|
||
|
|
Русские поэты •
Биографии •
Стихи по темам
Случайное стихотворение • Случайная цитата Рейтинг русских поэтов • Рейтинг стихотворений Угадай автора стихотворения Переводы русских поэтов на другие языки |
|
Русская поэзия >> Сергей Антонович Клычков Сергей Антонович Клычков (1889-1937) Все стихотворения Сергея Клычкова на одной странице * * * Бежит из глубины волна, И, круто выгнув спину, О берег плещется она, Мешая ил и тину... Она и бьется, и ревет, И в грохоте и вое То вдруг раскинет, то сорвет Роскошье кружевное... И каждый камушек в ладонь Подбросит и оближет И, словно высекши огонь, Сияньем сквозь пронижет!.. Так часто тусклые слова Нежданный свет источат, Когда стоустая молва Над ними заклокочет!.. Но не найти потом строки С безжизненною речью, Как от замолкнувшей реки Заросшего поречья!.. Нет прихотливее волны, И нет молвы капризней: Недаром глуби их полны И кораблей, и жизней!.. И только плоть сердечных дум Не остывает кровью, Хоть мимо них несется шум И славы, и злословья!.. <1929> * * * Была над рекою долина, В дремучем лесу у села, Под вечер, сбирая малину, На ней меня мать родила... В лесной тишине и величьи Меня пеленал полумрак, Баюкало пение птичье, Бегущий ручей под овраг... На ягодах спелых и хмеле, Широко раскрывши глаза, Я слушал, как ели шумели, Как тучи скликала гроза... Мне виделись в чаще хоромы, Мелькали в заре терема, И гул отдаленного грома Меня провожал до дома. Ах, верно, с того я и дикий, С того-то и песни мои — Как кузов лесной земляники Меж ягод с игольем хвои... 1912, 1918 * * * В нашей роще есть хоромы, А кругом хором — туман... Там на тропках вьются дремы И цветет трава-дурман... Там в лесу, на косогоре, У крыльца и у окон. Тихий свет — лесные зори, Как оклады у икон... Скучно ль, весело ль Дубравне Жить в светлице над рекой — К ней никто в резные ставни В ночь не стукнется клюкой. Стережет ее хоромы Голубой речной туман, И в тумане вьются дремы И цветет трава-дурман... Ах, в весенний срок с опушки По утрам и вечерам Строгий счет ведут кукушки Буйной юности кудрям,— В ночь выходит месяц плавать, Метит звездами года. Кто ж дойдет и глянет в заводь, Юн останется всегда... Скучно ль, весело ль Дубравне: Все одна она, одна — Только смотрят звезды в ставни Да сквозь сон журчит Дубна. <1914, 1918> * * * В свой черед идет год за год, И захочешь сам ты, нет ли: В верный срок морщины лягут, Словно после зайца петли. И прикроют их седины, Словно белою порошей, И кому-то всё едино, Что плохой ты, что хороший! <1929> Весна в лесу Снег обтаял под сосною, И тепло на мягком мху, Рано в утренник весною Над опушкою лесною Гаснут звезды наверху. Соберутся зайцы грудой Под капелью и теплом, Громче дятел красногрудый Застучит в сухой и рудый Ствол со щелью и дуплом. И медведь с хребтом багровым Встанет, щуряся, в лому, По болотам, по дубровам Побродить с тягучим ревом И с очей согнать дрему. Как и я уйду весною В яр дремучий до зари Поглядеть, как никнет хвоя, Как в истоме клохчут сои И кружатся глухари. Как гуляет перед бором Чудный странничек в кустах: В золотых кудрях с пробором, В нарукавнице с узором, Со свирелкой на устах. * * * Впереди одна тревога, И тревога позади... Посиди со мной немного, Ради Бога, посиди! Сядь со мною, дай мне руку, Лоб не хмурь, глаза не щурь, Боже мой, какая мука! И всему виною: дурь! Ну и пусть: с чертой земною Где-то слиты звезды, синь... Сядь со мною, сядь со мною Иль навек уйди и сгинь! Завтра, может быть, не вспыхнет Над землей зари костер, Сердце навсегда утихнет, Смерть придет — полночный вор. В торбу черную под ветошь С глаз упрячет медяки... Нет уж, лучше в прорубь! Нет уж, Лучше к черту в батраки! Черт сидит и рыбку удит В мутном омуте души... Оттого, знать, снятся груди — Счастья круглые ковши! Пьешь из них, как будто не пил У судьбы из добрых рук, Не ступал на горький пепел Одиночеств и разлук,— Будто сердца жернов тяжкий Никогда еще любовь Не вертела, под рубашкой Пеня бешеную кровь,— Словно на душе, на теле Нет еще ее помет! Нет тебя на самом деле, Друг мой, не было и нет! Но пускай ты привиденье, Тень твоя иль ты сама, Дай мне руку, сядь хоть тенью, Не своди меня с ума. 1934 * * * Всегда найдется место Для всех нас на погосте, И до венца невесту Нехорошо звать в гости... У червяка и слизня И то всё по укладу, И погонять ни жизни, Ни смерти нам не надо! Всему пора и сроки, И каждому страданью У матери жестокой - У жизни оправданье! И радость и кручина, Что горько и что сладко, Пусть всё идет по чину, Проходит по порядку!.. И потому страшнее Нет ничего уловки, Когда себе на шею Кладут петлю веревки... Страшны пред ликом смерти В отчаяньи и скуке С запискою в конверте Опущенные руки!.. Пусть к близким и далеким Написанные кровью Коротенькие строки Исполнены любовью - Всё ж в роковой записке Меж кротких слов прощенья Для дальних и для близких Таится злое мщенье. Для всех одна награда, И лучше знают кости, Когда самим им надо Улечься на погосте! <1929> * * * Всего непосильнее злоба И глаз уголки в черноте... Быть может, и так пронесло бы, Да радость и годы не те... Земной я, как все, и не спорю, Что в сердце — как в курной избе. Но нет для меня больше горя Принесть это горе тебе... Неплохо б узнать, хорошо бы Размекать пораньше в тиши, Что вот облака да сугробы, Да дали одни хороши. А тут всё так грустно и грубо, И мне самому невдомек, С чего я в пушистые губы Целую в опушке пенек!.. И дрожь, и тепло на утробе, Хоть губы твоим не чета... И в облаке или сугробе Земли пропадает черта. И так хорошо мне в узоре Дремотных прозрачных лесов В недолгие зимние зори Вглядеться без дум и без слов!.. И сердцем одним до озноба Изведать предвечный покой, К груди лебединой сугроба Прильнув воспаленной щекой... <1928-1929> * * * Вышла Лада на крылечко, Уронила перстенек, Бирюзовое колечко, За березовый пенек. Покатилося далечко Бирюзовое колечко: По опавшему лесочку, По затянутым ручьям -- По хрустальному мосточку К ранним утренним лучам! Синим морем всё-то краешком По песочку да по камешкам, Пред волною вдали На далекий край земли! На краю земли в пещере Есть золоченые двери, Есть и камень перед дверью, А сквозь щели на двери Блещут крылья, клюв и перья Птицы огненной -- зари!.. <1910, 1918> * * * Глядят нахмуренные хаты, И вот -- ни бедный, ни богатый К себе не пустят на ночлег -- Не всё ль равно: там человек Иль тень от облака, куда-то Проплывшая в туман густой; Ой, подожок мой суковатый, Обвитый свежей берестой, Родней ты мне и ближе брата! И ниже полевой былинки Поникла бедная душа: Густынь лесная и суглинки, Костырь, кусты и пустоша -- Ой, даль