Александр Федорович Воейков

К моему старосте

Отечества, семьи и барина кормилец, 
Брадатый староста, безграмотный мудрец, 
В повиновении, в убожестве счастливец, 
С тобой поговорить мне должно наконец! 
Дивишься ты, что я, и праздный, и богатый, 
И незаисимый, ропщу на жребий свой, 
Тогда как ты, блажен средь дымной, низкой хаты, 
Не ропщешь на судьбу и весел над седой. 
Ты веруешь в душе, что стужа, зной, работы 
Здоровей праздности; что барин должен знать 
Одних лишь рысаков да псов своей охоты 
И, как придверный пес, жиреть, лениться, спать. 

Мой друг! ты белый свет и город знаешь худо! 
Одним покроем ввек шьешь длинный свой сермяк! 
Когда б хоть на два дни с тобой рок сделал чудо, 
Обривши бороду, надев короткий фрак, 
В один карман вложил предлинные экстракты 
Из крючкотворных дел, в другой карман часы, 
Грусть, скуку поверять; дал в руки мел и карты 
И два хохла на лбу поставил для красы; 
Когда бы Кривотолк по силе уложенья, 
По силе грамоты о вольности дворян 
Хватайке отсудил часть твоего именья 
В противность истине, в противность всем правам; 
Когда бы родственник к тебе из сожаленья 
Проворно схоронил в свой родственный карман, 
В сей ненасытный гроб монет, твои алтыны; 
Когда бы друг тебя наверну обыграл, -- 
Скажи, увидевши столь нежные картины, 
Как ты о счастии моем бы думать стал? 
Прибавь же к этому всех большее несчастье -- 
Зреть торжествующим неистовый разврат, 
В судьбе обманутых живое брать участье 
И видеть совести с фортуною разлад; 
С грабителем казны изобличенным вместе 
Быть в лучшем обществе, в почетнейших домах, 
С злодеем, коего давно на лобном месте 
Нам видеть надо бы у палача в руках; 
Смотреть, как делатель фальшивыя монеты 
Для света целого дает богатый пир: 
Педанта Колбертом зовут в стихах поэты 
И как разбойника признал владыкой мир -- 
Тогда бы ты сказал, спеша под кров домашний: 
"Я лучше соглашусь взрыть целый огород, 
Простую воду пить, вкушать простые брашны 
И в хижине своей укрыться от хлопот! 
Ах! я не ведал бы в объятиях семейства, 
Кому судьба людей в градах поручена, 
Где всё на откупу, и самые злодейства, 
Где всё продажное: и совесть, и жена! 
Там не видал бы я людей в крестах без веры, 
Без чести в почестях, в почтеньи без заслуг, 
За деньги вышедших в дворяне, в офицеры 
Из целовальников, из самых подлых слуг! 
В селе не знал бы я, что даже в храмах веры 
С смиренной харею, с двуличною душей, 
Во всеуслышанье вздыхая, лицемеры 
Смышляют обмануть и бога, и людей!" 
Но если б сверх того ты, сделавшись поэтом 
За тяжкие своих родителей грехи, 
Любил читать, читать, читать пред целым светом 
Посланья, басенки, водяные стихи, 
Где и без "абие" слов много бестолковых, 
Любил, и трепетал, чтоб ваксы и сельдей 
Купец не обернул сатирою твоей; 
Чтобы поэма в честь, во славу дел Петровых 
На полке не сгнила -- кус лакомый червей! 
Чтобы мессии в честь, настроя громку лиру, 
С Сурминым Клопштоку дерзнув идти вослед, 
Не написать, как он, на здравый смысл сатиру 
И в сумасшедших дом в жару не залететь, -- 
Тогда бы ты узнал, что тяжело поэту 
И русские стихи порядочно писать, 
Что надо быть, как я, бессовестну, чтоб свету 
Свой жалкий бред в стихах французских предлагать. 
О ты! который жил всегда со всеми в мире, 
Который никого в свой век не проклинал, 
Ты проклял бы и жизнь, и страсть играть на лире 
И Феба с музами в ад к дьяволу б послал! 

Теперь, мой друг! сравни, сообрази прилежно 
Быт барский хлопотный и тихий свой удел. 
Ты жизнь ведешь умно, спокойно, безмятежно, 
В крестьянстве быть всегда свободным ты умел; 
А я!.. о, верная примета сумасбродства! -- 
Свободный званием, но в самом деле раб, 
Раб честолюбия, раб страсти стихотворства, 
Я жадности писать сопротивляться слаб! 
Свобода не одно с испорченною волей -- 
Поверь: бедняк, как ты, стократно веселей, 
Стократ довольнее своей смиренной долей, 
Чем сонм философов, вельмож и богачей. 
Поверь... и Греция, и Рим тебе порукой, 
Сии невольники -- Эзоп и Эпиктет... 
Ах! я забыл, что ты не просвещен наукой, 
Что незнаком тебе республик древних свет... 
Но ты и в этом прав: с простым и добрым сердцем 
И с маленьким умом, довольным про себя, 
Как я желал бы быть таким, как ты, младенцем! 
Как рад бы я прийти учиться у тебя! 
Не зная римских прав, живешь в ладу с соседом; 
Без математики ты знаешь свой рубеж 
И, веры праотцев не искажая бредом, 
Постишься, молишься и тихо крест несешь. 
Не спрашиваешь ты Жан-Жака и Платона, 
Как целомудренно жену свою лобзать; 
Умеешь выполнить свой долг без Цицерона; 
Готов последний грош убогому отдать. 
Ты трезв, трудолюбив, спишь на пуку соломы; 
Работе, отдыху -- всему урочный час; 
С французской кухнею, с шампанским незнакомый, 
Ешь кашу русскую, пьешь в будни русский квас, 
А в праздник русское, а не заморско пиво. 
Зато и в пятьдесят ты бодр, румян в тягле, 
Зато вспахать тебе полнивы в день не диво; 
Зато не думаешь еще об костыле; 
Зато, мать судорог и дочь невоздержанья, 
Подагра твоего не посетит одра. 
Она пойдет искать великолепна зданья 
И ложа пышного, на коем доктора, 
Мигрени, колики и спазмы испытуют 
Терпенье богача; где совести укор 
И веры тайный глас впервые торжествуют 
И где наследников веселых полон двор. 
Тогда как ты, простяк, без страха, без томленья, 
С живою верою к могиле подойдешь 
И, дальний, трудный путь сверша, до воскресенья 
Простясь с домашними, приляжешь и заснешь! 
А мы... безумные с науками... но полно! 
Не всё, что на сердце лежит, пересказать! 
И так я час болтал без умолку, довольно! 
Мне время рифмы плесть -- тебе пора пахать! 

Поддержать сайт