Петр Филиппович Якубович (1860-1911)

• Биография Петра Якубовича
• Стихотворения Петра Якубовича по темам

Все стихотворения Петра Якубовича на одной странице

- Оглавление -

Безумец! Пора привыкать 
Страдать без чужого участья, 
Наивные бросить мечты -- 
Погоню за призраком счастья. 
Не слабым и робким идти 
Под знаменем гордым рассвета -- 
Суровым и грубым бойцом, 
Не ждущим ни ласк, ни привета! 

Ты, сердце! не бейся в груди 
Так страстно, мучительно-страстно, 
Не плачь неутешно о том, 
Чего воротить ты не властно. 
Забудься, больное дитя, 
Печаль тишиной убаюкай 
И личную боль заглуши 
Людскою великою мукой! 

Ах, без жизни проносится жизнь вся моя!.. 
          Увлекаемый мутною тиною, 
Я борюсь день и ночь, сам себе -- и судья, 
          И тюрьма, и палач с гильотиною. 
И мучительный сон наяву и во сне 
          Не дает мне покоя желанного: 
Вижу в поле широком уснувших бойцов 
          После дела великого бранного. 
Ночь беззвучно плывет над печальной землей, 
          Уходя в вышину беспредельную; 
Месяц смотрит из туч -- дикий ужас разлил 
          По лицу его бледность смертельную. .. 
С головами разбитыми, к небу лицом, 
          Посиневшие, кровью облитые, 
Тихо спят мертвецы; безответно глядят 
          Их глаза, неподвижно раскрытые. 
Словно бледная тень, словно призрак немой, 
          Обхожу я поляны ужасные 
И считаю, не зная зачем, мертвецов 
          И гляжу на их лица бесстрастные. .. 
"О, всё милые лица! Всё братья, друзья, 
          Всё черты дорогие и близкие!" -- 
        
Все отважно погибли, как следует пасть 
          Тем, в ком жили не помыслы низкие, 
А одна неподкупная, светлая страсть 
          И одно лишь желанье великое, 
Чтобы солнцу любви и свободы святой 
          Уступило насилие дикое! 
Точно призрак ночной, точно бледная тень, 
          Я иду чрез поляны унылые... 
"Да, рыдай, моя песня! Все -- братья, друзья, 
          Все черты дорогие и милые!" 
        
Обезумев от горя, упасть я хочу 
          С громким воплем на землю холодную, -- 
Ей поведать всю лютую злобу мою, 
          Всю любовь и тоску безысходную. 
Наклонившись, хочу я страдальцев обнять. 
          Вдруг... О, ужас! их лица бесстрастные 
Стали темны, как ночь. . : На недвижных устах 
          Зазмеилась усмешка ужасная... 
И, объятому трепетом, чудится мне 
          Шепот злобный, упреки суровые: 
"Где ты был, когда в битву мы грозную шли, 
          Победить иль погибнуть готовые? 
Отчего не лежит твой истерзанный труп 
          Рядом с нами, погибшими братьями? 
Отчего ты, как вор, лишь во мраке ночном 
          К нам приходишь с своими объятьями? 
Что нам в злобе твоей, хоть и нет ей конца, 
          Что тоска нам твоя безысходная? 
Песни скорбные громко умеешь ты петь, 
          Но страшна тебе смерть благородная! 
Уходи, уходи! Нам противны, смешны 
          Оправданья твои малодушные... 
Где ты был, когда в бой мы бестрепетно шли, 
          Зову чести и долга послушные? 
Уходи ж, уходи... Мы не знаем тебя!" 
        
          И помчался я в даль беспредельную... 
Месяц сумрачный плыл... Дикий ужас разлил 
          По лицу его бледность смертельную! 
Руки горько ломая, я в небо глядел, 
          Будто веря, что, зову послушное, 
Усыпит оно скорбь мою, жгучую скорбь; 
          Но синело оно, равнодушное, 
Равнодушно взирая на правду, на ложь, 
          И на всё, что под бурею клонится, 
И на всё, что ликует, царит и гнетет, 
          Ни мольбой, ни проклятьем не тронется! 
Я бежал, словно гнался неведомый враг 
          По пятам моим мертвой поляною: 
Брань и крики его, как отточенный нож, 
          Наносили мне рану за раною. 
И напрасно пощады вымаливал я... 
          Так без жизни проносится жизнь вся моя: 
Поглощаемый мутною тиною, 
          Я борюсь день и ночь, сам себе -- и судья, 
И тюрьма, и палач с гильотиною!

Душа моя в плену, - в плену у тяжких дум,
У дней без радости, у ночи без рассвета!..
Ни мирный сон полей, ни улиц пестрый шум
Не будят больше в ней созвучного ответа.

Рвануться бы, стряхнуть докучный гнет цепей,
Взмахнуть бы широко орлиными крылами!
Но цепи - где они? Вдоль стен тюрьмы моей
Не ходит часовой с бессонными глазами.

Куда, куда бежать? Пустынен кругозор,
Зной опалил его дыханьем черной скуки...
И солнце, как сквозь дым, бросает мертвый взор,
И призрачны, как сон, и радости, и муки!

Душа моя в плену!.. И грезится в дали
Ей край пленительный, волшебный край свободы,
Где шумный жизни пир, цветущий пир земли,
Кипит, как вешние сверкающие воды...

- Далекой юности блаженные края!
Как все там солнечным залито светом было,
Как сердце верило и пламенно любило
Весну, людей и жизнь...
                 В плену душа моя!

Шум нетерпенья... И струны послушные 
Громом аккордов откликнулись вдруг! 
Фауста мрачного тайный недуг 
И Маргариты любовь простодушная -- 
        
Ожили в чудном созданьи мечты. 
Ужас, печаль и восторг чередуются, 
А очарованным взорам рисуются 
Храмы, фонтаны, огни и цветы... 
        
Что за поэзия дивная, властная, 
Близкая скорби заветной моей! 
И, точно в царстве заоблачном фей, 
Я твои очи встречаю прекрасные. 
        
Детским восторгом сверкают они... 
Мягких кудрей я волну вижу зыбкую, 
Вижу уста молодые с улыбкою... 
-- Не омрачайте их, черные дни! 
        
Ах! неужель эти грезы чудесные -- 
Грубый обман, потешающий ум? 
Весь этот блеск, этот праздничный шум, 
          Все эти звуки небесные -- 
        
Через минуту всё скроется, всё... 
Бледная жизнь колеею обычною 
Вновь потечет, пустотой безграничною 
          Сердце пугая мое... 
        
-- О, если так... Мои думы тяжелые, 
Боль мою ты ведь поймешь, милый друг? 
Не преступленье ль -- минута веселая, 
Каждая греза и радостный звук? 
        
Видишь, болит мое сердце безумное, 
Плакать готов я над думой моей 
И умолять тебя -- бросим скорей 
          Зрелище шумное!.. 
        
Не обвиняй меня.. . Вспомни, что там, -- 
Там, за стеною театра волшебного, 
Море холодного мрака, враждебного 
          Этим нарядным мечтам. 
        
Корчится там нищета... Там утрачено 
Жизни желанье, там злоба кипит... 
Слово проклятия робко звучит... 
Друг мой! кому то проклятье назначено? 
        
О, неужели же нам, для кого 
Горе народное -- горе великое, 
Нам, осудившим бесправие дикое, 
Нам, для которых любовь -- божество?! 
. . . . . . . . . . . . . . . . . . 
Тот же всё блеск; та же музыка шумная 
Льется в мой слух гармоничной волной... 
Плачет душа моя, стонет безумная, 
Полная скорби святой! 

В час веселья и шумной забавы, 
Беззаботна, как птичка полей, 
Ореол обольстительный славы 
Ты пророчила музе моей. 
А заветные сердца мечтанья 
Мне венец обещали иной, 
И в груди наболевшей рыданья, 
Закипая, вставали грозой... 
        
