Вивиан Азарьевич Итин (1894-1938)

Все стихотворения Вивиана Итина на одной странице

- Оглавление -

Я овладел огнем -- огонь горит во мне. 
Я победил моря -- во мне остались бури. 
Быстрее птиц я мчусь в пустой лазури. 
Но пустота живет в моем бездонном сне. 
Я все узнал, все уловил в тенета 
Огнеподобной воли и мечты. 
Но сколько раз в темнице звездочета 
Я сам сжигал заветные листы! 
Душа жила средь смерти и безумья, 
Жгла бледной страстью мозг ее жрецов, 
И как удары были их раздумья, 
И превращались идолы в рабов. 
Упорней всех со мной боролись люди, 
Топтали толпы радостный посев. 
Но я придумал тысячи орудий, 
Чтоб усмирить их беспокойный гнев. 
Бессильный зверь теперь пощады просит, 
Покорный падает к моим ногам, 
И каждый день он жертвы мне приносит, 
Каких не приносил своим богам... 
Я победил моря -- во мне остались бури. 
Я овладел огнем -- огонь горит во мне. 
Я выше гор и выше птиц в лазури, 
Мне -- мощь стихий и красота поэм!.. 
Но все-таки я умираю в грезах, 
И непонятный сон меня томит, 
И мысль, как демон в сказочных наркозах, 
В провалы неба без конца летит. 
Не зная воли, все ж к лучам стремится 
В тюрьме рожденный солнечный орел, 
Так дух предвидит некий ореол 
И жаждет навсегда освободиться! 

Во мне горят огромные мечты, 
Кристаллы грез огромной красоты. 
Они, как сон, в моей душе замкнуты, 
Они живут в тягчайшие минуты. 
Но для кого возможны эти сны 
В немых снегах чудовищной страны, 
Где вечно гибнет воля к воплощенью 
И мысль покрыта тусклой страшной тенью? 
Невероятный, беспокойный сплин 
И блеск недосягаемых вершин; 
Такая жажда отдавать и биться!.. 
Но тот же Мир мне непрерывно снится. 
Великий или Тихий океан?.. 
Зачем? -- В притонах будешь так же пьян, -- 
Там страсти падают все ниже, ниже 
И жизнь становится понятнее и ближе. 
О эти прихоти блуждающей души, 
Рожденные в безжалостной глуши 
Одних и тех же яростных стремлений, 
Однообразных жалких вожделений! 
Ах все равно нам быть или не быть, -- 
И жизнь и сон затем, чтобы забыть 
В их сменах утомительно бесцельных 
Отраву дум спокойных и смертельных! 

Душа... Но есть двойные души... 
Кто сможет обвинять, когда 
Все напряженнее и глуше 
Трепещет светлая мечта? 
Быть может, я был грозным зверем, 
Когда родился средь волков. 
Я сознаюсь, не лицемеря -- 
Я только луч во мраке снов. 
Убийцы могут быть святыми, 
Как звери, жаждущие жить... 
И что-то плачет вместе с ними -- 
Кого я требовал убить. 

    Вс. Горнову

Все полки заняты поэтами, 
(Как мы в них любим каждый звук!), 
И стол с любимыми портретами -- 
Воскресших грез волшебный круг. 
Все, все остались, все нетронуты, 
Как будто не было войны... 
Нет, я вчера из этой комнаты 
Ушел, а ночью видел сны... 
Такие длинные, нелепые -- 
Как будто я стрелял в людей, 
Как будто всадники свирепые 
Загнали бешеных коней. 
Как будто в ночи, вьюги зимние 
Я, словно дух, блуждал в полях 
И слушал песни заунывные 
В татарских дымных деревнях. 
О если бы не ряд потерянных 
Друзей, встающий предо мной 
И длинный перечень расстрелянных, 
Я б мог поверить в мир иной! 
Мир, непохожий на действительность, 
Как мысль бессмертная моя, 
Иль речи мерная медлительность, 
И эта комната твоя... 
Но нам доступны достижения, 
Когда с тобой, по вечерам, 
Мы совершаем приношения 
Своим прекрасным божествам. 
И грезы грезами сменяются, 
Сквозь дым другие снятся сны, 
То словно лилии качаются, 
То расцветают плауны. 
Без сожаленья и раздумия 
На этом солнечном пути 
Прекрасно в царствие безумия 
В чужие вымыслы уйти... 
Потом, язык богов молчаньями, 
Как он прекрасными, прервать 
И золочеными мечтаньями 
Свою печаль заколдовать. 
Ведь где-то есть еще поэзия, 
Есть бесконечная весна. 
И голубая Полинезия, 
И голубая тишина. 
Там никогда не слышно выстрелов, 
Там небо нежное, как лен. 
И вместо страшных клеток выстроен 
Дворец из пальмовых колонн. 
Туда с тобой, мой друг единственный, 
Уйдем в зеленый монастырь, 
Где всюду -- океан таинственный 
И солнце, и ветра, и ширь 

