Степан Петрович Шевырев (1806-1864)

• Биография Степана Шевырева
• Стихотворения Степана Шевырева по темам

Все стихотворения Степана Шевырева на одной странице

- Оглавление -

О люди русские, благословим сей день
И воздадим хвалу мы богу всеблагому
За то, что с родины слетает рабства тень,
Не будет человек принадлежать другому.

Обрадовала ль весть томящийся народ?
Сбылось ли древнее души его гаданье?
Взломала ль наша Русь цепей мертвящий лед
И богу отдала ль его же достоянье?

Вольнее ль дышится на родине моей?
Небесною ценой искуплены ли люди?
И воздух, веющий с родных моих полей,
Отраднее ли стал для благородной груди?

Везде цветет она, свобода - божий плод!
Везде зовет на пир счастливые народы!
История, пришел и наш черед;
Пора и нам вкусить божественной свободы!

Без милой вольности и мыслей крыльев нет!
Мертва и красота, коль духом не свободна!
Затворен к истине веками тертый след,
И к вышним небесам молитва не доходна.

Слетел ли ангел к нам с лазоревых высот
И совершилось ли ожиданное ныне?
Повеяло ль с небес отрадою в народ,
Тепла была о том молитва на чужбине.

Чу! внимайте... полночь бьёт!
В этом бое умирает
Отходящий в вечность год
И последний миг сливает
С первым мигом бытия
Народившегося года:
Так, всё цепью выводя,
Вяжет дивная природа.

Где ж раздельное звено?
Где граничное мгновенье?
Плод в зерне, в плоде зерно:
В сменах сих живёт творенье.
Но есть жизнь, где нет волны,
Нет полуночного боя:
Там святыня тишины,
Точка вечного покоя.

    (Из Шиллера)

По морю вселенной направил я бег:
Там якорь мнил бросить, где видится брег
          Пучины созданья,
          Где жизни дыханья
Не слышно, где смолкла стихийная брань,
Где богом творенью поставлена грань.

Я видел, как юные звезды встают,
Путем вековечным по тверди текут,
          Как дружно летели
          К божественной цели...
Я дале - и взор оглянулся окрест,
И видел пространство, но не было звезд.

И ветра быстрее, быстрее лучей
Я в бездну ничтожества мчался бодрей.
          И небо за мною
          Оделося мглою...
Как волны потока, так сонмы планет
За странником мира кипели вослед.

И путник со мной повстречался тогда,
И вот вопрошает: "Товарищ, куда?"
          - "К пределам вселенной
          Мой путь неизменный:
Туда, где умолкла стихийная брань,
От века созданьям поставлена грань!"

"Кинь якорь! Пределов им нет пред тобой".
- "Их нет и за мною! Путь кончен и твой!"
          Свивай же ветрило,
          О дух мой унылый,
И далее, смелый, лететь не дерзай,
И здесь же с отчаянья якорь бросай.

Служитель муз и ваш покорный,
Я тем ваш пол не оскорблю,
Коль сердце девушки сравню
С ее таинственной уборной.
Всё в ней блистает чистотой,
И вкус и беспорядок дружны;
Всегда заботливой рукой
Сметают пыль и сор ненужный, -
Так выметаете и вы
Из кабинета чувств душевных
Пыль впечатлений ежедневных
И мусор ветреной молвы,
Храня лишь в нем, что сердцу мило,
Что вас пленяло и любило.
Не отвергайте моего
Моления суровым взором:
Ах! и меня с ненужным сором
Не выметайте из него.

Позвольте ж волю дать сравненью:
В уборной вашей мудрено ль
Разговориться вдохновенью?
Дерзнув вступить в нее, легко ль
Ее оставить равнодушно?
Прошу внимать великодушно.

Там у прозрачного окна,
Где горняя лазурь видна,
Где с вашей светлой белизною
Вседневно спорит солнца свет,
Украшен чистою резьбою,
Стоит ваш скромный туалет,
Советник верный, неопасный.
Вы каждый день, глядяся в нем,
Одушевляете лицом
Его хрусталь небесно-ясный;
Открыто предстоя очам,
Как ваша девственная совесть,
Передает он верно вам
Лица и чувств живую повесть.
В семейной счастливой тиши
Храните зеркало души,
Чтоб думы облачной печали
Его хрусталь не помрачали.

Как своенравна, нескромна
Мечта свободного поэта!
Дерзает вольная она
Проникнуть в тайны туалета;
Дерзает вслух пересчитать
Все мысли, чувства, вспоминанья,
Но не дерзнет именовать
Их тайного знаменованья.
С душою искренней при вас
Открою памяти запас.
Я вижу: взор ваш очарован,
Он весь к минувшему прикован:
Здесь кольца яркие кругом;
Там дружбы искренней посланья;
Там медальон, портрет, альбом,
Где вписаны любви желанья;
Там перстень чистый, золотой,
Где спорят с изумрудом розы;
Жемчуг, блистающий, как слезы
В очах у девы молодой
 (Своим любимым ожерельем
Давно вы избрали его);
Там, между многим рукодельем,
Подруг дареное шитво,
А там блистает сокровенный,
Не зрим никем, алмаз бесценный.
Любовь! Младой души алмаз!
Да будет тот достоин вас,
Кто примет дар неоцененный,
Кому сужден любви привет!
Да соблюдет алмаз огнистый
И да украсит гранью чистой
Его природный чистый свет!

Души в заветном туалете
Ужель не будет места мне?
Ужель, хотя в случайном сне,
Не вспомните вы о поэте?
Нет, для него между кольцом,
Меж солитером, жемчугом
Едва заметную вложите
Душе на память бирюзу,
Хоть редко на нее взгляните
И сувениру подарите
Одну жемчужину-слезу.

      (Из Шиллера)

Скройся, бог света! Нивы желают
Влаги прохладной; смертный уныл,
Медленно идут томные кони:
   Скройся, бог света, в струях!

Зри, кто из моря в волны кристальны
С милой улыбкой друга манит!
Быстро помчались грозные кони
   В царство богини морей!

К персям прекрасной Феб наклонился;
Правит браздами юный Амур,
Богу послушны гордые кони,
   Плещутся резво в струях.

С звездного неба легкой стопою
Ночь прилетела, с нею любовь. -
Феб почивает в неге роскошной,
   Спите в объятьях любви!

                  Разговор

                  Водевиль

Кто эта странница печальная? Откуда?
Зачем вся в трауре? К чему туманит флер
Ее задумчивый, от слез потухший взор?
Но плакать так при всех не стыдно ли? Отсюда
Мне кажется мила... Поближе подойду -
Не ошибиться бы! В России на беду
     Я без парижского лорнета
Смотреть уж не могу на круг большого света.
Посмотрим же: ай, ай! какой же я дурак!
Как может Водевиль так в лицах ошибаться!
Да рожи эдакой нельзя не испугаться;
Но, ах! - не в первый раз попался я впросак.
     Какая бледность и убранство,
Гримасы скучные, притворное жеманство!
И плачет нехотя. - На сцену б годилась...
Лицо знакомое - мне кажется, в Париже
Встречался с нею я; но подойдем к ней ближе
     И посмеемся для проказ.
   Дерзну ль спросить, сударыня, я вас,
О чем вы плачете? Дерзну ли я в несчастье
Принять, прелестная, живейшее участье
              И вас утешить?

                  Елегия

              Ах!
Я плачу, потому что слезы мне веселье.

                  Водевиль
                (про себя)

     Вот редкость!.. Плачет от безделья!
  (Ей)
По ком вы в трауре?

                  Елегия

    По милых, по мечтах,
По светлом призраке давно протекшей славы,
     По юности и по любви!
Слеза горячая и вздох - мои забавы;
В унылой горести текут все дни мои.
     Я поутру всегда влюбляюсь
И плачу с радости, пою про негу, лень;
     Но в полдень я любви лишаюсь,
        И снова мрачен день.
           Чего желаю,
           Сама не знаю,
        О чем-то тайном я грущу,
Чего-то милого, небесного ищу;
     В восторге я себя не понимаю
И с грустною душой в туманну даль лечу,
     А вечером над хладною могилой
Стенаю я в стихах по милом иль по милой;
        Но завтра снова влюблена,
        А к вечеру опять грустна,
        Морфея храм - мое жилище,
           А мой Парнас - кладбище!

                  Водевиль
                (про себя)

Ах, как она смешна!
  (Ей)
   Скажите, неужели
     Все вас в страданьи забывают?