В наше время дорогой прямой 
Бодрым шагом идти до могилы 
За идеей великой, святой -- 
Нужно чувствовать гордые силы 
И владеть закаленной душой! 
Быть готовым без стона, без крика 
Под ударами вражьими пасть, 
В битве грозной, безжалостной, дикой. 
Нужно грезы о счастье проклясть! 
        
А в душе беспокойной и нежной, 
Не рожденной для доли борца. 
Нет предела тревоге мятежной, 
Нет желаньям безумным конца! 
Не дают они -- цели прекрасной 
Безраздельно отдаться во власть: 
Сердце бьется томительно-страстно, 
И душа молодая не властна 
Грезы личного счастья проклясть! .. 

В бриллиантовой короне, 
В пышном гроте ледяном 
Царь-Мороз сидит на троне, 
Крытом чистым серебром. 
Борода его седая 
Вся алмазами горит; 
Синий плащ, как жар сияя, 
С богатырских плеч висит. 
Но старик один. Угрюмо 
Предался своим мечтам, 
И упал, скользнув без шума, 
Скипетр к царственным ногам. 
        
Что за чудо! Век не снилось -- 
Снится вот уж третий день: 
Будто с треском откатилась 
Трона верхняя ступень, 
Будто перстень драгоценный 
У него с руки пропал, 
Будто витязь дерзновенный 
Дочь-красу его украл... 
        
Встать он хочет; в нетерпеньи 
Хочет кликнуть верных слуг... 
Вдруг он вздрогнул: в изумленьи 
Непонятный слышит звук. 
Точно в бурный час прибоя 
Вал морской пророкотал, 
Точно в жаркой схватке боя 
Стук оружья прозвучал.. . 
Вот опять... И задрожали 
Стен хрустальные столпы! 
Налетели, застонали 
Седовласых вьюг толпы! 
С искаженными чертами, 
С воплем ужаса в груди: 
"Царь, спасайся! Враг за нами 
С Царь-Девицей впереди... 
Сосчитать нет силы-мочи 
Светлых витязей Весны -- 
Шлемы, копья... Наши очи 
Блеском их ослеплены... 
Да и кто ж бы не отпрянул, 
Силой меряться дерзнул? .." 
        
То не гром ли с неба грянул, 
Не перун ли проблеснул? 
Встал старик, могучий, смелый, 
Снова юн, отваги полн; 
Взор горит и сыплет стрелы, 
Ходит грудь, как в бурю челн. 
Топнул с окриком ногою! 
В гневе машет бородой 
И над робкою толпою 
Тяжкой движет булавой. 
Вихрь поднялся с шумом, свистом, 
В страхе весь чертог дрожит... 
Но далече в поле чистом 
Богатырь уже летит. 
Где тряхнет он бородою -- 
Темный бор посеребрит, 
Где взмахнет лишь булавою -- 
Воды рек окостенит. 
Дунет -- небо одевает 
В белый саван облаков, 
Снег и иней вытряхает 
Из косматых рукавов. 
А узоры ткет -- царевнам 
Не шивать таких! .. Но вдруг 
Он застыл в движеньи гневном, 
Смотрит пристально вокруг. 
        
Тишину полей безбрежных 
Звук неведомый прервал; 
Точно крыльев плавных, нежных 
Шелест мягкий пробежал... 
И вдали, во тьме неясной, 
Промелькнул и скрылся вмиг 
Чей-то царственно-прекрасный 
Улыбающийся лик. 
        
И кругом всё просветлело, 
Порвались оковы сна: 
Дрогнул лес оцепенелый, 
Всколыхнулася волна... 
Первый жаворонок грянул 
Песню первую любви, 
И подснежник первый глянул, 
И запели ручейки,-- 
Зазвенели, покатились 
Огнеструйным серебром; 
Муравьи закопошились 
В сонном городе своем; 
И из келейки подпольной, 
Прерывая долгий сон, 
На простор степной раздольный 
Пчелка вылетела вон. 
Всё покорно властным чарам! 
Кто ж он, тайный лиходей?.. 
        
И стоит в бессильи яром 
Изумленный чародей. 
"Гей вы, слуги!" Где же слуги? 
Вот их верность какова! 
А в глазах пестреют круги, 
Тяжелеет голова. 
Гнутся гордые колени.. . 
Полон вещих снов, и грез, 
И томящей сладкой лени, 
Тает, тает Царь-Мороз! 
Солнце красное неслышно 
Льет тепла живой поток, 
И Весна-царица пышно 
Входит в светлый свой чертог. 

Звездочка кроткая, звездочка ясная, 
          Что ты глядишь на меня, 
Вечно спокойная, вечно прекрасная, 
          Полная вечно огня? 

Если б ты знала, с какими страданьями 
          Здесь, на земле, нужно жить, 
Тщетно томиться мечтами, желаньями, 
          Годы без смысла влачить! 

Если б ты знала, как сердце горячее 
          Рабскую долю клянет, 
Рвется покинуть болото стоячее, 
          Жаждет лазурных высот! 

Но, лишь блеснула заря золотистая -- 
          Слышен уж грома раскат! 
Передо мною дорога тернистая... 
          Ясен ли будет закат? 

Звездочка кроткая, звездочка ясная, 
          Что же ты грустно глядишь? 
Вечно спокойная, вечно прекрасная, 
          Словно в испуге, дрожишь. 

В сумраке прошлого, миром забытые,
   В полночь встают предо мной
Тени замученных, кровью облитые,
   С тихой и скорбной мольбой:
"Бросив могилы свои отдаленные
   В области вечного льда,
Думой поэта к нему привлеченные,
   Все мы слетелись сюда.
Много терпели мы злого мучения,
   Всё за родимый наш край,
Вспомни хоть ты нас и в бездну забвения
   Нам погрузиться не дай.
Братьям скажи нашу жертву великую,
   Подвиг любви роковой;
Ненависть к злу, беспощадную, дикую,
   Грустною песнью воспой!
Хоть на минуту те звуки печальные
   Новую жизнь в нас вдохнут,
Снова на родину, милую, дальнюю,
   К братьям любимым вернут..."

Много их... Гордые жертвы страдания,
   Их не смирившей судьбы,
Из-за могилы нам шлют завещания
   Непримиримой борьбы.
Сестры прекрасные нам улыбаются,
   Дети лепечут привет,
Все вереницею братской сплетаются...
   Много их... Счету им нет...
Все, что в пустыне ногами усталыми
   Тихо к могиле брели;
Все, что служили крупицами малыми
   Делу родимой земли;
Все, что любили любовью глубокого
   Русский несчастный парод;
Все, что боролись со властью жестокою,
   Шли, не бледнея, вперед...

Братья любимые! Сестры мне милые!
   Мне ли исполнить ваш зов?
Слово бессильное, слово постылое
   Не разрывает оков.
Нет, оживят вас не песни печальные -
   Жалких страдальцев удел -
Грянет в могилы к вам в стороны дальние
   Гром совершившихся дел!

Волна упала, прошумев,
Блеснув, как дивное виденье...
Погибло наше поколенье -
Любовь угасла, замер гнев!

Но так был грозен этот блеск,
Что полночь дрогнула пугливо...
И до поры иной, счастливой
Дойдет волны погибшей плеск!

И волны новые придут
На берег, сумраком повитый,
И жизни острые граниты
Усилий их не разобьют!

Братья, нет сил для терпенья! Мы слишком устали 
Вечно бороться за жизнь, эту жизнь нищеты и печали! 
Хочется воздуха, красного солнца, простора, душистых цветов, -- 
Прямо и смело заявим: мы требуем -- "Восемь часов!" 
 
Всюду -- на фабриках, в шахтах, в толпах возглашайте народных: 
"Восемь часов для труда! Восемь для сна! Восемь -- свободных!" 
Наши волы, что пасутся, покончивши труд, 
Птицы небесные, звери -- счастливей живут. 
 
О, если так... для чего же душа в нас живая? 
Сдвинемся, братья, сомкнемся! Всюду, от края до края! 
С бою возьмем нашу долю, сбросив покорность раба, 
Знайте, цари и народы, что не страшна нам борьба! 
 
