилетами-крылами.
Струилась Лена, чуть во мгле дымясь.
 
На ружья тяжко темными руками
Солдаты оперлись, потупя взор,
Суровыми не смея голосами
 
Нежданно заглушить безумный хор:
И пели мы о радостной свободе;
И эхо нам — среди пустынных гор —
 
Напевом вторило. И о народе
Звучала песнь среди живой тайги —
Как бы укор глухонемой природе.
 
И от руля багряные круги
Дрожали на воде. Порой ветрила —
Казалось — ропщут: «Юность! Береги
 
Любовь навек. И не страшна могила,
Кто радугу надежд зажег мечтой.
Пусть жизнь твоя мучительно постыла,
 
Но рая в чуде от очей не скрой!»
И внятны были ропоты-советы,
И голосов свободных ладный строй.
 
Прибрежных елей высились скелеты,
С багрянцем странным на слепом челе;
И камень на реке, полуодетый
 
Травою красной, тихо спал во мгле;
И пахло влагою невнятно-жгучей;
И в этот час вся жизнь в добре и зле
 
Казалась нам лишь сказкою певучей.
Наш кормчий спал. Мы плыли без руля.
Нам угрожали каменные кручи.
 
Манила нас таежная земля.
Не страшен был и стон водоворота;
Мы плыли, пели, жизнь и смерть хваля.
 
И в быстрине не тронула забота
Влюбленных, юных, радостных сердец.
И только крикнул кто-то: «Эй! Работай!»
 
И тотчас мы вспененный багрянец
Рассекли веслами, встречая волны. —
Упругих весел тонущий конец
 
Так радостно вздымать! — И тайны полный
Вращался здесь слепой водоворот,
И в буре гибли дерзостные челны;
 
Здесь в ад безумный был опасный вход,
Но миновав могилу темной бездны,
Забыли мы угрюмый водомет, —
 
И грезился лишь отблеск стен железных,
Теснивших нас во мгле со всех сторон,
С упорством яростным, но бесполезным.
 
И золотая ночь низводит сон
И ворожит над белыми струями,
Где ключ любви судьбою схоронен.
 
На палубе неслышными шагами
Вновь ходит часовой. И снова даль
Янтарно мреет влажными слоями.
 
Но, чу! Вновь слышно песню…
О, не та ль, Что ране над рекой в лучах звенела?
Нет, томная и тайная печаль
 
Иную песню в новом солнце пела.
И был невидим в небе стройный хор —
Клир ангелов любовного придела…
 
На берегу привал и тихий спор;
Солдаты бродят меж камней прибрежных;
Трещит и тлеет бледный наш костер
 
И в заводи с усердием прилежным
Мы ловим рыбу. Прянули орлы,
Кружат над нами — горды и мятежны.
 
Звучат в ночи суровой кандалы,
Напомнив нам о сумраке неволи,
И нарушают сон багряной мглы.
 
И я — покорный жизненной юдоли —
Брожу, тружусь и с братьями пою
Об осиянной солнцем вольной воли.
 
Но кто-то посетил тропу мою,
И неслучайно слышу я напевы
На небе, в солнце, в солнечном раю:
 
Знакомый голос Полунощной Девы.
Она! Она! — Тобою, Дева, пьян.
В душе моей любви желанной севы
 
Лелею тайно. Так любви дурман
Туманил сердце. Мимо проходила
В печали Дева. Лик был осиян
 
Любовью новой. Странная манила
Ее улыбка. Траурный наряд
Пленял меня. На зыбкие перила
 
Ее рука легла, — и я был рад
Коснуться их — почтительный и страстный —
С любовию вдыхая аромат
 
Ее руки, прекраснейшей и властной…
А золотая ночь, творя обряд,
Лила опять рукою безучастной

Из урны золотой любовный яд.

1907



Поддержать сайт


Русская поэзия - http://russian-poetry.ru/. Адрес для связи russian-poetry.ru@yandex.ru