Борис Леонидович Пастернак

К октябрьской годовщине

		1 

Редчал разговор оживленный. 
Шинель становилась в черед. 
Растягивались в эшелоны 
Телятники маршевых рот. 

Десятого чувства верхушкой 
Подхватывали ковыли, 
Что этот будильник с кукушкой 
Лет на сто вперед завели. 

Бессрочно и тысячеверстно 
Шли дни под бризантным дождем. 
Их вырвавшееся упорство 
Не ставило нас ни во что. 

Всегда-то их шумную груду 
Несло неизвестно куда. 
Теперь неизвестно откуда 
Их двигало на города. 

И были престранные ночи 
И род вечеров в сентябре, 
Что требовали полномочий 
Обширней еще, чем допрежь. 

В их августовское убранство 
Вошли уже корпия, креп, 
Досрочный призыв новобранцев, 
Неубранный беженцев хлеб. 

Могло ли им вообразиться, 
Что под боком, невдалеке, 
Окликнутые с позиций 
Жилища стоят в столбняке? 

Но, правда, ни в слухах нависших, 
Ни в стойке их сторожевой, 
Ни в низко надвинутых крышах 
Не чувствовалось ничего. 

		2 

Под спудом пыльных садов, 
На дне летнего дня — 
Нева, и нефти пятном 
Расплывшаяся солдатня. 

Вечерние выпуска 
Газет рвут нарасхват. 
Асфальты. Названья судов. 
Аптеки. Торцы. Якоря. 

Заря, и под ней, в западне 
Инженерного замка, подобный 
Равномерно-несметной, как лес, топотне 
Удаляющейся кавалерии, — плеск 
Литейного, лентой рулетки 
Раскатывающего на роликах плит 
Во все запустенье проспекта 
Штиблетную бурю толпы. 

Остатки чугунных оград 
Местами целеют под кипой 
Событий и прахом попыток 
Уйти из киргизской степи. 

Но, тучи черней, аппарат 
Ревет в типографском безумьи, — 
И тонут копыта и скрипы кибиток 
В сыпучем самуме бумажной стопы. 

Семь месяцев мусор и плесень, как шерсть, — 
На лестницах министерств. 
Одинокий как перст, — 
Таков Петроград, 

Еще с Государственной думы 
Ночами и днями кочующий в чумах 
И утром по юртам бесчувственный к шуму 
Гольтепы. 

Он все еще не искупил 
Провинностей скипетра и ошибок 
Противного стереотипа, 
И сослан на взморье, топить, как Сизиф, 
Утопии по затонам 
И, чуть погрузив, подымать эти тонны 
Картона и несть на себе в неметенный 
Семь месяцев сряду пыльный тупик. 

И осень подходит с обычной рутиной 
Крутящихся листьев и мокрых куртин. 

		3 

Густая слякоть клейковиной 
Полощет улиц колею: 
К виновному прилип невинный, 
И день, и дождь, и даль в клею. 

Ненастье настилает скаты, 
Гремит железом пласт о пласт, 
Свергает власти, рвет плакаты, 
Натравливает класс на класс. 

Костры. Пикеты. Мгла. Поэты 
Уже печатают тюки 
Стихов потомкам на пакеты 
И нам под кету и пайки. 

Тогда, как вечная случайность, 
Подкрадывается зима 
Под окна прачечных и чайных 
И прячет хлеб по закромам. 

Коротким днем, как коркой сыра, 
Играют крысы на софе 
И, протащив по всей квартире, 
Укатывают за буфет. 

На смену спорам оборонцев — 
Как север, ровный Совнарком, 
Безбрежный снег, и ночь, и солнце, 
С утра глядящее сморчком. 

Пониклый день, серье и быдло, 
Обидных выдач жалкий цикл, 
По виду — жизнь для мотоциклов 
И обданных повидлой игл. 

Дая галок и красногвардейцев, 
Под черной кожи мокрый хром. 
Какой еще заре зардеться 
При взгляде на такой разгром? 

На самом деле ж это — небо 
Намыкавшейся всласть зимы, 
По всем окопам и совдепам 
За хлеб восставшей и за мир. 

На самом деле это где-то 
Задетый ветром с моря рой 
Горящих глаз Петросовета, 
Вперенных в небывалый строй. 

Да, это то, за что боролись. 
У них в руках — метеорит. 
И будь он даже пуст, как полюс, 
Спасибо им, что он открыт. 

Однажды мы гостили в сфере 
Преданий. Нас перевели 
На четверть круга против зверя. 
Мы — первая любовь земли. 

Поддержать сайт