Грянь же, наш гимн боевой, и в полях, и в собраньях народных: 
"Восемь часов для труда! Восемь для сна! Восемь -- свободных!.." 

Вот и кончился день, от которого я 
          Ожидал так безумно отрады... 
Не пройдет ли так пусто и жизнь вся моя, 
          Как в подвале глухом без лампады? 

И болит, и томится тревогой душа... 
Я стою, озаренный весь лунным сияньем, 
Точно в храме безмолвном... Как ночь хороша, 
          Как она незнакома с страданьем! 

Сердце ж просит любви, жаждет ласки родной... 
Громкий вопль на устах замирает напрасно... 
Ах! зачем нельзя жить для идеи одной? 
Для чего эта грудь так волнуется страстно?..

Под хохот злорадный могучего зла,
   Под стон непогоды мятежной,
Как ландыш укромный, любовь расцвела
   В душе боязливой и нежной.
Лазурные грезы ее стерегли
   Не добрые феи и гномы,
А стаи шакалов, бродивших вдали,
   И злобно роптавшие громы.
Преграды со всех поднимались сторон,
   Как сказочных стран великаны,-
Различие веры, враждебность племен,
   Людских предрассудков туманы.
Все призраки ада, все духи скорбей
   Теснились к ее изголовью;
Но бодрствовал ангел хранитель над ней
   С небесной своею любовью!

И пытки самой не страшилась любовь!..
   Судьба тогда злей ополчилась:
Друзей наших брызнула чистая кровь,
   За нами - тюрьма затворилась.
Томленье разлуки, людская вражда,
   При жизни весь ужас могилы...
Без вести живой за годами года,
   Убившие лучшие силы...

Ах! часто я чудного демона клял,
   Который так долго и жадно
Из сердца всю лучшую кровь выпивал,
   Томил и терзал беспощадно.
И звал я отжившею ложью любовь,
   В грядущее мысль устремляя;
Но гнев укрощался - и славил я вновь
   Ее, как посланницу рая.
И свято я верю, мой друг: победить
   Любовь и могила не властна!
Векам она будет далеким светить,
   Как греза эдема, прекрасна!

Глухая ночь... Ни проблеска, ни света...
Всю жизнь молчи, до смертного конца!
Ни песнь любви здесь не найдет ответа,
Ни стон не тронет мертвые сердца.
Зачем же я безжалостной судьбою
Один мечтою страстной возбужден,
Когда уста не могут крикнуть: "К бою!",
Когда их стон темницей заглушён?
Мой голос не дойдет к друзьям далеким:
Враги друзей замучили твоих.
Молчи, поэт! Бесплодным, одиноким
Пускай замрет проклятый, жалкий стих!
Молчи, молчи, когда горячей кровью
Покрыты нивы родины твоей
И к твоему ночному изголовью
Доносит ветер звяканье цепей!
Молчи, поэт, когда с тобой из гроба
Знакомый голос тихо говорит!
Пускай в груди растет в молчаньи злоба!
Пускай о деле сердце все твердит!
Поэт - не раб. Позорному кумиру
Хвалебных песен он не пропоет, -
Скорей свою беспомощную лиру
О первый камень с гневом разобьет.
Не станет он несчастному народу
Бросать цветы в суровую тюрьму:
Он меч возьмет и в битве за свободу
Исполнит долг, завещанный ему.
Да, горе тем, кто грязными руками
Потушит факел истины святой!
Придет их час, и тщетными слезами
Им не омыть след крови пролитой.
Судьба грозна, судьба неумолима!
Придет пора, пробудится народ,
И старый мир среди огня и дыма
В потоках крови в бездну упадет.

Тюрьма, как некий храм, я помню, в детства годы 
Пленяла юный ум суровой красотой... 
Увы! не царь-орел, не ворон, сын свободы, 
К окошку моему теперь летят порой, 
Но стая голубей, смиренников голодных, 
Воркуя жалобно, своей подачки ждет, - 
Народ, не знающий преданий благородных, 
В позорном нищенстве погрязнувший народ! 
Эмблема кротости, любимый житель неба, 
О голубь, бедный раб, тебя ль не презирать? 
Для тощего зерна, для жалкой крошки хлеба 
Ты не колеблешься свободой рисковать. 
Нет! в душу узника ты не подбавишь мрака, 
Проклятье лишнее в ней шевельнешь на дне... 
Воришка, трус и жадный забияка, 
Как ты смешон и как ты жалок мне! 

Давно сказал мне голос неземной: 
"Нет счастья для тебя! Ты -- мой, ты -- мой!" 
        
Когда, мечтой волнуемый жестокой, 
Скитаюсь я, унылый, одинокой, 
          По зеленеющим лугам, 
И вижу -- чуждо всё сомненья и страданья, 
И мир цветет, и песня ликованья 
          Звенит и льется здесь и там, -- 
Тогда о счастии мечтаю я невольно; 
Грядущего зияющая даль 
Меня страшит... И сердцу больно, больно, 
          И расставаться с жизнью жаль! 
        
Идти безропотно на муки и гоненья, 
. . . . . . . . . . . . . . . . . . 

День без ясного солнца, без месяца ночь,
   Будто тени, уносятся прочь!
И в толпе, и один, я всегда одинок:
   Я - как вырванный с корнем цветок.

Опаленный грозой, тих и сумрачен сад -
   Только пни сиротливо торчат.
Не ласкает его мягкий солнечный луч,
   Не поит сладко шепчущий ключ...

И в зеленом шатре уж певец не гостит:
   Песни спела душа - и молчит!
Дальше, дальше бежит шумной жизни поток...
   Я - как вырванный с корнем цветок!

Друзья! В тяжелый миг сомненья 
Взгляните пристальней назад: 
Какие скорбные виденья 
Оттуда с ужасом глядят! 
И молят, и как будто плачут, 
Грозят кистями рук худых... 
Что их мольбы немые значат? 
Кому, за что упреки их? 
То - наши братья... Жизнь, свободу, 
Все блага лучшие земли 
Они родимому народу 
С любовью в жертву принесли. 
Они погибли, веря страстно, 
Что мы пойдем по их стопам 
И не дадим пропасть напрасно 
Их жертвам, ранам и скорбям! 
Когда в постыдный час забвенья 
Страдальца-брата тень мелькнет, - 
Какая буря возмущенья 
Внезапно сердце потрясет! 
Святые слезы покаянья 
Подступят к горлу... И опять 
Кипит душа огнем желанья - 
Идти на крестные страданья, 
Всю душу Родине отдать! 

Мозг опьянел от долгой муки; в жилах 
Течет не кровь -- ключом бунтует желчь. 
И вера пылкая иронией холодной 
Убита вероломно... Как скупцы, 
За девятью мы бережем замками 
Мечты заветные, и -- есть они иль нет -- 
Ни друг, ни враг не знает, ни... хозяин. 
И часто жгучее, безумное блаженство 
Находим мы и вместе муку злую, 
Бессмысленно терзая, без нужды, 
И без того измученного друга, -- 
Незримые толпе, но верные удары 
В больное сердце нанося, бросая 
Слова вражды, безумные слова... 
И для чего? Кто мне ответит -- кто?.. 
        
Друг милый мой (наедине с тобой 
Даю тебе нежнейшее названье)! 
Бесценный друг! Взгляни кругом, вперед, 
В больное сердце загляни: уходит 
За годом год, слабеют жизни силы... 
Всё ближе ночь без проблеска зари... 
Всё даль страшней и круг друзей теснее, 
Всё холодней в душе и безнадежней... 
        
Скажи: ужель нигде спасенья нет? 
Любимый друг, ужели невозможно, 
Смирив гордыню, сбросить маски с лиц 
И вырвать ложь-чудовище из сердца? 
Заплакать громко, громко без стыда, 
Пожать друг другу крепко руки -- 
И выйти в путь на труд великий!.. 