                  Елегия

Меня?.. меня не любят - обожают:
Поэты сотнями за мною вслед рыдают,
А девушки кричат невинно: "C'est joli!"
{* Прелесть! (франц.). - Ред.}
     Во многих я странах живала,
Цвела во Франции, в Германии певала.
  Но признаюсь, нигде я не видала
                Честей таких.
     Хоть, правда, севера ль морозы,
Иль ласки частые поэтов записных
На девственных щеках мои сгубили розы;
     Я, правда, иногда бледна,
Румянец не всегда с невинностью живою
Играет на лице; с умом я не дружна,
И болью головной бываю я больна;
   Зато, когда рыдают все со мною,
Зато как весело мне плакать от души!
Поэта ли создать? Скажу ему: "Пиши!"
Стихами в честь мою в журналах все страницы
Наполнены - меня уважил русский вкус,
         И в здешнем царстве муз
         Я титлом почтена царицы.

                  Водевиль
               (с усмешкой)

         Дерзну ль узнать, кто ж вы?

                  Елегия

              Увы!
Один ты не узнал Елегии печальной,
Ужель не отгадал мой голос погребальный?..
Ах, бедненький! нет, ты поэтом не рожден.

                  Водевиль

Как! вы Елегия! Я, право, изумлен!
Поэты вашею прельстились красотою,
В наш просвещенный век вам вслед бегут толпою,
И вам, сударыня, соперник Водевиль?

                  Елегия

Соперник Водевиль? Повеса тот французский,
Который остротой в глаза пускает пыль,
Быть русским думает, кафтан надевши русский,
Поэтам, комикам всем головы кружит
И ныне завладел пустынной русской сценой,
         От чьих невежеств и обид
Рыдают Талия с бедняжкой Мельпоменой!
И он соперник мне... парижский этот шут!
Покамест всех прельстил он не своим нарядом;
Но блеск его пройдет чрез несколько минут-
         И он останется с накладом.
         О! слава эта ли моя?
Ты знаешь ли его?

                  Водевиль

  Я знаю, как себя.
Достоинство и честь завистников не чужды;
         Но Водевилю нет в том нужды.
         О! сколько раз театр стонал
         От тех торжественных похвал,
Которыми его согласно величали;
           Признайтесь, сколько раз
Поэтов за него на сцену вызывали!
   Не для его ль затейливых проказ
Артистов целый хор трудится, сочиняет?
Как он всегда остро, как мило говорит!
Петь вздумалось - поет, то мимикой играет,
         То каламбуром рассмешит,
         И как всё кстати - и куплеты,
         И превращенья, и балеты -
Чего в нем не найдешь! Нет нежных лишних чувств,
         Зато уж льются епиграммы!
Не он ли выбрал всё изящное из драмы?
О! Водевиль в наш век есть Гений всех искусств.
Под властию его все сказки, анекдоты,
Сюжетов тысячи, лишь стало бы охоты
            Да времени писать.
Как мастер имена и платья он менять!
         Что день, то уж другой на сцене!
И где ж тягаться с ним слезливой Мельпомене?
А вы, сударыня, как часто по сту раз
         (Скажу я правду, извините!)
Под тем же именем одно и то ж твердите,
         И если б мог кто для проказ
         Творенья ваши напоказ
Извлечь из областей забвения туманных,
Ну, вышло б томов пять Елегий безымянных!
         Но наконец скажу я вам,
Что ваш соперник я...

                  Елегия

    Как! вы, сударь?.. Простите...
Об вас судила я по слухам... извините.

                  Водевиль

К чему учтивости? Я также слышал сам
Об вас, сударыня, что плачете притворно,
Что ваши рифмы - бред бессмысленный и вздорный.
И - что греха таить? - я слышал много раз,
Что будто на лице, сударыня, у вас
         Блистает накладной румянец...

                  Елегия

Забылись вы, сударь... Я слышала сама,
Что вы для легкого французского ума
Приманчивы, а здесь на сцене - самозванец;
Что вы и дышите парижской остротой,
И весь ваш ум, признайтесь, выписной.
Слыхала я, сударь, как вас переряжают
Плохие комики, с каким трудом ломают
Нерусский ваш язык, и что едва ль кому
Труд долгий удался; что будто потому
         Над вами более смеются,
Что ваши остроты у нас не удаются.
К пустым стишкам слух русский не привык;
Не ваше ль обличал, признайтесь, самозванство
         То исковерканный язык,
         То ваше странное убранство?
Бывало всё бы так, да нет, чужой парик,
А уж бессмыслицы, что слово - то...

                  Водевиль

    Пустое!
Ну вам ли упрекать в бессмыслице меня!
         В журналах вы, уж верно, вдвое
         О ней заботились, чем я.
         Но если вы пошли на ссоры,
         То верьте - с завтрашнего дня
На сцену выведу все ваши бредни, вздоры -
И вам достанется!..

                  Елегия

    Я тотчас соберу
         Совет моих друзей-поэтов,
Повею ветерком знакомых им приветов
         И вас в Елегии заране уморю.
Смерть под моей рукой - и в области Плутона
           Я важную играю роль.

                  Водевиль
                (про себя)

У женщин на вранье, к несчастью, нет закона!
Захочет - уморит.
                    (Ей)
 А головная боль?
А ваше в слабостях невинное признанье?
Какое скажете на это оправданье?
Все выведу грехи! - на сцене всё видней.
Вольно же ссориться...

                  Елегия

        Но я не начинала.
         Вы, сударь, смелостью своей
Меня встревожили - и я сердиться стала,
Но, право, в первой раз... Я так добра, тиха...
               (Про себя)
Уж этот мне остряк! Ни одного греха
Не скрылось от него - ах! как бы помириться!

                  Водевиль

         А! струсили - вот то-то горячиться!
Но я не мстителен. Оставим лучше спор;
         Я вам представлю договор,
         А вы извольте согласиться.

                   Елегия

Извольте говорить.

                  Водевиль

   Где скрыться от молвы?
Кто эту дерзкую в болтаньи остановит?
И сколько ни кричи, всё Критика злословит.

                   Елегия

  Увы!
Всё правда! Как же быть?

                  Водевиль

         Хотите ль, воружимся
Противу Логики, задавим здравый вкус,
Зажмем рот Критике, с Грамматикой сразимся -
         И будет крепок наш союз.
         Да что? - моя пустая шутка
Сильнее во сто раз холодного рассудка,
         А ваша нежная слеза
         Так ослепит глупцам глаза,
Что над Елегией они про вкус забудут.
         Под вашим ведомством да будут
         Все роды разные стихов!
         Морите, плачьте и рыдайте,
         Вздыхайте, пойте и стенайте,
Стихами нежными журналы наводняйте, -
Пусть мыслей нет, да больше звучных слов;
         Хвалить меня не забывайте;
Да чур мне не мешать! Из всех моих жрецов
           Я общества составлю,
         Сдружу их с вашими - и всех
         Друг друга их хвалить заставлю.
         Но чтобы полон был успех,
Мы сыщем и Батте, он сочинит систему,
Изгонит из нее трагедию, поему,
Искусной новизной в глаза он бросит пыль,
         С системой новой согласятся,
И в здешнем царстве муз, поверьте, воцарятся
            Елегия и Водевиль.

                   Елегия

Прекрасно! По рукам. Смешите, как хотите,
А вы, Грамматика и Логика, простите,
         Простите, ум и здравый вкус,
         Вам память вечная у муз:
         Вы перед нами замолчите.
Вот и надгробная; но мне уже пора:
         Один питомец мой вчера
         Всё посылал ко мне моленья:
         Бедняжка просит вдохновенья
Воспеть собачки смерть - скончалась эта тварь,
         Уж немила ему денница!..
   Итак - прости, мой закулисный царь!

                  Водевиль

До завтрашнего дня, журнальная царица.
            И мне пора: я сам
         Спешу на сцену - нынче там
Уснули зрители в гостях у Мельпомены,
Пора их разбудить - долой ее со сцены!

          Дух смерти

Везде, где ни промчался я,
Оскудевает жизни сила;
Ветшает давняя земля,
Веков несытая могила, -
И смерть столезвейной косой
Ее не утоляет глада,
И заражающего смрада
Она полна, как труп гнилой!

          Дух жизни

Везде, где ни промчался я,
Кипели жизни хороводы;
Из персей пламенной природы
Млеко струилось бытия.
Младенцев свежих миллионы
Ее лелеяла рука,
И от живящего млека
Носился воздух благовонный.

          Дух смерти

С Востока я: там мор и глад
О смерти гордо соревнуют;
Над прахом тлеющих громад
И враны даже не пируют.

          Дух жизни

Я с Запада: там врач попрал
Болезни неисцельной жало, -
Из миллиона смерти жал
Еще единого не стало.

