Бенедикт Константинович Лившиц (1887-1939)

• Биография Бенедикта Лившица
• Стихотворения Бенедикта Лившица по темам

Все стихотворения Бенедикта Лившица на одной странице

- Оглавление -

О легкие розы, кто к нам
Бросает вас в сон дневной?
— Октябрь прислонился к окнам
Широкой серой спиной..-

Мы знаем: вы ниоткуда!
Мы знаем: вы от Христа!
~ Крылатые розы чуда
Горят, как его уста…

Уста неземные, к ним бы
Прильнуть, Любимый Жених!..
— И вот расцветают нимбы,
И Он — меж невест своих…

О сестры, сегодня каждой
Дано потерять Христа!
— И каждая с грешной жаждой
Целует его в уста.

И вновь - излюбленные латы
Излучены в густой сапфир,
В конце твоей аллеи, сжатой
Рядами узкогорлых лир!

И вновь - твои часы о небе,
И вайи, и пресветлый клир,
Предавшая единый жребий
И стебли лебединых лир!

И вновь - кипящий златом гравий
И в просинях дрожащий мир -
И ты восходишь к нежной славе
От задыхающихся лир!

Ты вырастаешь из кратера
Как стебель, призванный луной:
Какая медленная вера
И в ночь и в то, что ты со мной!

Пои, пои жестокой желчью
Бегущие тебя цветы:
Я долго буду помнить волчью
Дорогу, где блуждала ты,

Где в час, когда иссякла вера
В невоплощаемые сны,
Из сумасшедшего кратера
Ты доплеснулась до луны.

Где-то радостно захлопали
Крылья сильных журавлей,
Затянулись дымкой тополи
В глубине сырых аллей.

Полны водами поемными
Черноземные поля –
Сиротливыми и темными
Разбудила нас земля.

Расцвела улыбкой случая,
Тайной жизни и весны,
Но не нам она, певучая:
Мы порочны и больны.

Нас, накрашенных, напудренных,
Безобразит светоч дня –
Убежим от целомудренных,
От возлюбленных огня!

Шумный праздник чадородия,
Торопясь, покинем мы:
Наши песни – крик бесплодия,
Потонувший в дебрях тьмы!

Сумрак. Сырость. Кучи зáвяли.
Волхвованье тишины...
Мы бежали, мы оставили
Вакханалию весны.

Злым проклятьем заклейменные,
Мы ушли стыдливо в глушь.
Всякий скажет: «Вот влюбленные –
Их блаженства не нарушь!»

Кафе. За полночь. Мы у столика -
Еще чужие, но уже
Познавшие, что есть символика
Шагов по огненной меже.

Цветы неведомые, ранние
В тревожном бархате волос,
Порочных взоров замирание,
Полночных образов хаос,

Боа, упавшее нечаянно,
И за окном извивы тьмы -
Все это сладкой тайной спаяно,
И эту тайну знаем мы.

Ты хочешь счастья? Так расстанемся
Сейчас, под этот гул и звон,
И мы с тобою не обманемся,
Не разлюбив возможный сон.

Я простерт на земле… я хочу утонуть в тишине…
Я молю у зловещей судьбы хоть на час перемирия…
Но уже надо мной, на обрызганном кровью коне,
Пролетает Валкирия, —

И окрепшие пальцы сжимают меча рукоять,
И воинственным выкликом вновь размыкаются челюсти,
И кровавые реки текут пред глазами опять
В неисчерпанной прелести…

                        Давиду Бурлюку

Мечом снопа опять разбуженный паук
Закапал по стеклу корявыми ногами.
Мизерикордией! - не надо лишних мук,
Но ты в дверях жуешь лениво сапогами,

Глядишь на лысину, плывущую из роз,
Окоченелых роз молочного прилавка,
И в животе твоем под ветерком стрекоз
Легко колышется подстриженная травка.

Чугунной молнией извив овечьих бронь!
Я шею вытянул вослед бегущим овцам,
И снова спит паук, и снова тишь и сонь
Над мертвым - на скамье - в хвостах -
                                  виноторговцем.

