Русская поэзия >> Евдокия Петровна Ростопчина

Евдокия Петровна Ростопчина (1811-1858)

• Биография Евдокии Ростопчиной
• Стихотворения Евдокии Ростопчиной по темам

Все стихотворения Евдокии Ростопчиной на одной странице

- Оглавление -

Андре Шенье

Есть имя - от него издавна сердце билось,
Когда ребенком я несведущим была.
Однажды, меж больших, речь грустная зашла
Об юном узнике; я в страхе притаилась,
Вникала всей душой в несвязный их рассказ,
Столь темный для меня, жилицы новой света,-
Была растрогана страданьями поэта,
Темницей, смертию... Рекой из детских глаз
Впервые полились возвышенные слезы.
Я только поняла, что мученик младой,
Невинен и велик, пал гордо под враждой,
Презрев гонителей, их злобу и угрозы,-
Я только поняла, что он прекрасен был,
Что плакали о нем, что страстно он любил...
И возгорелося мое воображенье,
И в память свежую он врезался навек,
И для мечты моей он был не человек,
А идеал, герой, предмет благоговенья!

Потом,- уж в девушку ребенок превращался,-
Стихов его при мне читали невзначай
Отрывки беглые,- и мнилось, светлый рай,
Давно обещанный, пред мною разверзался!
Волшебно-сладостной гармонией его
Пленялся юный слух; весь жар, весь пыл кипучий
Его высоких чувств и мысли блеск могучий
Легко открыли путь до сердца моего,
Легко ответное в нем эхо пробудили.
Но скоро чтение и чад мой прекратили,
Напрасно раздразнив мой любопытный ум...
И тщетно, жаждущий, он рвался утолиться,
Дослышать чудные напевы, допроситься
Ключа к понятию певца тревожных дум,-
Мне книги не дали!..
    Годов поток бежал...
Срок минул наконец завистливых запретов,-
Шенье любимец мой меж всех других поэтов,
Меж прежних, нынешних!.. Сужденью он сдержал,
Что нетерпению, догадкам обещал!
Предубеждение в пристрастье превратилось.
Его судьбы, любви пленительный рассказ,
Как друга исповедь, читая много раз,
Я с чувствами его и с мыслями сдружилась.
Камиллы ветреной измены я кляну
И верность Авеля приемлю с умиленьем,
Как будто бы он мне был вереи! С восхищепьем
Менту моей души нашла я не одну ,
В мечтах восторженных ленивца молодого.
Да! я люблю его, как брата дорогого,
О ком бы мать в слезах рассказывала мне,
Чтоб с памятью его, в сердечной глубине
Моей, сокрыть навек заветные преданья!
Да, я люблю его, как будто б мы должны
С ним где-то встретиться... и оба суждены
На дружбу долгую! Его существованье
Неиссякаемый предмет моей мечты.
Так молод!.. так хорош!.. Так жизнь и мир любивший.
Он утро дней воспел, до полдня не доживши!
Он с древа жизни снял лишь ранние цветы!..
Он чувствовал в себе избыток свежей силы,
Невысказанных дум, священного огня...
Звал славу как венец трудов и бытия...
А слава лишь ему блеснула за могилой!

1842


Арабское предание о розе

Она по-прежнему прекрасна и мила,
Она по-прежнему как роза расцветает,
Ее румяная улыбка весела,
И светлый взор горит, и нас она пленяет!

Она перенесла губительный удар,
Она пережила годину слез и скуки;
В уединении тоски заветной муки
Она лелеяла, как замогильный дар.

Она почившего воспоминаньем чтила,
Она любившего за прошлое любила,
Душевной тризною святила много дней...

И вот по-прежнему всех нас она пленяет,
И вот она опять как роза расцветает...
Но где ж певец ее?.. где он, наш соловей?

1840


Бал на фрегате

     Командиру и офицерам "Мельпомены"

Залива Финского лениво дремлют волны,
Уж вечер догорел, уж чайки улеглись;
Лес, скалы, берега молчаньем томным полны,
И звезды ранние на небесах зажглись.
Здесь северная ночь среди погоды ясной,
Как ночи южные, отрадна и прекрасна
И чудной негою пленительно блестит;
А море синее и плещет и шумит.

Фрегат воинственный, на якоре качаясь,
Средь зеркальных зыбей красуется царем,
И флаги пестрые, роскошно развеваясь,
Над палубой его сошлись, сплелись шатром.
Он убран, он горит радушными огнями;
Дека унизаны веселыми гостями,
Живая музыка призывно там гремит;
А море синее и плещет и шумит.

На "Мельпомене" бал! Наряды дам блистают
Меж эполетами, пред строем моряков;
Их ножки легкие свободно попирают
Жилище бранных смут, опасностей, трудов.
Лафеты креслами им служат; завоеван
Без боя весь фрегат - и вмиг преобразован:
Не вихрь морской по нем, а быстрый вальс летит;
А море синее и плещет и шумит.

Но женский ум пытлив: по переходам длинным,
По узким лестницам, по декам, по жильям
Попарно бал идет, и "польский" тактом чинным
Вдали сопутствует гуляющим четам.
Вот тесных келий ряд вкруг офицерской залы,-
Где много жизни лет у каждого пропало,
Где в вечных странствиях далекий свет забыт...
А море синее и плещет и шумит!

Вот в дальней комнате две пушки,- и меж ними
Диван, часы и стол: здесь капитан живет,
Один, с заботами и думами своими,
И блага общего ответственность несет.
Здесь суд, закон и власть! Здесь участь подчиненных,
Их жизнь, их смерть, их честь в руках отягощенных,-
Владыка на море,- он держит и хранит,
И, с ним беседуя, волна под ним шумит.

О! кто, кто здесь из нас, танцующих беспечно,
Постигнет подвиги и долю моряка?..
Как в одиночестве, без радости сердечной,
Томить его должна по родине тоска!
Как скучны дни его, как однозвучны годы!
Как он всегда лишен простора и свободы!
Как вечно гибелью в глаза ему грозит
То море синее, что плещет и шумит!

И здесь, на палубе, где. мы танцуем ныне,
Здесь был иль может быть кровопролитный бой,
Когда, метая гром по трепетной пучине
И сыпля молньями, фрегат летит грозой
На вражеский корабль; - и вдруг они сойдутся,
И двух противных сил напоры размахнутся,
И битва жаркая меж ними закипит -
А море синее все плещет и шумит!

И много, может быть, здесь ляжет братьев наших,
И много женских слез вдали прольют по ним!
Танцуйте!.. Радуйтесь!.. Но я в забавах ваших
Уж не участница!.. К картинам роковым
Воображение влекло меня невольно...
И содрогнулась мысль... и сердцу стало больно...
С участьем горестным мой взор на все глядит,-
А море синее и плещет и шумит!

20 июля 1842, Гельсингфорс


Безнадежность

Вставать, чтоб целый день провесть наедине
     С напрасными и грустными мечтами,
В безжизненной степи, в безмолвной тишине
     Считать года потерянными днями,
Не видеть пред собой ни цели, ни пути,
     Отвыкнув ждать, забыть надежды сладость
И молодость губить в деревне, взаперти,—
     Вот жребий мой, вот жизнь моя и радость!

Когда ровесницам моим в удел даны
     Все общества и света развлеченья,
И царствуют они, всегда окружены
     Толпой друзей, к ним полных снисхожденья:
Когда их женский слух ласкает шум похвал,
     Их занят ум, их сердце бьется шибко,—
Меня враждебный рок здесь к степи приковал,
     И жизнь моя лишь горькая ошибка!..

Напрасно я в себе стараюсь заглушить
     Живой души желанья и стремленья...
Напрасно зрелых лет хочу к себе привить
     Холодные, сухие размышленья...
Напрасно, чтоб купить себе навек покой,
     Состариться сейчас бы я готова...
Вперед, вперед и вдаль я рвусь моей мечтой,—
     И жить с людьми стремится сердце снова!..

Октябрь 1836, Село Анна


Бессонница

   Бессонница, - мученье праздной лени, -
Люблю твой полубред в безмолвной ночи час,
Когда уляжется дневная жизнь вкруг нас
И только в сумраке немые бродят тени,
Беседуя с душой... Люблю я в тишине
   Припоминать денные впечатленья,
   Переживать прожитые волненья
И тайно поверять себя наедине!..

   Действительность тогда не существует,
Холодный гнет ее нас больше не теснит;
С ней все условное, все ложное молчит,
И в сердце истина святая торжествует.
Оковы светские сорвав, вздохнешь легко
И сбросишь радостно личину принужденья;
И дума, окрилев, в мир счастья и забвенья
Из мира внешнего взлетает высоко!

   Вот слышатся полуслова... шептанья...
Мы дополняем их догадливой мечтой!
И заблестят глаза... И в темноте ночной
   Светлей в душе горят воспоминанья.
Неясно сладостной надеждой ум прельщен,
Все невозможное вдруг кажется возможно...
И сердце бьется в нас так страстно, так тревожно!
И нас баюкает без сна волшебный сон!

1854


Боюсь!

Боюсь, боюсь!.. я не привыкла к счастью!
Всегда за радостью встречала горе я;
Всегда средь ясного, блистательного дня
   Приготовлялась я к ненастью.

Боюсь, боюсь!.. Любимых грез моих
Я недоверчиво увижу исполненье
И буду трепетать, чтоб бури дуновенье
   Не разметало мигом их!

Боюсь, боюсь!.. Покуда думы были
Надеждой дальнею, я их могла забыть:
Теперь возможностью они меня пленили,-
   Теперь мне их не пережить!..

Сентябрь 1840


В деревне

        В альбом Я. П. Полонского

Здорово иногда, хоть волей, хоть неволей,
От жизни городской урваться в глушь лесов,
Забыть счет дням своим и мерный ход часов,
Тревогам и трудам нежертвуемых болей,
С своею мыслию, с собой наедине
Сосредоточиться, прервать совсем на время
Наш быт искусственный, стряхнуть заботы бремя,
Природы жизнию простою жить вполне...
Дышать всей негою дней летних или вешних,
Укрыться в зелени, под листвою густой,
Ленясь, блаженствуя, лежать в траве сырой,
Под песнью птиц лесных, под шум гармоний внешних
И внутренних. Тогда душа, проснувшись в нас,
Под общий, дивный строй подладится невольно,
И ей легко, свежо, отрадно и раздольно,
И с ней вселенная заговорит тотчас,-
Умей лишь понимать!.. Имей лишь слух да око,
От самого себя на время отрекись
И в созерцание, в молитву претворись,-
Близка поэзия, до веры недалеко!
Сначала по складам, потом смелей читай
В предвечной хартии, во книге мирозданья;
И радуйся дарам святого пониманья.
Но к мертвым письменам свой взор не обращай,
Не распечатывай ни писем, ни журналов...
Забудь и свет и век!.. Лишь изредка открыть
Поэтов избранных дозволено,- чтоб жить
В высоком обществе бессмертных идеалов.
И сердцем освежась, и отдохнув душой,
Мыслитель и поэт вернется в шум столичный
К начатому труду, к своей борьбе обычной
Сильней, могучее, бойцом, готовым в бой!

10 июля 1854, Вороново


В майское утро

Скорей гардины поднимите,
Впустите солнышко ко мне,
Окошко настежь отворите
Навстречу утру и весне!

Он прилетел, наш гость желанный,
Он улыбнулся, светлый май!
Всей жизнью, нам благоуханный,
Твори, и грей, и воскрешай!

Пора!.. Смотри, в природе целой
Всё ждет тебя, зовет к тебе...
Изнемогла и помертвела
Она со стужею в борьбе.

В уничтожающих объятьях
Всеразрушающей зимы,
В напрасном ропоте, в проклятьях
Изнемогаем тоже мы.

Ты, голос ласточке дающий,
Подснежнику дающий цвет,-
Дух Божий, жизни дух могущий,-
Ты не забудешь нас, о нет!..

Дающий всякому дыханью
Что нужно естеству его,-
Внуши разумному созданью,
Что для него нужней всего.

Расширь на смелое стремленье
Крило незримое души
И в битве жизненной терпенье
И силу воли нам внуши!

1 мая 1857, Москва


В Москву

В Москву, в Москву!.. В тот город столь знакомый,
Где родилась, где вырастала я;
Откуда ум, надеждою влекомый,
Рвался вперед, навстречу бытия;
Где я постичь, где я узнать старалась
Земную жизнь; где с собственной душой
Свыкалась я; где сердце развивалось,
Где слезы первые пролиты были мной!

В Москву, в Москву!.. Но глушь уединенья
Найду я там, где сиротство мое
Взросло в семье большой... Но в запустенье
Превращено бывалое жилье,
Но нет следов минувших отношений...
Года прошли, - родные и друзья
Рассеяны; - их разных направлений
Теперь не доищусь, не допытаюсь я!

В Москву, в Москву!.. Душа при этом слове
Не задрожит, не вспыхнет, не замрет;
И нет у ней привета наготове
Для родины; и сердце не поет
Возврата песнь. Я чту и уважаю
Наш древний кремль и русской славы гул,
Я старину люблю и понимаю, -
Но город без друзей мне холод в грудь вдохнул.

Есть край другой... туда мои желанья,
Мои мечты всегда устремлены;
Там жизни блеск и все очарованья
Познала я... там сердцем скреплены;
По выбору, все узы дружбы сладкой;
Там несколько прожито светлых дней;
Там счастие заманчивой загадкой
Мерещится вдали душе моей.

Теперь в Москву! Могилам незабвенным
Свой долг отдать, усопших помянуть
И о живых, по взморьям отдаленным
Разметанных, подумать и вздохнуть!
И бог-то весть! - быть может, невзначайно
Судьба и там порадует меня,
И счастлива свершеньем думы тайной,
На родине родное встречу я!

1840


В степи

       And then, I am in the world alone!..*

                                    "Childe-Harold"


Расстались мы!.. В степи далекой
Течет безмолвно жизнь моя...
В деревне скуке одинокой
Обречена надолго я...

Томит безрадостная доля
Стесненный ум, больную грудь;
Хочу рассеять грусть неволи
Хоть как-нибудь, хоть чем-нибудь!

Боюсь, сердечная тревога
Здесь развлеченья не найдет, -
А в праздной голове так много,
Так много страстных грез живет!..

Вдали от городского шума
Здесь ропот сердца мне слышней,
Свободней пламенная дума,
Мечта отважней и сильней...

Не сдержит здесь порыв желаний
Приличий, предрассудков цепь,
Не заглушит воспоминаний
Затишьем мертвым эта степь!..