Здравствуйте, бодрые мыслью и духом! -- 
Все вы, в ком барства надменного нет, 
К братским страданиям чуткие слухом, 
          Все мой примите привет! 
Братья! Есть воля у нас непреклонная, 
Есть у нас вера... Наш лозунг: "Вперед 
Все, кому жизнь эта бледная, сонная 
          Жизни живой не дает!" 
Ночи, темневшей столетия целые, 
Призраки скрылись... Заря занялась... 
Выйдем же встречу ей, бодрые, смелые,-- 
          Время и правда за нас! 
С первыми красного солнца лучами 
Скроется ввысь непроглядный туман; 
День нескончаемый вспыхнет над нами 
          Весел и пышно-румян!.. 

За что любить тебя? Какая ты нам мать,
Когда и мачеха бесчеловечно-злая
Не станет пасынка так беспощадно гнать,
Как ты детей своих казнишь, не уставая?
Любя, дала ль ты нам один хоть красный день?
На наш весенний путь, раскинутый широко,
Ты навела с утра зловещей тучи тень,
По капле кровь из нас всю выпила до срока!
Как враг, губила нас, как яростный тиран!
Во мраке без зари живыми погребала,
Гнала на край земли, в снега безлюдных стран,
Во цвете силы - убивала...
Мечты великие без жалости губя,
Ты, как преступников, позором нас клеймила,
Ты злобой душу нам, как ядом, напоила...
Какая ж мать ты нам? За что любить тебя?

За что - не знаю я, но каждое дыханье,
Мой каждый помысел, все силы бытия -
Тебе посвящены, тебе до издыханья!
Любовь моя и жизнь - твои, о мать моя!
И, чтоб еще хоть раз твой горизонт обширный
Мой глаз увидеть мог, твой серый небосвод,
Сосновый бор вдали, сверканье речки мирной.
И нивы скудные, и кроткий твой народ,
За то, чтоб день один мог снова подышать я
Свободою полей и воздухом лесов,-
Я крест поднять бы рад без стона и проклятья,
Тягчайший из твоих бесчисленных крестов!
В палящий зной, в песке сыпучем по колени,
С котомкой нищего брести глухим путем,
Последним сном заснуть под сломанным плетнем
В жалчайшем из твоих заброшенных селений!..

"Куда же мчимся мы с такою быстротою?" -- 
Я, в ужасе, мечту мою спросил 
И перед бездною, зиявшей подо мною, 
          Неверный шаг остановил. 
"Смотри, смотри -- какой утес ужасный 
Там, впереди... Какой там мрак немой!.." 
Но ты не слушала... С осанкой гордой, властной, 
С мечом в руке, с светильником в другой, 
Меня, дрожащего, в пространство увлекала 
И, как ребенку робкому, шептала: 
          "Вперед, не бойся, я с тобой!" 
        
"Стой! жалость странная мне душу охватила... 
Я бросил для тебя спокойствие, друзей, 
Всё, всё, что молодость мне светлая сулила... 
          Не смейся ж над тоской моей! 
Остановись! Хоть на одно мгновенье 
Остановись! О, дай еще хоть раз 
Взглянуть назад: я знаю, в этот час 
Там плачут обо мне..." 
                              Напрасное моленье! 
Вдруг пышная заря во мраке занялась. 
И ты, презрев ребяческий мой ропот, 
Навстречу шла сияющему дню... 
И уловил я ласковый твой шепот: 
          "Не плачь! Всё, всё я заменю! .." 

 Шуточное послание из Петропавловской крепости 
 Отрывки 
 
Гляжу вперед - и там читаю; 
Не всё лишь проклинаю тьму, 
Но часто - верь! - благословляю 
Мою судьбу, мою тюрьму...<...> 
 
Ходить наскучивши по струнке 
И отощавши от постов, 
Уже давно глотала слюнки 
Русь в ожидании блинов. 
И вот уж тройки тучи снега, 
Как вихрь, вздымают в небеса... 
Эх, пропадай, моя телега, 
Хоть все четыре колеса! 
И вот уж дым столбами вьется 
Из жарко раскаленных печ; 
Как будто в пропасть, тесто льется, 
Невмоготу стряпухам печь. 
Все в масле плавают и тонут, 
Забыли гости стыд и честь: 
Блинами давятся, и стонут, 
И продолжают есть и есть. 
Их ест и сошка полевая, 
И - кат могучий всяких ков - 
Их ест, сметаной поливая, 
Михал Никифорыч Катков. 
Но обо мне что слезы льете? 
В своем укромном уголку 
Вы там блины свои печете, 
Я здесь - стихи свои пеку. 
Да с тайным сердца замираньем 
Жду ваших писем день со дня: 
Вот-вот - венец моим желаньям, 
Вот светом брызнет на меня! 
Все ваши близки мне волненья, 
Тревоги ваши, ваша грусть, 
И строки, чуждые значенья, 
Твержу с отрадой наизусть! 
Ищу проворными глазами: 
Кто где стоял, кто как сидел? 
Кто хлопал в опере ушами? 
И кто блины с охотой ел? 
 
P. S. 
Благословенна власть господня: 
И мы блины едим сегодня. 

Как вы, я петь бы мог
   Заката пышный блеск,
Луны сребристый рог,
   Волны дремотный плеск.
Я также бы нашел
   И нужный склад, и слог,
Ко мне б не хуже шел
   Дешевый ваш венок!

Но взор прозревший мой
   В испуге увидал -
В неволе край родной,
   В позоре идеал.
И рай надежд моих
   Развеян, как мираж...
Вот отчего мой стих
   Так не похож на ваш!

Лазурны, ласковы и знойны 
И океан, и небеса; 
Корабль наш, гавани краса, 
Стоит, торжественный и стройный. 
        
-- Проснись, душа моя! Воспрянь! 
Пора из омута мирского 
Направить путь, пора на брань, 
Долой мертвящие оковы! 
Исполнен гнева и любви, 
Я поплыву легко и смело... 
Вперед, друзья мои! За дело, 
Матросы верные мои: 
Сознанье молодости, силы, 
Ключом бунтующая кровь, 
Решимость биться до могилы, 
К порабощенному любовь... 
Снимайтесь с якоря проворно! 
Мы нашу леность победим 
И цепью крепкой и позорной 
К корме высокой привинтим. 
Одно, еще одно усилье -- 
И якорь вытащен... Ура! 
Корабль, почуяв будто крылья, 
Зашевелился, как гора. 
Надулся парус белоснежный... 
Невозмутимы небеса, 
И ветер ласковый и нежный 
Несет нас в океан безбрежный... 
Корабль наш -- гавани краса! 

Как прилив могучий, 
Шел и шел народ, 
С детски ясной верой, 
Все вперед, вперед. 
 
Чтоб врага свободы 
Поразить в бою, 
Нес одно оружье -- 
Правоту свою... 
 
Белый, непорочный 
Снег кругом лежал; 
Воздух, чуть морозный, 
Еле трепетал... 
 
Вдруг... ряд залпов грянул! 
Меток был прицел; 
Как под бурей листья, 
Пали груды тел! 
 
Тупо взор уставя 
В обагренный снег, 
Мы стояли молча... 
Миг один, иль век? 
 
-- Каин, что ты сделал?! 
Прячась, словно тать, 
Божьего проклятья 
Скроешь ли печать? 
 
Знай: покамест в жилах 
Капля крови есть, 
Мысль одну мы держим - 
Про святую месть! 
 
У престола бога, 
В утро райских нег, 
Все мы видеть станем 
Красный, красный снег! 

Берег пустынный опять пробужден - 
Свист, гоготанье веселое, стон... 
Лед на реке посинелый лежит, 
Вздулся сердито и гулко трещит. 
 
Холодно, жутко... 
Но радостно-дик 
В небе высоком несущийся крик. 
"Скоро, уж скоро!" - поют журавли, 
"Скоро!" - холмы отвечают вдали. 
 
Сердце безумной тревоги полно, 
"Скоро! - восторженно вторит оно.- 
Порваны путы тяжелого сна -- 
Это шумит молодая весна!.." 
 
Сумерки. Ветер подул верховой. 
Лед шевелится внизу, как живой... 
Странные думы родятся в уме: 
Грозное что-то куется во тьме!..