          Дух смерти

С полудня я: там два бича
Живое истребляют племя,
Война и деспот в два меча
Торопят медленное время.

          Дух жизни

Я с полночи: там светлый пир!
Живет и блещет цвет народа!
Там сочетались сильный Мир
И многоплодная Свобода.

          Дух смерти

Я нисходил во глубь земли,
В ее богатую державу,
Где поколенья погребли
Свои сокровища и славу.
Равно гниют - рабы, князья,
И скудный саван, и порфира,
И снедью глупого червя
Богоизбранный гений мира.

          Дух жизни

Зри колыбелей миллион:
В них зародился гений новый;
Дитя веков, созреет он -
И сокрушит твои оковы.
Благословен его восход:
Из океана поколений
По небу века он пройдет,
Как солнце ясное, без тени.

          Дух смерти

Ты видишь миллион могил:
В них век его истлеет мертвый;
Одну из них закон судил
И для твоей высокой жертвы.

          Дух жизни

Я вижу, вижу, но над ней
Стонает миллион живущих!..
Он из-под тысячи смертей
Воскреснет в племенах грядущих,
И оградят его века,
Стеной обстанут поколенья:
Сквозь них с косою истребленья
Не досягнет твоя рука.

Две чаши, други, нам дано;
   Из них-то жизни гений
Нам льет кипящее вино
   Скорбей и наслаждений.
Но из одной мне пить, друзья,
   Ни разу не случалось,
И в каждом чувстве бытия
   С весельем грусть сливалась.

Подаст ли рок сосуд забот -
   Слетает вмиг украдкой
Надежда и в него вольет
   Вино отрады сладкой.
Упился ль счастьем в жизни я
   И душу переполнил -
Но ах! миг райский бытия
   О вечном ей напомнил.

И в мой сосуд отраву льет
   Томящее желанье,
И пламень жажды душу жжет,
   И ожило страданье.
Горит душа, огнем полна,
   Бессмертной в мире тесно,
И стонет сирая она
   По родине небесной.

Ты асмодей иль божество!
Не раздражай души поэта!
Как безотвязная комета,
Так впечатление его:
Оно пройдет и возвратится,
Кинжалом огненным блеснет,
В палящих искрах раздробится,
Тебя осыплет и сожжет.

          (К N. N.)

Три языка всевышний нам послал,
Чтоб выражать души святые чувства.
Как счастлив тот, кто от него приял
И душу ангела и дар искусства.

Один язык цветами говорит:
Он прелести весны живописует,
Лазурь небес, красу земных харит, -
Он взорам мил, он взоры очарует.

Он оттенит все милые черты,
Напомнит вам предмет, душой любимый,
Но умолчит про сердца красоты,
Не выскажет души невыразимой. -

Другой язык словами говорит,
Простую речь в гармонию сливает
И сладостной мелодией звучит,
И скрытое в душе изображает.

Он мне знаком: на нем я лепетал,
Беседовал в дни юные с мечтами;
Но много чувств я в сердце испытал,
И их не мог изобразить словами.

Но есть язык прекраснее того:
Он вам знаком, о нем себя спросите,
Не знаю - где слыхали вы его,
Но вы на нем так сладко говорите.

Кто научил вас трогать им до слез?
Кто шепчет вам те сладостные звуки,
В которых вы и радости небес,
И скорбь души - земные сердца муки, -

Всё скажете, и всё душа поймет,
И каждый звук в ней чувством отзовется:
Вас слушая, печаль слезу отрет,
А радость вдвое улыбнется.

Родились вы под счастливой звездой:
Вам послан дар прекрасного искусства,
И с ясною, чувствительной душой
Вам дан язык для выраженья чувства.

При поднесении ему от друзей нарисованной сценической маски в Риме, 
в день его рожденья

Что ж дремлешь ты? Смотри, перед тобой
Лежит и ждет сценическая маска.
Ее покинул славный твой собрат,
Еще теперь игривым, вольным смехом

Волнующий Италию: возьми
Ее - вглядись в шутливую улыбку
И в честный вид - ее носил Гольдони.
Она идет к тебе: ее лица
Подвижными и беглыми чертами
Он смело выражал черты народа
Смешные, всюду подбирая их:
На улицах, на площадях, в кафе,
Где нараспашку виден итальянец,
Где мысль его свободна и резва, -
И через чистый смех в сердца граждан
Вливалось истины добро святое!
Ты на Руси уж начал тот же подвиг!
Скажи, поэт, когда, устав от дум
И полн заветных впечатлений Рима,
Ты вечером, в часы сочувствий темных,
Идешь домой, - не слышится ль тебе,
Не отдается ли в душе твоей
Далекий, резвый, сильный, добрый хохот
С брегов Невы, с брегов Москвы родимой?
То хохот твой - веселья чудный пир,
Которым ты Россию угощаешь,
Добро великое посеяв в ней,
Сам удалясь от названных гостей.
Что ж задремал? Смотри, перед тобой
Лежит и ждет сценическая маска...
Надень ее - и долго не снимай,
И новый пир, пир Талии, задай,
Чтобы на нем весь мир захохотал,
Чтобы порок от маски задрожал...
Но для друзей сними ее подчас,
И без нее ты будешь мил для нас.

И для тебя настал свободы миг,
Раба своих тиранов и чужих!
И ты, цепей почувствовав обиду,
Зовешь на них народ и Немезиду!
О, кто тебе, красавица, из нас
Не скажет вслух: бог помочь! в добрый час!
Пошли тебе господь свой дар - свободу -
И за твою счастливую природу,
И за твои лазурны небеса,
За песен дар, за звонки голоса,
За чудеса небесных вдохновений,
Что навевал тебе искусства гений,
За жертвы все, за пролитую кровь,
За красоту, за веру, за любовь,
За славное от бога назначенье
Два раза дать народам просвещенье,
За то, что некогда в семье твоей
И пел твой Дант, и мыслил Галилей,
За то, что ты через века страданий
Спасла ковчег народных упований.

Пусть говорят, что ты дурна,
Охрип от стужи звучный голос,
Как лист сосновый, жесток волос
И грудь тесна и холодна;
И серы очи, стан нестроен,
Пестра одежда, груб язык,
Твоих соперниц недостоин
Обезображенный твой лик.
Но без восторженной улыбки
Я на тебя могу ль взирать?
Как ты умела побеждать
Судьбы неправые ошибки!
Каких ты чад произвела!
Какое племя дщерей славных,
Прекрасных, милых, тихонравных,
Ты свету гордо отдала!
Уж не на них ли расточила
Дары богатой красоты?
И в них искусством изменила
Свои порочные черты?
Суровость в пламенную важность,
И хлад в спокойствие чела,
И дерзость в гордую отважность,
В великость духа перешла.
Не ты ли силою чудесной
Одушевила в них потом
Чело возвышенным умом,
И грудь гармонией небесной,
И очи серые огнем?
Не ты ль, по древнему владенью,
Водила их в свои леса,
При шуме их учила пенью,
У вод - как строить голоса
И нежной ласкою приветов
Одушевлять мечту поэтов?

Пускай твердят тебе в укор
Про жгущий, сладострастный взор
Красавицы давно известной,
Полуизмученно-прелестной,
Любимой солнцем и землей,
Сожженной от его дыханья,
От ядовитого лобзанья,
Полуослабшей и худой.
И я прославленную видел,
Хотел и думал обожать;
Но верь, моя дурная мать,
Тебя изменой не обидел.
Она явилась предо мной
В венке из мирт и винограда,
Водила жаркою рукой
Меня по сеням вертограда.
И кипарис и апельсин
В ее власах благоухали;
Венки цветом на злак долин
Одежды легкие стрясали;
Во взорах тлелся черный зной,
Печать любови огневой;
На смуглом образе томленье,
Какой-то грусти впечатленье
Изображалось предо мной.
Желая знать печали бремя,
Спросил нетерпеливо я:
"Да где ж твое живое племя,
Твоя великая семья?"
Она поникла и молчала,
И слезы сыпались ручьем,
И что же?.. трепетным перстом
Она на гробы указала.
И я бродил с ней по гробам,
И в недра нисходил земные,
И слезы приносил живые
Ее утраченным сынам.
Она с рыданьем однозвучным
Сказала: "Здесь моя семья,
А там - одна скитаюсь я
С моим любовником докучным!"
Когда же знойные глаза,
В припадке суетной печали,
Тягчила полная слеза -
Твои же дщери утешали
Чужую мать и сироту
И ей утешно воспевали
Ее живую красоту.