Двойные звезды есть в пространстве, 
Горят согласно их сердца, 
В закономерном постоянстве 
Куда-то мчатся без конца. 
И вечным холодом эфира, 
Как морем тьмы, окружены -- 
В провалах черного сапфира 
Все медленней и глубже сны. 
Но силы бешеные бьются 
В крови остывших звезд всегда, 
Когда-нибудь пути сойдутся 
И вспыхнет новая звезда. 
И снова длится жизни танец, 
Замкнут опять все тот же круг -- 
Лишь золотой протуберанец 
Лучам откроет окна вдруг. 

Дух -- словно океан огромный, 
Чем ниже в глубь его уйдешь, 
Тем чудищ все странней изломы, -- 
Где ложь, где правда -- не поймешь. 
Воспоминания и грезы, 
Как стебли дымные встают 
И словно огненные розы 
В мозгу расплавленном цветут. 
Но сердце бьется равномерно. 
В глазах спокойный долгий свет: 
Ведь хорошо узнать наверно, 
Что никакой надежды нет. 
И можно делать все, что хочешь 
И смерть -- послушная раба... -- 
В дневной тоске, в угаре ночи, 
Лишь позови -- придет любя. 

Над ровным полем летчик, новый сын Дедала, 
Чертил волшебные восьмерки в облаках, 
И, вдруг, упал... Затих мотор: лишь кровь стучала, 
Живым огнем вздувая жилы на висках. 
Что значит жить. -- Смешно бежали люди в черном 
Спеша и задыхаясь... Сняли шапки вдруг. 
Нагнулись... спорили. Неловко взяли труп 
И понесли, закрыв его, в плаще просторном. 
А в поле мертвом, молчаливом, как провал, 
Осталась сломанных частей немая горка, 
И почему-то в памяти моей вставал 
Знак бесконечности -- упавшая восьмерка. 

Плакаты в окнах в стиле неизменном: 
"Большая драма!" -- "В вихре преступлений!" 
Порочных губ и глаз густые тени 
Как раз по вкусу джентльменам... 
А на экране -- сыщики и воры: 
И жадны разгоревшиеся взоры. 
Конечно, центр -- сундук миллионера 
И после трюки бешеной погони: 
Летят моторы, поезда и кони 
Во имя прав священных сэра... 
Приправы ради кое-где умело 
Сквозь газ показано нагое тело. 
Чтоб отдохнуть от мыслей и работы 
И мы пришли послушать куплетистов, 
Оркестр из двух тромбонов и флейтистов 
Дудит одни и те же ноты... 
Как легкий дым в душе сознанье тает 
И радости от зла не отличает. 

Кому доступно совершенство? 
Телам, что в первый раз слились? 
В безумьи есть свое блаженство 
И зачарованная высь. 
Нет, не обычные объятья 
Мы друг от друга ночью ждем, -- 
Такого голубого счастья 
Мы в этом мире не найдем. 
Но если огненные боги 
Свои нам чары отдадут, 
В какие страшные чертоги 
Нас пропилеи приведут! 

    Заповеди 1917--1922

Любить хаос горящих миров и детский выговор. 
Быть нежнее звериных шкур и листьев мимозы. 
Стальной рукой подписывать смертный приговор 
И звать миллиарды во имя солнечной грезы. 
Увидеть все воды и земли, рабочим, бродягой свободным. 
Сжечь тело солнцем тропик и сибирской зимой. 
Стать бандитом, рабом, героем -- кем угодно -- 
И навсегда остаться самим собой. 
Глядя, одноглазый, поверх винтовки, на волны бешенства бурные, 
Рассказывать неслыханные поэмы. 
Тридцать три года просидеть сиднем, как Илья Муромец 
И вдруг своротить мировые системы. 
Создавший богов больше, чем все боги Мира. 
Светлее множества солнц единая мысль моя. 
-- Аз есмь Господь Бог твой и не сотвори себе кумира, 
Кроме себя! 