   (Из детских воспоминаний)

"Белка! белка! -- крик раздался. -- 
Эй, сюда, Арап, Заграй!" -- 
        
И стрелою я помчался 
На призывный шум и лай. 
У густой зеленой ели, 
Посредине полосы, 
Злились, лаяли, ревели 
Разъярившиеся псы. 
А один, герой примерный, 
Прыгал, дерево глодал... 
Федя, мой товарищ верный, 
Им ни в чем не уступал. 
Прибежал и я в волненьи... 
-- Что такое? 
   Без речей 
Сыплем камни в углубленье 
Двух сомкнувшихся ветвей. 
Наша белочка-голубка 
Там, прижавшись, ждет врага: 
Красно-пепельная шубка, 
Хвост изогнут как дуга. 
То раскроет глазки шире, 
То ушами поведет... 
На одну идут четыре -- 
Всё забористый народ! 
        
Федя живо изловчился: 
Подсадил Федюшу я -- 
Он за ветку ухватился, 
Изогнулся как змея. 
        
"Ну, голубчик, примудрись-ка, 
Подцепи ее живой!" 
Прыток Федя: вот уж близко, 
Хвать -- и взвыл охотник мой! 
Укусила!.. Неказистый, 
Да отчаянный зверек. 
Развернулся хвост пушистый, 
Словно парус, и -- прыжок! 
        
Крик, содом на всю полянку... 
Я кричу: "Ату! Ату!" 
Псы визжат, и вот беглянку 
Подхватили на лету. 
Я затеял с ними драку, 
Федя с ели кувырком, 
И едва-едва собаку 
Укротили мы вдвоем. 
Белку отняли... 
        
             Бедняжка! 
Краток был конец ее: 
Раза два вздохнула тяжко, 
Лапкой дрогнула -- и всё... 
Тело быстро остывало, 
Кровь сочилась вдоль спины... 
        
О, как мало ты дышала 
Свежим воздухом весны! 
Заструились только реки, 
Только ожили леса -- 
И сомкнула ты навеки 
Эти кроткие глаза. 
По кудрям берез веселых 
Уж не будешь ты скакать, 
С елей темных и тяжелых 
Шишки красные ронять. 
Всё погибло: край родимый, 
Птички вольное житье... 
        
Тут вопрос неотразимый 
Встал: куда же нам ее?.. 
        
Долго в горе мы стояли... 
Наконец, прогнав собак, 
Белку в ямку закопали 
Там, у рощи, где овраг, -- 
Где, резвясь, ручей студеный 
Воды звонкие несет, 
Соловей в листве зеленой 
Рокотать не устает. 

Мне снилось сегодня: в безвестном краю
В слезах я родимую видел свою.

"Скажи, мой желанный, скажи, дорогой,
Дожду ли тебя я, соколик, домой?
Взгляни: мои очи ослепли от слез,
И снега белей стали пряди волос...
Все грезятся мне наяву и во сне
Страданья твои в чужедальней стране!
Все слышу бряцанье тяжелых цепей,
Все вижу замки у дубовых дверей;
За ними - знакомая поступь и речь...
Нельзя мне спокойно в могилушку лечь!"

"О матушка милая! Рад бы душой
Тебя я утешить, вернуться домой:
Хоть были б три жизни даны мне в удел,
Всё б отдал я, всё... и к тебе б полетел!
Но душу живую я смею ль отдать?
Могла ли б меня ты за сына принять?"

И слезы лились у родимой рекой,
И дряхлой качала она головой...

Небу родной я, родной я душой! 
Где же искать мне святую задачу? 
Тщетно ищу я, тоскую и плачу -- 
Знаю я жребий страдальческий свой. 
. . . . . . . . . . . . . . . . . . 
Светлая ль то, роковая ль звезда 
В жизни мой путь освещает, -- 
С музой моей никогда, никогда 
Счастья душа не узнает. 
Вечно мы будем страдать и страдать,-- 
То задыхаться под бурной любовью, 
То всё чего-то в тумане искать, 
То не слезами оплакивать -- кровью 
Этот страдающий, гибнущий мир, 
В тягостный сон погруженный, 
В цепи закованный, в пошлый кумир -- 
В золото только влюбленный!.. 

Закатилась яркая звезда -- 
И утихли гордые мученья... 
И поэта горькие сомненья 
Разрешились смертью навсегда! 
О, певец карающий, но милый, 
Верный друг бездомной нищеты, 
Перед душной, тесною могилой 
В свой народ так свято верил ты! 
Верил ты в тот день с горячей верой, 
Что настанет на Руси родной, 
Заблистает в нашей жизни серой 
Красоты и истины звездой. 
Жаждал ты отчизны возрожденья, 
Чтоб до слуха ветер не донес 
Из родного русского селенья 
Накипевших от страданий слез. 
Но народ, которого стенанья 
Муза пела, -- песен не слыхал 
И, как прежде, под ярмом страданья, 
Ниц склонясь, стонал, стонал... 
. . . . . . . . . . . . . . . . . 
Пусть, поэт, приют твой глух и тесен: 
Широки у Волги берега -- 
Будет звук твоих чудесных песен 
Оглашать родимые луга! 

Внизу, в котловине угрюмой, - селенье.
Пустыня вокруг. Замыкая простор,
Как будто на страже, стоят в отдаленьи
Вершины уныло темнеющих гор.

Здесь, в этой глуши чужедальней, почило
Кипучее сердце поэта, уста
Тревожные смолкли...
  Но где же могила?

Лишь высятся два одиноких креста
Над славой кровавою Польши. Печален
Нерусской их надписи смысл и звучит
Упреком судьбе горделивым; повален
Грозою, их третий товарищ лежит.
А русской заветной могилы забыто
И самое место - уж спорят о нем.
Природа к погибшим добрее: покрыта
Вся горка живых незабудок ковром;
В безбрежном, лазурью сверкающем поле
Незримое пенье весь день разлито -
О жизни, о счастье, о солнце, о воле,
О всем, что любил он и верил во что...

Сажусь на поваленный крест и к былому
Мечтой улетаю... "О дух дорогой,
Мой старший товарищ по делу святому,
Ты слышишь ли оклик приветственный мой?
Увы, не посол и не гость добровольный,
Не с доброю вестью пришел я к тебе -
Поведать, что жребий счастливый и вольный
Отчизне достался в суровой борьбе.
Узнай: не светлей была доля и наша,
Победа венком не венчала и нас...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

И, чудо! лишь смолк я - витающий гений
Поэта с лазурной пропел вышины:
"Усилья отбиты двух-трех поколений -
Ну что же? Иль три в океане волны? ..
За днем опускается ночь, но смениться
Рассветом в урочную пору должна;
Волна за волною бесплодно промчится -
Победная, знаю я, грянет волна!
Пускай же сгущаются мрак и ненастье,
Пусть дикая пурга о смерти поет, -
Верь в молодость! Верь в ее силу и счастье,
Зови ее песней отважной вперед!"
Таинственный кончил певец, но звучали
Аккорды любви и надежды во мне.
Уверенным взором, без прежней печали,
Смотрел я на запад, пылавший в огне.
С востока уж мрачные тучи сползали,
В долине всё было уныло, мертво,
А там было солнце... Туда улетали
Два братские сердца - мое и его!..

Всё было тихо над рекою, 
В руке не двигалось весло, 
И лодку сонною волною 
Вниз по течению несло. 

Луна холодный свет роняла, 
Закрывшись сизым облачком, 
И за звездой звезда дрожала 
В пространстве темно-голубом. 

Казалось, чьим-то властным словом 
Огромный мир заворожен, 
И лишь к моим мечтам суровым 
Забыл прийти целебный сон! 

И, точно тень перед грозою, 
Ложилась дума на чело... 
А лодку сонною волною 
Вниз по течению несло. 

И думы гордые вставали, 
И леденил их тайный страх... 
В груди рыданья трепетали 
И замирали на устах. 

Желаний судорожных полный, 
С огнем в клокочущей крови, 
Как огласить хотел я волны 
Мольбами жизни и любви! 