Светлей твои сверкают взоры,
Они надеждою блестят,
Они, как в небе метеоры,
Обетованием горят.
Их беспокойное сиянье
Пророчит тлеющий в тиши
Огонь невспыхнувшей души
И несвершенное желанье.
Ужель в тебе не красота
Твоя загадочная младость,
Неистощенные лета
И жизни девственная радость?..
Пусть ты дурна, пускай мечту
В тебе бессмысленно ласкаю, -
Но ты мне мать: я обожаю
Твою дурную красоту.

Когда в тебе, веками полный Рим,
По стогнам гром небесный пробегает
И дерзостно раскатом роковым
В твои дворцы и храмы ударяет,
Тогда я мню, что это ты гремишь,
Во гневе прах столетий отрясаешь,
И сгибами виссона шевелишь,
И громом тем Сатурна устрашаешь.

По лествице торжественной веков
Ты в славе шел, о древний град свободы!
Ты путь свершил при звоне тех оков,
Которыми опутывал народы.
Всё вслед тебе, покорное, текло,
И тучами ты скрыл во мгле эфирной
Перунами сверкавшее чело,
Венчанное короною всемирной.

Но ринулись посланницы снегов,
Кипящие метели поколений, -
И пал гигант, по лествице ж веков,
Биясь об их отзывные ступени;
Рассыпалась, слетев с главы твоей,
На мелкие венцы корона власти...
Так новый рой плодится малых змей
От аспида, разбитого на части.

Но путь торжеств еще не истреблен,
Проложенный гигантскими пятами;
И Колосей, и мрачный Пантеон,
И храм Петра стоят перед веками.
В дар вечности обрек твои труды
С тобой времен условившийся гений,
Как шествия великого следы,
Не стертые потопом изменений.

Плодов и звуков божество!
К тебе взывает стих мой смелый,
Да мысль глядится сквозь него,
Как ты сквозь плод прозрачно-спелый;
Да будет сочен и глубок,
Как персик, вскормленный лучами,
Точащий свой избытный сок
Благоуханными слезами.

Был очень жарок день - и жатва зачиналась.
Семья усердных жниц с серпами наклонялась
Над рожью, падшею от тяжести зерна,
И нива на землю ложилась, как волна.
Вблизи поляны той, где жатву зачинали,
В кустах с младенцами кибиточки стояли,
Где нежных матерей забота собрала
Всех младших жителей из мирного села.
Вопль часто прерывал ретивую работу,
И мать меняла серп на лучшую заботу,
И грудь вложив в уста младенца своего,
Унылой песенкой баюкала его.

Не плачьте горько так, невинные младенцы,
Юнейшие земли родимой поселенцы!
Над вашей младостью не дремлет ночи тень,
Вам брезжит вольный свет, вам всходит новый день!
О вас моя печаль, за вас моя молитва:
Да будет не трудна вам новой жизни битва!

Вменяешь в грех ты мне мой темный стих.
Прозрачных мне ненадобно твоих:
Ты нищего ручья видал ли жижу?
Видал насквозь, как я весь стих твой вижу.
Бывал ли ты хоть на реке Десне?
Открой же мне: что у нее на дне?

Вменяешь в грех ты мне нечистый стих,
Пречистых мне ненадобно твоих:
Вот чистая водица ключевая,
Вот 'Алеатико'* струя густая!
Что ж? - выбирай, возьми любой стакан:
Ты за воду... Зато не будешь пьян.

* Марка итальянского вина.

Мадонна грустная крестом сложила руки:
О чем же плакать ей, блаженной, в небесах?
О чем молиться ей - и к небу сердца звуки,
Вздыхая, воссылать в уныньи и слезах?

Недаром падает, свежа и благовонна,
На землю жесткую насущная роса:
То плачут каждый день, как грустная Мадонна,
О немощах земли святые небеса.

Недаром голуби в лазури неба вьются,
Недаром лилии белеют по полям
И мысли чистые от избранных несутся
Сквозь тьму нечистых дел к прекрасным небесам.

Когда б безгрешное о грешном не молилось,
Когда бы праведник за гордых не страдал,
Давно бы уж земля под нами расступилась,
Давно бы мрачный ад всё светлое пожрал.

Вздыхай же и молись, и не скудей слезами,
Источник радости, вселюбящая мать!
Да льются теплые живящими реками
И в мире темном зла не будут иссыхать!

В сердцах пресыщенных, на алчном жизни пире,
В сердцах, обманутых надеждою земной,
Чем будет жить любовь в сем отлюбившем мире? -
Твоей молитвою, вздыханьем и слезой.

Люблю не огнь твоих очей,
Не розы свежее дыханье,
Не звуки сладостных речей,
Не юных персей волнованье.

Люблю я то в твоих очах,
Что в них огнем любви пылает;
Люблю я то в твоих речах,
Что их живит, одушевляет.

"Люблю", - ты молвишь, чуть дыша,
Любовь горит в твоем дыханьи,
Трепещет вся твоя душа
При томном персей трепетаньи.

Душа в улыбке неземной,
Душа в движеньях, в разговоре,
Душа в понятном светлом взоре:
Ты любишь, ты живешь душой!

Тебя одну я понимаю,
Ты душу поняла мою:
В тебе не прелесть обожаю,
Нет! душу я люблю твою.

О мудрость, матерь чад небесных!
Тобой измлада вскормлен я:
Ты мне из уст твоих чудесных
Давала пищу бытия.
На персях девственных главою
Я под хранительной рукою
Невинен, чист и тих лежал:.
Твоими тешимый речами,
Младенца чистыми устами
Твое млеко я принимал,
И в пламени восторгов сильных
Я в мед словес в речах обильных
Его чудесно претворял.
Под песни твоего ученья
Я сном глубоким засыпал
И мира дивные виденья
Недвижным оком созерцал.
Под солнцем истины незнойным
Полетом ровным и спокойным
По стройной пропасти светил
Мой дух восторженный парил,
И возносился он далёко,
И насыщал и слух и око.
Шумели воды, вихрь и лес,
Перуны падали с небес,
И волновались океаны,
И разверзалися волканы,
Казнила мир палач-война,
Упрямо резались народы
За призрак счастья и свободы...
И как потопная волна,
Лилась река их теплой крови.
Но в каждом стоне бытия
Духовным слухом слышал я
Великолепный гимн любови
Во славу бога и отца,
И прерывалося стенанье,
И всесотворшего творца
Хвалило всякое дыханье.
И выше, выше я парил,
За грани вечные светил,
В чертог духов и божьей славы,
И слышал их, и видел трон,
Где восседит незримый он,
И сотряслись мои составы,
И зазвучали как тимпан:
Мне долу вторил океан,
Гор_е_ мне вторили перуны,
Мои все жилы были струны,
Я сам - хваления орган.

Падет в наш ум чуть видное зерно
И зреет в нем, питаясь жизни соком;
Но час придет - и вырастет оно
В создании иль подвиге высоком
И разовьет красу своих рамен,
Как пышный кедр на высотах Ливана:
Не подточить его червям времен,
Не смыть корней волнами океана;
Не потрясти и бурям вековым
Его главы, увенчанной звездами,
И не стереть потоком дождевым
Его коры, исписанной летами.
Под ним идут неслышною стопой
Полки веков - и падают державы,
И племена сменяются чредой
В тени его благословенной славы.
И трупы царств под ним лежат без сил,
И новые растут для новых целей,
И миллион оплаканных могил,
И миллион веселых колыбелей.
Под ним и тот уже давно истлел,
Во чьей главе зерно то сокрывалось,
Отколь тот кедр родился и созрел,
Под тенью чьей потомство воспиталось.

Не призывай небесных вдохновений
На высь чела, венчанного звездой;
Не заводи высоких песнопений,
О юноша, пред суетной толпой.
Коль грудь твою огонь небес объемлет
И гением чело твое светло, -
Ты берегись: безумный рок не дремлет
И шлет свинец на светлое чело.

О, горький век! Мы, видно, заслужили,
И по грехам нам, видно, суждено,
Чтоб мы теперь так рано хоронили
Всё, что для дум прекрасных рождено.
Наш хладный век прекрасного не любит,
Ненужного корыстному уму,
Бессмысленно и самохвально губит
Его сосуд - и все равно ему:

Что чудный день померкнул на рассвете,
Что смят грозой роскошный мотылек,
Увяла роза в пламенном расцвете,
Застыл в горах зачавшийся поток;
Иль что орла стрелой пронзили люди,
Когда младой к светилу дня летел;
Иль что поэт, зажавши рану груди,
Бледнея пал - и песни не допел.