Живую в душную могилу
Пусть схоронили в двадцать лет, -
В ней не убьют ни страсть, ни силу!..
Ей мил и люб, ей нужен свет!..

Там всё, чем сердце тайно билось,
Чем полон мир, чем жизнь светла,
И тот, к кому душа стремилась,
Кого в кумиры избрала...

А он?.. Минуты увлеченье
Давно забыл, быть может, он,
Как промелькнувшее виденье,
Как прерванный, неясный сон?..

Где ж помнить, что в пустыне далыюй
О нем тоскуют и грустят,
Что думы женщины печальной
Его зовут... к нему летят?..

Ему ль знать горечь сожалений
И об уехавшей мечтать,
Когда так много искушений
Его готово утешать?..

Кого теперь в блестящих залах
Его пытливый ищет взгляд?..
Кого на многолюдных балах
Он тайно ждет... кому он рад?..

Кому твердит он, с пылом страстным,
Любви привет, любви слова,
И для кого теперь опасным
Его прославила молва?..

Чье сердце робкое волнует
Полупризнаньем он теперь?..
Кого, прельщенный, очарует?
Кому твердит: "Люби и верь!.."

Хочу, хочу в тоске мятежной
Всё знать я: кем он дорожит,
И на кого он смотрит нежно,
И с кем всех дольше говорит...

* И тогда я был один в целом мире!.. "Чайльд-Гарольд" (англ.)

Вид Москвы

О! как пуста, о! как мертва
Первопрестольная Москва!..
Ее напрасно украшают,
Ее напрасно наряжают...
Огромных зданий стройный вид,
Фонтаны, выдумка Востока,
Везде чугун, везде гранит,
Сады, мосты, объем широкий
Несметных улиц,- все блестит
Изящной роскошью, все ново,
Все жизни ждет, для ней готово...
Но жизни нет!.. Она мертва,
Первопрестольная Москва!
С домов боярских герб старинный
Пропал, исчез... и с каждым днем
Расчетливым покупщиком
В слепом неведенье, невинно,
Стираются следы веков,
Следы событий позабытых,
Следы вельможей знаменитых,-
Обычай, нравы, дух отцов -
Все изменилось!.. Просвещенье
И подражанье новизне
Уж водворили пресыщенье
На православной стороне.
Гостеприимство, хлебосольство,
Накрытый стол и настежь дверь
Преданьем стали... и теперь
Витийствует многоглагольство
На скучных сходбищах, взамен
Веселья русского. Все глухо,
Все тихо вдоль кремлевских стен,
В церквах, в соборах; и для слуха
В Москве отрада лишь одна
Высокой прелести полна:
Один глагол всегда священный,
Наследие былых времен,-
И как сердцам понятен он,
Понятен думе умиленной!
То вещий звук колоколов!..
То гул торжественно-чудесный,
Взлетающий до облаков,
Когда все сорок сороков
Взывают к благости небесной!
Знакомый звон, любимый звон,
Москвы наследие святое,
Ты все былое, все родное
Напомнил мне!.. Ты сопряжен
Навек в моем воспоминанье
С годами детства моего,
С рожденьем пламенных мечтаний
В уме моем. Ты для него
Был первый вестник вдохновенья;
Ты в томный трепет, в упоенье
Меня вседневно приводил;
Ты поэтическое чувство
В ребенке чутком пробудил;
Ты страсть к гармонии, к искусству
Мне в душу пылкую вселил!..
И ныне, гостьей отчужденной
Когда в Москву вернулась я,-
Ты вновь приветствуешь меня
Своею песнию священной,
И лишь тобой еще жива
Осиротелая Москва!!.

27 июня 1840


Вместо упрека

Когда недавней старины
Мы переписку разбираем,
И удивления полны -
Так много страсти в ней читаем,
Так много чувства и тоски
В разлуке, столько слез страданья,
Молитв и просьб о дне свиданья,-
Мы в изумленьи: далеки
Те дни, те чувства!.. Холод света
Отравою дохнул на них!..
Его насмешек и навета,
Речей завистливых и злых
Рассудок подкрепил влиянье;
Разочаровано одно
Из двух сердец... Ему смешно
Любви недавней излиянье!..
Не узнает теперь оно
Ни слов своих, ни упований,
И утомленное борьбой,
Лишь ловит с жалостью немой
Забытый след воспоминаний...
Прочь, письма, прочь! Прошла она.
Пора восторга молодого.
Меж нас расчета рокового
Наука грозная слышна...
Прочь, память прежнего!.. Бессильна,
Докучна ты, как плач могильный
Вблизи пиров ушам гостей!..
Блаженства нежного скрижали,
Глашатаи минувших дней,
Простите!.. Вы нам чужды стали!..
Нам грех вас холодно читать,
Мы вас не можем понимать:
Иль вы, иль мы,- то богу знать -
Вдруг устарели и отстали...

1848


Во время прогулки за городом

Не просыпайся, не волнуйся,
Душа безумная моя!
В напрасной неге не любуйся
Всеобновленьем бытия.

Пусть тайно чуя близость Мая,
Все твари им оживлены,
Пусть всем пришла весна младая,-
Тебе нет дела до весны!

Твоя весна уж миновалась,
Твой Май отцвел, твой Май прошел,
Зимой ты вечной увенчалась,
День вечной тьмы тебе пришел!

Отныне будут непонятны
Природы чары для тебя...
Живи печалью благодатной,
Лишь в прошлом жизни блеск любя.

21 апреля 1855


Встреча

Зачем, зачем в день встречи роковой
Блеснули вы, задумчивые очи?..
Ваш долгий взор разрушил мой покой,-
С тех пор от вас не оторвусь душой,
Не отмолюсь усердною мольбой...
Днем помню вас, а в мраке темной ночи
     Мне снитесь вы!

Зачем, зачем мы встретились с тобой,
Зачем сошлись, чтоб в жизни разойтися?
Мечту души, мой идеал былой
Узнала я в тебе,- и пред тобой
Робею и дрожу, как пред судьбой...
Но знай,- как счастье нам ни улыбнися,-
     Нет счастья нам!

Тебя вся жизнь, младая жизнь манит,
И будущность раскинулась широко
Перед тобой; на мне же цепь лежит!
Надеяться мне разум не велит...
Любить - ни бог, ни свет не разрешит!
Тяжелого мы не изменим рока,-
     Нет счастья нам!

1837


Вы вспомните меня

                 Et sur vous si grondait l'orage,
                 Rappelez-moi, je reviendries!..
                                 Simple histoire*


Вы вспомните меня когда-нибудь... но поздно!
Когда в своих степях далеко буду я,
Когда надолго мы, навеки будем розно —
Тогда поймете вы и вспомните меня!
Проехав иногда пред домом опустелым,
Где вас всегда встречал радушный мой привет,
Вы грустно спросите: «Так здесь ее уж нет?»—
И мимо торопясь, махнув султаном белым,
     Вы вспомните меня!..

Вы вспомните меня не раз,- когда другая
Кокетством хитрым вас коварно увлечет
И, не любя, в любви вас ложно уверяя,
Тщеславью своему вас в жертву принесет!
Когда уста ее, на клятвы тороваты,
Обеты льстивые вам станут расточать,
Чтоб скоро бросить вас и нагло осмеять...
С ней первый сердца цвет утратив без возврата,
     Вы вспомните меня!..

Когда, избави бог! вы встретите иную,
Усердную рабу всех мелочных сует,
С полсердцем лишь в груди, с полудушой — такую,
Каких их создает себе в угодность свет,
И это существо вас на беду полюбит —
С жемчужною серьгой иль с перстнем наравне,
И вам любви узнать даст горести одне,
И вас, бесстрастная, измучит и погубит,—
     Вы вспомните меня!..

Вы вспомните меня, мечтая одиноко
Под вечер, в сумерки, в таинственной тиши,
И сердце вам шепнет: «как жаль! она далёко,—
Здесь не с кем разделить ни мысли, ни души!..»
Когда гостиных мир вам станет пуст и тесен,
Наскучит вам острить средь модных львиц и львов,
И жаждать станете незаученных слов,
И чувств невычурных, и томных женских песен,—
     Вы вспомните меня!..

* Et sur vous si grondait l`orage, Rappelez-moi, je reviendries!.. Simple histoire — И если над вами грянет буря, позовите меня, и я вернусь!.. «Простая история» (фр.).

Апрель 1838, Петербург


Где мне хорошо

          Екатерине Андреевне Карамзиной

Когда, насытившись весельем шумным света,
Я жизнью умственной вполне хочу пожить,
И просится душа, мечтою разогрета,
Среди душ родственных свободно погостить,-
К приюту тихому беседы просвещенной,
К жилищу светлых дум дорогу знаю я
И радостно спешу к семье благословенной,
Где дружеский прием радушно ждет меня.
   Там говорят и думают по-русски,
Там чувством родины проникнуты сердца;
Там чинность модная своею цепью узкой
Не душит, не теснит. Там памятью отца
Великого и славного все дышит;
Там свят его пример; там, как заветный клад,
И дух и мнения его во всем хранят.
Свидетель тронутый всегда там видит, слышит
Семью согласную, счастливую семью,
Где души заодно, где община святая
Надежд и радостей; где каждый жизнь свою
Другим приносит в дар, собой пренебрегая.
При этом зрелище добреешь каждый раз,
С мечтой о счастии невольно помирясь!
При этом зрелище в нас сердце оживает,
За круговым столом, у яркого огня
Хлад зимний, светский хлад оно позабывает
И, умиленное, внезапно постигает
   Поэзию домашнего житья.
Отбросивши подчас сует и дел оковы,
Былое вспоминать готовые всегда,
Там собираются, влекомые туда
Старинной дружбою (приманкой вечно новой!),
Все те, кто песнию, иль речью, иль пером
Себя прославили, кто русским путь открыли
К святой поэзии, кто в сердце не забыли,
Что этот мирный кров был их родным гнездом.
Они там запросто, и дома, и покойны,
Их круг разрозненный становится тесней.
Но много мест пустых!.. Но бури ветер знойный,
Недавно, проходя над головой гостей,
Унес любимого!.. Зато воспоминанье
В рассказах искренних всегда там пополам!
Зато там всех влечет незримое влиянье
От смеха резвого к возвышенным мечтам!

   Но кто, но кто меж всех, как провиденье дома,
Своим присутствием все держит, все хранит?
Кто, с испытаньями житейскими знакома,
Душой, и разумом, и сердцем сторожит
Своих возлюбленных на поприщах различных;
Им опытность свою в покров и щит дает;
Об них и день и ночь все мыслит; создает
В молитвах пламенных, в мечтаниях привычных
Им счастье полное и жизнью их живет?
Кто, с кроткой мудростью, с небесным снисхожденьем,
Взирает на людей, на их дела и свет,
Не судит никого, не верит обвиненьям,
Не терпит при себе злоречия навет?
Кто редкой красотой своей души высокой
Заставила забыть земную красоту
И век свой прожила, не зная почему
Для ней сердца полны любовию глубокой?
О! кто видал ее, о! кто ей близок был,
Тот знает, тот постиг, каким обвороженьем
Она влечет к себе!.. Тот скоро полюбил
И оценил ее! Тот собственным стремленьем
Почувствует, зачем своим благоговеньем
Ее поэтов сонм издавна окружил,-
Зачем она была, меж огненных светил,
Звездою мирною, священным вдохновеньем!

1838


Голубая душегрейка

  Слова для музыки

Ножка, ножка-чародейка,
Глазки девицы-души,
Голубая душегрейка,-
Как вы были хороши!..

Помню, помню, как, бывало,
В зимню пору, вечерком
Свет-красотка выбегала
Погулять со мной тайком!..

Пусть журила мать-старушка,
Пусть ворчал отец седой,-
Выпорхала их резвушка
Птичкой вольной и живой.

Помню радость жданной встречи,
Нежный взгляд, невольный страх,
Помню ласковые речи
И румянец на щеках.

Помню беленькую ручку,
Перстенек из бирюзы,
Помню песню-самоучку,
Детский смех и блеск слезы.

Помню муку расставанья
И прощальный поцелуй...
Эх, молчи, воспоминанье!..
Полно, сердце, не тоскуй!..

Не вернуть тебе былого,
Стары годы не придут!
Жадных уст моих уж снова
Поцелуи не сожгут!

Ножка, ножка-чародейка,
Глазки девицы-души,
Голубая душегрейка,-
Как вы были хороши!..

Январь или начало февраля 1855


Две встречи

      Петру Александровичу Плетневу*
      
          Es gibt im Mensohenleben einige Minuten.
                                         Bouterwek**

           I

Я помню, на гульбище шумном,
Дыша веселием безумным,
И говорлива и жива,
Толпилась некогда Москва,
Как в старину, любя качели,
Веселый дар Святой недели.
Ни светлый праздник, ни весна
Не любы ей, когда она
Не насладится под Новинским***
Своим гуляньем исполинским!
Пестро и пышно убрана,
В одежде праздничной, она
Слила, смешала без вниманья
Сословья все, все состоянья.
На день один, на краткий час
Сошлись, другу другу напоказ,
Хмельной разгул простолюдина
С степенным хладом знати чинной,
Мир черни с миром богачей
И старость с резвостью детей.
И я, ребенок боязливый,
Смотрела с робостью стыдливой
На этот незнакомый свет,
Еще на много, много лет
Мне недоступный... Я мечтала,
Приподымая покрывало
С грядущих дней, о той весне,
Когда достанется и мне
Вкусить забавы жизни светской,—
И с нетерпеньем думы детской
Желала время ускорить,
Чтоб видеть, слышать, знать и жить!..

Народа волны протекали,
Одни других они сменяли...
Но я не замечала их,
Предавшись лёту грез своих.
Вдруг все стеснилось, и с волненьем,
Одним стремительным движеньем
Толпа рванулася вперед...
И мне сказали: «Он**** идет:
Он, наш поэт, он, наша слава,
Любимец общий!..» Величавый
В своей особе небольшой,
Но смелый, ловкий и живой,
Прошел он быстро предо мной...
И глубоко в воображенье
Напечатлелось выраженье
Его высокого чела.

Я отгадала, поняла
На нем и гения сиянье,
И тайну высшего призванья,
И пламенных страстей порыв,
И смелость дум, наперерыв
Всегда волнующих поэта,—
Смесь жизни, правды, силы, света!
В его неправильных чертах,
В его полуденных глазах,
В его измученной улыбке
Я прочитала без ошибки,
Что много, горько сердцем жил
Наш вдохновенный, — и любил,
И презирал, и ненавидел,
Что свет не раз его обидел,
Что рок не раз уж уязвил
Больное сердце, что манил
Его напрасно сон лукавый
Надежд обманчивых, что слава
Досталася ему ценой
И роковой и дорогой!..
Уж он прошел, а я в волненьи
Мечтала о своем виденьи,—
И долго, долго в грезах сна
Им мысль моя была полна!..
Мне образ памятный являлся,
Арапский профиль рисовался,
Блистал молниеносный взор,
Взор, выражающий укор
И пени раны затаенной!..
И часто девочке смиренной,
Сияньем чудным озарен,
Все представал, все снился он!..