Не в шуме гроз, не в красоте стыдливой
Румяных зорь мне снится край родной,
Не в блеске дня над опаленной нивой,-
Он снится мне под утреннею мглой.

Густой туман клубится над полями;
Как призрак, бор синеет вдалеке;
Едва блестит за влажными кустами
Отсвет зари в извилистой реке.

Вот сонный пахарь едет в отдаленьи,-
Поник Гнедко, чуть дребезжит соха...
Вот каркнул грач... И мертвое селенье
Рог огласил тревожный пастуха.

Промчался в даль работы зов бодрящий,
Но солнца лик еще в туманной мгле.
И столько грусти кроткой и щемящей
Везде, во всем - на небе, на земле!

Нет, легче жить в тюрьме, рабом, 
Чем быть свободным человеком 
И упираться в стену лбом, 
Не смея спорить с рабским веком!

Ни в чем очарованья нет! 
Бескровны, будто привиденья, 
Без радостей, без тяжких бед 
Влачатся скучные мгновенья. 
И тот, кто размышлять привык, 
Не покорится вновь обману: 
Ему веселья возглас -- дик, 
И каждый день наносит рану... 
. . . . . . . . . . . . . . . 
"Не бойтесь смерти... Смерти ночь 
Страшнее ль жизни бездыханной? 
Ярмо бессилья сбросим прочь -- 
И в путь к земле обетованной! 
Вперед, дороги нет назад!" 
        
Но клич "вперед!" злорадным смехом 
Слепцы встречают -- и вопят, 
Отдавшись суетным потехам: 
"Безумцы! гибель, гибель вам!" 
И бьют безумцев беспощадно... 
        
А солнце жизни светит чадно 
Самим угрюмым палачам. 

О, пасынок природы нелюбимой,
Изгнанья край!
             Ни голубых озер,
Ни темных рощ: пустынный, нелюдимый,
Грядами гор стесненный кругозор.
Спеша, иду на голую вершину,
В надежде там родной сыскать простор -
Открытый вид на мирную долину,
Иль на густой, в короне снежной, бор.
Забвенья миг... И вот мечтою смелой
В больной душе роскошный создан пир:
Не там ли, там за этой гранью белой,
Лежит и он, отчизны светлый мир?
Вот верх скалы... О, тише, сердце, тише!
Поднялся я - и слезы чуть сдержал:
Ряд новых гор, еще мрачней и выше,
К отчизне путь сурово преграждал!..
Спускалась ночь; кричала где-то птица;
Валился снег на свежий волчий след...
Мечтатель, стой! Прочна твоя темница -
На родину пути отсюда нет!

О, подлое, чудовищное время 
С кровавыми глазами, с алчным ртом -- 
Година ужаса! Кто проклял наше племя, 
Кто осудил его безжалостным судом? 
Пришли мы в мир с горячею любовью 
К униженным, к обиженным, ко всем, 
Кто, под крестом борьбы сам истекая кровью, 
На стон собратьев не был глух и нем; 
Пришли мы в мир с решимостью великой 
Мир погибающий от гибели спасти, 
От бойни вековой, бесчеловечной, дикой... 
И что ж? -- Нас распяли, предав на полпути! 
Жизнь умерла. Кто скрылся в катакомбы, 
Кто пал в борьбе. Чудовищам богам, 
Что день, приносятся живые гекатомбы 
И курится кровавый фимиам... 
Ликуют псы, и торжествуют шумно 
Жильцы хлевов своей победы час... 
        
И рвется стон из сердца -- стон безумный: 
"Кто проклял нас? кто проклял нас?.." 

Забытый мир!.. Над каждою могилой 
Витает грусть... У этой нет креста, 
У той -- погнувшийся с покорностью унылой, 
У той -- без надписи, вся в трещинах, плита. 
Сон, тишина и сумрак запустенья... 
Кругом бурьян... Тут всё полно забвенья, 
Всё говорит: "Их нет!" 
        
-- А правда?.. Что ж она 
С громами божьими?.. Забыты имена, 
Но ложь, ту ложь с бесстыдными глазами, 
Что, выпив кровь, людей равняла с псами, 
Как позабыть? Нет, нет, жива она! 
Она жива. Все скорби, все обиды 
Летают в воздухе, мне чудится порой, 
И грозный лик суровой Немезиды 
Глядит с безумною враждой... 
        
Спят, крепко спят, не зная мук сомнений, 
Жильцы гробов, покорные червям. 
"Несчастные! Горе назначен вам 
Мир лучший здешнего, мир вечных упоений... 
Здесь прах и тлен, здесь сумрак без лучей, 
Мертва и суетна сия юдоль печали!" -- 
Так утешал их сытый иерей, 
А бедняки доверчиво внимали, 
И каждый с верою наивной угасал. 
        
Что ж, если... если ночь угрюмую сознанья 
В предсмертный миг луч света пронизал 
И холодом наполнил содроганья?! 
Так иногда подстреленный кулик 
Лежит, не Шевелясь, и Лишь в последний мйг, 
Прощаясь с светом вольным и широким, 
Вздохнет всей грудью, вздохом столь глубоким, 
Взмахнет крылом так горестно, и крик 
Такой протяжный, жалобный промчится, 
Что дух убийцы скорбью омрачится! 
        
Быть может, злоба душу обняла, 
Рука в кулак спешила крепко сжаться; 
Быть может, правда горькая пришла 
К страдальческому ложу, чтоб сознаться 
В обмане вековом... Но поздно! Вечный сон 
Идет смежить измученные очи, 
И прежний мрак холодной, страшной ночи 
Стоит кругом, и зло -- его закон! 
        
Пройдут года как беглое мгновенье -- 
Усну и я таким же крепким сном, 
И под таким же согнутым крестом 
Иль без креста найду успокоенье 
От всех обид, от всех земных тревог, 
Надежд, страстей с их сладостным обманом. 
Другим пловцам я вверю свой челнок, 
Устав бороться с шумным океаном. 
Они помчатся бодро по волнам 
Пытать в борьбе нетронутые силы; 
Маяк любви сиять им будет там, 
Где для меня нависнет тьма могилы... 
Во все века страдания земли 
Одна лишь смерть надежно исцеляла. 
Вот кость покойника валяется в пыли, 
А он? Он спит и не скорбит нимало! 

Звездное небо, немое, чудесное... 
          Вот, словно яркий опал, 
Катится звездочка: в царство небесное 
          Душу господь отозвал! 
        
Бедная! Долго ей ночь нерассветная 
          Жизни -- темницей была; 
Вихрь уносил ее грезы заветные 
          В море неправды и зла. 
Сжалился бог: колесницу прекрасную 
          С ангелом кротким за ней он послал, 
Людям же звездочкой чудною, ясною 
          Божий посланник предстал. 

Грустят поля под бурыми снегами.
Раздетый лес окован мрачным сном...
Нет сил страдать! Как узник за стенами,
Томится мир в затишьи ледяном!
И ночь сошла, как крыша гробовая...
Вдруг, странный шум раздался в тишине,-
Как будто птиц неслась большая стая,
Огромных птиц в незримой вышине.
Сильней, слышней... С тревогою тяжелой
Блуждает взор по темным небесам...
И первый дождь, как молодость веселый,
Могучий дождь ударил по полям!
Как он хлестал! Как налетал он шумно,
За строем строй кидая звонких стрел!
С каким огнем и радостью безумной
Он песнь борьбы, не уставая, пел!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Всю ночь, гремя, стихии бушевали...
Под утро смолк нестройных голосов
Сердитый спор; лишь капли лепетали.
Как вздохи умирающих бойцов.
Блеснул рассвет... Где ж бурый снег? Стыдливо,
Как юная невеста под фатой,
Глядит земля с улыбкою счастливой,
И льется трепет жизни молодой...

Там, где, холодом облиты, 
Сопки высятся кругом, -- 
Обезличены, обриты, 
В кандалах и под штыком, 
В полумраке шахты душной, 
Не жалея сил и рук, 
Мы долбим гранит бездушный 
Монотонным "тук" да "тук"! 
 