Как ночь прекрасна и чиста,
Как чувства тихи, светлы, ясны!
Их не коснется суета,
Ни пламень неги сладострастный!

Они свободны, как эфир;
Они, как эти звезды, стройны;
Как в лоне бога спящий мир,
И величавы и спокойны.

Единый хор их слышу я,
Когда всё спит в странах окрестных!
Полна, полна душа моя
Каких-то звуков неизвестных.

И всё, что ясно зрится в день,
Что может выразиться словом,
Слилося в сумрачную тень,
Облечено мечты покровом.

Неясно созерцает взор,
Но всё душою дозреваешь:
Так часто сердцем понимаешь
Любви безмолвный разговор.

Немая ночь! прими меня,
Укрой испуганную думу;
Боюсь рассеянного дня,
Его бессмысленного шуму.
Там дремлют праздные умы,
Лепечут ветреные люди,
И свет их пуст, как пусты груди.
Бегу его в твои потьмы,
Где смело думы пробегают,
Не сторожит их чуждый зрак,
Где искры мыслей освещают
Кипящий призраками мрак.

Как всё в тебе согласно, стройно!
Как ты велика и спокойна!
И скольких тайн твоя полна
Пророческая тишина!
Какие думы и порывы
Ты в недрах зачала святых,
И сколько подвигов твоих
Присвоил день самолюбивый!
Как часто в тьме твоей сверкал
Смертельной искрою кинжал
И освещал перун свободы
Спокойно-темные народы!
О ночь! на глас любви моей
Слети в тумане покрывала;
Под чистой ризою твоей
Не скрою теплого кинжала.
Не в соучастницы греха,
Не на кровавое свиданье
Мольбой смиренного стиха
Зовет тебя мое желанье:
Я чист - и, чистая, ко мне
Простри прохладные объятья
И нарисуй в волшебном сне,
Где други сердца, мысли братья!
И коль утраты суждены,
Не откажи ты мне в участьи
И звуком порванной струны
Не вдруг пророчь мне о несчастьи.
В душе потонет тяжкий стон,
Твоей тиши я не нарушу;
Любовник ждет - сведите сон
И всех друзей в родную душу.

Много рек течёт прекрасных
В царстве Руси молодой,
Голубых, златых и ясных,
С небом спорящих красой.
Но теперь хвалу простую
Про одну сложу реку:
Голубую, разливную,
Многоводную Оку.
В нраве русского раздолья
Изгибается она:
Городам дарит приволья
Непоспешная волна.
Ленью чудной тешит взоры;
Щедро воды разлила;
Даром кинула озёры -
Будто небу зеркала.
Рыбакам готовит ловли,
Мчит тяжёлые суда;
Цепью золотой торговли
Вяжет Руси города:
Муром, Нижний стали братья!
Но до Волги дотекла;
Скромно волны повела, -
И упала к ней в объятья,
Чтоб до моря донесла.

Видал ли очи львицы гладной,
Когда идёт она на брань
Или с весельем коготь хладный
Вонзает в трепетную лань?
Ты зрел гиену с лютым зевом,
Когда грызёт она затвор?
Как раскалён упорным гневом
Её окровавленный взор!
Тебе случалось в мраке ночи,
Во весь опор пустив коня,
Внезапно волчьи встретить очи,
Как два недвижные огня?
Ты помнишь, как твой замер голос,
Как потухал в крови огонь,
Как подымался дыбом волос
И подымался дыбом конь?
Те очи - страшные явленья!
Я знаю очи тех страшней:
Не позабыть душе моей
Их рокового впечатленья!
Из всех огней и всех отрав
Огня тех взоров не составишь
И лишь безумно обесславишь
Наук всеведущий устав.
От них всё чувство каменеет.
Их огнь и жжёт и холодит;
При мысли сердце вновь горит,
И стих робея леденеет.
Моли всех ангелов вселенной,
Чтоб в жизни не встречать своей
Неправой местью раздраженной
Коварной женщины очей.

Расцветши пламенной душой
В холодных недрах стен гранитных,
Не любит мирный гений твой
Моих стихов кровопролитных.
Тебя еще пугает кровь,
Тебя еще пугают раны,
Пока волшебные обманы
Таят от глаз твоих любовь.
Зарей классического мира
Горит твой ясный небосклон;
Крылами мрачного Шекспира
Еще он не был отягчен.
Блуждаешь ты под тенью света,
И тучи шумною грозой,
Как тени Банко и Гамлета,
Не проносились над тобой.
У охраненной колыбели,
Где древних песен тихий звон
Лелеет твой беспечный сон,
Громовой песни не пропели,
Не нарушали ею сна
Судьбы таинственные жрицы;
Еще незнанья пелена
Хранит спокойные зеницы.
В садах Омира бродишь ты
И безопасно, и небрежно,
Своей рукой срывая нежно
Благоуханные цветы;
И кровью царственной облитый
Шекспира грозного кинжал
В цветах змеею ядовитой
Перед тобою не сверкал.
Под тяжким бременем кручины,
С своей аттической долины
От света, горя, суеты
Во мрак готического храма,
В мир таинства и фимиама
Еще не убегала ты,
Не знала мук ревнивой мести,
Неправых жребия угроз,
Не отирала горьких слез
Святой страницей благовестий.
Вся жизнь твоя - волшебный рай;
Останься так, живи ты доле
В своей классической неволе,
Под небом Аттики гуляй
И цвет небес ее эфирных
В своих очах лазурных, мирных
Ты долго, долго отражай.
Под охранительной любовью
Да не сразит тебя беда:
Да не полюбишь никогда
Моих стихов, облитых кровью.

Море спорило с Петром:
"Не построишь Петрограда;
Покачу я шведской гром,
Кораблей крылатых стадо.
Хлынет вспять моя Нева,
Ополченная водами:
За отъятые права
Отомщу её волнами.

Что тебе мои поля,
Вечно полные волнений?
Велика твоя земля,
Не озреть твоих владений!"
Глухо Пётр внимал речам:
Море злилось и шумело,
По синеющим устам
Пена белая кипела.

Речь Петра гремит в ответ:
"Сдайся, дерзостное море!
Нет, - так пусть узнает свет:
Кто из нас могучей в споре?
Станет град же, наречён
По строителе высоком:
Для моей России он
Просвещенья будет оком.

По хребтам твоих же вод,
Благодарна, изумленна,
Плод наук мне принесёт
В пользу чад моих вселенна, -
И с твоих же берегов
Да узрят народы славу
Руси бодрственных сынов
И окрепшую державу".

Рек могучий - и речам
Море вторило сурово,
Пена билась по устам,
Но сбылось Петрово слово.
Чу!.. в Рифей стучит булат!
Истекают реки злата,
И родится чудо-град
Из неплодных топей блата.

Тяжкой движется стопой
Исполин - гранит упорный
И приемлет вид живой,
Млату бодрому покорный.
И в основу зыбких блат
Улеглися миллионы:
Всходят храмы из громад
И чертоги и колонны.

Шпиц, прорезав недра туч,
С башни вспыхнул величавый,
Как ниспадший солнца луч
Или луч Петровой славы.
Что чернеет лоно вод?
Что шумят валы морские?
То дары Петру несёт
Побежденная стихия.

Прилетели корабли.
Вышли чуждые народы
И России принесли
Дань наук и плод свободы.
Отряхнув она с очей
Мрак невежественной ночи,
К свету утренних лучей
Отверзает бодры очи.

Помнит древнюю вражду,
Помнит мстительное море,
И да мщенья примет мзду,
Шлёт на град потоп и горе.
Ополчается Нева,
Но от твёрдого гранита,
Не отъяв свои права,
Удаляется сердита.

На отломок диких гор
На коне взлетел строитель;
На добычу острый взор
Устремляет победитель;
Зоркий страж своих работ
Взором сдерживает море
И насмешливо зовёт:
"Кто ж из нас могучей в споре?"

Покинув дом и в нём заботы,
От дум свободный, от работы,
О море, отдых бытия,
В твоих волнах купаюсь я!
Зачем же ты, волна морская,
Меня лелея и лаская,
И силы мне восстановляя,
Напомнила вкус наших слез?
Солёное, как наше горе,
Ты облегло всю землю, море,
И отразило свод небес.

Из гроба древности тебе привет:
Тебе сей глас, глас неокреплый, юный;
Тебе звучат, наш камертон Поэт,
На лад твоих настроенные струны.
Простишь меня великодушно в том,
Когда твой слух взыскательный и нежной
Я оскорблю неслаженным стихом
Иль рифмою нестройной и мятежной;
Но, может быть, порадуешь себя
В моём стихе своим же ты успехом,
Что в древний Рим отозвалась твоя
Гармония, хотя и слабым эхом.

