Вильгельм Александрович Зоргенфрей

* * *

Горестней сердца прибой и бессильные мысли короче, 
Ярче взвивается плащ и тревожнее дробь кастаньет. 
Холодом веет от стен, и сквозь плотные пологи ночи 
Мерной и тяжкой струей проникает щемящий рассвет. 
Скоро зажгут на столах запоздалые низкие свечи, 
Взвизгнет румынский смычок, оборвется ночная игра. 
Плотный блондин в сюртуке, обольщающий мягкостью речи, 
Вынет часы, подойдет и покажет на стрелки: Пора! 
Ветер ворвался и треплет атлас твоего покрывала. 
В мутном проходе у стен отразят и замкнут зеркала 
Тяжесть усталых колонн и тоску опустевшего зала, 
Боль затуманенных глаз и покорную бледность чела. 
Гулко стучит у подъезда, трепещет и рвется машина, 
Мутные пятна огней на предутреннем чистом снегу, 
К запаху шелка и роз примешается гарь от бензина, 
Яростно взвоет рожок и восход заалеет в мозгу. 
Будут кружиться навстречу мосты, и пруды, и аллеи, 
Ветер засвищет о том, что приснилось, забылось, прошло. 
В утреннем свете -- спокойнее, чище, бледнее -- 
Будем смотреть в занесенное снегом стекло. 
Что же, не жаль, если за ночь поблекло лицо молодое, 
Глубже запали глаза и сомкнулся усмешкою рот -- 
Так загадала судьба, чтобы нам в это утро слепое 
Мчаться по краю застывших, извилистых вод. 
Скоро расступятся ели и станет кругом молчаливо, 
Вяло блеснут камыши и придвинется низкая даль, 
Берег сорвется вперед, в снеговые поляны залива... 
Так загадала судьба. И не страшно. Не нужно. Не жаль. 

Поддержать сайт