Мне это необходимо, я знаю, 
Целовать чьи-то чужие губы, 
Пока рассвет холодный и грубый 
Не рассеял туманные тайны. 
Если можешь -- прости за это. 
Я болею твоей же болью... 
Но сердце, -- сердце поэта 
Все равно не изменишь любовью. 

В цепи стрелков, в степи оледенелой 
Мы целились меж ненавистных глаз; 
И смерть весь день так сладко близко пела, 
Что колдовала и манила нас. 
Потом, заснув в татарской деревушке, 
В ночную тьму, как волки, вышли вновь, 
Нас привлекали вражеские пушки 
И сок волшебный -- человечья кровь. 
Враги ушли и мы за ними гнались, 
Ночь и мороз объяли кругозор. 
В безбрежном снеге люди утопали, 
И странно загорался черный взор. 
Нам попадались трупы отступавших, 
И, кто был жаден, раздевали их: 
И в смерти жил, светясь на лицах павших, 
Чудесный сон видений голубых. 
То был покой бессмертный и огромный, 
Манивший рядом лечь у колеи, -- 
Но в нас гудел какой-то пламень темный 
И мы, изнемогая шли и шли. 
В душе цвело неясное безумье, 
Воспоминанья брошенных невест, 
А над землей сияло пятилунье -- 
Таинственный небесный крест. 
Мы шли вперед и, словно камни рифов, 
Встречались избы тихих деревень: 
Мы воскрешали время древних мифов 
И на штыках рождался новый день! 
Наш новый день -- начало испытаньям; 
И снова в цепь рассыпались стрелки, 
Стараясь отогреть своим дыханьем 
Замерзшие ружейные курки. 
И снова грохот легендарной битвы, 
И доблести высокий, гордый лет: 
О кто поймет проклятья иль молитвы 
Бормочет, задыхаясь, пулемет! 
Как Данте, я спускаюсь к центру Ада 
Душа страны объята мертвой тьмой, 
Безжалостное сердце радо! 
Безжалостное сердце -- спутник мой. 

Наш домик маленький и тесный 
И мебель -- стул, кровать и стол, 
Но в нашем сердце он -- чудесный 
Морей коралловых атолл. 
Мы здесь с тобой -- ночные воры, 
Мы счастье страшное крадем. 
Его, через моря и горы, 
С тобой, как знамя, пронесем. 
Качают розовые волны 
Друг с другом сжатые сердца; 
И всеобъемлюще огромны 
Глаза блаженного лица. 
Мы будем счастливы недолго; 
Но завтра ты придешь опять!.. 
И пусть потом -- проклятье долга, 
Как траур, будешь коротать. 

    А. Итиной

    1

Она как будто бы летит. 
Остались глазки не закрыты, 
Застывший вдруг метеорит 
Сдавили синие орбиты. 
И так всевидящ этот взгляд, 
И так зовет к себе за грани: 
-- О, не вернется жизнь назад, 
Конец последний не обманет! 
А рядом с нами дикари 
Едят кутью, не плача воют... 
Как странно голова горит, 
Какая пустота порою.

    2

Она слишком была человечьей, 
В три месяца -- громко смеялась, 
А в шесть -- лепетала длинные речи: 
Папа и мама... папа и мама... 
Нужно быть сильным зверем, 
Чтобы жить на земле проклятой... 
Я в морозы, в солнце поверил, 
Я был в море и был солдатом. 
Но смерть не меня большого, 
Всего в синяках и шрамах, 
Отняла ребенка больного, 
Чтоб сильнее большого изранить. 
И туда, где умеют молиться, 
Я кричу, в кресты и могилы: 
-- Если это ваш бог -- убийца, 
Передайте, -- меня не забыл бы!