Где высокие порывы, 
Сны о правде и добре? 
Ранний гроб себе нашли вы 
В темной каторжной норе! 
Счастья кончены обманы, 
Знамя вырвано из рук... 
Заглушая сердца раны, 
Мы стучим лишь "тук" да "тук"! 
 
С нелюдимого Востока, 
С плачем снежных непогод 
Этот стук пройдет далеко, 
В грудь отчизны западет! 
И на гибнущее дело 
Вышлет сотни свежих рук... 
Бейте ж, братья, бейте смело, 
Неустанно: "тук! тук! тук!" 

   (Из Бланчарда)

- Братья, нет силы терпеть! Мы устали
Биться за жизнь, эту жизнь нищеты и печали!
Красного солнца хотим мы, душистых цветов,-
Да, это богу угодно, - мы требуем: "Восемь часов!"

Всюду на фабриках, в доках в собраньях взывайте народных:
Восемь часов для труда! Восемь для сна! Восемь - свободных!"
Наши воды, что пасутся, покончивши труд,
Птицы небесные, звери - счастливей живут.

О, если так... для чего же душа в нас живзя?
Сдвинемся, братья, сомкнёмся! Всюду, от края до края!
Если молчать будет голос нужды и труда,
Камни немые начнут вопиять от стыда!

Верьте: не темная сила - дух правды и света
Нас призывает стоять, не страшась перед богом ответа.
Тот, кому образ свой вечный с любовью он мог даровать,-
В прахе, как червь бессловесный, не должен лежать!

Пусть же звучит и в полях, и в собраньях народных:
"Восемь часов для труда! Восемь для сна! Восемь - свободных!."

Равнина мертвая под снежной пеленой... 
Кругом тоска, зловещая тоска! 
И, вея холодом, стояли надо мной 
Недвижные седые облака. 
А ветер выл всё яростней и злей, 
Напев отчаянья равнину оглашал, 
И стая воронов, кружившая над ней, 
Злорадно каркала... В раздумье я стоял. 
        
-- Родимая! тебя ли вижу я, 
Поникшую прекрасной головой! 
Возможно ль? Гордая, цветущая земля 
Покорена безжизненной зимой! 
Проходят дни -- всё снег да снег, один 
И мертвый сон... И завтра -- что вчера... 
О матушка! зовет тебя твой сын: 
Вставай, проснись! Ужели не пора? 
Негодования грозою растопи, 
Разбей, стряхни покров свой ледяной, 
Слезами радости долины окропи, 
Развей тоску души моей больной! 
Молю, надень венчальный свой наряд, 
Густые облака от солнца отгони -- 
Его лучи как перлы заблестят, 
И потекут безоблачные дни. 
        
И вдруг послышалось: "Не в пору ты пришел -- 
Еще весна сияет далеко. 
Могильный саван мой и душен, и тяжел, 
И мне его отдернуть нелегко". 
Напрасно я взывал, напрасно я молил 
И за вопросом задавал вопрос: 
Глубокий сон глаза ее смежил, 
Уста сковал безжалостный мороз. 
И стая воронов, кружившая над ней, 
Злорадно каркала... В раздумье я стоял; 
А ветер выл всё яростней и злей... 
О чем он пел? Кого он проклинал? 

    Посвящается Вере Николаевне Фигнер
 
 Лес увядает, и падает 
Листьев шумливый поток. 
Поздняя радость не радует: 
Вот ароматный цветок 
Выглянул... Счастьем сияющий, 
Синий смеется глазок. 
Грустно гигант умирающий 
Смотрит на бледный цветок! 
 Поздняя радость не радует - 
Тайный лишь будит укор, 
Годы промчались - и падает 
Тяжкий тюремный затвор. 
Света поток ослепительный 
Вспыхнул на мрачных стенах, 
Воздух ворвался живительный... 
Узник выходит в слезах. 
 Что ему солнце веселое, 
Краски и запах цветов? 
Сброшены цепи тяжелые - 
Сбросишь ли тяжесть годов? 
Скроешь ли волосы белые, 
Силу воротишь ли вновь? 
Сгибли товарищи смелые, 
Юность, отвага, любовь! 

Проклятье - ваш удел, безумные века...
Когда отживший мир народы перестроят, -
Не все исчезнет зло, не замолчит тоска,
   И язвы новых ран заноют.

Где свет сплошной горел, увидим бездну тьмы;
Победу возгласив, узнаем гнев бессилья
И снова разбивать о душный свод тюрьмы
   Мы будем трепетные крылья!

Но и в уныньи злом, в ночи без маяка
Ни разум мудреца, ни пылкий дух поэта,
Мечтая и скорбя о днях любви и света,
   Не обратятся к вам, проклятые века!

Радость, влюбленная в солнце и смех,
   Льнет к золоченым палатам;
Горе людское, в сторонке от всех,
   С видом стоит виноватым.

Радость криклива: ей нужен исход,
   Ей в одиночестве тесно.
Мышкой пугливою горе шмыгнет,
   Скроется в норке безвестной.

В темных подвалах, в мансардах глухих,
   Миру незримые, льются
Слезы несчастных, голодных, больных, -
   Силы последние рвутся...

Если же к радости шумной с мольбой,
   Полною трепетной муки,
Горе людское протянет порой
   Тощие, бледные руки,-

Взгляд ему злобный она подарит,
   Оскорблена безгранично:
"Что за навязчивый голос и вид!
   Горе должно быть прилично".

Гремел оркестр, и зал сверкал огнями. 
Рой юношей и дев порхал между колонн, 
И воздух весь дышал любовью и мольбами... 
А я один, волнуемый мечтами, 
Стоял вдали, подавлен, оглушен! 

Ни вальса вихрь, ни рокот музыкальный, 
Ни яркий блеск, слепивший им глаза, 
Не покорял души моей печальной, -- 
Нет! всё ей чудилась, за шумом жизни бальной, 
Людских скорбей встающая гроза... 

И мне шептал, на миг не умолкая, 
Какой-то враг иль друг: "Уйди от них! 
Здесь смерть царит, холодная, немая, 
Здесь осмеют, минуте угождая, 
Святейшую из дум возвышенных твоих. 

Здесь жизни бог -- минута наслажденья. 
Серебряный туман иллюзий позади, 
А впереди -- холодный мрак забвенья... 
Уйди ж, уйди, не медля ни мгновенья,-- 
Тут ложь царит, -- скорее уходи!" 

И я ушел поспешными шагами... 
Как пышный пир, как светлый божий храм, 
Небесный свод горел, дышал огнями... 
Я поднял взор, увлаженный слезами: 
Как мирно всё, как тихо было там! 

Была пора, когда в годину бед 
          Перед испуганной толпою 
Стоял, как вождь -- как бодрый вождь -- поэт 
          С своею песнью огневою. 
Могучих струн призывный, смелый звук 
          Был то же, что свободы знамя. 
Вокруг певца звучал оружья стук, 
          Сильней горело битвы пламя. 
Копье врага щитом он отражал, 
          К друзьям бросался с гордым словом 
И грудь свою бесстрашно подставлял 
          Мечам и дротикам суровым... 
        
А в наши дни, в чудовищные дни 
          Битв небывалых под луною, 
Сыны богов, поэты, где они -- 
          Тиртеи с песнью огневою? 
Когда чириканье трусливое порой 
          До слуха воина коснется, 
Он, покачав усталой головой, 
          С усмешкой горькой отвернется... 

Вечер румяный притих, догорая,
Лист не прошепчет в лесной глубине;
Тучек перистых гряда золотая
В недосягаемой спит вышине.

Тихо мелькнула звезда, и другая...
Ночь надевает свой царский венец..
- Мука, великая мука людская!
Стихла ли ты, наконец?

Ночь сошла, лазурно-ясная, 
В даль ушел огнистый путь... 
Выходи, моя прекрасная! 
Глаз усталых не сомкнуть. 