О сердце вечера, осеннего, как я,
Пришедшая сказать, что умерли гобои
За серою рекой, – немого, как ладья,
В которой павшие закатные герои
Уплыли медленно в подземные края!

Ты все изранено: стальные лезвия –
Ах, слишком ранние! – возникли над тобой и
Моим – Офелии, – и кровь твоя – моя,
О сердце вечера!..

Изнеможденное, темнеешь ты, лия
Рубиновую смерть на гравий, на левкои,
За мною следуешь в безмолвные покои,
И вспыхивает в них кровавая семья
Забытых призраков, зловеще вопия
О сердце вечера!

     Вере Вертер

Не собран полнолунный мед
И ждут серебряные клады
Хрустальных пчел, и водомет
Венчальным веером цветет,
И светлым ветром реют хлады,
А ты в иные серебра
Скользишь селеньями Селены,
Забыв у томного шатра
Протянутый в твое вчера
Мой гиацинт, мой цвет нетленный.
И вновь из дальнего ручья,
Рожденная в напрасном слове,
Приподымаешься - ничья! -
Возлить трилистник лезвия,
Луннеющего наготове.

Сродни и скифу и ашантию,
Гилеец в модном котелке,
Свою тропическую мантию
Ты плещешь в сини, вдалеке.

Не полосатый это парус ли,
Плясавший некогда рябо,
Прорвавшись в мюнхенские заросли
На пьяном корабле Рембо?

Несомый по морю и по лесу
Четырехмерною рекой,
Не к третьему ль земному полюсу
Ты правишь легкою рукой?

Проплыл - и таешь в млечной темени,
Заклятья верные шепча:
Сквозь котелок встают на темени
Пророческие два луча.

Копыта в воздухе, и свод
Пунцовокаменной гортани,
И роковой огневорот
Закатом опоенных зданий:

Должны из царства багреца
Извергнутые чужестранцы
Бежать от пламени дворца
Как черные протуберанцы.

Не цвет медузиной груди,
Но сердце, хлещущее кровью,
Лежит на круглой площади,
Да не осудят участь вдовью!

И кто же, русский, не поймет,
Какое сердце в сером теле,
Когда столпа державный взлет -
Лишь ось кровавой карусели?

Лишь ропоты твои, Нева,
Как отплеск, радующий слабо,
Лелеет гордая вдова
Под куполом бескровным Штаба:

Заутра бросится гонец
В сирень морскую, в серый вырез -
И расцветает, наконец,
Златой адмиралтейский ирис!

И треугольник птичьей стаи
И небосклона блеклый прах -
Искусный фокус Хокусаи,
Изобличенный в облаках,

А душу водную волнуя -
Какая пламенная сыть! -
Из солнечного златоструя
Мы не торопимся уплыть,

Не веря сами, что добыто
Такое счастье над Невой
И не раздавит нас копыто
На набережной роковой.

Прозрачны зной, сухи туки
И овен явленный прият:
Сквозь облак яблоневый руки
Твои белеют и томят.
Кипящий меч из синей пыли
Погас у врат - и день прошел:
Ладони книзу, склоном лилий
Ты, словно в сердце, сходишь в дол.

В тычинковый подъяты рост
Два муравьиных коромысла —
Из нищей лужи рыжий мост
Уходит к севам Гостомысла,

И паутинная весна,
Забившаяся в угол клети,
По тёмным угородам сна
Трепещет посреди веретий.

Как мёртвая медуза, всплыл со дна
Ночного неба месяц, – и инкубы,
Которыми всегда окружена
Твоя постель, тебе щекочут губы
И тихо шепчут на ухо: луна!

Облокотясь, ты смотришь из окна:
Огромные фаллические трубы
Вздымаются к Селене, но она –
Как мертвая медуза...

И тонкий запах лунного вина
Тебя пьянит... ты стонешь: на луну бы!
Но я молчу – мои движенья грубы...
И ты одна – в оцепененье сна –
Плывешь в окно, бледна и холодна, –
Как мертвая медуза.