           II

Я помню, я помню другое свиданье:
На бале блестящем, в кипящем собранье,
Гордясь кавалером, и об руку с ним,
Вмешалась я в танцы... и счастьем моим
В тот вечер прекрасный весь мир озлащался.
Он с нежным приветом ко мне обращался,
Он дружбой без лести меня ободрял,
Он дум моих тайну разведать желал...
Ему рассказала молва городская,
Что, душу небесною пищей питая,
Поэзии чары постигла и я,—
И он с любопытством смотрел на меня,—
Песнь женского сердца, песнь женских страданий,
Всю повесть простую младых упований
Из уст моих робких услышать хотел...
Он выманить скоро признанье успел
У девочки, мало знакомой с участьем,
Но свыкшейся рано с тоской и несчастьем...
И тайны не стало в душе для него!
Мне было не страшно, не стыдно его...
В душе гениальной есть братство святое:
Она обещает участье родное,
И с нею сойтись нам отрадно, легко;
Над нами парит она так высоко,
Что ей неизвестны, в ее возвышенье,
Взыскательных дольных умов осужденья...
Вниманьем поэта в душе дорожа,—
Под говор музыки, украдкой, дрожа,
Стихи без искусства ему я шептала
И взор снисхожденья с восторгом встречала.
Но он, вдохновенный, с какой простотой
Он исповедь слушал души молодой!
Как с кротким участьем, с улыбкою друга
От ранних страданий, от злого недуга,
От мрачных предчувствий он сердце лечил
И жить его в мире с судьбою учил!
Он пылкостью прежней тогда оживлялся,
Он к юности знойной своей возвращался,
О ней говорил мне, ее вспоминал.
Со мной молодея, он снова мечтал.
Жалел он, что прежде, в разгульные годы
Его одинокой и буйной свободы,
Судьба не свела нас, что раньше меня
Он отжил, что поздно родилася я...
Жалел он, что песни девической страсти
Другому поются, что тайные власти
Велели любить мне, любить не его,—
Другого!.. И много сказал он всего!..
Слова его в душу свою принимая,
Ему благодарна всем сердцем была я...
И много минуло годов с того дня,
И много узнала, изведала я,—
Но живо и ныне о нем вспоминанье;
Но речи поэта, его предвещанье
Я в памяти сердца храню как завет
И ими горжусь... хоть его уже нет!..
Но эти две первые, чудные встречи
Безоблачной дружбы мне были предтечи, —
И каждое слово его, каждый взгляд
В мечтах моих светлою точкой горят!..

Примечания:
В стихотворении отражены обстоятельства двух подлинных встреч Ростопчиной с Пушкиным.

* Петр Александрович Плетнев (1792-1865) — поэт и критик, близкий друг Пушкина, издатель журнала «Современник» в 1838-1865 гг.
** Es gibt im Mensohenleben einige Minuten. Bouterwek. — Есть в человеческой жизни вечные минуты... Бутервек (нем.). Бутервек Фридрих (1766-1828) — немецкий философ, историк литературы, поэт и беллетрист.
*** Под Новинским... — место для гулянья, расположенное около монастыря Иисуса Навина в Москве, между современной площадью Восстания и Проточным переулком.
**** Он — Александр Сергеевич Пушкин. (Примеч. авт.).

Декабрь 1839, Село Анна


Домашний друг

Есть в глуши далекой,
   В сельской стороне,-
Словно у царевны
   Дедовских времен,-
У меня потешник,
   Сказочник-певец.

У царевен тоже
   Были завсегда
Карлы выписные
   Из заморских стран,
Птицы-щебетуньи
   В клетках золотых.

Чем был карло меньше,
   Тем дороже он
При дворе ценился;
   Птиц любили тех,
Что всех чаще пели
   Летом и зимой.

Мой потешник-крошка,-
   Хоть и даровой,-
Просто невидимка,
   Так он чудно мал,
Даже и с очками
   Не сыскать его!

А поет он, бает,
   Тешит здесь меня
В всякую погоду
   И во всякий час;
Он всегда радушен,
   Весел, говорлив.

Солнце ли сияет
   В красный, вешний день,
В вечер ли осенний
   Буря загудит,-
Я знакомый голос
   Слышу за углом!

Были-небылицы,
   Сказки о чертях,
Сплетни о раздорах
   Ведьм и домовых,-
Вот чем зимний вечер
   Сокращает он.

Жизнеописанья
   Роз и мотыльков,
Свадебные песни
   Джиннов, резвых фей,-
Вот что в летний полдень
   Мне лепечет он.

Все на свете знает
   Постоялец мой;
Знает, как мне вторить,
   Чем развлечь меня
В час воспоминанья.
   Грусти иль хандры...

Он наперсник верный
   Дум и грез моих,
И слезы невольной,
   И мечты святой...
Он свидетель жизни
   И души моей!

Я к нему привыкла
   И люблю его;
Но у нас на свете
   Всем кто угодит? -
Так и он, бедняжка,
   В доме мил не всем...

От врагов домашних,
   От беды и зла
Я ему защитой,
   Берегу его;
В нем примету счастья
   Вижу и храню!

Кто же мой любимец,
   Баловень и друг?
Ах, смеяться станут,-
   Я боюсь сказать...
Он... кто угадает?..
   Он - простой сверчок!

1841, Село Анна


Дума вассалов

Виновны вы и правы оба!..
Непримирим ваш вечный спор!..
В жене понятны месть и злоба,
Борьбы отчаянный отпор,
А в муже - гнев за оскорбленья,
За вероломство многих лет!
Согласно жить вам средства нет!
Спасенье вам - разъединенье!
Ваш брак лишь грех и ложь!.. Сам бог
Благословить его не мог!..

Закон, язык, и нрав, и вера -
Вас разделяют навсегда!..
Меж вами ненависть без меры,
Тысячелетняя вражда!..
Меж вами память, страж ревнивый,
И токи крови пролитой...
Муж цепью свяжет ли златой
Порыв жены вольнолюбивой?..
Расстаньтесь!.. Брак ваш - грех!.. Сам бог
Благословить его не мог!..

Звезды полуночи

           Ye stars, the poetry of Heaven!..
                                «Childe-Harold»*

Кому блестите вы, о звезды полуночи?
Чей взор прикован к вам с участьем и мечтой,
Кто вами восхищен?.. Кто к вам подымет очи,
     Не засоренные землей!

Не хладный астроном, упитанный наукой,
Не мистик-астролог вас могут понимать!..
Нет!.. для изящного их дума близорука.
Тот испытует вас, тот хочет разгадать.

Поэт, один поэт с восторженной душою,
С воображением и страстным и живым,
Пусть наслаждается бессмертной красотою
И вдохновением пусть вас почтит своим!

Да женщина еще — мятежное созданье,
Рожденное мечтать, сочувствовать, любить,—
На небеса глядит, чтоб свет и упованье
     В душе пугливой пробудить.

* Вы, звезды, поэзия небес!.. «Чайльд-Гарольд», Байрон (англ.).

Август 1840, Село Вороново


И он поэт!

И он поэт,— о, да!— и он поэт,
Мой чудный соловей, мой песенник унылый!
Он любит тишину, и ночь, и лунный свет;
Ему зеленый лес и струй журчанье милы;
Он в полдень, средь толпы, робеет и молчит,
Он с хором птиц других свой голос не сливает,
С шумящим роем их не реет, не парит;
В уединении он сам собой бывает,
И без свидетелей, для самого себя,
Волшебной песнию приветствует природу.
Не терпит клетки он: в ней райского житья
Он, гордый, не возьмет за дикую свободу;
И только раз в году, весной, когда его
Любовь одушевит, поет он, сладкогласный;
И только чтоб развлечь грусть сердца своего,
В тоске восторженной, он гимн слагает страстный.
Жизнь сердца для него единственный предмет
Всех песен пламенных, всех томных вдохновений;
Жизнь сердца кончится,— в молчаньи и смиреньи
Он укрывается... о, да! — и он поэт!

9 мая 1840, Село Анна


Искушение

Двенадцать бьет, двенадцать бьет!..
   О, балов час блестящий, -
Как незаметен твой приход
   Среди природы спящей!
Как здесь, в безлюдной тишине,
   В светлице безмятежной,
Ты прозвучал протяжно мне,
   Беззывно, безнадежно!

Бывало, только ты пробьешь,
   Я в полном упоеньи,
И ты мне радостно несешь
   Все света обольщенья.
Теперь находишь ты меня
   За книгой, за работой...
Двух люлек шорох слышу я
   С улыбкой и заботой.

И светел, сладок мой покой,
   И дома мне не тесно...
Но ты смутил ум слабый мой
   Тревогою безвестной;
Но ты внезапно оживил
   Мои воспоминанья,
В безумном сердце пробудил
   Безумные желанья!

И мне представилось: теперь танцуют там,
На дальней родине, навек избранной мною...
Рисуются в толпе наряды наших дам,
Их ткани легкие с отделкой щегольскою;
Ярчей наследственных алмазов там блестят
Глаза бессчетные, весельем разгоревшись;
Опередив весну, до время разогревшись,
Там свежие цветы свой сыплют аромат...
Красавицы летят, красавицы порхают,
Их вальсы Лайнера и Штрауса увлекаю?
Неодолимою игривостью своей...
И все шумнее бал, и танцы все живей!

И мне все чудится!.. Но, ах! в одном мечтанье!
        Меня там _нет_! меня там нет!
        И может быть, мое существованье
        Давно забыл беспамятный сей свет!
В тот час, когда меня волнует искушенье,
Когда к утраченным утехам я стремлюсь,
        Я сердцем мнительным боюсь, -
Что всякое о мне умолкло сожаленье...
Что если бы теперь меж них предстала я,
Они спросили бы, минутные друзья:
        "Кто это новое явленье?"

О, пусть сокроются навек мои мечты,
Мое пристрастие и к обществу и к свету
От вас, гонители невинной суеты!
Неумолимые, вы женщине-поэту
Велите мыслию и вдохновеньем жить,
Живую молодость лишь песням посвятить,
От всех блистательных игрушек отказаться,
Всем нам врожденное надменно истребить,
От резвых прихотей раздумьем ограждаться.
Вам, судьи строгие, вам недоступен он,
Ребяческий восторг на праздниках веселых!
Вы не поймете нас, - ваш ум предубежден,
Ваш ум привык коснеть в мышлениях тяжелых.
Чтоб обаяние средь света находить,
Быть надо женщиной иль юношей беспечным,
Бесспорно следовать влечениям сердечным,
Не мудрствовать вотще, радушный смех любить...
А я, я женщина во всем значенье слова,
Всем женским склонностям покорна я вполне;
Я только женщина, - гордиться тем готова,
        Я бал люблю!.. отдайте балы мне!

1839


К страдальцам-изгнанникам

    Но где, скажи, когда была
    Без жертв искуплена свобода?
                       Кондратий Рылеев

Соотчичи мои, заступники свободы,
О вы, изгнанники за правду и закон,
Нет, вас не оскорбят проклятием народы,
Вы не услышите укор земных племен!
Пусть сокрушились вы о силу самовластья,
Пусть угнетают вас тирановы рабы,-
Но ваш терновый путь, ваш жребий лучше счастья
И стоит всех даров изменчивой судьбы!..
Удел ваш - не позор, а слава, уваженье,
Благословения правдивых сограждан,
Спокойной совести, Европы одобренье
И благодарный храм от будущих славян!
Хоть вам не удалось исполнить подвиг мести
И цепи рабства снять с России молодой,
Но вы страдаете для родины и чести,
И мы признания вам платим долг святой.
Быть может, между вас в сибирских тундрах диких
Увяли многие?.. Быть может, душный плен
И воздух ссылочный - отрава душ великих -
Убили в цвете лет жильцов подземных стен?..
Ни эпитафии, ни пышность мавзолеев
Их прах страдальческий, их память не почтут:
Загробная вражда их сторожей-злодеев
Украсить нам не даст последний их приют.
Но да утешатся священные их тени!
Их памятник - в сердцах отечества сынов,
В неподкупных хвалах свободных песнопений,
В молитвах русских жен, в почтенье всех веков!
Мир им!.. Мир праху их!.. А вы, друзья несчастных,
Несите с мужеством крест неизбежный свой!..
Быть может, вам не век стонать в горах ужасных,
Не век терпеть в цепях, с поруганной главой...
Быть может, вам и нам ударит час священный
Паденья варварства, деспотства и царей,
И нам торжествовать придется день блаженный
Свободы для Руси, отмщенья за друзей!..
Тогда дойдут до вас восторженные клики
России, вспрянувшей от рабственного сна,
И к жизни из могил вас вырвет крик великий:
"Восстаньте!.. Наша Русь святая спасена!.."
Тогда сообщники, не ведомые вами,
Окончив подвиг ваш, свершив урочный бой,
С свободной вестию, с свободными мечтами
Пойдут вас выручать шумящею толпой!..
Тогда в честь падших жертв, жертв чистых, благородных,
Мы тризну братскую достойно совершим,
И слезы сограждан, ликующих, свободных,
Наградой славною да вечно будут им!

Май 1831, Москва


Как должны писать женщины

                                 ...de celles
     Qui gardent dans leurs douces etincelles
     Qui cachent en marchant la trace de leurs pas,
     Qui soupirent dans l'ombre, et que l'on n'entend pas...