Из Рима мой к тебе несётся стих,
Весь трепетный, но полный чувством тайным,
Пророчеством, невнятным для других,
Но для тебя не тёмным, не случайным.
Здесь, как в гробу, грядущее видней;
Здесь и слепец дерзает быть пророком;
Здесь мысль, полна предания, смелей
Потьмы веков пронзает орлим оком;
Здесь Дантов стих всю бездну исходил
От дна земли до горнего эфира;
Здесь Анжело, зря день последний мира,
Пророчественной кистью гробы вскрыл.
Здесь, расшатавшись от изнеможенья,
В развалины распался древний мир,
И на обломках начат новый пир,
Блистательный, во здравье просвещенья,
Куда чредой все племена земли,
Избранники, сосуды принесли;
Куда и мы приходим, с честью равной,
Последние, как древле Рим пришёл,
Да скажем наш решительный глагол,
Да поднесём и свой сосуд заздравной! -
Здесь двух миров и гроб и колыбель,
Здесь нового святое зарожденье:
Предчувствием объемлю я отсель
Великое отчизны назначенье!

Когда, крылат мечтою дивной сей,
Мой быстрый дух родную Русь объемлет
И ей отсель прилежным слухом внемлет,
Он слышит там: со плесками морей,
Внутри её просторно заключенных,
И с воем рек, лесов благословенных,
Гремит язык, созвучно вторя им,
От белых льдов до вод, биющих в Крым,
Из свежих уст могучего народа,
Весь звуками богатый как природа:
Душа кипит!..

Какой тогда хвалой гремлю я Богу,
Что сей язык он мне вложил в уста.
Но чьи из всех родимых звуков мне
Теснятся в грудь неотразимой силой?
Всё русское звучит в их глубине,
Надежды все и слава Руси милой,
Что с детских лет втвердилося в слова,
Что сердце жмёт и будит вздох заочный:
Твои - певец! избранник Божества,
Любовию народа полномочный!
Ты русских дум на все лады орган!
Помазанный Державиным предтечей
Наш депутат на Европейском вече; -
Ты - колокол во славу россиян!

Кому ж, певец, коль не тебе, открою
Вопрос, в уме раздавшийся моём
И тщетно в нём гремящий без покою:
Что сделалось с российским языком!
Что он творит безумные проказы! -
Тебе странна, быть может, речь моя;
Но краткие его развернем фазы, -
И ты поймёшь, к чему стремлюся я. -
Сей богатырь, сей Муромец Илья,
Баюканный на льдах под вихрем мразным,
Во тьме веков сидевший сиднем праздным,
Стал на ноги уменьем рыбаря
И начал песнь от Бога и царя.
Воскормленный средь северного хлада
Родной зимы и льдистых Альп певцом,
Окреп совсем и стал богатырём,
И с ним гремел под бурю водопада.
Но, отгремев, он плавно речь повёл
И чистыми Карамзина устами
Нам исповедь народную прочёл, -
И речь неслась широкими волнами:
Что далее - то глубже и светлей; -
Как в зеркале, вся Русь гляделась в ней; -
И в океан лишь только превратилась,
Как Нил в песках, внезапная сокрылась,
Сокровища с собою унесла,
И тайного никто не сметил хода...
И что ж теперь? - вдруг лужею всплыла
В Истории российского народа.

Меж тем когда из уст Карамзина
Минувшее рекою очищенной
Текло в народ: священная война
Звала язык на подвиг современной.
С Жуковским он, на отческих стенах
Развив с Кремля воинственное знамя,
Вещал за Русь: пылали в тех речах
И дух Москвы и жертвенное пламя!
Со славой он родную славу пел,
И мира звук в ответ мечу гремел.
Теперь кому ж, коль не тебе, по праву
Грядущую вручит он славу?

Что ж ныне стал наш мощный богатырь?
Он, гальскою диэтою замучен,
Весь испитой, стал бледен, вял и скучен,
И прихотлив, как лакомый визирь,
Иль сибарит, на розах почивавший,
Недужные стенанья издававший,
Когда под ним сминался лепесток.
Так наш язык: от слова ль праздный слог
Чуть отогнёшь, небережно ли вынешь,
Теснее ль в речь мысль новую водвинешь, -
Уж болен он, не вынесет, крягтит,
И мысль на нём как груз какой лежит!
Лишь песенки ему да брани милы;
Лишь только б ум был тихо усыплён
Под рифменный, отборный пустозвон.
Что, если б встал Державин из могилы,
Какую б он наслал ему грозу!
На то ли он его взлелеял силы,
Чтоб превратить в ленивого мурзу?
Иль чтоб ругал заезжий иностранец,
Какой-нибудь писатель-самозванец,
Святую Русь российским языком
И нас бранил, и нашим же пером?

Недужного иные врачевали,
Но тайного состава не узнали:
Тянули из его расслабших недр
Зазубренный спондеем гекзаметр,
Но он охрип...
   И кто ж его оправит?
Кто от одра болящего восставит?..
Тебе открыт природный в нём состав,
Тебе знаком и звук его и нрав,
Врачуй его: под хладным русским Фебом
Корми его почаще сытным хлебом,
От суетных печалей отучи
И русскими в нём чувствами звучи.
Да призови в сотрудники Поэта
На важные Иракловы дела,
Кого судьба, в знак доброго привета,
По языку недаром назвала:
Чтоб богатырь стряхнул свой сон глубокой,
Дал звук густой и сильный и широкой,
Чтоб славою отчизны прогудел,
Как колокол из меди лит Рифейской,
Чтоб перешёл за свой родной предел.

Звуком ангельского хора
Полны были небеса:
В светлой скинии Фавора
Совершались чудеса.
Средь эфирного чертога,
В блеске славы и лучей,
Созерцали образ Бога
Илия и Моисей.

В то мгновенье, над Фавором
Серафим, покинув лик,
Вожделенья полным взором
К диву горному приник.
Братья пели; но, счастливый,
Он их звукам не внимал
И украдкой, молчаливый,
Тайну Бога созерцал.

И в небесное селенье
Возвратился серафим:
Лучезарное виденье
Неразлучно было с ним.
И полётом неприметным
Век за веком пролетел:
Лишь о нём в эфире светлом
Братьям внемлющим он пел.

Раз затерянные звуки
Долетели до земли:
Сколько слёз, молитв и муки
Звуки те произвели!
Не одна душа, желаньем
Истомясь узреть Фавор,
С несвершенным упованьем
Отлетела в Божий хор.

К тем молениям Создатель
Слух любови преклонил:
Божьей тайны созерцатель
К нам на землю послан был.
Ангел смелый в наказанье
С жизнью принял горе слез;
Но своё воспоминанье
Он в усладу взял с небес.

Духом Божьим вышний гений
Осенился с первых лет,
И утраченных видений
Рано в нём проснулся свет.
Слезы лья по небе ясном,
Сквозь их радужный кристалл
Он в величии прекрасном
Чистых братьев созерцал.

И любил, осиротелый,
Думой в небо залетать,
И замыслил кистью смелой
К прочной ткани приковать
Возвращенные виденья,
Часто облаком живым
В миг великого прозренья
Пролетавшие пред ним.

Вспоминал, как в мир призванный,
Он на лоне свежих крил,
Гость небес богоизбранный,
За Создателем парил;
Как с крылатым роем братий
В день творенья нёс дары;
Как из Божеских объятий
Всюду сыпались миры.

Он означил, как стопами
Бог раздвинул свет и тьму;
Как повесил над звездами
В небе солнце и луну;
Как по остову планеты
Океан перстом провёл;
Как из недр её без сметы
Сонм творений произвёл.

Раз, томясь своей утратой,
Наяву он видел сон:
Вдруг молитвою крылатой
В небо был перенесён;
Слышал ангелов напевы,
Сонмы их изобразил
И в среде их образ девы
Кистью быстрой уловил.

Но любимое виденье,
Что утратил серафим,
В недоступном отдаленье
Всё туманилось пред ним.
Тщетно не смыкались вежды
И пылал молитвой взор:
Погасал уж луч надежды,
Не сходил к нему Фавор.

Что земные краски тленья,
Солнца пышные лучи? -
Пред лучом преображенья,
Как пред солнцем блеск свечи.
К смерти шествовал унылый,
Не сверша души завет,
И в расселинах могилы
Что ж он видит? - Божий свет!

Луч сверкнул... и воспылала
Кисть Божественным огнём;
Море яркого кристалла
Пролилось над полотном.
И уж Бога лик открытый
Он очами ясно зрел;
Но видением несытый,
Бросил кисть... и улетел!