Белей, любуйся из ковчега
Цветами меловой весны!
Забудь, что пленна эта нега
И быстры паводи луны!

Хмелей волненьем легких белев:
Я в них колеблюсь, твой жених,
Я приближаюсь, обесцелив
Плесканья светлых рук твоих.

Взгляни - кровавоодноокий
Не свеет серебра пещер:
Распластываю на востоке
Прозрачный веер лунных вер!

Никого кроме нас... Как пустынна аллея платановая!
В эти серые дни на бульвар не приходит никто.
Вот - одни, и молчим, безнадежно друг друга обманывая:
Мы чужие совсем - в этих темных осенних пальто.

Все аллеи как будто устелены шкурою тигровою...
Это - желтое кружево листьев на черной земле.
Это - траур и скорбь. Я последнюю ставку проигрываю
Подневольным молчаньем - осенней серебряной мгле.

Что ж, пора уходить?.. улыбаясь, простимся с безумиями...
Только как же сказать? - ведь осеннее слово - как сталь...
Мы молчим. Мы сидим неподвижными скорбными мумиями...
Разве жаль?

              Сонет-акростих

Не тонким золотом Мирины
Изнежен дальний посох твой:
Кизил Геракла, волчий вой -
О строй лесной! о путь старинный!
Легка заря, и в лог звериный,
Апостольски шурша травой,
Юней, живей воды живой
Болотные восходят крины.
Усыновись пришлец! Давно ль
Ручьиные тебе лилеи?
Лукавый моховой король,
Ютясь, поникнет в гоноболь,
Когда цветущий жезл Гилей
Узнает северную боль...

Больная девственностью, ты,
Как призрак, бродишь в старом доме,
Лелея скорбные цветы,
Тобой взращенные в содоме
Нимфоманической мечты.

Когда влюбленные коты
Хрипят в мучительной истоме,
Ты ждешь вечерней темноты,
Больная девственностью...

Окно. Далекие кресты
Пылают в предзакатном хроме...
Ты все одна – и в доме, кроме
Твоей, все комнаты пусты...
Ты плачешь, заломив персты,
Больная девственностью...

И молнии Петровой дрожи,
И тросы напряженных рук,
И в остро пахнущей рогоже
О землю шлепнувшийся тюк.
Заморские почуяв грузы
И тропиками охмелев,
Как раскрывался у медузы
Новоголландской арки зев.
Но слишком беглы - очерк суден
И чужеземных флагов шелк,
Пред всей страною безрассуден
Петром оставленный ей дол.
Окно в Европу! проработав
Свой скудный век, ты заперто
И въезд торжественный Ламотов,
Провал, ведущий нас в ничто.
Кому ж грозить возмездьем скорым
И отверзать кому врата,
Коль торг идет родных просторов
И смерти именем Христа?

Когда бесценная червонная руда
Уже разбросана по облачным Икариям,
И в них безумствует счастливая орда
Златоискателей, и алым бестиарием
Становится закат, для нас одних тогда

Восходит бледная вечерняя звезда,
И в синей комнате, расплывшейся в аквариум,
Мы пробуждаемся... «Ты мне расскажешь?» –
«Да...
Когда...

Но ты не слушаешь!» – «Ах, я ушла туда,
Где реет хоровод по дьявольским розариям,
В лощины Брокена...» – и к нежным полушариям
(Сам Леонард на них оставил два следа)
Прижав мою ладонь, лепечешь без стыда:
«Когда?»

            Ей же
          <Вере Вертер>

Из двух цветочных половин
Я выбрал царствие пчелиной,
И - как Адам в кругу - один
Замкнут созревшею долиной.

   О, полурай, где нежный шаг
   Еще не источает ковы,
   Где ангелоподобный враг
   Хранит мой облик лепестковый!

Слегка согбенное дитя,
Приникшее к благоуханным
Оградам, падай, очертя,
Чело моим венком медвяным!