моя, ты хороша, Но в даль иду, как на поминки! Заря поля окровенила, И не узнать родимых мест: Село сгорело, у дороги Стоят пеньки и, как убогий, Ветряк протягивает шест. Не разгадаешь: что тут было -- Вот только спотыкнулся крест О безымянную могилу. <1919, 1922> * * * Года мои, под вечер на закате Вздымаясь в грузной памяти со дна, Стоят теперь, как межевые знаки, И жизнь, как чаща с просека, видна. Мне сорок лет, а я живу на средства, Что не всегда приносят мне стихи, А ведь мои товарищи по детству - Сапожники, торговцы, пастухи! У них прошла по строгому укладу, В трудах, всё та же вереница лет: Им даром счастья моего не надо, А горя моего у них же нет?! Для них во всем иные смысл и сроки И уж куда нужней, важней дратва, Чем рифмами украшенные строки, Расшитые узорами слова... А я за полное обмана слово, За слово, всё ж кидающее в дрожь, Всё б начал вновь и отдал бы всё снова За светлую и радостную ложь... <1929> * * * Грежу я всю жизнь о рае И пою всё о весне... Я живу, а сам не знаю, Наяву али во сне? — Грусть, как радость, сердце нежит, Жизнь убога и проста, Словно в поле холмик свежий Без заметы и креста. Как же жить в земле печальной, Не сронив слезы из глаз? Словно встреча — час прощальный, Словно праздник — смертный час. Оттого мне вражьей силы Не страшен земной полон: Мне, как жизнь, мила могила И над ней, как песня, звон. 1914, 1927 * * * День и ночь златой печатью Навсегда закреплены, Знаком роста и зачатья, Кругом солнца и луны!.. День смешал цветок с мозолью, Тень морщин с улыбкой губ, И, смешавши радость с болью, Он и радостен и груб!.. Одинаково на солнце Зреют нивы у реки И на пальцах заусенцы От лопаты и кирки!.. Расточивши к каждой хате Жар и трепет трудовой, Грузно солнце на закате Поникает головой!.. Счастлив я, в труде, в терпеньи Провожая каждый день, Возвестить неслышным пеньем Прародительницы тень!.. К свежесмётанному стогу Прислонившися спиной, Задремать с улыбкой строгой Под высокою луной... Под ее склоненной тенью, В свете чуть открытых глаз, Встретить праздник сокровенья И зачатья тихий час!.. Чтоб наутро встать и снова Выйти в лоно целины, Помешав зерно и слово - Славу солнца и луны! <1929> Детство Помню, помню лес дремучий, Под босой ногою мхи, У крыльца ручей гремучий В ветках дремлющей ольхи... Помню: филины кричали, В темный лес я выходил, Бога строгого в печали О несбыточном молил. Дикий, хмурый, в дымной хате Я один, как в сказке, рос, За окном стояли рати Старых сосен и берез... Помолюсь святой иконе На соломе чердака, Понесутся, словно кони, Надо мною облака... Заалеет из-за леса, Прянет ветер на крыльцо, Нежно гладя у навеса Мокрой лапой мне лицо. Завернется кучей листьев, Закружится возле пня, Поведет, тропы расчистив, Взявши за руку меня. Шел я в чаще, как в палате, Мимо ветер тучи нес, А кругом толпились рати Старых сосен и берез. Помню: темный лес, дремучий, Под босой ногою мхи, У крыльца ручей гремучий, Ветки дремлющей ольхи... 1910, 1913 * * * До слез любя страну родную С ее простором зеленей, Я прожил жизнь свою, колдуя И плача песнею над ней. В сторожкой робости улыбок, В нахмуренности тяжких век Я видел, как убог и хлибок, Как черен русский человек. С жестокой и суровой плотью, С душой, укрытой на запор, Сберег он от веков лохмотья, Да синий взор свой, да топор. Уклад принес он из берлоги, В привычках перенял он рысь, И долго думал он о Боге, Повечеру нахмурясь ввысь. В ночи ж, страшась болотных пугал, Засов приладив на двери, Повесил он икону в угол В напоминание зари. В напоминание и память О том, что изначальный свет Пролит был щедро над полями, Ему же и кончины нет. И пусть зовут меня каликой, Пусть высмеет меня юнец За складки пасмурного лика, За черный в копоти венец, И часто пусть теперь с божницы Свисает жидкий хвост узды, Не тот же ль синий свет ложится На половицы от звезды?! Не так же ль к избяному брусу Плывет, осиливши испуг, Как венчик, выброшенный в мусор, Луны печальный полукруг?! А разве луч, поникший с неба, Не древний колос из зерна?.. Черней, черней мужичьи хлебы, И ночь предвечная черна... И мир давно бы стал пустыней, Когда б невидимо для нас Не слит был этот сполох синий Глаз ночи и мужичьих глаз! И в этом сполохе зарницы, Быть может, облетая мир, На славу вызорят пшеницу Для всех, кто был убог и сир. И сядем мы в нетленных схимах, Все, кто от века наг и нищ, Вкусить щедрот неистощимых, Взошедших с древних пепелищ. Вот потому я Русь и славлю И в срок готов приять и снесть И глупый смех, и злую травлю, И гибели лихую весть! 1930 * * * Доколе
Любовь без лукавства
И в скрытости
Нашей
Без боли,
Мы словно у чаши,
Где яства
Без сытости,
Перца и соли...
Пока же для соли
И перца
Найдем мы и долю,
И меру,
И наша одежда
От моли
И в боли
Источится сердце,
Любовь же, попавши в неволю,
Утратит надежду
И веру...<1929> * * * Должно быть, я калека, Наверно, я урод: Меня за человека Не признает народ! Хотя на месте нос мой И уши как у всех... Вот только разве космы Злой вызывают смех! Но это ж не причина, И это не беда, Что на лице - личина Усы и борода!.. ...Что провели морщины Тяжелые года! ...И полон я любовью К рассветному лучу, Когда висит над новью Полоска кумачу... ...Но я ведь по-коровьи На праздник не мычу?! Я с даром ясной речи, И чту я наш язык, Я не блеюн овечий И не коровий мык! Скажу я без досады, Что, доживя свой век Средь человечья стада, Умру, как человек! <1929> * * * Душа моя, как птица, Живет в лесной глуши, И больше не родится На свет такой души. По лесу треск и скрежет: У нашего села Под ноги ели режет Железный змей-пила. Сожгут их в тяжких горнах, Как грешных, сунут в ад, А сколько бы просторных Настроить можно хат! Прости меня, сквозная Лесная моя весь, И сам-то я не знаю, Как очутился здесь, Гляжу в безумный пламень И твой целую прах За то, что греешь камень, За то, что гонишь страх! И здесь мне часто снится Один и тот же сон: Густая ель-светлица, В светлице хвойный звон, Светлы в светлице сени, И тепел дух от смол, Прилесный скат — ступени, Крыльцо — приречный дол, Разостлан мох дерюгой, И слились ночь и день, И сели в красный угол За стол трапезный — пень... Гадает ночь-цыганка, На звезды хмуря бровь: Где ж скатерть-самобранка, Удача и любовь? Но и она не знает, Что скрыто в строках звезд!.. И лишь с холма кивает Сухой рукой погост... <1924> * * * Душа покоя лишена!
Какая вышина и тишина...
Из облака плывет луна,
Среди прозрачности такой
Лаская белоснежною рукой
Туман над сонною рекой!
Какая тишина!
В душе тревога и обман,
И скачущий из лучезарных стран
Конь без удила и стремян,
И светлый всадник над лукой...