С поля, только что уснувшего, 
Льется мягкий аромат; 
С неба, в блеске утонувшего, 
Звезды кроткие глядят. 

Всё уснуло -- злоба жгучая, 
Голод, зависти змея... 
Но дрожит слеза горючая 
На реснице у меня! 

Душу, полную смятения 
И тревоги, позабыл 
Кроткий ангел примирения -- 
Тихим сном не исцелил! 

Давят грудь рыданья страстные, 
Встала дум мятежных рать... 
Приходи, моя прекрасная, 
Вместе мыслить и страдать! 

Речью гордою, свободною 
Мое сердце вдохнови, 
Дай мне силу благородную 
Для вражды и для любви! 

Вся лазурная, бесшумная, 
Ночь на крыльях снов плывет, 
Но не спит душа безумная, 
Всё болит, тревогу бьет! .. 

Он вернулся, мой старый, проклятый кошмар:
   Загремела тяжелая дверь -
И опять я один в ненавистных стенах,
   Как в ловушку захлопнутый зверь!
Все, как прежде: с тройною решеткой окно
   И со сводом глухим потолок...
Тускло светит ночник; в тишине гробовой
   Громко кровь ударяет в висок.
Словно кто-то настойчивый злобно твердит:
   "Нет возврата! Надеждам конец!
Молчаливою бездной навек отделен
   Ты от мира живых, ты - мертвец".

Вдруг я вздрогнул... Прислушаться жадно спешу:
   Чу! невнятный, таинственный звук...
Будто кто-то в стене молоточком стучит:
   "Кто ты? Кто ты, товарищ? Тук-тук!"
И к холодному камню, дрожа, я приник.
   "...Брат! Уж близок последний мой час;
Враг жестокий, не зная пощады, терзал -
   Я разбит, но я честь мою спас.
Если родину ты повидаешь опять -
   Ей снеси мой прощальный привет,
Братьям милым скажи"...
   Молоточек замолк...
   Что с тобой мой печальный сосед?
Вот с угрозой в дверях злобно щелкнул "глазок" -
   И вскочил я, как раненый зверь...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
- Нет, не сдамся, не сдамся я вам, палачи!
   Вы могли мое тело сковать,
Но свободную душу бессильны убить.
   Не хочу я, не буду молчать!..-
Что-то грудь мне сдавило железным кольцом.,.
   - Ах!.. - и сбросил я тягостный гнет.
То был сон!..
              Но от боли я вновь застонал:
   На яву тот же ужас гнетет!
Без решеток тюрьма и без каменных стен,
   А безмолвие то же вокруг...
Лишь, порой, заглушённый призыв долетит.
   "Брат, ты слышишь! Откликнись! Тук-тук!"

Вот они... Дремлют, как встарь, над Невою...
Город вечерней окутался мглою,
Цепью бегут золотой огоньки,
Слышатся мощные всплески реки.

В маленькой шапочке, в кофточке тонкой,
Девушка, с обликом нежным ребенка,
В полосу света бесшумно вошла;
Юноша рядом - со взором орла.

В тень я укрылся за темным гранитом.
Влажного ветра порывом сердитым
Несколько слов до меня донесло.
Он говорил, улыбаясь светло:

"Нет, бескорыстные жертвы не тщетны,
Это сгущается мрак предрассветный,
Грозный девятый вздымается вал,-
Час избавленья желанный настал!..."

Дальше прошли и в тумане пропали,
Смелые ж звуки все, будто, дрожали,
Сфинксов будя очарованный сон,
В сердце моем отзываясь, как стон.

Вспыхнуло что-то во мраке душевном,
Бурно прошло дуновением гневным...
Словно вперед я сумел заглянуть -
В темную ночь, на грядущий их путь.

В чуждых, пустынных снегах утопая,
Стелется он без конца и без края...
Что там, вдали, так уныло звенит?
Что так душа безутешно болит?

В мертвом краю, в безотрадной разлуке,
Годы потянутся, полные муки,
Полные злобы, бессильных угроз,
Гибели всех упований и грез...

Холодно. Ветер сильнее... Сердито
Плещутся волны о глыбы гранита.
Газ в фонарях задрожал, зашипел...
- Сфинксы, откройте: где скорби предел?

Яркие звезды горят над землей... 
Там, где владычицей -- ночь бесконечная, 
Движутся стройной, могучей толпой 
Хоры их дивные, вечные. 

Тихо там, тихо, как в храме святом 
В час, когда смолкнет докучное пение... 
Не оттого ли и в сердце моем 
К небу такое стремление? 

Черною злобой устала дышать 
Эта душа молодая, мятежная, 
И обняла ее кротко, как мать, 
Ночь бесконечная, тихая, нежная... 

Хотел бы я владеть стихом 
Таким могучим и разящим, 
Чтоб он звучал как божий гром 
Над человечеством скорбящим! 
Чтобы проклятия мои 
Сердца, грубей и тверже стали, 
Дрожать и плакать заставляли; 
Призывы правды и любви -- 
Надежду в слабых поднимали! 
Как светлый дух, не знал бы я 
Запретной грани и дороги, -- 
И песня вольная моя 
Входила б в нищие жилья 
И в золоченые чертоги, 
Повсюду славя новый мир, 
Где смолкнут злобные проклятья, 
Где люди, любящие братья, 
Начнут великий счастья пир! 
И в тот эдем благословенный 
Моей пророческой мечты 
Сзывал бы я с концов вселенной 
Семью печальной нищеты. 
Она на праздник обновленья 
В одеждах праздничных вошла б, 
И сбросил бы усталый раб 
Оковы гнета и презренья! 

Часто с любовью горячей, со страстью мятежной 
Рвусь я к тебе, моя милая... Строго, 
Властно царит надо мною твой образ... Так нежно, 
Так беззаветно люблю я, так много! 
Столько сказать я тебе, как сестре и как другу, 
В эти минуты хочу... Все сердечные раны 
Рад обнажить, чтоб развеять туманы, 
В сердце смирить беспокойную вьюгу! 
        
Что за дитя -- человек!.. Повстречавшись, сурово, 
Кратко и холодно мы говорим и порою, 
Сами не зная зачем, ядовитое слово 
В сердце друг другу вонзаем с тоскою... 
        
Слезы глотая, ломаю я руки... 
Муки любви, вы, безумные муки! 

Я -- твой, Земля! Твои страданья, 
Твои восторги близки мне -- 
Былинки мирное шуршанье 
И ропот грома в вышине. 

Я -- твой!.. И волновать до гроба 
Земная будет жизнь меня, 
Ее тоска, любовь и злоба, 
Заботы вечности и дня. 

На крыльях грез в лазури вольной 
Люблю, как птица, я нырять, 
Но страшно мне отчизне дольной 
Прости последнее сказать! 

Что мне небес обетованья?.. 
О мать-Земля, я -- твой, я -- твой! 
Приму я крест, приму страданья, 
Но жизнью жить хочу земной! 

И если там, в стране безвестной, 
Иная жизнь и счастье есть, 
Хотел бы я -- и рай небесный 
Сюда, на Землю, перенесть! 

Я пою для тех, чьи души юны,
Кто болел, как за себя, за брата.
Музой был мне — сумрак каземата;
Цепь с верёвкой — лиры были струны.
Вам заботы об искусстве строгом,
Вам, певцы любви и ликованья!
Я пою великие страданья
Поколенья, про́клятого богом.

Я умру, а солнце над землею 
Будет так же весело гореть. 
Я умру -- и для меня со мною 
Всё погибнет... Стоит ли жалеть? 

Не о том ли пожалеть украдкой, 
Что я славы не успел нажить? 
Нет! Зачем мне славы шепот сладкий, 
Если сам я должен глухо гнить! 

Отчего же сердце тихо стонет 
И о чем-то ноет втайне грудь? 
Кто по мне хоть вздох один уронит, 
И о ком я сам бы мог вздохнуть? 

Жаль расстаться мне с красой-природой: 
Лишь она, как любящая мать, 
Мне умела с жизнью и свободой 
Тишину сердечную давать! 

Всего стихотворений: 58