                         Joseph Delorme*


Как я люблю читать стихи чужие,
В них за развитием мечты певца следить,
То соглашаться с ним, то разбирать, судить
И отрицать его!.. Фантазии живые,
И думы смелые, и знойный пыл страстей —
Все вопрошаю я с внимательным участьем,
Все испытую я; и всей душой моей
Делю восторг певца, дружусь с его несчастьем,
Любовию его люблю и верю ей.
Но женские стихи особенной усладой
Мне привлекательны; но каждый женский стих
Волнует сердце мне, и в море дум моих
Он отражается тоскою и оградой.
Но только я люблю, чтоб лучших снов своих
Певица робкая вполне не выдавала,
Чтоб имя призрака ее невольных грез,
Чтоб повесть милую любви и сладких слез
Она, стыдливая, таила и скрывала;
Чтоб только изредка и в проблесках она
Умела намекать о чувствах слишком нежных...
Чтобы туманная догадок пелена
Всегда над ропотом сомнений безнадежных,
Всегда над песнию надежды золотой
Вилась таинственно; чтоб эхо страсти томной
Звучало трепетно под ризой мысли скромной;
Чтоб сердца жар и блеск подернут был золой,
Как лавою волкан; чтоб глубью необъятной
Ее заветная казалась нам мечта
И, как для ней самой, для нас была свята;
Чтоб речь неполная улыбкою понятной,
Слезою теплою дополнена была;
Чтоб внутренний порыв был скован выраженьем,
Чтобы приличие боролось с увлеченьем
И слово каждое чтоб мудрость стерегла.
Да, женская душа должна в тени светиться,
Как в урне мраморной лампады скрытой луч,
Как в сумерки луна сквозь оболочку туч,
И, согревая жизнь, незримая, теплиться.

* О тех, кто хранит в груди нежные искры, кто скрывает следы своих шагов, кто вздыхает в тени и кого не слышно... Жозеф Делорм (фр.) Жозеф Делорм - псевдоним французского поэта и критика Ш.-О. Сент-Бева (1804-1869).

22 сентября 1840, Москва


Когда б он знал!

  Подражание Г-же Деборд-Вальмор*
  (Для Елизаветы Петровны Пашковой**)

Когда б он знал, что пламенной душою
С его душой сливаюсь тайно я!
Когда б он знал, что горькою тоскою
Отравлена младая жизнь моя!
Когда б он знал, как страстно и как нежно
Он, мой кумир, рабой своей любим...
Когда б он знал, что в грусти безнадежной
Увяну я, непонятая им!..
       Когда б он знал!..

Когда б он знал, как дорого мне стоит,
Как тяжело мне с ним притворной быть!
Когда б он знал, как томно сердце ноет,
Когда велит мне гордость страсть таить!..
Когда б он знал, какое испытанье
Приносить мне спокойный взор его,
Когда в замен немаго обожанья
Я тщетно жду улыбки от него.
       Когда б он знал!..

Когда б он знал, в душе его убитой
Любви бы вновь язык заговорил,
И юности восторг полузабытый
Его бы вновь согрел и оживил!-
И я тогда, счастливица!.. любима...
Любима им, была бы, может быть!
Надежда льстит тоске неутолимой;
Не любит он... а мог бы полюбить!
       Когда б он знал!..

* Деборд-Вальмор Марселина (1786-1859) — французская поэтесса.
** Елизавета Петровна Пашкова - двоюродная тетка Евдокии Ростопчиной.

Февраль 1830, Москва


Колокольный звон ночью

Он томно загудел, торжественный, нежданный,
В необычайный час;
Он мой покой прервал, и мигом сон желанный
Прогнал от жарких глаз.

Мне сладко грезилось... волшебные виденья
Носились надо мной,
Сменив дня знойного тревоги и волненья
Отрадной тишиной.

Мне сладко грезилось... и вдруг вот он раздался,
Неумолимый звон...
Как жалобный набат, он в сердце отзывался,
Как близкой смерти стон.

Невольный, чудный страх мне душу обдал хладом,
Мне мысли взволновал,
Земные бедствия в картинах мрачных рядом
Мне живо рисовал.

Я вспомнила, что здесь, при церкви одинокой,
Одна и та же медь
Гласит все вести зла и над людьми высоко
С людьми должна скорбеть.

Что к отходящему таинственное миро
Сопутствует она,
И над усопшими плач сродников, песнь клира
Все вторит, чуть слышна;

Что гибельный пожар трезвонистым набатом
Ей должно возвещать,
И горцев яростных с арканом и булатом
Стеречь и упреждать.

И долго я потом внимала в удивленье
Взывающей меди...
И долго маялось унылое Смятенье
В измученной груди.

Боязнью и тоской я долго трепетала,
Мой дух был омрачен;
Больная голова горела и пылала...
Не возвращался сон!

Луны волшебный свет над садом ароматным,
Полуденная ночь,-
И вам не удалось влияньем благодатным
Дум грустных превозмочь!

Меня предчувствие зловещее томило,
Как будто пред бедой...
Как будто облако всю будущность затмило
Пред гибельной грозой.

1839, Пятигорск


Колокольчик

Звенит, гудит, дробится мелкой трелью
Валдайский колокольчик удалой...
В нем слышится призыв родной, -
Какое-то разгульное веселье
С безумной, безотчетною тоской...

Кто едет там?.. Куда?.. С какою целью?..
Зачем?.. К кому?.. И ждет ли кто-нибудь?..
Трепещущую счастьем грудь
Смутит ли колокольчик звонкой трелью?..
Спешат, летят!.. Бог с ними... Добрый путь!..

Вот с мостика спустились на плотину,
Вот обогнули пруд, и сад, и дом...
Теперь поехали шажком...
Свернули в парк аллеею старинной...
И вот ямщик стегнул по всем по трем...

Звенит, гудит, как будто бьет тревогу,
Чтоб мысль завлечь и сердце соблазнить!..
И скучно стало сиднем жить,
И хочется куда-нибудь в дорогу,
И хочется к кому-нибудь спешить!..

Кто здесь блажен

Блажен, кто в жизни сей, средь вечного волненья,
Средь мелочных забот вседневной суеты,
Себе духовное воздвиг уединенье
И освежает в нем и сердце и мечты!

Блажен, кто к умственным занятиям привыкнул,
Кто созерцание и думу полюбил;
В ком самобытный жар, в ком мысли луч возникнул,
Кто ими даль, и тьму, и мир весь озарил!

Блажен, кто сердцем жить умеет и желает,
Кто живо чувствует, в ком благодать сильна,
Кто песнь, мольбу, восторг и слезы понимает,
Кому к прекрасному святая страсть дана!

Блажен!.. О! как блажен, кто любит безмятежно
Немногих, дорогих... и с ними делит день,
И ими окружен... чей взор встречает нежно
Всегда, везде, во всем их отблеск или тень!

Блажен, стократ блажен, чей мирный кров вмещает
Всех сердца избранных в счастливой тесноте,
Кто милых имена все вместе поминает
Единою мольбой, безгрешно, в правоте!

Но больно той душе, но горе тем созданьям,
Кто по стезям мирским вдали должны ловить
Следы заветные,- кто с страхом и страданьем
В разлуке суждены полжизни проводить!

Чье сердце на клочки изорвано судьбою,
Разбросано порознь,- кто любит здесь и там!..
Неполно счастье их, не знать им ввек покоя,
Волненье их удел... о! горе тем душам!

1842


Любовь и нелюбовь

Нет, не любовь в гостиной позлащенной
У франта модного с кокеткой раздушенной
Им оживляет ум, слегка волнует кровь,
Досуг их веселит приманкой незаконной
И цель тщеславную даст жизни пустозвонной...
   Нет! это прихоть,- не любовь!

И не любовь в приволье жизни шумной
У ног наемницы, в горячности безумной
Обманов пьяная находит молодежь.
От пира вновь на пир рой юношей несется,
Из рук их золото, вино в бокалы льется...
   Нет! не любовь то, а кутеж!

Но если вдруг,- испытанные оба
Житейскою грозой и света меткой злобой,
Сойдутся, сблизятся два сердца невзначай,
Друг в друге все найдут, чего уж не искали.
О чем всю жизнь свою напрасно лишь мечтали,
   И на земле завидят рай,-

Но рай запретный им и недоступный;
Когда они срослись тоскою совокупной,
И в страсти пламенной помолодели вновь,
И тайная их страсть растет в борьбе, в отпоре,
Не выльется в словах, не заблестит во взоре,-
   Вот мука, счастье и любовь!

1854


Мечта

Когда настанет день паденья для тирана,
Свободы светлый день, день мести роковой,
Когда на родине, у ног царей попранной,
Промчится шум войны, как бури грозный вой;
Когда в сердцах славян плач братьев притесненных
Зажжет священный гнев и ненависть к врагу,
Когда они пойдут на выкуп угнетенных,
На правый божий суд, на кровную борьбу;
Когда защитники свободы соберутся,
Чтоб самовластия ярмо навек разбить,
Когда со всех сторон в России раздадутся
Обеты грозные «погибнуть иль сгубить!» -
Тогда в воинственный наряд он облачится,
Тогда каратель меч в руке его сверкнет,
Тогда ретивый конь с ним гордо в бой помчится,
Тогда трехцветный шарф на сердце он прижмет, -
И в пламенных глазах зардеет огнь небесный,
Огнь славолюбия, геройства, чувств святых...
Всю душу выскажет взор строгий, но прелестный,
Он будет страх врагам и ангел для своих,
Он смело поведет дружину удалую,
Он клятву даст, и жизнь и кровь не пощадит
За дело правое, за честь, за Русь святую...
И полетит вперед – «погибнуть иль сгубить!»

А я? Сокрытая во мгле уединенья,
Я буду слезы, страх и грусть от всех таить,
Томимая грозой душевного волненья,
Без способа, без прав опасность с ним делить.
В пылу отчаянья, в терзаньях беспокойства
Я буду за него всечасно трепетать
И в своенравии (безмолвного) расстройства
Грустить, надеяться, бояться, ожидать.
Я буду дни считать, рассчитывать мгновенья,
Я буду вести ждать, ждать утром, в час ночной
И, тысячи смертей перенося мученья,
Везде его искать с желаньем и тоской!..
Или во храм святой войдя с толпой холодной,
Среди веселых лиц печальна и мрачна,
Порывам горести предамся я свободно,
Никем не видима, мольбой ограждена...
Но там, но даже там вдруг образ незабвенный,
Нежданный явится меж алтарем и мной...
И я забуду храм, мольбу, обряд священный
И вновь займусь своей любимою мечтой!

Но если грозный рок, отмщая за гоненья,
Победу нашим даст, неравный бой сравнить,
С деспотством сокрушить клевретов притесненья
И к обновлению Россию воскресить;
Когда, покрытые трофеями и славой,
Восстановители прав вольности святой
Войдут в родимый град спокойно, величаво,
При кликах радости общественной, живой,
И он меж витязей явится перед строем,
Весь в пыли и крови, с (зазубренным) мечом,
Покрытый лаврами и признанный героем,
Но прост, без гордости в величии своем,
И имя вдруг его в народе пронесется,
И загремит ему хвала от всех сторон,
Хвала от сограждан!.. Как сердце в нем забьется,
Как весел, как велик, как славен будет он!..

И я услышу всё, всем буду наслаждаться!..
Невидима в толпе, деля восторг его,
Я буду медленно блаженством упиваться,
Им налюбуюся... и скроюсь от него!

Моим двум приятельницам

Вы видели меня во сне,
Когда меня еще не знали...
И ваши грезы обо мне
Чудес вам много рассказали...
     Вы ожидали, что Коринной
     Я вдохновенной вам явлюсь,
     И вечной песнью, песнью длинной
     Назло ушам вооружусь...
Вы думали,— своею славой
Гордится женщина-поэт,—
И горькой, гибельной отравы
В ее блестящей чаше нет?..
     Вы думали, что стих мой страстный
     Легко, шутя достался мне
     И что не куплен он в борьбе...
     Борьбе мучительной, ужасной?
Вы думали,— от жизни много
Улыбок насчитала я?..
О дети, дети!.. Слава богу,
Что вы не поняли меня!..
     Не понимайте,— но любите!..
     Любите, как любили вы
     Меня заочно!.. А судите
     Не по словам пустой молвы:
Нет,— не Коринна перед вами
С ее торжественным венцом...
А сердце, полное слезами,
Кому страданьем мир знаком!..

Март 1848, Москва


Моим критикам

Я не дивлюсь и, право, не сержусь я,
Что на меня так злобно восстают:
Журнальною хулой скорей горжусь я,
И клеветы мне сердца не кольнут.
Я разошлася с новым поколеньем,
Прочь от него идет стезя моя;
Понятьями, душой и убежденьем
Принадлежу другому миру я.
Иных богов я чту и призываю
И говорю иным я языком;
Я им чужда, смешна,- я это знаю,
Но не смущаюсь перед их судом.
Я не ищу коварным наущеньем
Сословье на сословье подстрекнуть;
Я не хочу мистическим любленьем
И ханжеством пред светом прихвастнуть;
К разбойникам я не стремлюсь с объятьем,
Разврату в дань хвалы не приношу;
Я прах отца не шевелю проклятьем
И пасквилей на мертвых не пишу!
Без горечи, без ропота, без гнева
Смотрю на жизнь, на мир и на людей...
Зато и справа слышатся и слева
Анафемы над головой моей!
Сонм братьев и друзей моих далеко -
Он опочил, окончив песнь свою.
Немудрено, что жрицей одинокой
У алтаря пустого я стою!

Ноябрь 1856


Молитва ангелу-хранителю

"Неси меня!" - я говорила прежде
В мольбах к тебе, о страж небесный мой,
Когда я робко слух вверяла свой
      Едва знакомой мне надежде.
"Неси меня,- взывала я тогда,-
К любимым берегам, под небеса родные!"
Теперь-свершилось все!.. я здесь!.. и завсегда
В слезах твержу тебе слова другие:
     "Храни меня!"

Храни меня, чтоб радости сияньем
Мой взор, мой слабый ум вдруг не был ослеплеп.
Чтоб счастья нового тревожно-сладкий сон
Не обаял меня своим очарованьем!
Храни меня, чтоб с высоты небес
На землю в забытьи я снова не упала!
Будь мне опорою!.. Из области чудес
Не изгони меня: мне здесь привольно стало!
     Храни меня!

Храни меня, покуда сердцем жадным
Я светлую восторга пью струю,
Пока младая жизнь волнует грудь мою
Мечтой, поэзией, доверием отрадным!
Но если счастье мне на краткий миг дано,
Но если радости погаснет вдруг светило,
О! мимо бытия, где горе суждено,-
Тогда размахом крыл в отверстую могилу
     Скорее сбрось меня!

1840, Петербург


Море и сердце

    Романс на голос Бетховенова вальса

Бушуй и волнуйся, глубокое море,
И ревом сердитым грозу оглушай!
   О бедное сердце, тебя гложет горе,
   Но гордой улыбкой судьбе отвечай!

Пусть небо дивится могучей пучине,
Пусть спорит с упрямой, как с равной себе!
   Ты сильно, о сердце! не рабствуй кручине,-
   Разбейся... но вживе не сдайся в борьбе!

Не вытерпит море ничье созерцанье,
Лишь богу знакомо в нем тайное дно:
   Высокому сердцу позор состраданье,-
   Загадкою вечной да будет оно!