...Прекрасен ты, небесный дар — покой,
И все же мне с моей тоской
Желаннее обман!<1929> * * * Душа — как тесное ущелье, Где страстный возгорелся бой, А жизнь в безумьи и весельи Стремглав несется пред тобой. И мир, теряясь далью в небе, Цвета и запахи струит, Но в ярком свете черный жребий Для всех и каждого таит... Страшись в минуту умиленья Меч опустить и взять цветок, Тебя сомнет без сожаленья Людской стремительный поток! Доверчиво вдыхая запах, Впивая жадно аромат, Погибнешь ты в косматых лапах, Остановившись невпопад! Под этой высью голубою, Где столько звезд горит в тиши, Увы!— нам достаются с бою Все наши радости души. Но вот... когда б мы не страдали, Не проклинали, не клялись, Померкли б розовые дали, Упала бы бессильно высь... И кто бы захотел, с рожденья Избегнув страшного кольца, Прозреть до срока наважденье В чертах любимого лица? Кто согласился бы до срока Сменить на бездыханный труп И глаз обманных поволоку, И ямки лживые у губ? И потому так горек опыт, И каждый невозвратен шаг, И тщетен гнев, и жалок ропот, Что вместе жертва ты и враг,— Что на исход борьбы напрасной Падут в неведомый тайник И образ юности прекрасный, И оскорбительный двойник. <1929> * * * За ясную улыбку, За звонкий смех врассыпку Назначил бы я плату, Я б основал палату, Где чистою монетой Платили бы за это... ...Но мы не так богаты: Такой палаты нету! <1929> * * * Забота - счастье! Отдых - труд! Пустить бы всё напропалую: Что в наше время берегут? Нет, пусть уж дни мои бегут От жалкой ссоры к поцелую! Хотя беречь - не сбережешь. И нищему подать бы проще Судьбы полуистертый грош, Когда от счастья только мощи, А от любви осталась ложь! Пойти б, как зверю, - наугад! Но разве лосю удалось бы Забыть лосиху и лосят? Нет, лучше слезы, ласки, просьбы, Очаг - тепло и едкий чад! <1927> Зоряница Луг в туманы нарядился, В небе месяц народился И серпом лег у межи, — Над серпом горят зарницы, Зорят жито и пшеницу, Бьются крыльями во ржи! Стог, как дружка, на поляне, И бока его в росе, Звезды клонятся в тумане, Скоро выйдут поселяне И согнутся в полосе! И, до вечера на жнитве Не сложа усталых рук, В громкой песне и молитве Будут славить дедов плуг!.. 1912 * * * Как не петь и не молиться Если все поет вокруг – Лес и луг, ручьи и птицы, Если облак светлолицый Улыбается, как друг!.. Друг прекрасный, облик милый, Вестник радости земной!.. В жизни бедной и унылой Всюду Образ белокрылый Тихо веет предо мной!.. Пусть тебя я и не встретил И не встречу на земле – Сердцем радостен и светел, Я пою, как ранний петел, В одиночестве и мгле... В мгле холодной, как могила, Изнемог бы я от слез! – Но да льется голос милый Моей родины унылой В шуме ласковом берез... Не грустить и не молиться И не петь я не могу. Я на дне души-слезницы Тихий свет ее зеницы, Словно тайну, берегу! 1914, 1929 * * * Какие хитроумные узоры Поутру наведет мороз... Проснувшись, разберешь не скоро: Что это — в шутку иль всерьез? Во сне еще иль это в самом деле Деревья и цветы в саду? И не захочется вставать с постели В настывшем за ночь холоду. Какая нехорошая насмешка Над человеком в сорок лет: Что за сады, когда за этой спешкой Опомниться минуты нет! И, первым взглядом встретившись с сугробом, Подумается вдруг невпопад: Что, если смерть, и нет ли там за гробом Похожего на этот сад?! <1929> * * * Ко мне мертвец приходит В глазах с немой тоской, Хотя и нет в природе Обычности такой... Он - гость иного царства И ходит много лет... Нет от него лекарства И заговора нет... Нет от него молитвы, Да я и сам отвык Молиться, в память битвы Повеся в угол штык... Мне штык был другом добрым. Защитник мой и страж, Не раз, прижатый к ребрам, Он отбивал палаш... Но раз безвестный ворог, Припертый им врасплох, Скатился под огорок, Отдав последний вздох... С тех пор ко мне он ходит В глазах с немой тоской И по подушке водит Холодною рукой... И вот теперь покаюсь, Что, затаивши крик, Спросонья я хватаюсь За мой бывалый штык... И часто вместе с гостем Мы слушаем вдвоём, Как, разбирая кости, Хрустит он лезвием... <1929> * * * Когда вглядишься в эти зданья И вслушаешься в гул борьбы, Поймешь бессмыслицу страданья И предвозвестия судьбы... Здесь каждый знает себе цену И слит с бушующей толпой, И головой колотит в стену Лишь разве глупый да слепой... Здесь люди, как по уговору, Давно враги или друзья, Здесь даже жулику и вору Есть к человечеству лазья! А я... кабы не грохот гулкий Безлунной полночью и днем, Я в незнакомом переулке Сказал бы речь пред фонарем... Я высыпал бы сотню жалоб, Быть может, зря... быть может, зря. Но так, что крыша задрожала б, Потек бы глаз у фонаря!.. Я плел бы долго и несвязно, Но главное - сказать бы мог, Что в этой мути несуразной Несправедливо одинок!.. Что даже и в родной деревне Я чувствую, как слаб и сир Пред непостижностию древней, В которой пребывает мир. <1929> * * * Крикливы и прожорливы вороны, И по-лесному вежливы дрозды, И шагу без глубокого поклона Не сделают грачи у борозды... Нет ничего красивее оборок И подвенечных платьев голубей; Сова сонлива, ястреб быстр и зорок, Пуглив, как мелкий жулик, воробей... Имеет признак каждое творенье: Заливист соловей, и робок чиж... Откуда же такое удивленье, С каким ты на меня всегда глядишь?. <1929> * * * Куда ни глянь - Везде ометы хлеба. И в дымке спозарань Не видно деревень... Идешь, идешь, - И только целый день Ячмень и рожь Пугливо зыблют тень От облака, бегущего по небу... Ой, хорошо в привольи И безлюдьи, Без боли, Мир оглянуть и вздохнуть, И без пути Уйти... Уйти в безвестный путь И где-нибудь В ковыльную погудь Прильнуть На грудь земли усталой грудью... И верю я, идя безбрежной новью, Что сладко жить, неся благую весть... Есть в мире радость, есть: Приять и перенесть, И, словно облаку закатному, доцвесть, Стряхнув с крыла последний луч с любовью!.. <1919, 1927> * * * Лежит заря, как опоясок, И эту реку, лес и тишь С их расточительностью красок Ни с чем на свете не сравнишь! Нельзя сказать об них словами, И нету человечьих слов Про чащуру с тетеревами, Про синеву со стаей сов... Но, вставши утром спозаранья, Так хорошо склониться ниц Пред ликом вечного сиянья, Пред хором бессловесных птиц... <1928-1929> Лен Боронил дед зараня
Под весенний гром,
Рано рожь-боярыня
Вышла из хором!..
Пред ее палатою
С горы под уклон
Вывел рать кудлатою
Полководец-лен! --
Лен, мой лен!
Мой зеленый лен!
Зорил с заряницею,
Сеял из кошла,
Рожь с княжною-пшеницею
На гумно пришла!
Гости меж овинами,
Шапки набекрень!
Здравствуй, лен с новинами,
С бражкою ячмень!
Лен, мой лен!
Ой, зеленый лен!
Заварит дед солоду
На весь белый свет --
Пелось, пилось смолоду:
Ой ли, люли, дед!
Не твоя ли пашенка
Средь поля пуста,
Пашенка-монашенька,
Пустырь-сирота!
Лен, мой лен!