    3

Я не я... О если бы проснуться! 
Стать, как прежде, первым звероловом, 
Со своим ребенком радостным и голым 
Поступь мамонта в траве следить, 
Темным логом долгие минуты 
Светлой страстью пьяным быть... 
Теплый ветер дышит океаном, 
Чешет шкуру старую тайги, 
Тянет хвоей и сухим бурьяном, 
Наши груди ясны и легки... 
В нашем мире верные ловитвы, 
Смерть же только ясный спутник битвы... 
-- Смерти нет, когда упруги груди, 
Сладки материнских два сосца, 
На большом костре сегодня будем 
Мы медвежьи жарить жирные сердца; 
А потом час тихий будет -- ни борьбы, ни мести; 
Чуток воздух ночи; мы спокойны вместе...

    4

-- После смерти, после каждой смерти 
Расцветает снова красота. 
Разве можно, разве можно верить, 
Что бессильна светлая мечта? 
Пусть безумье, я безумью верю! 
Что нашли мы в дыме наших книг, -- 
Разве меньше тысячи поверий 
Говорит один последний миг? 
Громче грома жизни, громче зова смерти 
Миг непредставимой высоты. 
Разве можно, разве можно верить, 
Что из глины кладбищ я и ты?

    5

Мой дух оглох от вечной бури, 
От жажды синих берегов, 
У нас могилы без крестов, 
Но тем сильнее зов лазури. 
Лесной пожар души затих 
Псы утомленья раны лижут. 
Иду и вижу и не вижу, 
Что ноши нет в руках пустых. 
Опять начну на все готовый, 
Кровавя губы, новый путь, -- 
Но выдержит ли сердце, грудь 
Дробить привыкшее оковы? 

    I

Кто исчислит богатства Дедала? 
С чем сравнится его ореол? 
Он построил дворцы из коралла, 
Что пурпурный приносит атолл. 
Там алмазы из Индии знойной, 
Голубые, как детские сны, 
Жемчуга есть бледнее луны 
И рубины, как сон беспокойный... 
Но пределы немыслимы грезам 
И безумный искатель чудес, 
Он отдался туманным наркозам 
О жемчужинах в море небес. 
И с тех пор есть одно постоянство 
В каждой грезе, что к солнцу влечет 
Ледяные пустые пространства, 
Где в блаженстве сгорает пилот.

    II

На незримых волнах атмосферы, 
Средь тончайших эфирных зыбей, 
Я лечу в лучезарные сферы, 
Увлеченный мечтою своей. 
Бездны неба прозрачны и ярки, 
Синева, словно сон, глубока, 
И везде -- триумфальные арки 
Вознесли надо мной облака 
И, как сон из туманной поэмы, 
Напевает восторженно винт, 
Что увидевший неба эдемы 
Не вернется в земной лабиринт. 
Остановится сердце пилота, 
Остановится легкий мотор, 
Но душа не изменит полета 
В неземной поднимаясь простор. 

-- Ты, хорошенький, дашь мне десять? 
Комната у меня своя. 
А слева ущербный месяц, 
В комнате большая кровать. 
С кровати встала старуха, 
Зло посмотрела в глаза, 
Уходя, уронила глухо: 
-- В "Треугольник" хотели взять. 
Раз живешь со всеми в стойле, 
Нужно быть таким, как все. 
-- Что же, спой, -- говорю я Оле 
В черную пасть занавес. 

Моя душа -- огонь, Аидоней, 
Ее туда влечет, где он таится, -- 
К источнику сжигающих огней: 
Подобное к подобному стремится. 
Куст белых роз и юноша и дева, 
Я знаю жизнь и знаю цену ей. 
Моя душа полна тоски и гнева, 
О исцели ее, Аидоней! 
Всегда, всегда под гнетом снов и Рока 
Проходит жизнь, как странная мечта, 
И от любви до низкого порока 
В ней неизменны ложь и суета. 
И чем больней безумнее и глуше 
Стучат и стынут бедные сердца, 
Тем ярче к ней, все к ней стремятся души... 
Но Истина уходит без конца. 
Возьми мой прах, о кратер величавый, 
Мне скучно дольше жить и дольше ждать, 
Омой мне сердце беспощадной лавой, 
Лишь мертвое перестает рыдать!.. 
Моя душа -- огонь, Аидоней, 
Ее туда влечет, где он таится, 
К источнику сжигающих огней, -- 
Подобное к подобному стремится. 

Всего стихотворений: 17