1834


На дорогу!

          Михаилу Юрьевичу Лермонтову

            Tu lascerai ogni cosa diletta
            Piu caramente.

                Dante. "Divina Commedia"*


Есть длинный, скучный, трудный путь...
К горам ведет он, в край далекий;
Там сердцу в скорби одинокой
Нет где пристать, где отдохнуть!

Там к жизни дикой, к жизни странной
Поэт наш должен привыкать
И песнь и думу забывать
Под шум войны, в тревоге бранной!

Там блеск штыков и звук мечей
Ему заменят вдохновенье,
Любви и света обольщенья
И мирный круг его друзей.

Ему - поклоннику живому
И богомольцу красоты -
Там нет кумира для мечты,
В отраде сердцу молодому!

Ни женский взор, ни женский ум
Его лелеять там не станут;
Без счастья дни его увянут...
Он будет мрачен и угрюм!

Но есть заступница родная
С заслугою преклонных лет,-
Она ему конец всех бед
У неба вымолит, рыдая.

Но заняты радушно им
Сердец приязненных желанья,-
И минет срок его изгнанья,
И он вернется невредим!

* Ты бросишь все, столь нежно любимое. Данте. "Божественная комедия" (итал.)

27 марта 1841, Петербург


На памятник, сооружаемый Сусанину

                        Из рода в род, из века в век...
                          
                                     И. Дмитриев

Тебе ль чугун, тебе ли мрамор ставить,
Сусанин, доблестный и верный гражданин,
   Святой Руси достойный сын?
Тебя ли можем мы чрез памятник прославить?
Увековечим ли тебя в стране твоей
   Деяньем рук и грудами камней?
Чугун растопится... полудня мрамор белый
Раздробят долгие морозы русских зим.
Есть памятник иной: он тверд, несокрушим,
Он силен и велик, как ты, Сусанин смелый!
Сей вечный памятник давно сооружен
Тебе в сердцах признательных потомков:
Во дни крамол и смут, из пепла, из обломков
С Россией новою восстал, как феникс, он,-
И с нею все растет, могучий и спокойный.
Да!.. благоденствие и слава россиян,
Да!.. громкие хвалы позднейших сограждан,
   Вот памятник, Сусанина достойный!

1835


На прощанье

              As we two parted...
                             Byron*

Вот видишь, мой друг,— ненапрасно
Предчувствиям верила я:
Недаром так грустно, так страстно
Душа тосковала моя!..

Пришел он, день скучной разлуки...
Обоих врасплох нас застал,
Друг другу холодные руки
Пожать нам, прощаясь, не дал...

Немые души сожаленья
Глубоко в груди затая,
О скором твоем удаленье
Известье прослушала я...

И не было даже слезинки
В моих опущенных глазах...
Я речь завела без запинки
О балах, о всех пустяках...

А люди смотрели лукаво,
Качали, смеясь, головой;
Завистливой, тайной отравы
Был полон их умысел злой.

Пускай они рядят и судят,
Хотят нас с тобой разгадать!
Не бойся!.. Меня не принудят
Им сердце мое показать!..

Я знаю, они уж решили
В премудром сужденьи своем,
Что слишком мы пылко любили
И часто видались вдвоем...

Я знаю, они не поверят
Сближенью двух чистых сердец!..
Ведь сами ж они лицемерят,—
Им в страсти один лишь конец!..

И вот почему их насмешка
Позорит чужую любовь!..
Зачем пред их грубой усмешкой
В лицо мне бросается кровь!..

А мы-то,— мы помним, мы знаем,
Как чист был союз наш святой!
А мы о былом вспоминаем
Без страха, с спокойной душой.

Меж нами так много созвучий!
Сочувствий нас цепь обвила,
И та же мечта нас в мир лучший,
В мир грез и чудес унесла.

В поэзии, в музыке оба
Мы ищем отрады живой;
Душой близнецы мы... Ах, что бы
Нам встретиться раньше с тобой?..

Но нет, никогда здесь на свете
Попарно сердцам не сойтись!..
Безумцы с тобой мы... мы дети.
Что дружбой своей увлеклись!..

Прощай!.. Роковая разлука
Настала... О сердце мое!..
Поплатимся долгою мукой
За краткое счастье свое!..

* As we two parted... Byron — Когда мы расставались... Байрон (англ.). Эпиграф — строки из стихотворения «Расставание».

Январь 1835, Москва


Ноттурно

Как не любить тебя, таинственная ночь?..
Ты шум и зной дневной так сладостно сменяешь
Прохладой тихою!.. Ты отгоняешь прочь
Все, что не чувствует, не мыслит,- ты смыкаешь
Их очи крепким сном, чтоб недостойный взор
Твоею дивною красой не любовался,
Чтоб только избранный, найдя покой, простор,
В благоговении тобою наслаждался.
Пусть солнце красное для всех горит равно
И будни суетных волнений озаряет,-
Тобою бдение души осенено,
И жизнь духовную твой сумрак охраняет.
Сияньем радостным пусть светлый день богат,-
Мила ты, томная, покров накинув черный!
Как не любить тебя? - Ты влажный аромат
Мне в грудь уставшую вливаешь благотворно!
Как не любить тебя? - Ты лучших дум пора;
Ты освежительна; ты веешь мне мечтами,
Святой поэзией; ты часто до утра
В дремоте, наяву, мне сердце тешишь снами
Невыразимыми!..

Июль 1842, Гельсингфорс


Ода поэзии

         Анахронизм

   Тебе, развенчанной богине,
Тебе поклон мой и привет,-
Поэзия... кому уж ныне
Презрительно смеется свет!
Пусть храм твой смертными покинут,
Пусть твой треножник опрокинут,
Но, староверкой прежних дней,
Тебя, в восторге убеждений,
О, мать высоких песнопений,
Я песнью чествую своей!

   Тебя, кормилицу родную
Своих младенческих годов,
Отринул как игру пустую
Век положительных умов.
Ты отжила, ты устарела,
Свои ты песни все отпела,-
Твердят они, махнув рукой.
И молодое поколенье,
Не признавая вдохновенья,
Пошло дорогою иной...

   Зачем им прелесть идеала,
Блистательных примеров власть,
Все то, что душу возвышало,
Зачем им песнь, зачем им страсть?
Зачем Ромео, Ивенгое?..
Не имут веры уж в героя!
Герой - бродяга иль бобыль!
Давайте кисть им с мрачной краской -
И отвратительные сказки
Они нам выдадут за быль!

   Любовь, восторги, доблесть, гений
Насмешкам их обречены;
Язык и слог для их творений
Самоуправных не нужны!
Тщету искусства возглашая
И парадоксы облекая
В набор нескладный чуждых слов,
Они, потешники народа,
Из грязи вылепя урода,
Его включают в сонм богов!

   Их проза вялая вступает
С тобой надменно в дерзкий бой,
И самохвально прославляет
Свою победу над тобой.
Поднявши знамя пользы мнимой,
Она с гордыней нестерпимой
Тебя за суетность корит;
И в честь естественности жалкой,
О вечного огня весталка! -
Тебя за ложь стыдом клеймит!

   Отвергнут блеск имен великих,
Прочь Данте, Байрон и Омир!..
Умам зоилов полудиких
Чужд дивный строй бессмертных лир!
Ты хочешь ли быть признан ими? -
Карикатурами смешными,
Поэт, усей свой честный труд!
Терситом выставь человека
И, угождая вкусу века,
Шутов ему представь на суд!

   Но минет срок их ослепленья,
Пройдут для них раскола дни,
Краснея за свои сужденья,
Прозрев, опомнятся они!
Тогда, к святилищам забытым
С златым тельцом своим разбитым
Придут они, прося богов...
А ты, отверзи им объятья,
Не помяни слепцов проклятья,
Прости смирившихся сынов!

Июль 1952, Вороново


Одиночество

Есть одиночество среди уединенья.
Под сводом сумрачным обителей святых:
Там дней рассчитанных заране все мгновенья
Назначены для служб, молений, дум немых;
Там в мертвой тишине, в посте и послушанье
Под схимой много лет отшельник проведет;
Но светлый рай вдали, но вера, упованье
Не расстаются с ним,- и ими он живет.

Есть одиночество в глуши степной и дикой,-
Но просвещенному уму досужно там,
Вдали сует, молвы и городского крика,
Предаться отдыху, занятиям, мечтам.
Есть одиночество под кровом отдаленным,
Где в полночь скромная лампада зажжена,
Но там ученый труд товарищем бесценным,-
И жизнь мыслителя прекрасна и полна.

Вот одиночество, когда в толпе, средь света,
В гостиных золотых, в тревоге боевой,
Напрасно ищет взор сердечного привета,
Напрасно ждет душа взаимности святой...
Когда вблизи, в глазах, кругом, лишь все чужие
Из цепи прерванной отпадшее звено,
Когда один грустит и далеко другие,
Вот одиночество!.. Как тягостно оно!

1841, Село Анна


Одним меньше

       Наш боец чернокудрявый
       С белым локоном на лбу.
                         Н. Языков

Где ты, наш воин-стихотворец?..
Вдвойне отчизны милый сын,
Ее певец и ратоборец,
Куда ты скрылся?.. Ты один
Не пробужден еще призывом,
Собравшим тысячи полков,
Одним всеобщим войск приливом,
Единодушным их порывом
Не привлечен на пир штыков...
Проснись!.. Все русские дружины
Шлют представителей своих
На бородинские равнины
Свершить поминки битв святых...
Проснись!.. Там все уж остальные,
Все однокашники твои,
С кем ты делил труды былые,
С кем ты в торжественные дни,
За наши рубежи родные,
За Русь, за веру в бой летал,
Пред кем губительной стрелою
Кровавый путь ты пролагал,
Кого, как молнья пред грозою,
С своей ватагой удалою
Врагам ты смертью предвещал.
Все там!.. Вожди уж с удивленьем
Тебя искали меж собой,
Солдаты наши с нетерпеньем
Давно справлялись: «Где ж лихой?»
И он, хозяин вседержавный,
Кто храбрых царски угощал,—
И он, быть может, вопрошал:
«Где званый гость, где ратник славный?»

И вот на смотр весь стан спешит,
Вот выстрел заревой раздался...
Грохочет пушка, штык блестит...
И поле стонет и дрожит...
Как будто б снова разгорался
На жизнь и смерть Европы бой...
Как будто б год тот роковой
Двунадесятый возвращался.
Но до тебя не достигал
Ни шумный гул, ни зов почетный!..
Твой стих замолк, твой меч упал...
Ты сам, как призрак мимолетный,
В миг из среды живых пропал...
Так! без тебя торжествовала
Россия день Бородина...
И, в час молебствия, она,
Когда защитников считала,—
«Еще одним их меньше стало!» —
Сказала, горести полна!..

1839


Он стар и сед

       Алексею Петровичу Ермолову

Он стар, он сед... но как прекрасен!
Каким огнем глаза горят,
Как проницателен и ясен,
Как смел его орлиный взгляд!
Как разговор его блистает
Любезностью, умом живым;
Как он доверие внушает
Приветом ласковым своим!
Как Провиденье наделило
Его и сердцем и душой!
Как он кокетничает мило
Своею славной сединой!
Он стар,- но с ним не состязайтесь,
О вы, ровесники мои!
И от сравненья удаляйтесь,
Расправя локоны свои!
Он стар, но бьется ретивое
В трепещущей груди его,-
Но мощная рука героя
Штык носит бодро и легко!
И если б наша Русь святая,
Своих детей на брань сзывая,
Вдруг загремела бы: "Пора!" -
Он собрался бы всех живее,
Он поскакал бы всех смелее,-
Всех громче крикнул бы: "Ура!"

1838


Отринутому поэту

                    Нет! Ты не поняла поэта...
                    И не понять тебе его!
                                          (Н. Павлов)

Она не поняла поэта!..
Но он зачем ее избрал?
Зачем, безумец, в вихре света
Подруги по сердцу искал?

Зачем он так неосторожно
Был красотою соблазнен?
Зачем надеждою тревожной
Он упивался, ослеплен?

И как не знать ему зараней,
Что все кокетки холодны,
Что их могущество в обмане,
Что им поклонники нужны?..

И как с душою, полной чувства,
Ответа в суетных искать?
В них всё наука, всё искусство,
Любви прямой им не понять!

Он сравнивал ее с картиной:
Он прав! Бездушно весела,
Кумир всех мотыльков гостиной,
Она лишь слепок божества!..

В ней огнь возвышенный, небесный
Красу земную не живит...
И вряд ли мрамор сей прелестный
Пигмалион одушевит!..

Она кружится и пленяет,
Довольна роком и собой;
Она чужой тоской играет,
В ней мысли полны суетой.

В ней спит душа и не проснется,
Покуда молода она,
Покуда жизнь ее несется,
Резва, блестяща и шумна!..

Когда же юность с красотою
Начнут несчастной изменять,
Когда поклонники толпою
Уйдут других оков искать, -

Тогда, покинув сцену света,
И одинока, и грустна,
Воспомнит верного поэта
С слезой раскаянья она!..

Падучая звезда

Она катилась... я смотрела
С участьем тайным ей вослед -
И дошептать ей не успела
Свое желанье, свой обет...

Она скатилась и пропала!..
Зачем падучею звездой
Бог не судил быть? - я мечтала,-
Мне не дал воли с быстротой?

Подобно ей, и я ушла бы,
Покинув недойдённый путь!
Подобно ей, и я могла бы
Лететь, умчаться, ускользнуть!

1839


Певица

          П. А. Бартеневой

Она поет... и мне сдается,
Что чистых серафимов хор
Вдоль горних облаков несется,
Что мне их слышен разговор.

Она поет... и я мечтаю,
Что звукам арфы неземной
Иль песням пери молодой
Я в упоении внимаю.

Она поет... и сердцу больно,
И душу что-то шевелит,
И скорбь невнятная томит,
И плакать хочется невольно.

Она поет... и голос милый,
Тая дыханье, я ловлю,
И восхищаюсь, и люблю
Его звук томный и унылый!

Она поет... и так умеет
И грусть и чувство выражать,
Что сердцу, кем тоска владеет,
Немудрено ее понять!

Прасковья Арсеньевна Бартенева (1811- 1872) - русская певица (сопрано). Ей посвятили стихи также И. И. Козлов и М. Ю. Лермонтов.

1831, Москва


Первый соловей

Так это правда? И весна
Уж близко с общим обновленьем?
Цветами, солнцем, вдохновеньем
Я буду вновь упоена?

Так это правда? предо мной
Воскреснет, оживет природа,
Умолкнет буря-непогода.
Зазеленеет лес густой?

