Дмитрий Иванович Хвостов

Живописцу моему

Искусно ты меня, художник, написал,
Со светом купно тень волшебно сочетал,
И сам чрезмерно рад, что кончил труд счастливо.
Любуясь, на него ты смотришь горделиво
И громко говоришь: ступай теперь, Хвостов,
Награду получить достойную трудов;
Стань смело на ряду с бессмертными творцами {9}
И, скромность отложа, красуйся их венцами.
Там, зри, наставник твой, Омир полночных стран,
Там Русский Златоуст, бессмертный Феофан,
Венчатели заслуг, гонители пороков,
Там громкий Пиндар наш, там Феспис - Сумароков;
Они средь хладных стран, средь темноты ночей
Простерли далеко сияние лучей.
Так точно, Апеллес! с тобою я согласен,
Удачен образ мой, твой труд был не напрасен.
Не мни, что подарил ты лавр бессмертный мне,
Меня изобразив хитро на полотне;
Коль тайны истощил всех живописных правил;
Ты только лишь себя, а не меня прославил;
Ты будешь, может быть, искусства образец,
А я остануся посредственный певец.

Нельзя прославиться чужими нам трудами;
Виной себе хулы, или похвал, мы сами.
Пусть образ мой внесут туда, где Россов Царь
Щедротою своей воздвиг для Муз олтарь;
Где в ярости Сатурн, внимая песни громки,
Бросает, утомясь, косы своей обломки.
Согласен, - буду там; скажи, что пользы в том,
Что я с Державиным столкнусь лице с лицом?
Все Музы ведают, Гораций сей Российский
То на горы взлетит Кавказски и Алпийски,
То строит ревностно великолепный храм
Царице, что вела нас к славе по цветам;
То, приглася к себе певца Анакреона,
Амура славит с ним, Царя утех и стона,
Голубку приманит с руки своей клевать,
И сладко на его коленях засыпать.

Пусть там подле себя увижу я Хвостова,
На стенке, в рамочке, точь-в-точь как бы живого;
Сей острый родич мой вдруг видит свет и тень;
Его Пирроном быть не допустила лень;
На долгих на Парнасе, судей бояся строгих,
Скорей других попал, и далее был многих.
В соседстве у меня является Шишков,
Страж добрый языка и нрава праотцов.
Зачем лице его задумчиво и строго?
Он мало говорит, но размышляет много;
Перо Шишкова - бич несмысленным певцам
И вкуса нового негодным образцам.
Что вижу близ меня! мой охранитель Гений,
Наперсник мудрости, почтеннейший Евгений,
Который, кажется, беседуя со мной,
Мне громко говорит: любитель Муз, постой,
Коль хочешь ты себя через стихи прославить,
Старайся в полном их сиянии представить.
Пекись, коль лирой мнишь хвалы приобретать,
Ты вдохновение с искусством сочетать;
Знай, дар как молния блеснет и исчезает,
Искусством подкреплен, как солнце, он сияет
Дар может щеголять страничкою одной;
С искусством дар не зрит границы никакой.

Желаем мы смотреть на образ Кантемира;
Хотя уже давно его умолкла лира,
Но лишь не умолчит в своих сатирах он.
А мне зачем лететь на Росский Геликон?
Скажи, зачем, коль путь к нему утесист, скаток
Потомству отдавать лице свое в задаток?
При жизни похвала, без лести говоря,
Сиянья вечного единая заря.
Беда, когда хвалы потомки мне умалят!
Бессмертен тот певец, кого по смерти хвалят.
О! Музы! вами я с младенчества любим,
Тому свидетели Афины, древний Рим.
Люблю отечество, люблю язык природный,
Богатый наш язык, и звучный, и свободный.
Я, к Музам, к родине в душе питая жар,
Дерзаю приносить им в жертву скудный дар;
Всегда прелестны мне Парнасских дев союзы:
Всегда родят восторг божественные Музы;
И в недре праздности, и посреди трудов
Ищу отрад в тени священных их лесов.
Российский Богатырь молниеносных взоров,
Когда здесь умственно, пример вождей Суворов,
Среди Петрополя Европу облетал,
Где должен грянуть гром, как Зевс, располагал,
Оплотом заградил к нам льва набеги смелы,
Готовил, яростный, на чалмоносцев стрелы,
Премудрости рукой водя, как на войне,
Герой участие в сих тайнах вверил мне.
Я в Трою мысленно тогда летал без страху,
И выгадал часок похитить Андромаху.
Пусть на меня за то неложный Фебов сын,
Наперсник славный Муз, рассердится Расин;
Я справедливого не опасаюсь гнева.
Равно и не боюсь зоилов лютых рева.
Пускай озлобятся, терзаются, шипят,
Пускай в неистовстве льют смертоносный яд;
Они, как вранночный, угрюмы, мрачны, грубы;
Что нужды до того? пусть изощряют зубы;
Люблю священных дев, люблю питомцев их,
И не смотрю на вопль детей Парнасса злых;
Но естьли скажут мне: толпа их встанет снова,
Чем оправдаешься, что им в ответ? - ни слова!

Моя в беседе Муз приятно жизнь течет;
Признаюсь, для меня Зоилов в свете нет.
Когда я чистых дев вниманья удостоен,
Между Зоилами остануся спокоен.
Я знаю - нравам нет, ни обществу вреда
От моего в стихах безвинного труда.
Себя в досужный час стихами забавляю,
Читателям мою оценку оставляю;
Пекусь с приятельми представить набело
Законодателя в поэзьи Буало.
Что можно, делаю, а естьли не умею,
От сердца чистого без желчи сам жалею.
Не столь я знаменит, чтоб древних по следам
При жизни воздвигать себе бессмертья храм.
Что нужды? пусть пишу для пользы, для забавы;
За труд не требую и не чуждаюсь славы.

Поддержать сайт