Василий Львович Пушкин

К князю П.А. Вяземскому

Quand je pense au degout que les poetes 
ont a essuyer, je m'etonne qu'il y en ait 
d'assez hardis pour braver l'ignorance de 
la multitude, et la censure dangereuse 
des demi-savants qui corrompent 
quelquefois le jugement du public. 
Le Sage* 

Как трудно, Вяземский, в плачевном нашем мире 
Всем людям нравиться, их вкусу угождать! 
Почтенный Карамзин на сладкозвучной лире 
В прекраснейших стихах воспел святую рать, 
Падение врага, царя России славу, 
Героев подвиги и радость всех сердец. 
Какой же получил любимец муз венец? 

Он, вкуса следуя и разума уставу, 
Все чувствия души в восторге изливал, 
Как друг отечества и как поэт писал, -- 
Но многие ль, скажи, ценить талант умеют? 
О, горе, горе нам от мнимых знатоков! 
Судилище ума -- собранье чудаков, 
И в праздности сердца к изящному хладеют. 
Давно ли, шествуя Корнелию вослед, 
Поэт чувствительный, питомец Мельпомены, 
Творец Димитрия, Фингала, Поликсены, 
На Севере блистал?.. И Озерова нет! 
Завистников невежд он учинился жертвой; 
В уединении, стенящий, полумертвый, 
Успехи он свои и лиру позабыл! 
О зависть лютая, дщерь ада, крокодил, 
Ты в исступлении достоинства караешь, 
Слезами, горестью питаешься других, 
В безумцах видишь ты прислужников своих 
И, просвещенья враг, таланты унижаешь! 

И я на лире пел, и я стихи любил, 
В беседе с музами блаженство находил, 
Свой ум обогащать учением старался, 
И, виноват, подчас в посланиях моих 
Я над невежеством и глупостью смеялся; 
Желанья моего я цели не достиг; 
Врали не престают злословить дарованья, 
Печатать вздорные свои иносказанья 
И в публике читать, наперекор уму, 
Похвальных кучу од, не годных ни к чему! 

Итак, я стал ленив и празден поневоле; 
Врагов я не найду в моей безвестной доле. 
Пусть льются там стихи нелепые рекой, 
Нет нужды -- мне всего любезнее покой. 
Но, от учености к забавам обращаясь, 
Давно ли, славою мы русской восхищаясь, 
Торжествовали здесь желанный всеми мир? 
И тут мы критиков, мой друг, не удержали; 
При блеске празднества, при звуке громких лир 
Зоилы подвиг наш и рвенье осуждали: 
Искусство, пышность, вкус и прелестей собор -- 
Всё сделалось виной их споров и укор! 

Не угодишь ничем умам, покрытым тьмою, 
И, право, не грешно смеяться над молвою! 
Какой-то новый Крез, свой написав портрет, 
Обжорливых друзей к обеду приглашает: 
Богатым искони ни в чем отказа нет. 
Друзья съезжаются -- хозяин ожидает, 
Что будут славного художника хвалить, 
Известного давно искусством, дарованьем; 
Но сборище льстецов кричит с негодованьем, 
И точно думая тем Крезу угодить, 
Что в образе его малейшего нет сходства, 
Нет живости в лице, улыбки, благородства. 
Послушный Апеллес берет портрет домой. 
Чрез месяц наш Лукулл дает обед другой; 
Друзья опять на суд. Дворецкий объявляет, 
Что барин нужного курьера отправляет 
И просит подождать. Садятся все кругом; 
О мире, о войне вступают в разговоры; 
Европу разделив, политики потом 
На труд художника свои бросают взоры, 
"Портрет, -- решили все, -- не стоит ничего: 
Прямой урод, Эзоп, нос длинный, лоб с рогами! 
И долг хозяина предать огню его!" 
-- "Мой долг не уважать такими знатоками 
(О чудо! говорит картина им в ответ): 
Пред вами, господа, я сам, а не портрет!" 
Вот наших критиков, мой друг, изображенье! 
Оставим им в удел упрямство, ослепленье. 
Поверь, мы счастливы, умея дар ценить, 
Умея чувствовать и сердцем говорить! 
С тобою жизни путь украсим мы цветами: 
Жуковский, Батюшков, Кокошкин и Дашко?в 
Явятся вечерком нас услаждать стихами; 
Воейков пропоет твои куплеты с нами 
И острой насмешит сатирой на глупцов; 
Шампанское в бокал пенистое польется, 
И громкое ура веселью разнесется. 

Поддержать сайт