Борис Петрович Корнилов

Смерть

Может быть,
     а может быть - не может,
может, я живу последний день,
весь недолгий век мой - выжат, прожит,
впереди тоска и дребедень.

Шляпа,
    шлепанцы,
          табак турецкий,
никуда не годная жена,
ночью - звезды,
утром - ветер резкий,
днем и ночью - сон и тишина.

К чаю - масло,
и компот к обеду,
- Спать, папаша!? вечером кричат...
Буду жить, как подобает деду,
на коленях пестовать внучат.

День за днем,
и день придет, который
всё прикончит - и еду и сны;
дальше - панихида, крематорий -
все мои товарищи грустны.

И они ногою на погосте
ходят с палочками, дребезжат,
и мундштук во рту слоновой кости
деснами лиловыми зажат.

За окном - по капле, по листочку
жизнь свою наращивает сад;
все до дна знакомо - точка в точку,
как и год и два тому назад.

День за днем -
и вот ударят грозы,
как тоска ударила в меня,
подрезая начисто березы
голубыми струйками огня.

И летят надломанные сучья,
свернутая в трубочку кора,
и опять захлопнута до случая
неба окаянная дыра.

Но нелепо повторять дословно
старый аналогии прием,
мы в конце, тяжелые как бревна,
над своею гибелью встаем.

Мы стоим стеною - деревами,
наши песни, фабрики, дела,
и нефтепроводами и рвами
нефть ли, кровь ли наша потекла.

Если старости
пройдемся краем,
дребезжа и проживая зря,
и поймем, что - амба - умираем,
пулеметчики и слесаря.

Скажем:
- Всё же молодостью лучшая
и непревзойденная была
наша слава,
наша Революция,
в наши воплощенная дела.

Поддержать сайт