Ой ли, люли, лен! <1913> * * * Лукавый на счастливого похож, И часто в простоте — погибель... Едва ль легко ответить мы могли бы, Что нам нужнее: правда или ложь?.. Пусть старый Бог живет на небеси, Как вечный мельник у плотины... Высь звездная — не та же ль ряска тины, А мы — не щуки ли и караси? Бегут года, как быстрая вода, И вертят мельничьи колеса, И рыба грудится к большому плесу, И жмемся мы в большие города... И каждый метит раньше, чем другой, Схватить кусок любви иль хлеба, А смерть с костром луны плывет по небу, Подобно рыболову с острогой. Лукавство, хитрость нам нужны во всем, Чтоб чаще праздновать победу, Пока и нас не подадут к обеду Поужинавшим глупым карасем! 1930-е годы * * * Люблю тебя я, сумрак предосенний, Закатных вечеров торжественный разлив... Играет ветерок, и тих, и сиротлив, Листвою прибережних ив, И облака гуськом бегут, как в сновиденьи... Редеет лес, и льются на дорогу Серебряные колокольчики синиц. То осень старый бор обходит вдоль границ, И лики темные с божниц Глядят в углу задумчиво и строго... Вкушает мир покой и увяданье, И в сердце у меня такой же тихий свет... Не ты ль, златая быль благоуханных лет, Не ты ль, заворожённый след Давно в душе увядшего страданья? <1922> * * * Любовь - неразумный ребенок -
За нею ухаживать надо
И лет до восьми от пеленок
Оставить нельзя без пригляда.
От ссоры пасти и от брани
И няню брать с толком, без спешки.
А чтоб не украли цыгане,
Возить за собою в тележке!
Выкармливать грудью с рожденья,
А спать класть у самого сердца,
На стол без предупрежденья
Не ставить горчицы и перца!
А то может так получиться,
Что вымажет ручки и платье
И жизнь вся пропахнет горчицей,
А с горечью что ж за объятья!
И вот за хорошим уходом
Поднимется дочь иль сынишка -
И брови крутые с разводом,
И щеки как свежие пышки!
Но так, знать, положено нам уж,
Что счастью не вечно же длиться:
И дочь может выскочить замуж,
И может сынок отделиться!
Ребенок же слабый и хилый,
Во всем обойденный судьбою,
С тобой доживет до могилы
И ляжет в могилу с тобою!
С ним только вот, кроме пеленок,
Другой не увидишь отрады:
Любовь - неразумный ребенок,
Смотреть да смотреть за ней надо!Мельница в лесу Льется речка лугом, лесом, А в лесу волшебный плес, Словно чаша под навесом Частых елей и берез. У лазоревого плеса Посредине нету дна, В пене вертятся колеса, В чаше мельница видна! Дуб зеленый у порога, Крыша -- словно на весу: Говорят, что к ней дорога Потерялася в лесу... У ворот, как пики, ельник, От колес по лесу гул! Сто годов прошло, как мельник У плотины утонул... И темно в речной пучине, И поныне его дочь Саван шьет, поет в кручине При лучине в полночь... В окнах сумрак, паутина И не видно огонька, Только слышно,как с плотины В пене падает река -- Как шумит колючий ельник, Плачет в ельнике сова, Как зерно стонувший мельник Подсыпает в жернова!.. И аукается леший На диковинном плесу, Дочку мельникову теша Звонким посвистом в лесу. <1912, 1918> * * * Меня раздели донага И достоверной были На лбу приделали рога И хвост гвоздем прибили... Пух из подушки растрясли И вываляли в дегте, И у меня вдруг отросли И в самом деле когти... И вот я с парою клешней Теперь в чертей не верю, Узнав, что человек страшней И злей любого зверя... <1929> Месяц Месяц, месяц, встань за ивой, Мне в разлуке тяжело!.. Друг весенний, луч пугливый, Вместе выйдем на село!.. Постучися у крылечка, Глянь на милую мою, Я ж у церкви недалечко В темных липах постою... Ночь по небу звезды кружит, Свежим полем шелестит — Ах, о чем, о чем же тужит И о ком она грустит?.. Посвети ей на колечко, Просияй в его кремне — Может, выйдет на крылечко, Может, вспомнит обо мне!.. Отвернется, не ответит, Не изменится в лице — Пусть у милой месяц светит Одиноко на крыльце!.. 1912-1913 * * * Мне не уйти из круга, В котором мне дана Бессменная подруга, Полночная луна... Я вижу блеск и славу, Сияние лучей И взгляд ее лукавый, Призывный и ничей... И чую я коварство, Безумье и обман, Когда из царства в царство Плывет ее туман... И знаю, как убога Своею простотой Души моей берлога Пред этой высотой!.. Не потому ль недуги И беспокойный жар Таинственной подруги Единственный мне дар... Но, со звериной дрожью Весь погружаясь в мир, Как я душой берложьей В нем одинок и сир! И верю вот, что в некий, В последний смертный час Она закроет веки Моих потухших глаз... И сладко мне подумать Без друга и жены, Что в этот час угрюмый Последней глубины Она, склонясь на плечи И выпив жадно кровь, В углу затеплит свечи За верность и любовь. <1929> * * * Монастырскими крестами Ярко золотеет даль. За прибрежными кустами Спит речной хрусталь. За чудесною рекою Вижу: словно дремлет Русь, И разбитою рукою Я крещусь, крещусь. Вижу: скошенные нивы, По буграм седой костырь, Словно плакальщицы, ивы Склонены в пустырь. По лесам гуляет осень, Мнет цветы, стряхает лист. И над нею синь и просинь И синичий свист. Та же явь и сон старинный, Так же высь и даль слились; В далях, в высях журавлиный Оклик, берегись! Край родной мой (всё, как было!) Так же ясен, дик и прост,— Только лишние могилы Сгорбили погост. Лишь печальней и плачевней Льется древний звон в тиши Вдоль долин родной деревни На помин души,— Да заря крылом разбитым, Осыпая перья вниз, Бьется по могильным плитам Да по крышам изб... 1922 * * * Моя душа дошла до исступленья У жизни в яростном плену, И мне не до заливистого пенья Про соловья и про луну! Легла покойницей луна за тучу, Давно умолкнул соловей, И сам себя пугаю я и жучу Остатком радости своей... И сам не знаю я, горит ли это Любви обугленный пенек, Иль бродит неприкаянный по свету Зеленый волчий огонек!.. Ни выдумка веселая, ни шалость, Ни смех не прозвенит в избе — Всё отошло и всё смешалось В глухой и призрачной судьбе... Так осенью в ночи над волчьим лазом На ветке хохлится сова, Пред зимней спячкою едва Водя одним полуоткрытым глазом... <1929> * * * На чужбине далёко от родины Вспоминаю я сад свой и дом, Там сейчас расцветает смородина И под окнами птичий содом... Там над садом луна величавая, Низко свесившись, смотрится в пруд,— Где бубенчики желтые плавают И в осоке русалки живут... Она смотрит на липы и ясени Из-за облачно-ясных завес, На сарай, где я нежился на сене, На дорогу, бегущую в лес... За ворота глядит, и на улице, Словно днем, — только дрема и тишь, Лишь причудливо избы сутулятся, Да роса звонко капает с крыш, — Да несется предзорняя конница, Утонувши в туманы по грудь, — Да березки прощаются-клонятся, Словно в дальний собралися путь!.. Эту пору весеннюю, раннюю Одиноко встречаю вдали... Ах, прильнуть бы, послухать дыхание, Поглядеть в заревое сияние Милой мати — родимой земли. 1914, 1918 * * * Надела платье белое из шелка И под руку она ушла с другим. Я перекинул за плечи кошелку И потонул в повечеровый дым. И вот бреду по свету наудачу, Куда подует вешний ветерок, И сам не знаю я: пою иль плачу, Но в светлом сиротстве не одинок. У матери -- у придорожной ивы, Прильнув к сухим ногам корней, Я задремлю, уж тем одним счастливый, Что в мире не было души верней. Иными станут шорохи и звуки, И спутаются с листьями слова, И склонит облако сквозные рукава, И словно не было и нет разлуки. <1922> Ноченька Эх ты, ноченька, Ночь ты темная, Непроглядная, Беспросветная. Долго, долго ты Мглою смрадною Землю кутала Безответную. Долго ноченька, Что чудовище, Тучей черною В небе ползала И на голову, На покорную Резким холодом Била с севера. Долго ноченька Билась о землю Черной птицею, Билась крылами И носилася Вереницею Диких коршунов Над могилами. Долго, ноченька Непроглядная, Ночь ты темная, Беспросветная, Гнала ты во тьму Мысль отрадную Думу вольную Предрассветную. Долго, ноченька, Сквозь седой туман Ты не дождичком Своим брызгала, А сочилася Из глубоких ран Кровью свежею, Кровью теплою. И со стонами Замиравшими, В груди вздохами Угнетенными, Слезой рабскою, Слезой горькою В землю плакала, В землю влажную. Но рассвет настал — Восток в зареве. 1906 * * * О чем в ночи шепочут ивы,
Поникши у дорог?