И ты, весны и роз певец,
Любимец Мая молодого,
Ты мне своею песнью новой
Затвора возвестил конец?

Но, говорят, кто соловья
Услышит в день весенний прежде
Всех птиц других,- о! тот надежде
Пусть вверит радостно себя!

Тому настал счастливый год,
Того исполнятся желанья,
Тому свои очарованья
Жизнь в полной чаше поднесет!

И я с восторгом песнь твою
Как предсказанье принимаю,
Тревожным сердцем ей внимаю,
Тебя слезой благодарю!

Я верю, сладкий соловей,
Я верю радостным приметам...
И буду ждать: авось ли светом
Сменится мрак души моей!

1840


Песня (Где ж ты, жизнь? когда настанешь?)

Где ж ты, жизнь? когда настанешь?
Торопись!... смотри,- я жду!
Ты сказала мне: "Приду!"
Или ты меня обманешь?

Загорится ль для меня
Счастья жданного денница?
Или век мне небылицей
Будет тайна бытия?

Оглянусь - другим раздолье!
Все любили... все живут!
Мне ли только не дадут
В общем счастье скромной доли?

Иль напрасно знать и жить -
Удаль юной мощи рвется?
Иль напрасно сердце бьется,
Или век мне не любить?

1834


Подаренный букет

В день праздника сердца, любимой рукою,
   Душистый букет, ты ко мне принесен,
И принят в восторге, с улыбкой, с слезою;
   И нежной заботой моей охранен,
Цветешь, украшая приют мой заветный,
   Мне теша и чувства, и душу, и взгляд,-
Как радуга, листья твои разноцветны,
   Как люди, живут они, дышат, дрожат;
И ведают радость, когда их лелеет
   Луч солнца златого,- и страждут, когда
Их стужа коснется... Но день вечереет,-
   А завтра для них разрушенья чреда
Придет роковая!.. Поблекнут... увянут!..
   Но прежде, в бессмертной душе, в краткий час,
О! сколько напрасных стремлений устанут!
   И сколько надежд отцветут, совершась!..

1842


Потерянная весна

Весна без соловья, весна без вдохновенья,
Весна без ландышей... средь города, в пыли,
   В каком несносном заточенье
   Дни длинные твои прошли!

Как ты скучна была!.. В какой тоске безгласной
Я выжидала срок затвору своему,
   Как думой вдаль рвалась напрасно,
   Как душную кляла тюрьму!

Как жаждала цветов, и солнца, и простора,
И воли средь степей!.. как старая Москва
   Пуста для сердца и для взора!
   Как в ней немая и мертва!..

Июнь 1841, Москва


Поэтический день

Он мирен был, он светел был,
   Мой день уединенный;
Он благодатно освежил
   Мой дух изнеможенный.

Я дома провела его,
   Вдали людского шума,
И мне не было без него
   Ни пусто, ни угрюмо.

Сначала заняли меня
   Минувшего преданья -
Дневник дней лучших бытия,
   Мои воспоминанья...

Потом был гость,- но не чужой,
   Желанный, сердцу милый;
Правдив, как духовник святой,
   Он верен, как могила!

И наконец осталась я
   Одна, пред книгой новой.
О эта книга!.. для меня
   Как много в ней родного!

Усопший друг ее сложил*,
   Ее певал в изгнанье,
И тайну ей препоручил
   Таланта и страданья...

Дивяся, восхищалась я
   Блестящим вдохновеньем
И провела остаток дня
   С высоким наслажденьем.

Я тихо плакала над ней,
   Над песнию унылой,-
Но слезы те,- от них светлей!
   В них страсть, в них мощь, в них сила!..

И вот пора идти ко сну:
   Прильнувши к изголовью,
Молясь о милых, я засну
   С молитвой и любовью.

Но прежде, горних дум полна,
   За этот день блаженный
Благодарить творца должна
   Душою умиленной!

* "Стихотворения М. Лермонтова". (Примеч. автора.)

1843


Предопределение

   Ребенок был когда-то,- помню я,
Мечтательный и хиленький ребенок,
Сиротка, сросшийся с самых пеленок
С печальною изнанкой бытия.
Других детей лишь изредка встречая,
Он рос один,- то кроток и угрюм,
То резв и смел: печать тревожных дум
Была на нем, заране предвещая
Тяжелую судьбу... Немудрено! -
Ласк матери ему ведь не дано!

   Бывало, под вечер, в тенистый сад
Бежит дитя простором освежиться,
Промеж цветов улечься, притаиться
И жадной грудью пить их аромат.
Так страстно божий мир оно любило,
Так сердце билось в нем! Так взор его
Ловил, искал... не зная сам чего,
Так много в нем уж было жизни, силы
И пылкости!.. О бедное дитя!
Оно вполне уж жило, не шутя!

   О бедное дитя!.. Не только жить,-
Оно уже страдать могло, и слезы
Горячие на лилии и розы
Тайком роняло часто, объяснить
Само себе не могши их причины...
Особенно тоска брала его
Под сумерки, когда вокруг него,
Торжественно сливаясь в гул единый,
Колоколов несчетных звон гудел
И день, кончаясь тихо, вечерел.

   И чудный гул, и многовещий звон
Ребенка слух и душу поражали,
Как будто к жизни дальней призывали,
К борьбе его: вперед стремился он!
Грядущее с насмешкой и угрозой
Страшилищем вставало перед ним
И зеркалом загадочным своим
Сулило скорбь, страданье, горе, слезы...
И понимал гость жизни молодой,
И трепетал пред мрачною судьбой.

   Наитие таинственной тоски
И страха и какого-то волненья
Сходило, как немое откровенье,
К нему на душу... Были глубоки
И тяжки в нем развития порывы.
Дитя, дитя!.. Не думай, не желай,
О тайном, неизвестном не гадай!
Но где?.. Томясь мечтой своей тоскливой,
Оно уже как женщина грустит,
И молится, и плачет, и дрожит!

   А время шло, ребенок вырастал,
И девушкой пригоженькой явился,
И в женщину потом уж превратился,
И жизнь, прямую жизнь земли узнал.
Но знанье то досталося недаром
Страдалице! Без сил, утомлена,
Из трудной школы вырвалась она,
Из битвы, где так долго, с мощным жаром
Она боролась... Что же спасено? -
Лишь сожаленье грустное одно!

   Предчувствие сказало правду ей,-
Тоска и грусть свое сдержали слово:
Ее стопам был труден путь терновый,
Душе ее труднее меж людей!
Все, чем она безумно дорожила,
На полпути отстало от нее,-
Терзали или предали ее
Почти все те, кого она любила.
Обман и ложь нашла она во всем,-
Опоры и любви ни в ком, ни в чем!

   С привязчивой душою рождена,
Привычки цепь она легко носила,-
Судьба ее из края в край водила,
И по мытарствам маялась она.
Где б ни пришлось, хоть на день, поселиться,
Мечта ее сопутствовала ей,-
И все места казались ей милей,
Приютней... Но нигде ей водвориться
Но довелось: какой-то злобный рок
Не жить,- пытаться жить ее обрек!

   И вот опять она, в вечерний час,
Одна в саду тенистом и пространном,
Пришла сказать прости местам желанным,
Где сердцем ожила... И вещий глас
Колоколов, к молитве призывая,
Напомнил ей, где будет дан покой
Больным сердцам,- где минет сон земной
И снова жизнь начнется, жизнь другая...
И как дитя опять она грустит,
И молится, и плачет, и дрожит...

Май, 1852


Простонародная песня

             1

Тучи черные собираются,
И затмилося солнце красное;
Думы мрачные крушат девицу
И волнуют в ней сердце страстное.

Скучно девице одиночество,
Она с радостью распростилася,
Ей без милого опостылел свет,
И тоска в душе вкоренилася.

Тучи черные разгуляются,
Засияет вновь солнце красное;
Не осушатся слезы девицы,
Не воскреснет в ней сердце страстное!

             2

Темно-русые кудри милого,
Не достанется вами мне играть!
Очи светлые, очи ясные,
Я привета в вас не должна искать!

Взоры нежные, взоры страстные,
Не при мне огнем вы пылаете!
Уста милые, сладкогласные,
Вы не мне "люблю" восклицаете!

Ловкий молодец, ненаглядный мой,
Не видать тебя горемычной мне!
Разлучили нас бури лютые,
Ты один теперь на чужой стране!..

             3

Дайте крылья мне перелетные,
Дайте волю мне, волю сладкую!
Полечу в страну чужеземную
К другу милому я украдкою!

Не страшит меня путь томительный,
Я помчусь к нему, где бы ни был он.
Чутьем сердца я доберусь к нему
И найду его, где б ни скрылся он!

В воду кану я, в пламя брошусь я!
Одолею всё, чтоб узреть его,
Отдохну при нем от кручины злой,
Расцвету душой от любви его!..

Август 1831


Романс (Когда б он был...)

(Для Елизаветы Петровны Пашковой)

Когда б он был теперь со мною,
Наряд бы мой прельщал меня;
Но нет его!.. душа моя
Полна страданьем и тоскою.
Когда я сердце отдала,
Я быть кокеткой не умела,
Но он нашел что я мила.
Теперь пленять я б не хотела,
Что в красоте?.. здесь нет его!

Когда б он здесь был, я б желала
Блистать умом и остротой;
Но нет его - исчез ум мой,
Игривость резвая пропала,
Веселье взор мой не живит,
Воображенье охладело;
Душа и сердце - всё молчит!
Теперь блистать я б не хотела,
К чему мне ум?.. здесь нет его!

Февраль 1830, Москва


Русским женщинам

Зима. Не правда ли, нет мочи
Мороз и стужу выносить?
Вам длинны суточные ночи
И рады время вы убить?
Окутайтесь в меха собольи,
Оденьтесь в дымку и атлас,
На бал пора!.. Там ждет раздолье,
Там ждут все упоенья вас!

Но не забудьте, что в избушке
Нет дров и часто хлеба нет;
Что там к озябнувшей старушке
Малютка жмется,- свой обед
С утра вымаливая криком;
Что наги, холодны они;
Что жертвы бедности великой
Еще беднее в зимни дни!

Живем мы, право, в век железный!
Безумной роскоши вампир
Сосет всех нас,- и бесполезно
На роскошь ропщет целый мир:
По всей Европе все сословья
Беднеют нынче с каждым днем,
Лишь богатеют на здоровье
Игрок с банкиром да с жидом.

Легко у них нажито злато
И проживается легко,-
У выскочек спесь торовата
И гордость метит высоко.
Соблазна духом одержимой
Толпе их в пагубу пример;
И, хвастая щедротой мнимой,
Свет сыплет деньгами без мер.

О! горе, горе поколеньям,
Меж коих золото кумир!
Так было встарь, когда паденьем
Народов оглушался мир:
Когда горела Ниневия,
Языческий кончался Рим
И разрушалась Византия,
Развратом отравясь своим!

Так будет с жалкими странами,
Где алчут жаждой тленных благ,
Где нищий зависти глазами
На богача глядит как враг;
Где все наперерыв стремится
Блеснуть и нашуметь собой,
Скорей на счет других нажиться,-
Хоть бы нечестною рукой!

Бог им судья!.. Но их путями
Мы,- добровольные слепцы,-
Зачем, куда идем мы,- сами
Своей погибели творцы?
Пора прозреть, пора очнуться
И, вспомнив о судьбе детей,
G кровавым плачем оглянуться
На разоренье всех семей!

Вельможа русский! Ты обязан
Беречь добро крестьян своих!
Их жребий с нашим тесно связан,-
Ответ дадим мы и за них.
С твоей усадьбой заложенной
Ты заложил и дедов прах!
А мы - тщеславные их жены -
Виновны в мужниных долгах.

Нас, женщин, соблазняет мода:
У нас кружится голова;
Тягло работало два года,
Чтоб заплатить нам кружева;
Мы носим на оборке бальной
Оброк пяти, шести семей...
Блеск этой роскоши печальной -
Грех против бога и людей!

На полках наших этажерок
Как много дряни дорогой,-
Альбомов, чашек, бонбоньерок,
К нам завезенных новизной!
От тряпок сундуки ломятся
В загроможденных кладовых...
Беда слугам... домы пылятся,
Жизнь тает в мелочах пустых!

И что нам в том?.. Или мы краше?
Иль мы счастливей и милей?
Иль мир прочней над кровлей нашей
И на душе у нас светлей?
Гордясь мишурной обстановкой,
Избегнем ли судьбы угроз?
Или под штофной драпировкой
Поменьше льется женских слез?

Поверьте мне,- и не сердитесь.
Я говорю вам от души! -
Как вы богато ни рядитесь
И как ни будьте хороши,-
Не знать вам радости сердечной,
И не видать вам ясных дней,
Пока идет наш век беспечный
Стезей беспутною своей;

Пока, гонясь за наслажденьем,
За бурной страстию одной,
Мужчина смотрит лишь с презреньем
На счастие в любви святой!
Пока духовное начало
Корысти в дань приносит он
И над святыней идеала
Глумится,- буйством озлоблен!

Так сбросим же с плечей надменных
Безумно дорогой убор
И тяжесть тканей позлащенных,-
Весь этот блеск, весь этот вздор!
Ценой ненужных безделушек
Накормим нищих и ребят,
Оденем зябнущих старушек,-
И жив да будет меньший брат!..

Ноябрь 1856


Семейству графов Виельгорских

Душа болит, душа болит...
Болит по общим нашим ранам,
Тоска-печаль голодным враном
И грудь и сердце мне щемит.

В какой семье, в каком дому
Нет нынче плача, слез, стенаний?
Где не найдешь в годину брани
Хотя по гробу одному?

Одни под пулею в бою
Иль от штыка бесстрашно пали,
Геройской смертью развязали
Присягу честную свою.

Другие с язвой и чумой
Вступили смело в бой неравный,
Больных спасая, смертью славной
Запечатлели подвиг свой.

И, все с молитвой на устах
За нашу мать, за Русь родную,
Все смерть прияли роковую
И улеглись в своих гробах.

Мир вам, отечества сыны!..
Внемли, о боже, их моленья,
Пусть эти жертвы примиренья
Нам будут свыше сочтены!

Пусть луч их славы неземной
Блестит зарей нам беззакатной,
Пусть наши слезы благодатной
На Русь ниспошлются росой!

Душа болит, душа болит,
Болит но общим нашим ранам,
Тоска-печаль голодным враном
И грудь и сердце мне щемит.

Ноябрь 1855


Сереже

Отдавая ему мою рукопись первого издания

Возьми! - вот думы и мечтанья
Души восторженной моей,
И сердца первые страданья,
И первых мыслей излиянья
Во время грустных детства дней!