Расплещутся долгие стены
И вдруг, отрезвившись от роз,
Крылатый и благословенный
Пленитель жемчужных стрекоз,

Я стану тяжелым и темным,
Каким ты не знала меня,
И не догадаюсь, о чем нам
Увядшее золото дня

Так тускло и медленно блещет,
И не догадаюсь, зачем
В густеющем воздухе резче
Над садом очертится шлем, -

И только в изгнанье поэта
Возникнет и ложе твое
И в розы печального лета
Арханегел, струящий копье.

Печальный лик былой любви возник
В моей душе: вечерняя неистовая
Фантазия влечет меня в тайник
Минувшего, и, тихо перелистывая
Страница за страницею дневник,

Я вновь, любовь, твой робкий ученик,
Я вновь тебе подвластен, аметистовая
Звезда любви, явившая на миг
Печальный лик...

И вновь легки неверные пути к
Былому, в сад, где соловей, насвистывая,
Узорит тишь, где занавесь батистовая
Дрожит в окне и, при луне, в цветник
Склоняется в простом венке гвоздик
Печальный лик...

Пьянитель рая, к легким светам
Я восхожу на мягкий луг
Уже тоскующим поэтом
Последней из моих подруг, -

И дольней песнию томимы,
Облокотясь на облака,
Фарфоровые херувимы
Во сне качаются слегка, -

И, в сновиденьях замирая,
Вдыхают заозерный мед
И голубые розы рая
И голубь розовых высот.

А я пою и кровь и кремни
И вечно-женственный гашиш,
Пока не вступит мой преемник,
Раздвинув золотой камыш.

Раскруживайся в асфодели,
В рябые сонмища галчат:
По пелене твоей звучат
Упорные виолончели.

И луковицы взаперти
Забудь тепличными цветами —
Вздыбясь щербатыми крестами,
На повороте расцвети.

Вскрывай ореховый живот,
Медлительный палач бушмена;
До смерти не растает пена
Твоих старушечьих забот.

   Из вечно-желтой стороны
   Еще не додано объятий -
   Благослови пяту дитяти,
   Как парус, падающий в сны.

И мирно простираясь ниц,
Не знай, что за листами канув,
Павлиний хвост в ночи курганов
Сверлит отверстия глазниц.

Каждый полдень, когда в зачарованной тверди
Мой мучитель смеется, прекрасный и злой,
И почти незаметно качаются жерди
Чутких сосен, истекших пахучей смолой,

В этот парк одиноких, безжизненных мумий,–
Кем влекомый, не знаю, – один прихожу
Принимать возникающий траур раздумий,
По часам созерцать роковую межу.

...Я люблю этих хилых, измученных пьяниц,
Допивающих нектар последних минут,
Их надорванный кашель, их блеклый румянец,
Круг их мыслей и чувств – круг, в котором замкнут

Бедный мозг, изнемогший под тяжестью скорби...
Бедный мозг, отраженный в широких зрачках,
Ты кричишь – обессиленный – Urbi et Orbi*
Про победную смерть, про мучительный страх!..

...Словно призрак, скользить средь печального царства,
Подходить к обреченным, притворно скорбя,
Видеть близкую смерть – я не знаю лекарства,
Я не знаю бальзама нужней для себя.

Отделенный от мертвых одной лишь ступенью,
Упиваюсь болезненным сном наяву...
Убежав от живых, предаюсь утешенью:
Пусть где жизнь, я – мертвец, но где смерть – я живу!

* Городу и Миру (лат.).

Да будет так. В залитых солнцем странах
Ты победил фригийца, Кифаред.
Но злейшая из всех твоих побед –
Неверная. О Марсиевых ранах

Нельзя забыть. Его кровавый след
Прошел века. Встают, встают в туманах
Его сыны. Ты слышишь в их пэанах
Фригийский звон, неумерщвленный бред?

Еще далек полет холодных ламий,
И высь – твоя. Но меркнет, меркнет пламя,
И над землей, закованною в лед,

В твой смертный час, осуществляя чей-то
Ночной закон, зловеще запоет
Отверженная Марсиева флейта.

Всего стихотворений: 29