Но разум мой кичливый
Их разгадать не мог...
Куда плывет простор бескрайный,
Откуда льется свет?
Вот это тайна... тайна,
И ей разгадки нет!
Весна, берез зеленокудрость
И свежесть их лица...
Вот только это мудрость,
Которой нет конца!<1929> * * * Образ Троеручицы В горнице небесной В светлой ризе лучится Силою чудесной. Три руки у Богородицы В синий шелк одеты -- Три пути от них расходятся По белому свету... К морю синему -- к веселию Первый путь в начале... В лес да к темным елям в келию -- Путь второй к печали. Третий путь -- нехоженый, Взгянешь, и растает, Кем куда проложенный, То никто не знает. <1910> * * * Окутал туман перелески, И грохнул на мельнице лед. Там слышатся радостно всплески И птиц торопливый прилет. Дубравна идет, а за нею Венцами летят журавли. Под ноги ее, зеленея, Поляны, долины легли... Мне жаль улетающей ночи, Но лишь приоткрою глаза -- Померкнут меж тучами очи, Скатится звездою слеза... Туман над рекой прояснится, И только вдали наяву Таят заревые ресницы Бездонных очей синеву... <1912, 1914> Песенка о счастье У моей подруги на очах лучи, На плечах — узоры голубой парчи... У моей подруги облака — наряд, На груди подружки жемчуга горят... Я играю в гусли, сад мой стерегу, Ах, мой сад не в поле, сад мой не в лугу, Кто на свете счастлив? счастлив, верно, я, В тайный сад выходит горница моя!.. Счастлив я и в горе, глядя в тайный сад: В нем зари-подруги янтари висят, Ходят звезды-думы, грусть-туман плывет, В том тумане сердце-соловей поет... 1913, 1922 * * * Плывет луна, и воют волки, В безумии ощерив рот, И ель со снежною кошелкой Стоит, поникнув, у ворот!.. Закрыл метельный саван всполье, И дальний лес, и пустоша... И где с такой тоской и болью Укроется теперь душа?.. Всё слилось в этом древнем мире, И стало всё теперь сродни: И звезд мерцание в эфире, И волчьи на снегу огни!.. <1929> * * * Под кровлей шаткою моею Дрожит и приседает дом... ...И сам сказать я не умею, И голос заглушает гром! Сверчком сижу я за трубою, Свернувшись в неживой комок... ...И говорю я сам с собою, Но и другим сказать бы мог, Сказать, что в продублённой шкуре, Распертой ребрами с боков, Живет и клекот грозной бури, И мудрость тихая веков! <1929> * * * Под окном сидит старуха И клюкой пугает птах, И порой вздыхает глухо, Навевая в сердце страх!.. Я живу в избушке черной, Одиноко на краю, Птахам я бросаю зерна, Вместе с птахами пою... Встану я с зарею алой, Позабуду ночи страх, А она уж раньше встала, Уж клюкой пугает птах... Ах, прогнал бы сторожиху, Ведь бедна моя изба, — Да старуху — злое лихо — Наняла сама судьба... 1918 * * * Пока не прояснится И мысль моя, и речь, Суровой власяницы Я не снимаю с плеч! Увы!- за миг отрады, Благословенный миг, Пройти мне много надо Под тяжестью вериг! Но, поборов усилья И сбросив тяжкий спуд, Я вижу вдруг, как крылья Растут, растут, растут! И чую я, покорным И сладким сном заснув, Как бьет по крупным зернам Простертый жадно клюв! <1929> * * * Помолюсь заревому туману, Поклонюсь до земли землякам, По пути к плотогонам пристану, К понизовым лихим рыбакам... Проходя голубое поречье, На песках с заревым пояском, Я окрепну и духом, и речью За трудом и за черным куском. Повстречаясь с весенней грозою, Я заслушаюсь и загляжусь, Как скликаются вешние зои, Как почиет под сумраком Русь... И когда будут спать еще в хатах И бродить по болотам туман, Запою я о звездах мохнатых, О пригоршне тяжелых семян... Не ходи ж ты за мной, мое горе, Не цвети ж ты на тропке, плакун, Ой, волшебницы — ярые зори!.. Шум лесной — стоголосый баюн!.. <1913, 1918> Предутрие У горних, у горних селений Стоят голубые сады -- Пасутся в долине олени, В росе серебрятся следы. За ними светают овраги, Ложится туман на луга, И жемчугом утренней влаги Играют морей берега. Пасутся в тумане олени: И кто-то у горних излук Склонил золотые колени И поднял серебряный лук. <1910> Предчувствие Золотятся ковровые нивы И чернеют на пашнях комли... Отчего же задумались ивы, Словно жаль им родимой земли?.. Как и встарь, месяц облаки водит, Словно древнюю рать богатырь, И за годами годы проходят, Пропадая в безвестную ширь. Та же Русь без конца и без края, И над нею дымок голубой - Что ж и я не пою, а рыдаю Над людьми, над собой, над судьбой? И мне мнится: в предутрии пламя Пред бедою затеплила даль И сгустила туман над полями Небывалая в мире печаль... <1917> * * * Пригрезился, быть может, водяной, Приснился взгляд - под осень омут синий! Но, словно я по матери родной, Теперь горюю над лесной пустыней... И что с того, что зайца из куста Простой ошибкой принял я за беса, Зато, как явь, певучие уста Прослышал я в немолчном шуме леса! Мне люди говорят, что ширь и даль За лесом сердцу и глазам открылась, А мне до слез лесной опушки жаль, Куда ходил я, как дьячок на клирос! Жаль беличью под елью шелуху И заячьи по мелколесью смашки... Как на мальчишнике засевшую ольху, Одетую в широкие рубашки! Жаль стежки лис, наброшенные в снег, Как поднизи, забытые франтихой, И жаль пеньки и груды тонких слег, Накрытых синевою тихой... Вздохнуть на них присядет зимний день И смотрит вниз, не подымая взгляда... И тень от облака да я, как тень, Бредем вдвоем по дровяному складу... А мужикам, не глядя на мороз Приехавшим за бревнами на ригу, Я покажусь с копной моих волос Издалека похожим на расстригу! <1929> * * * Прощай, родимая сторонка, Родная матушка, прости, Благослови меня иконкой И на дорогу покрести. Жаль разлучаться с милой волей, Да не идти я не могу: Ведь никого уж нету боле На недокошенном лугу. Ведь выпал всем тяжелый жребий С родной расстаться стороной, С зарей, сиюящею в небе, И тихой радостью земной. Прощайте, травка-говорунья И сиротина-борозда,— Прощайте, ночи-полнолунья И ты, далекая звезда, Звезда, горящая, как свечка, Пред светлым праздником зари! Прощай, родимое крылечко И ты, колечко на двери!