Тут все... тут все, что волновало
Меня в теченье многих лет...
Чем радость сердце баловала,
Чем жизнь мне волю испытала,
Чему учил премудрый свет!

Тут все: и чары вдохновенья,
И пыл порывов молодых,
Тревоги, слезы, сожаленья,
Сует блестящих искушенья
И отголоски чувств моих.

Тут все: и проблески святые
Поэзии в душе моей -
Минуты жизни дорогие!
И женских грез следы живые,
И повесть всех ее затей.

На цену сестриных мечтаний
Купи блестящий эполет,
И ятаган для грозной брани,
И для похода за Кубанью
С стальною шашкой пистолет!

Купи лихого Карабаха,
С ногою верною, с огнем,
С сухою костью, с прытким махом,
И поезжай тогда без страха
В путь утомительный на нем!

И знай: под бранною палаткой,
Среди тревоги боевой,
Ты не один!.. и я украдкой,
С заботой нежной, с думой сладкой,
Переношусь к тебе душой!

22 октября 1839, село Анна


Слова и звуки

   Слова и звуки... звуки и слова,
В них жизни, полной жизни выраженье,
Все, что вмещают сердце, голова
И человека грудь,- все проявленья
Природы и Творца, на небесах
И на земле что зримо и незримо,
Вся цепь существ, от тли до херувима,
Все оживает в звуках и словах.

   В словах и звуках от былых веков
Преданья нить до поздних поколений
Дошла и как наследие отцов
Передала рассказ их заблуждений,
Их горя, их страданья, их страстей,
Попыток их нам проложить дорогу,-
И слово умудряет понемногу...
Без пользы звук не гибнет меж людей!

   Какая власть сравнится с властью их?
Друг с другом мы через слова и звуки
Сближаемся... блаженство, радость, муки,
Любовь, вражду,- все облекаем в них.
И так, все вы, в ком мысли благостыня,
Все вы, поэт, вития и певец,-
Храните чисто дар свой, как святыню!
В словах и звуках вечный ключ сердец!

1852


Спор на небе

В сумраке вечера светло-таинственном
Глубь необъятная неба лазурного
Блещет, прозрачная, ясностью чудною,
   Будто сафир, раскаленный огнем,
В перстне сверкающем мага восточного.


Плавно качаясь в мягкой упругости
Моря эфирного, месяц купается,
Месяц ныряет в нем,- нежась, красуется,
   Словно над озером в быстрых волнах
С статною гордостью лебедь играющий.

Тихо и трепетно,- вся созерцание,-
Молча гляжу я на небо далекое,
Молча любуюсь сияющим месяцем:
   Век не расстался бы с ними мой взор!
Не нагляжуся я, не налюбуюся!..

Вдруг,- вот несется... и вот уж нахлынуло
Бог весть откуда - пролетное облако-
Быстро задернуло ризой нетленною
   Месяца ясного радостный лик,-
И не видать уж его, золотистого!

Сердится, неба краса лучезарная,
Месяц, владыка и царь звезд бесчисленных,
Сердится, видя себя вдруг окутанным
   Будто бы саваном,- хочет сорвать,
Хочет расторгнуть враждебное облако...

Борется с тению... с мглою летающей...
Сбросит покров свой - и трепетно выглянет,
Отблеск серебряный сыплет приветливо...
   Но не надолго! туча бежит...
Туча настигнула... снова нет месяца!

Кто же, кто будет из них победителем?
Туча ль угрюмая, мимо досадуя,
Путь свой направит, в даль вихрем влекомая?
   Месяц ли в тайный чертог свой уйдет?
Мраком ли, светом ли небо оденется?

Взором и мыслию к выси прикована,-
Жду я решения: я, суеверная,
Думой пытливою в спор их вмешалася;
   Я загадала... и участь свою
Чудным противникам робко поверила...

Жизни духовной, судьбы человеческой
Образ здесь вижу я: в сердце волнуемом
Также встречаются, спорят и ратуют
   С радостью светлою туча-печаль.
Кто одолеет... ах!.. Богу лишь ведомо!..

Август 1843, Москва


Тайна всего

Зачем, зачем, когда душистый Май
Холмы, и дол, и лес озеленит
И, обновлен и свеж, как юный рай,
Наш старый мир цветет, журчит, блестит,-
Зачем, зачем так сладостна она
И в душу нам впивается весна?

Зачем сирень и розы облеклись
В цветной убор, в роскошный фимиам,
В красе своей так гордо разрослись
И негою и зноем веют нам?
Зачем луны сребристо-томный луч
Призывно нам мелькает из-за туч?

Зачем, зачем унылый соловей,
Недолгий гость дубравы молодой,
Подъемлет вдруг в тиши и мгле ночей
Свой страстный гимн и звучный ропот свой?
Что песнь его так душу шевелит?
Что сердцу в ней так внятно говорит?

Затем, затем, что тайною одной
Одушевлен весь мир оживший вновь,
Что благодать сошла святой росой,
Что кроется во всем сама любовь!
Весна... цветы... свет лунный... соловьи...
Все празднует любовь, все ждет любви!

1842


Талисман

Есть талисман священный у меня.
Храню его: в нем сердца все именье,
В нем цель надежд, в нем узел бытия,
Грядущего залог, дней прошлых упоенье.
Он не браслет с таинственным замком,
Он не кольцо с заветными словами,
Он не письмо с признаньем и мольбами,
Не милым именем исполненный альбом,
И не перо из белого султана,
И не портрет под крышею двойной...
Но не назвать вам талисмана,
Не отгадать вам тайны роковой.
Мне талисман дороже упованья,
Я за него отдам и жизнь, и кровь:
   Мой талисман - воспоминанье
   И неизменная любовь!

1830, Москва


Тебе одному

    (Из "Неизвестного романа")

Нет, не тогда бываю я счастлива,
Когда наряд, и ленты, и цветы
Блестят на мне, и свежестью красивой
Зажгут в тебе влюбленные мечты.

И не тогда, как об руку с тобою,
Увлечена разгулом молодым,
Припав к тебе вскруженной головою,-
Мы проскользнуть сквозь вальса вихрь спешим.

И не тогда, как оба мы беспечны,
Когда наш смех, наш длинный разговор
Оживлены веселостью сердечной,
И радостно горит наш светлый взор.

Счастлива я, когда рукою нежной
Я обовьюсь вкруг головы твоей,
И ты ко мне прислонишься небрежно,
И мы молчим, не разводя очей...

Счастлива я, когда любви высокой
Святую скорбь вдвоем почуем мы,
И думаем о вечности далекой,
И ждем ее, взамен житейской тьмы!..

Счастлива я наедине с тобою,
Когда забудем мы весь мир земной,-
Хранимые свободной тишиною
И заняты, ты мной, а я тобой!..

Счастлива я в часы благоговенья,
Когда, полна блаженства моего,
Я о тебе молюся провиденью
И за тебя благодарю его!

Три любви

Есть матери любовь: она хранит и греет,
И нежно бережет, и ласками щедра;
Ее святым огнем жизнь бурная светлеет;
Ее влиянием глас долга и добра
И громче и звучней взывает в сердце юном;
Ее молитвою небесной веры луч
Нисходит иногда сквозь мрак житейских туч
В рассудок, преданный мечтаньям вольнодумным;
И образом ее, и мыслию о ней
Усмирено порой волнение страстей.

Есть сестрина любовь: она и состраданье
И соучастие на поприще земном;
Она средь неудач, в минуту испытанья,
Приходит, кроткая, с догадливым умом
И с сердцем преданным, чтоб без речей, без шума
Унять и исцелить припадок злой тоски;
И взглядом дружеским, пожатием руки
Умеет разогнать порыв хандры угрюмой;
И братом, гордости и нежности полна,
Все восхищается в мечтах своих она.

И есть еще любовь... Но та!.. Где выраженья,
Где краски и слова, чтоб высказать ее?..
Чтоб передать вполне и цель и назначенье
Той страсти, той любви?.. Лишь ею бытие
И мир озарены!.. Она горит и блещет;
Всю душу женскую, весь тайный сердца жар
Блаженству милого она приносит в дар,
И им одним живет, и им одним трепещет!
Она бесценный перл, она душистый цвет,
И ей меж радостей земных подобной нет!..

1840


Три поры жизни

Была пора: во мне тревожное волненье, -
Как перед пламенем в волкане гул глухой,
Кипело день и ночь; я вся была стремленье...
Я вторила судьбе улыбкой и слезой.
Удел таинственный мне что-то предвещало;
Я волю замыслам, простор мечтам звала...
Я все высокое душою понимала,
Всему прекрасному платила дань любви, -
   Жила я сердцем в оны дни!

Потом была пора,- и света блеск лукавый
Своею мишурой мой взор околдовал:
Бал,- искуситель наш,- чарующей отравой
Прельстил меня, завлек, весь ум мой обаял.
Пиры и праздники, алмазы и наряды,
Головокружный вальс вполне владели мной;
Я упивалася роскошной суетой;
Я вдохновенья луч тушила без пощады
Для света бальных свеч... я женщиной была,-
   Тщеславьем женским я жила!

Но третия пора теперь мне наступила,-
Но демон суеты из сердца изженен,
Но светлая мечта Поэзии сменила
Тщеславья гордого опасно-сладкий сон.
Воскресло, ожило святое вдохновенье!..
Дышу свободнее; дум царственный полет
Витает в небесах,- и божий мир берет
Себе в минутное, но полное владенье;
Не сердцем - головой, не в грезах - наяву,
   Я мыслию теперь живу!

1835


Туда, где жизнь

Вечерняя беседа души с ангелом-хранителем

             Ангел

Снова грустна ты!.. Мрачная дума
Взор твой туманит, чело тяготит;
Что с тобой сталось?.. скукой угрюмой,
Горем безмолвным что сердце болит?

              Душа

Скучно мне, грустно мне!.. Пусто и тесно!
Сердце проснулось и просится в даль...
Есть,- о! я помню - есть край чудесный:
Там исцелятся и скорбь и печаль!

             Ангел

Знает и понял тебя твой Хранитель!
К вечным причудам твоим я привык,
Я от рожденья твой верный блюститель,-
Я разумею твой страстный язык.
Ты, поэтическим снам предаваясь,-
Прозою жизни томиться должна;
Ты любопытна... и в даль увлекаясь,
Видимым миром везде стеснена.
Хочешь: на полдень цветущий и знойный
Крыльев размахом тебя я умчу,-
Сердце больное и ум беспокойный
Видом Италии вмиг излечу?
Солнце, мелодия, чары искусства,
Море без бурь и в лесах аромат,
Пища для мысли, пища для чувства -
Вот что найдешь ты, чем край тот богат!

              Душа

Нет, не хочу я!.. Я верю, я знаю,
Много услад там и много там чар;
Но не о них я так часто мечтаю,
Но не для них сердца искренний жар!

             Ангел

Хочешь ли видеть ты царства Востока,
Мир околдованный джиннов и фей,
Храмы браминов, мечети пророка,
Пляшущих чудно каирских алией?

              Душа

Нет! Та страна, как волшебная сказка,
Лишь на мгновенье пленяет наш ум;
Вымысел чудный - ничтожна завязка,
И не пробудит она вещих дум.

             Ангел

Хочешь на Запад?.. Там Лондон - созданье
Умственной силы и воли земной,-
Где просвещенье, торговля, познанье
Царствуют, мир наполняя молвой!
Хочешь в Париж ты? - в тот город блестящий,
Где наслаждение суетных ждет,
Жизнью, весельем и златом кипящий?
Там, в шуме общем, дух скорби заснет!

              Душа

Нет, не хочу я!.. На блеск чужестранцев
Взором холодным что пользы смотреть?
Что перед славой умов-самозванцев
Мне безрассудно благоговеть?
Что в наслаждениях, в дружбах минутных
Жизнь по-пустому, без цели терять?
Что по дороге, на дневках попутных,
Сердце и мысли клочками бросать?
Жизни хочу я,- но ровной, но полной;
Жизни под небом, под солнцем родным,
Где бы разлуки холодные волны
В срок не отхлынули с счастьем моим!
Где приковала бы цепью любимой
К местности, к лицам, к предметам меня
Прелесть привычки, где б плавно, незримо
Годы стремились к концу бытия!
Чувствую, в сердце довольно есть силы,
Жара довольно, чтоб долго оно
То же и тех же все свято любило,
Было одним и все тем же полно!
Чувствую, станет во мне вдохновенья...
Незачем вдаль мне гоняться за ним;
Стран невидалых не нужны явленья,
Чтобы мечтам дать стремленье моим!

             Ангел

Хочешь на Север!.. Но что ты там любишь?
Век там мороз кровь и ум леденит;
Там, света ради, мечту ты погубишь;
Солнце не жжет там, весна не живит.

              Душа

К Северу! к Северу!.. В край ненаглядный!
О! пусть он мрачен и пусть он суров,
Пусть там отчизна зимы беспощадной,
Пусть там обители вечных снегов;
Но и без солнца мне сердце там греют
Мысль и сознанье, что дома оно,
Но и без вешних дней думы там зреют
И вдохновенью развиться дано!
Но я увижу там края родного
Силу и славу,- и им возгоржусь;
Града богатого, града большого
Умственной жизнию там наслажусь.
Много друзей там найду я любимых,
Много приветливых, добрых сердец:
Там исполненье всех снов, мной таимых,
Альфа с омегой, начало, конец!
Там меня ждут, и зовут, и все любят;
Там отдохнуть от изгнанья хочу;
Там отогреют меня, приголубят,
Там моя жизнь, и туда я лечу!..

1840


Фантазия

Хоть я с полуденной душою
И с сердцем страстным рождена,
Хоть прав мой жив, хоть я мечтою
Волшебству звуков предана;
Хотя мои пылают думы,
Хоть много южного во мне,
Но север хладный и угрюмый,
Родной мой север мил душе!

Порой меня воображенье
На крыльях радужных влечет
Туда, где дышит вдохновенье,
Где искони восторг живет.
Туда!.. в страну очарованья,
Где воздух чище и ясней,
Где вся природа в ликованье
Гордится роскошью своей.

Я в страстном забытье блуждаю
В священных греческих горах!
Я прах обломков вопрошаю
О героических веках;
Я слышу бранный вопль Тиртея
И звук оружий боевых,
Я мчуся по волнам Пирея,
Брожу в развалинах седых.

Афины, Спарта предо мною
С их красноречием немым,
С свободой, с славой их былою,
С их злополучьем роковым!
И Миссолонги вдруг дымится,
Весь свежей кровью обагрен,
И обгорелый Хиос зрится,
Обитель горестных племен!