Там его виденье вечно;
Там без горя и без слез
Созерцает он беспечно
Диво тайное небес.
У Фавора величавый
Стражем стал - и на крылах
Свет Божественныя славы
Блещет в радужных лучах.

"Атаман честной,
Мой отец родной,
Ты потешь меня:
Расскажи точь-в-точь,
Как венчался ты - в ночь
Иль средь белого дня?"
- "Темна, грозна была ночь,
Грозней твоего отца,
Как красавицу дочь
Я увез у купца.
Не в божьем дому
Мы венчалися:
Во сыром бору
Сочеталися.
Не на теплом пуху,
Не в браном пологу
Целовались мы:
В пещере лесной,
На земле сырой
Обнимались мы.
На свадебном пиру
У нас во бору
Не свечи сияли -
Молнии пылали;
Ни народ не пел,
Ни музыки не играли, -
Град шумел,
Небеса трещали.
Как та ночь, тот бор,
Темна душа твоя;
Как та молния,
Твой меч остер;
Кровь в тебе пылка,
Как лобзанье мое;
Крепка твоя рука,
Как объятье мое;
Недаром на врага
Ты грозен, грозен:
Ты, буйна голова,
Под грозой рожден".
- "Атаман честной,
Мой отец родной,
Ты мне всё рассказал,
А того не сказал,
Чем меня спеленал,
Как меня воздоил,
Как меня воспитал
И чему научил?"
- "Спеленал я тебя,
Как велела судьба:
Шел нищий убог
(Да воздаст ему бог!),
Я одёжу сорвал
Да тебя спеленал.
Ты веревкой повит,
На которой жид
В ту самую весну
Мной повешен на сосну,
Мать тебя воздоила
В младые лет_а_:
Не млеко в уста -
Кровь живую точила.
По холодным ночам
Рыданьем согревала,
По ранним утрам
Слезами умывала.
Как я волка догнал
Да шубу с него снял,
Да тебя ей одел
И младенца пригрел.
Колыбель твоя
На сосне была,
Где повесил я
Скупого жида.
Качали тебя
Ветры буйные,
А баюкали
Громы шумные.
Как ты вырос в бору,
Я учил тебя добру:
Зверем жить под землей,
Рыбой плыть под водой,
Птицей в воздухе летать.
На коне в огонь скакать".
- "Атаман честной,
Мой отец родной,
Ты мне всё рассказал,
А того не сказал:
На ком я женюсь?
С кем обручусь?"
- "Ах, дитя мое родное!
Чует ретивое:
Воспитал я твою младость
Не на брачную радость.
Мне сказала ворожейка,
Лихая злодейка:
Что тебе венчаться
С матерью твоей,
Что тебе ласкаться
У песчаных грудей.
Матерью люди
Землю зовут;
Земляные груди
Тебя прижмут.
Головкой холостою
Ты на них уснешь,
Мать-землю рукою,
Как невесту, обоймешь,
И навеки вас
Закроют от нас
Простыней не шелковой,
А тяжелой дубовой".

Мечта исчезла - дух уныл,
Блуждаю мыслию неясной,
Свет дивный взоры ослепил:
Я, мнится, видел мир прекрасный.
Душой я к небу возлетел,
Я близок был к высокой цели, -
Тот мир не юности удел,
И силы скоро ослабели.
Едва луч чистый, неземной
В душе свободной отразился,
Я пал во прах - и снова тьмой
Дух проясневший омрачился.
Вы зрели ль, как младый орел,
Младые силы испытуя,
Парит сквозь огнь громовых стрел,
Над тучей грозно торжествуя:
Под ним шумят и дождь и гром,
Летит отважный с новой силой;
Но солнце взоры ослепило...
Содрогся в ужасе немом,
В нем пламень доблестный хладеет,
Чуть движет трепетным крылом,
Падет - лишь миг - и прах на нем
Оков враждебных тяжелеет.
Я пал, к родной стремясь мете, -
Минутный вечного свидетель,
Зрел Истину и Добродетель
В согласной неба Красоте.
Я пал; но огнь в душе таится,
Не замер в ней свободы глас:
Кто видел свет единый раз,
Престанет ли к нему стремиться?
Бежит души моей покой,
Меня сгубили сердца страсти;
Но силы духа! вы со мной -
Еще в моей паренье власти.
Рассейтесь, мрачные мечты,
Светлей, мой дух, в жилище праха,
Крепись - и воспари без страха
Ко храму вечной Красоты.

Покади мне, покади,
     Добрый мой приятель!
Похвалою награди,
     Кстати ли, некстати ль!

Воскуряй же фимиам!
     Ближе, ближе к носу!
Мы разделим пополам,
     Словно Божью росу.

Похвалою в свой черёд,
     Письменной, изустной,
Я воздам, и расцветёт
     Лавр наш в лист капустный.

Сладок чад своих похвал!
     Сладок пир куренья!
Задохнуться б я желал
     В дыме восхваленья!

Покади же, покади,
     Добрый мой приятель!
Похвалою награди
     Кстати ли, некстати ль!

Хвалу пою Создателю
   И неба и земли:
Он создал деву прелести,
   И создал для любви.

Он взял от пальмы стройныя
   Прямой и гибкий стан
И дунул силой мощною:
   Явился истукан.

И в ризу света белую
   Бездушный лик одел,
И долго с полной радостью
   На милый, цвет смотрел.

Он взял два млечных облачка,
   Сгустил живой туман -
И персями лилейными
   Украсил стройный стан.

Он снял кору древесную
   С каштановых плодов,
И вот коса рассыпалась
   Из шелковых власов -

И пали шелковистые
   С главы ее - волной
На выю, перси млечные,
   На стан ее прямой.

Он влагу жизни светлую
   С лучем небесным слил
И горнею любовию
   Ту влагу освятил,

И влил в уста отверстые,
   И вспыхнули уста,
Забилось сердце жизнию
   И кровь светла, чиста,

Струей румяной, пламенной
   По жилам протекла -
И перси взволновалися
   И дева ожила!

И долго сердце билося,
   Душа рвалась из ней,
Ей тесен был покров земной
   И не было очей!

Но снял Творец две звездочки
   Из рая - все в лучах!
Зажглися, засветилися
   Небесные в очах!

И в миг душа в них вспыхнула,
   Я понял свет любви
И заключил прекрасную
   В объятия мои.

Мне бог послал чудесный сон:
Преобразилася природа,
Гляжу - с заката и с восхода
В единый миг на небосклон
Два солнца всходят лучезарных
В порфирах огненно-янтарных,
И над воскреснувшей землей
Чета светил по небокругу
Течет во сретенье друг другу.
Всё дышит жизнию двойной:
Два солнца отражают воды,
Два сердца бьют в груди природы -
И кровь ключом двойным течет
По жилам божия творенья,
И мир удвоенный живет -
В едином миге два мгновенья.

И с сердцем грудь полуразбитым
Дышала вдвое у меня,
И двум очам полузакрытым
Тяжел был свет двойного дня.
Мой дух предчувствие томило:
Ударит полдень роковой,
Найдет светило на светило,
И сокрушительной грозой
Небесны огласятся своды,
И море смерти и огня
Польется в жилы всей природы;
Не станет мира и меня...
И на последний мира стон
Последним вздохом я отвечу.
Вот вижу роковую встречу,
Полудня слышу вещий звон.
Как будто молний миллионы
Мне опаляют ясный взор,
Как будто рвутся цепи гор,
Как будто твари слышны стоны..,
От треска рухнувших небес
Мой слух содрогся и исчез.
Я бездыханный пал на землю;
Прошла гроза - очнулся - внемлю:
Звучит гармония небес,
Как будто надо мной незримы
Егову славят серафимы.
Я пробуждался ото сна -
И тихо открывались очи,
Как звезды в мраке бурной ночи, -
Взглянул горе: прошла война,
В долинах неба осиянных
Не видел я двух солнцев бранных -
И вылетел из сердца страх!
Прозрел я смелыми очами -
И видел: светлыми семьями
Сияли звезды в небесах.

    (Италианским размером)

Люблю, люблю, когда в тени густой
Чета младая предо мной мелькает
И руку верную с верной рукой,
Кольцо в кольцо, любовно соплетает.

Стремлюся к ним я сирою душой,
Но их душа чужое отвергает,
И взор, увлаженный горькой слезой,
Благословляя, в сень их провожает.

Стою один - и в сердце жмет тоска,
И по руке хлад пробегает скорый:
Чья обовьется вкруг нее рука?