— И брови, дрогнувшие мукой, И очи, скрывшие печаль,— Растай, душа, перед разлукой В родную ширь, в родную даль!.. <1917—1918> * * * Пылает за окном звезда, Мигает огоньком лампада. Так, значит, суждено и надо, Чтоб стала горечью отрада, Ушедшая невесть куда. Над колыбелью тихий свет И, как не твой, припев баюнный. И снег, и звезды — лисий след, И месяц золотой и юный, Ни дней не знающий, ни лет. И жаль и больно мне вспугнуть С бровей знакомую излуку И взять, как прежде, в руки руку. Прости ты мне земную муку, Земную ж радость не забудь! Звезда — в окне, в углу — лампада, И в колыбели — синий свет, Поутру — стол и табурет. Так, значит, суждено, и — нет Иного счастья и не надо!.. 1922 * * * Рыбак, не езди в бурю, Когда со дна на берег Бегут в лохматой шкуре Чудовища и звери... Пусть сеть другой закинет, От месяца улыбку Приняв в седой пучине За золотую рыбку... Челнок его потонет, Не выйдет он на сушу... Себя он похоронит, Погубит свою душу!.. К утру уймется качка И стихнет ветер крепкий, И вдовая рыбачка Сберет на память щепки... А ты восславишь солнца Ликующую славу И парус с плоскодонца Прибережешь на саван!.. Рыбак, не езди в бурю, Когда со дна на берег Бегут в лохматой шкуре Чудовища и звери... <1928> Рыбачка Волны, волны, где вы были, Где, кого встречали — Лодки, чёлны, корабли ли Вы несли, качали, Али люди загадали На его могиле, Али люди сговорили На моей печали: Волны, волны, где вы были, Где, кого встречали? — Мы по бережку плескали, Пели песни хором, Жемчуга на дне искали С молодым помором... Ты затепли в полночь свечи Перед морем синим: Мы со дна его поднимем, Растрясем за плечи... 1910-1911 * * * Свет вечерний мерцает вдоль улиц, Словно призрак, в тумане плетень, Над дорогою ивы согнулись, И крадется от облака тень. Уж померкли за сумраком хвои, И сижу я у крайней избы, Где на зори окно локовое И крылечко из тонкой резьбы. А в окно, может, горе глядится И хозяйка тут — злая судьба, Уж слетают узорные птицы, Уж спадает с застрехи резьба. Может быть, здесь в последней надежде Все ж, трудясь и страдая, живут, И лампада пылает, как прежде, И все гостя чудесного ждут. Вон сбежали с огорка овины, Вон согнулся над речкою мост — И так сказочен свист соловьиный! И так тих деревенский погост! Все он видится старой старухе За туманом нельющихся слез, Ждет и ждет, хоть недобрые слухи Ветер к окнам с чужбины принес. Будто вот полосой некошеной Он идет с золотою косой, И пред ним рожь, и жито, и пшёны Серебристою брызжут росой. И, как сторож, всю ночь стороною Ходит месяц и смотрит во мглу, И в закуте соха с бороною Тоже грезят — сияют в углу. <1914, 1918> * * * Сегодня вечером над горкой Упали с криками грачи, И старый сад скороговоркой Будили в сумраке ручьи. Церковный пруд в снегу тяжелом Всю ночь ворочался и пух, А за соседним частоколом Кричал не вовремя петух. Пока весь снег в тумане таял, Я слушал, притаясь к окну: В тумане пес протяжно лаял На запоздавшую луну... <1910> * * * Сегодня день морозно-синий С румянцем был во все лицо, И ели, убранные в иней, Обстали к вечеру крыльцо. Вздыхая грузно на полатях, До света грежу я всю ночь, Что эти девки в белых платьях И между ними моя дочь... Глаза у них круглы и сини Под нежной тенью поволок, И наверху, посередине, Луны отбитый уголок... Глаза их радостны и чисты, А щёки мягче калачей... ...И звезды снизаны в мониста На нити тонкие лучей! И дух такой морозно-синий, Что даже распирает грудь... И я отряхиваю иней С висков, но не могу стряхнуть! 1929 * * * Сегодня у нас на деревне Дерутся, ругаются, пьют — Не слышно, как птицы царевне В лесу деревенском поют. А в роще Дубравна гуляет И в лад им поет на ходу. И тихо заря догорает В далеком, небесном саду. Не видит никто и не слышит, Что шепчет в тумане ковыль, Как лес головою колышет И сказкой становится быль... Сидят и грустят о старинке, Угрюмо глядят старики, Как по полю, словно ширинки, Туманы постлались с реки... И часто они отирают Очей устаревших слюду, И тихо заря догорает В далеком, небесном саду... И, может, что было недавно — Давно только песни и сны И синие очи Дубравны Слились с синевою весны. 1918 * * * Слова жестоки, мысли зыбки, И призрачны узоры снов... Хочу, и вот — не получается улыбки, Раскрою рот — и нету нежных слов... Верней всего — забыто слово, Откуда льются все слова... Но чуда прежнего всё ожидаешь снова, Не глядя, что седеет голова. Безмолвна ночь и безответна... Какой же это злой колдун Провел меня и обморочил незаметно И вместо кос подсунул мне колтун?! Вот так бы лечь навеки лежнем, Любуясь в прорезь полотна, Где взглядом ласковым, таким твоим и прежним, Глядит в окно лукавая луна... <1929> * * * Словно друг, сверчок за печью Тянет разговор, И глядит по-человечьи Маятник в упор. От тревог и неудач уж Желоба на лбу... Что ты плачешь, что ты плачешь На свою судьбу? От окна ложится тенью С неба синий свет, След далекого виденья, Память прежних лет. От твоих слез сердце сжалось И стучит в крови, Значит, мне еще осталась Жалость от любви... <1928> * * * Вареньке Со мною ты рядом С доверчивым взглядом, С любовью дочернею,— Как солнце вечернее Над глохнущим садом! Лето 1930 * * * Стал голос хриплый, волос грубый И грузны руки, как кряжи, А у тебя все те же губы И за ресницей — как во ржи. От этой непосильной лямки Уж еле переводишь дух, А тут в глазах играют ямки, И в ямках золотится пух. И так завидно, что улыбка Не сходит с твоего лица. Когда ты клонишься над зыбкой, Поешь в полутени светца. И будешь петь ты так же нежно, Какая б ни прошла гроза: За пологом пророс подснежник, Цветут душистые глаза!.. * * * Стала жизнь человечья бедна и убога, Зла судьба, и душа холодна. Каждый втайне грустит: как уютна берлога, Где ютились один и одна. Ведь у двери есть уши, и видят нас стены. Слепо сердце, немотна любовь, -- Оттого за любовью и ходит измена, А вино так похоже на кровь... Стали наши часы и минуты короче -- Мы родимся к утру неспроста: За туманом -- заря, за обманами -- очи, И дурманом дымятся уста... Суждено человеку лихое кочевье, И тоска по одной и одном; А ведь, может, в лесу тоже ходят деревья: Шапкой в небо, а в землю -- корнём. <1923, 1927> * * * Стих ветер, заря уж погасла, В туман завернулся курень, И месяц закинул за прясла Твою уходящую тень. Уйдешь ты, слезы не уронишь, А вспомнишь -- не дрогнет и бровь, Страшней, когда из дому гонишь Сам -- мачеху злую -- любовь!.. Не всё ли равно теперь -- снова Чьи руки протянут кольцо: Без боли не вымолвить слова, Без муки не глянуть в лицо! Стих ветер, а может случиться, Вернется... как прежде... к