И есть там новая могила-
Могила странника-певца,
Кого страданье заклеймило
От колыбели до конца.
Несправедливость Альбиона
Презрел великой он душой,-
И тень изгнанника Байрона
Сроднилась с Грецией младой!

Но есть еще предел желанный,
Еще волшебная страна-
Поэтов край обетованный,
Где им награда суждена,
Цель их исканий благородных,
Предмет их песней и стихов,
Кумир душ пылких и свободных,
Эдем восторженных умов!

И там, в Италии чудесной,
В сердечных снах бываю я...
И до нее игрой небесной
Несет фантазия меня!
Под тенью мирт, олив душистых
Я воздух ароматный пью,
Любуюсь блеском звезд сребристых
И звуки серенад ловлю.

Но чу!.. Полночного моленья
Вот громкий благовест гудит!
Вот он, глагол богослуженья,
Единоверцам говорит!
Вот он величественным стоном
Мое раздумье перервал
И русским православным звоном
Виденья чуждые прогнал!

Очнулась я от снов любимых...
В обычный очерк бытия
Из дальних стран, восторгом зримых,
Возвращена душа моя;
Забыты пылкие мечтанья,
И я, опомнившись вполне,
Твержу в сердечном излиянье:
"Мой край родной! ты дорог мне!"

Тиртей - древнегреческий поэт, вдохновлявший своими стихами воинов. "И Миссолонги вдруг дымится...", "Обгорелый Хиос" - здесь речь идет об освободительной войне греков против их многовековых притеснителей-турок. Город Миссолонги подвергался турецкой осаде. Население острова Хиоса почти полностью было истреблено турками. "И есть там новая могила", "тень изгнанника Байрона".- Английский поэт Джордж Байрон (1788-1824) прибыл в 1823 г. в Грецию и оказал огромную помощь повстанцам (организационную, материальную). Он скончался в Миссолонги от лихорадки.

1832


Цыганский вечер

   Посвящается сестре и брату,
   княгине Голицыной, графу Апраксину

Полночь звучит... Сюда несите чашу,
Благоуханный дайте ром...
Все свечи вон!.. Пусть жженка прихоть нашу
Потешит радужным огнем!
Зовите табор к нам! Чтоб песнью чудно-шумной
Нас встретил исступленный хор,
Чтоб дикой радостью, чтоб удалью безумной
Был поражен и слух и взор!

Велите петь цыганке черноокой
Про страсть, про ревность, про любовь -
Про всё, про всё, что в жизни одинокой
Волнует ум, сжигает кровь!
И мы послушаем тот вечный сердца ропот,
И оживится хладный прах
Забытых нами снов, - проснется страстный шепот
В давно заглохнувших сердцах!

Давно, мои друзья, любимых песен звуки,
Давно не тешили меня;
Но русской речи склад в чужбине, в дни разлуки
Припоминала часто я.
О! как хотелось мне любимое веселье
Лет свежей юности вкусить
И после странствия возврата новоселье
Подобным пиром огласить!

Оно исполнилось, тоскливое желанье, -
Поют мне песни старины!..
Простонародных слов и ладов сочетанье
Кипучей жизнью как полны!
В восторженной душе очнулося былое
С минувшей радостью, тоской, -
И сердце, как тогда безумно молодое,
Забилось с прежней быстротой.

Внимаю жадно им, знакомцам незабытым,
Люблю радушный их привет
И предпочту его поклонам знаменитым,
В которых правды, смысла нет!
Здесь есть поэзия... Здесь в лицах сей картины
Есть страсть, есть воля, есть порыв;
Разнообразный хор таинствен, как судьбина,
Как беззаботность, он гульлив.

Для чувства робкого, для тайных упований
Поет он сладкий гимн любви;
Для сердца грустного в нем отклик есть страданья, -
Что хочешь, каждый назови!..
И нас немного здесь, но каждый понимает
По-своему ответный глас
И, верно, углубясь в мечту, припоминает
Какой-нибудь заветный час...

Предаться можем мы свободно увлеченью
Очаровательных минут:
Ни взор завистливый, ни злость, ни осужденье
В наш тесный круг не попадут.
И мы доверчиво друг другу смотрим в очи,
Без опасенья, без препон...
Жаль, быстрые часы блаженной этой ночи
Промчатся как чудесный сон!

Цыганский табор

Дика гармония полдикого народа
И мрачен и криклив звук громких голосов;
Но дышат в песнях их отвага и свобода,
Наследье кровное их дедов и отцов!

Когда веселием, восторгом вдохновенный,
Вдруг удалую песнь весь табор запоет,
И громкий плеск похвал, повсюду пробужденный,
Беспечные умы цыганок увлечет,
На смуглых лицах их вдруг радость заиграет,
В глазах полуденных веселье загорит,
И все в них пламенно и ясно выражает,
Что чувство сильное их души шевелит.
Нельзя, нельзя тогда внимать без восхищенья
Напеву чудному взволнованных страстей!
Нельзя не чувствовать музыки упоенья,
Не откликаться ей всей силою своей!
Поют,- и им душа внушает эти звуки;
То страшно бешены, то жалобны они;
В них все: и резвый смех, и голос томной муки,
И ревность грозная, и ворожба любви,
И брани смелый вопль, и бурное раздолье,
И жизни без забот похмельное приволье!
Их табор сборище Алмей и удальцов,
Концерт их оргия, вой ада с песнью рая,
Востока дивного поэзия живая,
Гимн фантастический Шекспировых духов!
Но вот гремящий хор внезапно умолкает...
И Таня томная одна теперь слышна.
Ее песнь грустная до сердца проникает,
И страстную тоску в нем шевелит она.
Бледна, задумчива, страдальчески-прекрасна,
Она измучена сердечною грозой,
На ней видна печаль любови нежной, страстной,
И все черты ее искажены тоской.
О! как она мила! Как чудным выраженьем
Волнует, трогает и нравится она!
Душа внимает ей с тревожным наслажденьем,
Как бы предчувствием мучительным полна!
Но если ж песнь ее, с восторгом южной страсти,
Поет вам о любви, о незнакомом счастье,
О! сердцу женскому напевы те беда!
Не избежит оно заразы их и власти,
Не смоет слезами их жгучего следа!

Дика гармония полдикого народа
И мрачен и криклив звук громких голосов,
Но дышат в песнях их отвага и свобода,
Наследье кровное их дедов и отцов!

Алмея - египетская танцовщица. Таня - Татьяна Дмитриевна Демьянова (1810-1877), цыганская певица, знаменитая в Москве, которой увлекались Языков, Пушкин и другие поэты.

Август 1831, Петровское (Москва)


Чего-то жаль

 По прочтении новым друзьям
    старых стихотворений

                  О. Б. М Э.

   Чего-то жаль мне... И не знаю я
Наверное чего... Опять его ли,
Кого безумно так любила я,
Так долго и с такой упрямой волей?..
Или тебя, пора моей весны,
Отцветшая пора младых стремлений,
Желаний и надежд и вдохновений...
Той грустной, но все милой старины!..

   О нем зачем жалеть?.. Ведь счастлив он,
Своей судьбой доволен и спокоен,
Минувшего забыл минутный сон...
И, счастия оседлого достоин,
Рассудку подчинил свой гордый ум,
Житейских благ всю цену понимает...
Без детских грез, без лишних страстных дум,
Живет... и жизни смысл и цель уж знает!

Он знает, что богатство нужно нам,
Чтоб вес иметь и поддержать значенье;
Что душу не разделишь пополам
С другой душой... что это заблужденье
Мальчишек и девчонок в двадцать лет,
Что барский дом, столь лакомый на славу,
Превознесут друзья, уважит свет...
(Друзья и свет так падки на забавы!)

   С поэзией простился он навек
И с прозою сухою помирился;
Член общества, степенный человек,
С приличием в ладу, он научился
Условной речи их... Нет!.. Он не тот,
Чем прежде был!.. О нем жалеть зачем же?..
От женского он сердца сам не ждет,
Чтоб было век оно одним и тем же!..

   Нет! не его мне жаль! — Мне жаль тебя,
Моя любовь, любовь души беспечной,
Ты верила и вечности сердечной,
Ты верила и в клятвы и в себя!..
Мне жаль еще повязки ослепленья,
Скрывавшей мне житейских уз тщету...
Мне жаль тебя, о гордое презренье,
Ребяческий ответ на клевету!..

   Мне жаль тебя, мой благородный гнев,
Ты ложь встречал лицом к лицу отважно,
Ты лесть отверг с ее хвалой продажной,
Ты зависти дразнил зловещий рев!..
Мне жаль тебя, мое самозабвенье,
Готовность глупо жертвовать собой...
Безумно жаль младого увлеченья
С его золотокрылою мечтой!..

После субботы 16 февраля 1852, Москва


Что лучше?

Восторженность души, дар чувствовать полнее
И мыслить глубоко, дар плакать и мечтать
И видеть в жизни сей все ярче и светлее,-
То кара ль жребия?.. то неба ль благодать?

Что лучше: разуму спокойно повинуясь,
Судить, как судит свет, все взвешивать, ценить;
С условным мнением небрежно согласуясь,
Жизнь, сердце и судьбу расчету подчинить?

Или, дав волю снам, и думам, и желаньям,
Преображать весь мир своей живой мечтой,
Искать сочувствия, и верить предвещаньям,
И ждать... и счастье звать трепещущей душой?

Что лучше - знает бог!.. что лучше - опыт скажет;
Не нам, не нам решить загадочный вопрос!
Кто заблужденье нам иль истину докажет,
Когда глас внутренний еще не произнес?

Но если втайне нам мечтается порою
Иль сладко плачется и рвется сердце в пас
На небо вознестись беззвучною мольбою
Иль на земле вкусить восторга светлый час,-

Зачем противиться?.. Полны благоговенья,
На крыльях радужных умчимся высоко...
Как чисты, как теплы те слезы умиленья,
Как сердцу после них отрадно и легко!..

1841


Что я люблю в красоте

                Вариньке Жихаревой

Что мне до прелести румянца молодого?
Что в правильных чертах, в роскошной красоте?..
Не говорят они ни сердцу, ни мечте,
Под оболочкой их нет отблеска святого. -
Земные прелести, - без зависти на вас
Я брошу беглый взор оценки беспристрастной,
Воздам хвалу, - пройду, - и память о прекрасной
Во мне изгладится тотчас. -

Но если встречу я умильную головку,
Воздушный, стройный стан, взгляд умный и живой,
В движеньях, в поступи небрежную сноровку,
И длинных локонов рассыпавшийся рой, -
Тогда любуюсь я пленительным виденьем,
Духовной красоты понятны чары мне, -
И долго мне потом небесным привиденьем
Лик милой девушки мерещится во сне.

Эльбрус и я

Мне говорили: "Чуден снежный!"
Мне говорили: "Он могуч.
Двуглав и горд, и с небом смежный, -
Он равен лету божьих туч!"

Мне говорили: "Умиленье,
Восторг на душу он нашлет, -
И с пылкой думы вдохновенье
Он словно пошлину возьмет!.."

Мне говорили: "Ежедневно,
Ежеминутно стих живой,
Как страстный зов, как гимн хвалебный
В груди раздастся молодой!.."

Но я, - я слушала, сердилась, -
Трясла упрямо головой, -
Молчала... мненьем не делилась
Своим с бессмысленной толпой...

Но я, напутным впечатленьям
Презрительно смеялась я;
И заказным их вдохновеньям
Чужда была душа моя!..

Но жалким, низким я считала,
Пройдя назначенную грань,
Вдруг, как наемный запевала,
Петь и мечтать природе в дань.

И зареклась я пред собою,
И клятву я дала себе
Кавказа дикой красотою
Дышать без слов, наедине.

Эльбрус предстал. Я любовалась,
Молчанья клятву сохраня;
Благоговела, восхищалась,
Но песней не слагала я!

Как пред красавицей надменной
Поклонник страсть свою таит, -
Так пред тобой, Эльбрус священный,
Весь мой восторг остался скрыт!..

Эльбрус, Эльбрус мой ненаглядный,
Тебя привет мой не почтил, -
Зато как пламенно, как жадно
Мой взор искал тебя, ловил!..

Зато твоим воспоминаньем
Как я богата, как горжусь!..
Зато вдали моим мечтаньям
Все снишься ты, гигант Эльбрус!..

1836


* * *

              Habent sua fata libelli...


Я не горжусь, что светлым вдохновеньем
С рожденья Бог меня благословил,
Что душу выражать Он дал мне песнопеньем
И мир фантазии мечтам моим открыл:-

Я не горжусь, что рифмой, звуком, словом
Я чувство, мысль и страсть умею облекать;
Что юныя сердца под робким их покровом
Могу я песнею моею взволновать:-

Я не горжусь, что с лестью и хвалою
Мне свет внимал, рукоплескал порой,
Что жены русския с улыбкой и слезою
Твердят, сочувствуя, стих задушевный мой!

Я не горжусь, что зависть и жеманство
Нещадной клеветой преследуют меня.
Что бабью суетность, тщеславий мелких чванство
Презреньем искренним своим задела я:

Я не горжусь, что и враги явились,
Враги, незнавшие в лицо меня вовек!..
Что ложью на меня они вооружились,
Что мне анафему их приговор изрек...

Что зависть злобная с уловкою змеиной
На имя женское клевещет и хулит,
И им ругается,- авось-ли за-едино
Она и честнаго поэта поразит!..

Пускай их тешутся!!.. Спокойно, равнодушно,
Иду себе дорогою своей,
Живу, пою, молюсь, призванию послушна,
Вражде ответствую насмешкою моей!

Горжусь я тем, что в чистых сих страницах
Нет слова грешнаго, виновной думы нет,-
Что в песнях ли своих, в рассказах, в небылицах,
Я тихой скромности не презрела завет!

Что женщиной смиренно я осталась,
И мыслию, и словом, и душой!..
Что я лжемудрием пустым не увлекалась,
И благочестия хранила щит святой!

Горжусь я тем, что вольнодумством модным
Не заразилась мысль прозревшая моя,
Что смело языком правдивым и свободным
Пред Богом и людьми вся высказалась я!..

Горжусь я тем, что в этой книге новой
Намёка вреднаго никто не подчеркнет,
Что даже злейший враг, всегда винить готовый,
Двусмысленной в ней точки не найдет !..

Горжусь я тем, что дочери невинной
Её без страха даст заботливая мать,-
Что девушке, с душою голубиной,
Над ней дозволится и плакать и мечтать!..

10-го сентября 1850, Вороново

Всего стихотворений: 73