Где опочиют ищущие взоры?
И долго ли мне жить без двойника,
Как винограду падать без опоры?

Стен городских затворник своенравный,
Сорвав в лесу весенний первый цвет,
Из-под небес, из родины дубравной,
Несет его в свой душный кабинет.
Рад человек прекрасного бессилью!
Что в нем тебе? Зачем его сорвал?
Чтоб цвет живой, затертый едкой пылью,
Довременно и без плода извял.

Так жизни цвет педант ученый косит,
И, жаждою безумной увлечен,
Он в мертвое ученье переносит
Весь быт живой народов и времен.
В его устах все звуки замирают,
От праотцев гласящие живым,
И в письменах бесплодно дотлевают
Под пылью букв и Греция и Рим.

Нет, не таков любитель светлой Флоры!
От давних жатв он копит семена;
Дохнет весна - и разбежались взоры:
Живым ковром долина устлана.
Равно поэт в себе спасает время,
Погибшее напрасно для земли,
И праздный век, увянувшее племя
Пред ним опять волшебно расцвели.

Веками тканая величия одежда!
     О каменная летопись времен!
С благоговением, как набожный невежда,
     Вникаю в смысл твоих немых письмен.
Великой буквою мне зрится всяк обломок,
     В нем речи прерванной ищу следов...
Здесь все таинственно - и каждый камень громок
     Отзывами отгрянувших веков.

  (Военная песня)

Не невеста с женихом
   Браком сочеталась -
То рука с лихим мечом
   Смелая спозналась.
Их отчизнушка свела,
   Слава обручила,
Вера в церковь привела
   И благословила.
Уж как свадьбу разыграть
   Вышли в чисто поле,
Уж как стали пировать
   По любезной воле!
А гостей-то целый мир
   К празднику созвали:
То-то был веселый пир!
   То-то пировали!
Не было там музыки,
   Песенок не пели;
Вместо их все пушечки
   Весело гудели.
На пиру они зажгли
   Не из воску свечи:
Всё горели фитили,
   Бомбы да картечи.
Их не хмелем, не сребром
   Сверху осыпали -
Жаркой медью да свинцом
   В молодых кидали.
Не вино, а кровь врагов
   Молодые пили;
Сотней вражеских голов
   Друг друга дарили.
Угостили целый мир,
   Всех повеселили:
Славно начат брачный пир,
   Плохо завершили.
Лютый недруг набежал,
   Руку оторвали;
Сирый меч на землю пал,
   Застонал с печали.
Не любовник слезы льет
   О подруге нежной -
Злая смерть его грызет
   В грусти безнадежной.
Нет! то вдовый меч грустит
   О подруге боя.
Злая ржа на нем лежит
   И грызет героя.

Песня

Варвар севера надменной
Землю Рима хладно мнёт
И с угрозой дерзновенной
Тибру древнему поёт:

"Тибр! ты ль это? чем же славен?
Что добра в твоих волнах?
Что так шумен, своенравен
Расплескался в берегах?

Тесен, мутен!.. - незавидно
Прокатил тебя твой рок!
Солнцу красному обидно
Поглядеться в твой поток.

Не гордись! Когда б ты - горе! -
Нашу Волгу увидал,
От стыда, от страха б в море
Струи грязные умчал.

Как парчою голубою
Разостлалась по степям!
Как привольно в ней собою
Любоваться небесам!

Как младой народ могуча,
Как Россия широка,
Как язык её гремуча,
Льётся дивная река!

Далеко валы широки
Для побед отважных шлёт
И послушные потоки
В царство влажное берёт.

Посмотрел бы ты, как вскинет
Со хребта упорный лёд,
И суда свои подвинет
Да на Каспия пойдёт!

О когда бы доплеснула
До тебя её волна,
Словно каплю бы сглонула
И в свой Каспий унесла!"

Тибр в ответ: "Ужели, дикой,
Мой тебе невнятен вой?
Пред тобою Тибр великой
Плещет вольною волной.

Славен я между реками
Не простором берегов,
Не богатыми водами,
Не корыстию судов:

Славен тем я, Тибр свободной,
Что моих отважных вод
Цепью тяжкой и холодной
Не ковал могучий лёд!

Славен тем непобежденной,
Что об мой несдержный вал
Конь подковою презренной
В гордом беге не стучал.

Пусть же реки на просторе
Спят под цепью ледяной:
Я ж бегу, свободный, в море
Неумолчною волной".

Три молнии громодержавный царь,
Отец богов, на казнь в деснице держит:
Он первою остерегает тварь
И сам ее по грозной воле вержет, -

Она легко слетает с облаков.
Вторая жжет и злой бедою блещет,-
И лишь совет двенадцати богов
Созвавши, он ее на землю мещет.

Но третьею карает, раздражен,-
И что сожжет, то к жизни не возводит:
Когда ж ее замыслит вергнуть он,
Сам в облако таинственно уходит,

Зовет к себе избраннейших богов,
Спокойно гнев их мудрости вверяет,
И, так решив, из темных облаков
На мир ее рушительно бросает.

Как гусь, подбитый на лету,
Влачится стих его без крылий;
По напряжённому лицу
Текут слезы его усилий.
Вот после муки голова
Стихами тяжко разродилась.
В них рифма рифме удивилась,
И шумно стреснулись слова.
Не в светлых снах воображенья
Его поэзия живёт;
Не в них он ловит те виденья,
Что в звуках нам передаёт;
Но в душной кузнице терпенья,
Стихом как молотом стуча,
Куёт он с дюжего плеча
Свои чугунные творенья.

Распаялись связи мира:
Вольный Форум пал во прах;
Тяжко возлегла порфира
На его святых костях.
Но истлел хитон почтенный,
И испуганным очам
Вскрылись веча там и там,
Порознь кинутые члены.

И стоят печально ныне
Кой-где сирые столпы;
По заброшенной пустыне
Псы гуляют да рабы.
Есть же Форума обломки:
Так прияли ж от отцов
Благороднейшую кровь
Угнетенные потомки!

"Как ты, египтянка, прекрасна!
Как полон чувства голос твой!
Признайся: страсти роковой
Служила ты, была несчастна?
Зачем на чёрные глаза
Нашла блестящая слеза?
Недаром смуглые ланиты
Больною бледностью покрыты".

"В печальных песнях, в грустном взоре
Прочёл ты прежде мой ответ:
Зачем тебе чужое горе, -
Иль своего на сердце нет?
Моя тоска живёт со мною,
Я ей ни с кем делиться не могла:
Она сроднилася с душою,
Она лишь мне одной мила".

"Пусть с равнодушными сердцами
Ты не делилася слезами;
Но кто с тобою слёзы льёт,
Кто тронут был твоею песней,
Кому сама ты песен всех прелестней,
Цыганка, тот тебя поймёт".

"Когда судьбы нещадная рука
Отнимет у жены супруга,
То неизменная тоска
Заменит ей утраченного друга.

Есть прихоти у пламенной любви,
Несчастье так же прихотливо, -
Не трогай же страдания мои,
Я их люблю, я к ним ревнива".

Добры люди, вам спою я,
Как цыганы жизнь ведут;
Всем чужие, век кочуя,
Бедно бедные живут.

Но мы песнями богаты,
Песня - друг и счастье нам:
С нею радости, утраты
Дружно делим пополам.

Песня всё нам заменяет,
Песнями вся жизнь красна,
И при песнях пролетает
Вольной песенкой она.

Видал ли ты, как пляшет египтянка?
Как вихрь, она столбом взвивает прах,
Бежит, поет, как дикая вакханка,
Ее власы - как змеи на плечах...


Как песня вольности, она прекрасна,
Как песнь любви, она души полна,
Как поцелуй горячий - сладострастна,
Как буйный хмель - неистова она.

Она летит, как полный звук цевницы,
Она дрожит, как звонкая струна,
И пышет взор, как жаркий луч денницы,
И дышит грудь, как бурная волна.

Что в море купаться, то Данта читать:
     Стихи его тверды и полны,
     Как моря упругие волны!
Как сладко их смелым умом разбивать!
     Как дивно над речью глубокой
     Всплываешь ты мыслью высокой:
Что в море купаться, то Данта читать.

Воздух скован теплотой,
Крылья ветра непрохладны:
Манят тени темнотой,
Но и тени безотрадны.
В тёплых рощах стрекоча,
Надоела саранча;
Зефир листьев не колышет;
Всё чуть движется, чуть дышит;
Мир уснул, оцепенел;
Морит зной, но небо ясно,
И не жди, чтоб дождь ненастно
Над тобою прошумел.

Широкко (сирокко) - знойный южный ветер

Всего стихотворений: 50