утру... Да кто же теперь достучится, Кому же я дверь отопру! Так часто глядишь и не веришь: Над кровлей как будто дымок, Как будто живут еще -- с двери ж Чернеет тяжелый замок... <1923,1927> * * * Страданья много в жизни, Но больше лжи и чуши: Узнай ее да вызнай Чудную штуку — душу! В ней, как в бездонной торбе, За каждыми плечами Набиты туго скорби, Удачи и печали. Душа — лихая штука, А вызнать душу — жутко: Живет в ней часто мука, Похожая на шутку! <1929> * * * Ступает тишь, как сторож у ворот, Не шелохнет ни листика, ни ветки, Лишь дочка чернокосая соседки, Как птица полуночная, поет. О чем, Айше, так грустно ты поешь? Мне чуждо дикое твое наречье. Ты с моря, я с далекого поречья. Тебя — волна, меня вскормила рожь. Но не забыть, пока поет в душе, Во мне самом баюн сладкоголосый, Чужой весны камнистого откоса И песенки тоскующей Айше. * * * Стучит мороз в обочья Натопленной избы... Не лечь мне этой ночью Перед лицом судьбы! В луче луны высокой Торчок карандаша... ...Легко ложится в строку Раскрытая душа... И радостно мне внове Перебирать года... ...И буковками в слове Горит с звездой звезда... И слова молвить не с кем, И молвить было б грех... ...И тонет в лунном блеске Собачий глупый брех... <1929> * * * Ты умирать сбираешься так скоро, И я с тревогой слушаю тебя. Страшусь я смерти, как ночного вора, Во всех, во всем златую жизнь любя. И жду я, -- вот в ночи придет громила С отмычкою от тела и души, И смеркнет облик дорогой и милый, И я остануся один в тиши. Меж тем, глянь, утром против на погосте, Как в молоке, в цвету плывут кусты, И гонят из-за них лихую гостью Руками распростертыми кресты. <1922> * * * У меня в избенке тесной Пес лохматый гложет кость. Я ж пою со страху песню, Что придет чудесный гость. Верба шапку ниже клонит, За прясло выходит ель. За рекой к вечерне звонят, За рекой поет свирель. Да пройдет он только мимо, В окна стукнет только раз В одинокий, в нелюдимый, В огневой вечерний час. Не войдет он, не прогонит Непозванную беду — Только на ходу уронит Под окно мое звезду. От звезды свечу затеплю, За вечерье сяду с ней: И вода ли, песня, хлеб ли Станут слаже и вкусней. Буду я сидеть за свечкой; Вспоминать и не жалеть. Будет петь сверчок за печкой И в избе моей светлеть. Посветлеет моя хата, Потеплеет мой кафтан, И не страсть, что пес лохматый Воет у ворот в туман. 1922, 1923 * * * Улюсь, Улюсь, лесная речка, Ты увела меня в леса, С одной веревочной уздечкой, С луконцем звонкого овса. Вчера коня ловил-ловил я: Хотел с полос возить снопы -- И вот набрел по чернобылью На невозвратные тропы. Меж кочек шуркнули дорожки. И я один и не боюсь. Ой, сколько пьяники, морошки По мху разбросила Улюсь. И словно манит тонкой кистью Черемухи росяный куст, И слышится мне шорох листьев И шопот человечьих уст: Останься здесь, сбери бруснику, Малину в сумку собери Да помолись златому лику Неугасающей зари. Здесь на тебя былые предки Глядят, склонивши седины, И в думы их вплелися ветки И в быль несгаданные сны. Здесь до зари у тихой речки Горит всю ночь звезда-огонь, А для твоей простой уздечки Пасется золотистый конь. Здесь сквозь туман синеют села, Пылает призрачная Русь. Останься ж здесь в плену веселом, В лесу у голубой Улюсь. <1922> * * * Упрятана душа под перехват ребра... Душа - как торба, снаряженная в дорогу, И разной всячинки в ней понемногу - И медной мелочи, и серебра... Один пешком, другой трясется на возу, Всю жизнь, как по столбам, отсчитывая по дням. И золото любви у всех в исподнем, На самом дне завернуто внизу! Равно мы все плохи... равно все хороши! И часто человек лишь потому хороший, Что за душою у него ни гроша, А может, даже нет совсем души? И потому есть люди, добрые со зла, В себе того не замечающие даже: У сердца нашего, как у поклажи, Есть два конца от одного узла! Упрятано оно под перехват ребра, Как торба, взятая в безвестную дорогу. И разной всячинки в нем понемногу: И зла про всех, и про себя добра!.. <1929> * * * Уставши от дневных хлопот, Как хорошо полой рубашки Смахнуть трудолюбивый пот, Подвинуться поближе к чашке... ...Жевать с серьезностью кусок, Тянуть большою ложкой тюрю, Спокойно слушая басок Сбирающейся за ночь бури... Как хорошо, когда в семье, Где сын — жених, а дочь — невеста, Уж не хватает на скамье Под старою божницей места... ...Тогда, избыв судьбу, как все, Не в диво встретить смерть под вечер, Как жницу в молодом овсе С серпом, закинутым на плечи. <1928> * * * Ушла любовь с лицом пригожим, С потупленной улыбкой глаз,— Ты прожила, и я жизнь прожил, И не для нас вверху луна зажглась. Красуяся венцом в тумане, На облаке луна лежит, Но ни тебя она не манит, Ни больше мне она не ворожит... Прошли веселые отжинки, На стражу встал к воротам сноп, И тихо падают снежинки Тебе в виски, а мне на хмурый лоб. Теперь пойдут крепчать морозы, И надо нам, тебе и мне, Спешить, обмахивая слезы, На ворох умолота на гумне. И не понять нам вести черной, Под вечер огребая ток, Когда метла схоронит в зерна С безжизненной головкою цветок. <1929> * * * Ходят чаши на пирушке, На пиру гуляют кружки, Еле движутся ковши: Что ж у Лады нет подружки, Нет подруженьки-души! Чаши чокаются сами, Кто же тонет в них усами, Кто ж пирует на пиру: Всходит месяц за лесами, И туманит ввечеру!.. Шум и гомон в пивоварне, — Ладу замуж выдают, Сами клюшки и поварни В печь белёную снуют. На селе гуляют парни, Песни девушки поют!.. Над речными берегами Месяц острыми рогами Звезды по небу катит, Носит ветер над лугами Листья поздние ракит! Плачет Лада на пирушке: Вкруг нее гуляют кружки, Ходят чаши и ковши — Нету рядом с Ладой дружки, Нет подруженьки-души!.. 1913 Хоромы Лады Старый Дед меж толстых кряжей
Клал в простенки пух лебяжий,
Чтоб резные терема
Не морозила зима.
Он причудливым узором
Окна в небе обводил,
Обносил кругом забором,
Частой вербой городил.
Повалил он много Яров
Золоченым топором,
И поныне от ударов
В синем небе -- эхо -- гром.
Весь он, весь оброс в мозоли,
Облысел старик, облез...
Пот со лба катился в поле,
Под овраг да в темный лес.
Долго грохот раздавался,
Сколько строил -- молод был,
Сколько стар был -- любовался
И кругом хором ходил.
Старый Дед оставил внучке
Всё коплёное добро --
Шёлки, злато, серебро...
