Александр Христофорович Востоков

Песнь Луне

Приветствую тебя, о Цинтия младая!
‎Исходишь из ночных печальных туч
‎И, взор умильный осклабляя,
‎Лиешь свой ясный, тихий луч
‎На гор хребты, в поля безмолвны,
‎На дремлющий в тумане лес,
И сыплешь на катящиеся волны
‎Сребро свое с небес.
   
Какое зрелище, светил нощных царица,
Являешь ты моим восторженным очам:
Плывет твоя жемчужна колесница
‎По сизым облачным зыбям.
И ночь от ней бежит — земля в своей дремоте
‎Мечтает быти снова дню;
Но ты, о кроткая, претишь дневной заботе
‎И любишь сладку тишину! —
‎Теперь и ветерок с Сильфидой
‎Шептаться в роще перестал:
‎Волшебный зрак твой сребровидной
‎Его очаровал.
‎И нимфы сих потоков чистых,
‎Твой образ девственный любя,
‎Во осененьи древ ветвистых
‎Являют на струях себя;
Нереид сонм средь морь изник в кругах струистых,
И роги раковин Тритон вознес, трубя.
‎А здесь на ветке воспевает
‎Среброгортанный соловей,
‎И восхищенье изражает
‎Он трелию своей.
‎Фиалка кроткая, ночная,
‎От сладких недр свой в жертву дух
‎Тебе, богиня, воссылая,
‎Росистый окурила луг.
‎Лишь филин, сын угрюмой ночи,
‎Твой ясный ненавидит свет;
‎Он с трепетом, сжав мутны очи,
‎В дупло свое ползет.
Луна, не истине ль подобна ты святой!
А птица темная — неправде, ибо той
‎Противно просвещенье,
‎Любезен лишь душевный мрак;
‎Ей истины небесной зрак
‎Наводит ослепленье.
‎Но ах, за тучу скрылась ты:
Как дева скромная похвал себе стыдишься? —
‎Нет! в новом блеске красоты
Явилась ты опять: в кристалл ручья глядишься.
С веселием ручей в себе твой образ зрит;
Он струйкам не велит игривым колыхаться,
И стелется стеклом, недвижимо лежит,
Чтоб доле зрелищем волшебным наслаждаться.
‎Ах, никогда ты столь прелестна
‎Мне не казалась, нежна луна!
‎В блеске перловом убранства небесна
‎ Столь восхитительна, столько ясна!
Или, украсившись для пастуха любезна,
Течешь ты посетить его средь тонка сна?..
   
‎На Латмосе многолесистом[2]
‎Твой милый спит Эндимион,
‎И бурны ветры наглым свистом
‎Его прервать не смеют сон.
‎Амуры одр покойный
‎Постлали средь цветов,
‎Над оным в полдень знойный
‎Сплели зеленый кров,
‎Затем, чтоб жар полдневный
‎Не жег его ланит;
‎Эндимион блаженный,
‎Храним любовью, спит.
   
‎Он спит, сей юноша прелестный,
‎Любимец чистой красоты;
‎Он спит — веселия небесны
‎Ему во снах являешь ты.
‎Все радостью и счастьем дышит,
‎Смеется все его вокруг;
‎Он голос дев парнасских слышит
‎И струн Аполлоновых звук.
‎Видит пляску граций нежных
‎Он на бархатных лугах,
‎В элисейских, безмятежных,
‎Восхитительных полях;
‎Он амврозию вкушает,
‎Нектар благовонный пьет;
‎Жизнь божественну мечтает
‎И спит, не чувствуя забот.
Спеши, Прекрасная, его умножить счастье,
В объятиях любви покоем насладись;
Бессмертны боги все любви покорны власти,
Носить оков ее приятных не страшись!
   
‎На блещущем престоле возлегая,
‎Глубокой ты внимаешь тишине
‎И, свет волшебный разливая,
‎Смеешься кротко мне!
   
‎Волнистые вдруг тучи нагоняет
‎Зефир, твой от меня скрывая взор;
‎Но вот опять он резво увлекает
‎Легкоплывущих облак флер…
   
Ах, не надолго! — ты уже свершить готова
Небесный путь; с тобой расстаться должен я!
‎Се в недрах облака густого
Сокрылась, обелив одни его края…
   
И нощь свой черный скиптр уже приемлет паки,
‎Чтобы покрыть природу мглой;
Блуждают призраки вокруг ее толпой
И тихий сон свои повсюду стелет маки.
‎Все-все в молчанье!
‎И соловей уж не поет;
‎Лишь источника журчанье
‎Сквозь кустарник в слух мне бьет.
‎Ах прощай, светило ночи,
‎Цинтия, поэтов друг!
‎Зреть тебя стремятся очи,
‎Петь тебя стремится дух.
   
Светила дневного златая колесница
Когда во океан вечерний погрузится,
Угаснут сумерки, и все обымет мгла, —
Тогда ты посети дубравы и луга;
Будь мне подругою в святом уединенье,
Забот моих туман лучом своим рассей
И вместе с оным мне в смущенну душу лей
‎Бальзам успокоенья!

Поддержать сайт