На тот свет пошел в онучке. <1910> * * * Хорошо, когда у крова Сад цветет в полдесятины... Хорошо иметь корову, Добрую жену и сына... Вдосталь - силы, в меру - жира, В жилах - тихое тепло... Словом - жизнью жить здоровой, Не мотаяся по миру, Как по осени трепло. Нет судьбы бездомной лише, Мало радости хоть на день Под чужой остаться крышей, Где и темным ликом складень, И ухват, расставив ноги, Смотрят: что за человек?! Сразу в доме станет тише, Если ты, свернув с дороги, Постучишься на ночлег! Из закуты иль приделка Строго выглянет хозяин... Изойдешь тут дрожью мелкой, Истрясешься тут, как Каин!.. Даже будь сто раз знакомый, Так и то стрельнет в костях И метнется сердце белкой; Дай Бог каждому жить дома И поменьше быть в гостях! <1929> * * * Черныш - чудная птица, Он любит глушь и тишь, И как не покреститься, Когда слетит черныш?.. По крайности в рубаху Мужик сует кресты, Когда, черней монаха, Он сядет на кусты... С такой он бровью пылкой, И две его ноги По самые развилки Обуты в сапоги. И стоит, если близко, Вглянуться в кулачок: Он в траурную ризку Завернут, как дьячок!.. И слышал я поверье, Что у него с хвоста Торчат такие перья, Быть может, неспроста... Что этот хвост на лиру Походит всем на вид, С какой ходил по миру Блаженный царь - Давыд!.. И что в исходе ночи Теперь в лесную сырь Черныш весной бормочет За мужика псалтырь... Что раннюю достойну Он правит у реки, И могут спать спокойно На печках мужики. <1929> * * * Юность — питье солодовое, Без опохмелки — дурман. Поле, калитка садовая... Месяц да белый туман... Только узнаешь по времени,— Горек и короток век — Выпадет проседь на темени, Вывалит по полю снег. Годы, как воды с околицы, Дни, как с горы полоза, Щеки щетиною колются, Лезет щетина в глаза. И не смекнешь, как под ношею К осени сгорбится сад, Как из гнезда пред порошею Выведешь в поле лисят. Только узнаешь по времени, — Горек и короток век. Не разгадаешь: зачем они, Реки, стекают из рек, — Воды сбегают с околицы, Ходят подоконьем дни, Теплит заря-богомолица В вечери, в утре огни? Только узнаешь по осени, — Был ты и есть ты, как тут! Были друзья, да небось они В белесь да темь не пойдут. Скрипнет вот вечер калиткою, Шукнет вот ночь у ворот, — Выбежишь: облак каликою По полю, сгорбясь, идет. Выпьешь тут ковшик до донышка, Стукнешь тут в донышко раз, И не покажет уж глаз Месяц — цыганское солнышко. 1923, 1927 * * * Я все пою - ведь я певец, Не вывожу пером строки: Брожу в лесу, пасу овец В тумане раннем у реки. Прошел по селам дальний слух, И часто манят на крыльцо И улыбаются в лицо Мне очи зорких молодух. Но я печаль мою таю, И в певчем сердце тишина. И так мне жаль печаль мою, Не зная, кто и где она... И, часто слушая рожок, Мне говорят: "Пастух, пастух!" Покрыл мне щеки смуглый пух И полдень брови мне ожег. И я пастух, и я певец И все гляжу из-под руки: И песни - как стада овец В тумане раннем у реки... 1910-1911 * * * Я доволен судьбою земною И квартирой в четыре угла: Я живу в ней и вместе со мною Два веселых, счастливых щегла. За окном неуемная вьюга И метелица хлещет хлыстом, И ни брата со мною, ни друга В обиходе домашнем простом. Стерегут меня злючие беды Без конца, без начала, числа... И целительна эта беседа Двух друзей моего ремесла. Сяду я — они сядут на спину, И пойдет разговор-пересвист, Под который иду я в пустыню — В снеговой неисписанный лист. 1933 или 1934 (?) * * * Я закрываю на ночь ставни И крепко запираю дверь — Откуда ж по привычке давней Приходишь ты ко мне теперь? Ты далеко,— чего же ради Садишься ночью в головах: «— Не передать всего во взгляде, Не рассказать всего в словах!» И гладишь волосы, и в шутку Ладонью зажимаешь рот. Ты шутишь — мне же душно, жутко «Во всем, всегда — наоборот!» — Тебя вот нет, а я не верю, Что не рука у губ, а — луч: Уйди ж опять и хлопни дверью И поверни два раза ключ. Быть может, я проснусь: тут рядом - Лежал листок и карандаш. Да много ли расскажешь взглядом И много ль словом передашь? <1922> * * * Я не тебя любил... Ты только странный случай... А случай мог бы быть совсем иной... Но правда то, что случай этот неминучий Среди минучести случайности земной! Подчас я строго сам допытываю душу: За что тебя я дорогой зову?! Но ты же знаешь хорошо, что за благушу Ношу я в сердце, словно в кузову! Когда-то, лет шести-пяти, играя в салки Со сверстниками на крутом бугру, Я мельком увидал в речных глазах русалки Улыбки полнолунную игру! Она в меня глядела нежно, полулежа На ветках обомлелого куста... И может, на нее немного ты похожа... Но губы у тебя, а не... уста... Коса у ней была пышней и тоньше пряжи, Распущенная, будто напоказ! Я мало разглядел... Я испугался даже Сиянья влажного ресниц и глаз! С тех пор я, может, и тебя люблю слегка ведь, Твою тростинкой согнутую бровь... Но самому в любви мне не пришлось слукавить, А без лукавства в сердце что же за любовь?! 1929 * * * Я тешу и лелею грусть, Один брожу по дому И не дивлюсь, и не дивлюсь На ясном небе грому... У всех у нас бывает гром В безоблачной лазури, И сердце ходит ходуном От беспричинной дури. От вздорных мимолетных слез Никто, никто не слепнет, И жизнь, как с дождика овес, Корнями только крепнет. И после нехороших слов, С которых враг зачахнет, За тыном луговой покров И роща гуще пахнет. Но вот когда без глупых бурь Неведомо откуда Вдруг с сердца опадет лазурь, Как старая полуда, Когда на миг застынет кровь, С лица сойдет улыбка,— Без слов поймешь, что не любовь, А велика ошибка. Что по ошибке роковой, Все проворонив сроки, Безумный год сороковой Встречаешь одинокий. Что за такую уйму лет, Лишь вынутый из рамки, И схожесть сохранил портрет, И две счастливых ямки,— И глаз поддельную эмаль Из-под узорной шали... Но мне не жаль теперь, не жаль Ни счастья, ни печали. Всему пора, всему свой час — И. доброму, и злому... И пусть луны лукавый глаз Кривится из-за дома! <1929> * * * Я устал от хулы и коварства Головой колотиться в бреду, Скоро я в заплотинное царство, Никому не сказавшись, уйду... Мне уж снится в ночи безголосой, В одинокой бессонной тиши, Что спускаюсь я с берега плеса, Раздвигаю рукой камыши... Не беда, что без пролаза тина И Дубна обмелела теперь: Знаю я, что у старой плотины, У плотины есть тайная дверь! Как под осень, опушка сквозная, И взглянуть в нее всякий бы мог, Но и то непреложно я знаю, Что в пробоях тяжелый замок! Что положены сроки судьбою, Вдруг не хлынули б хляби и синь, Где из синих глубин в голубое Полумесяц плывет, словно линь... Вот оно, что так долго в печали Всё бросало и в жар и озноб: То ль рыбачий челнок на причале, То ль камкой околоченный гроб! Вот и звезды, как окуни в стае, Вот и лилия, словно свеча... Но добротны плотинные сваи, И в песке не нашел я ключа... Знать, до срока мне снова и снова Звать, и плакать, и ждать у реки: Еще мной не промолвлено слово, Что, как молот, сбивает оковы И, как ключ, отпирает замки. <1928-1929> Всего стихотворений: 89 Количество обращений к поэту: 19546 |
||
|
|
russian-poetry.ru@yandex.ru | |
Русская поэзия | ||