Николай Николаевич Животов (1887-1918)

Все стихотворения на одной странице

- Оглавление -

Блестит обманчивый Монблан. 
Снегами вечными сияя, 
В лазури плавает биплан, 
То поднимаясь, то ныряя. 
        
          Он оторвался от земли, 
          Как стрекоза, не для забавы, 
          У рукоплещущей толпы, 
          Биплан не ищет бренной славы. 
        
Не ради женской красоты 
Повис летун стремляв <так> в лазури, 
Под ним могильные кресты, 
Над ним струя воздушной бури... 
        
          К чему ж играет он собой, 
          Когда земля полна соблазна? 
          Неужли в шири голубой 
          Глава Монблана безобразна?! 
        
Нет, он покинул грешный мир, 
Чтоб быть, как птица, ближе к Богу, 
И зыбкий ящик сквозь эфир 
Наметил смертную дорогу... 

В тревогу дум погружена 
Ты стала в каменную раму, 
Впивая солнечную гамму 
С утра открытого окна. 

Чтоб не упасть на гулкий двор, 
Оперлась ты о подоконник, 
И я, как идолопоклонник, 
На профиль твой гляжу в упор. 

Я вижу темный силуэт 
В окне, испещренном лучами, 
Над золотыми кирпичами, 
И в вазе с астрами букет. 

Твой профиль сделанный Творцом -- 
Шедевр из горного топаза. 
Вблизи него с цветами ваза, 
И кисть руки с моим кольцом. 

Какие мысли в это миг 
Творят в душе твоей посевы? 
Скажи, ты лучший отпрыск Евы, 
Который я в толпе настиг? 

Ты спишь, как замерший цветок, 
Взирая в каменную бездну. 
Исчезнешь, если я исчезну, 
Ответь мне глядя на восток?! 

Не отвечая на вопрос, 
Ты только с медленною страстью 
Сжимаешь белоснежной пястью 
Тот шип, который в стену врос... 

А если ты, забыв наш спор, 
Уснешь внизу холодным трупом, 
Я сам воспользуюсь уступом? 
О, да -- я прыгаю во двор! 

Лес чернел резным бордюром; 
Сосны четкие заря 
Обвела багровым шнуром 
И каймой из янтаря. 

Тени выпуклой ограды 
Слились мутью у корней. 
В серых кочках конокрады 
Притаились красть коней. 

На большой лесной поляне, 
По соседству от воров, 
Развели в глуши крестьяне 
Золотую цепь костров. 

Ярко сучья в них пылают. 
Кони смотрят в лес, храпят. 
Псы вокруг, как волки, лают. 
Сторожа мертвецки спят. 

Уж вершины сосен алы. 
Угли стали угасать. 
Конокрады, как шакалы, 
Начинают подползать. 

Видны головы и плечи 
Возле сытых лошадей. 
Будит крик нечеловечий 
У костров в бору людей... 

Вздрогнул стан и красным блеском 
Осветила лес заря. 
За дубовым перелеском 
Миром вяжут главаря. 

Рдеет бор глухой туманный; 
Конокрад зарыт живьем; 
Знойной кровью плачут раны, 
Весь исколот острием. 

Вместо глаз сочатся ямы, 
Он до пояса в земле. 
А, свидетель бывшей драмы, 
Красный лес -- в багровой мгле... 

Окропляя зеленою краской карниз, 
Под шестым этажом, над землей, 
Человечек-маляр на веревках повис, -- 
Снизу кажется пепельной тлей... 
        
Скаля тумбы, столбы мостовая манит, 
Фонарей серебрятся шары, -- 
Полетел -- и убился о пыльный гранит... 
Право, странный народ маляры! 
        
Постоянная мысль, что не выдержит крюк, 
Перетрется гнилая пенька -- 
И мощеный проспект, как растворенный люк, 
Примет стынущий труп бедняка. 
        
Да к тому же еще -- выгибайся за край, 
Положившись на зыбкую жердь, 
Жалкой жизнью над каменной бездной играй, 
Крась, -- а сзади и спереди смерть. 
        
Ветер легкую люльку относит гневясь, 
Надувает рубаху на нем, 
Расшаталась на скрепах убогая связь, -- 
Под ногами идет ходуном... 
        
Нет, -- довольно!... Я дольше смотреть не могу -- 
Чтоб достать на весу до угла, 
Он отлив обхватил, перегнулся в дугу 
И веревка назад отошла... 
        
Вот сорвется... Не станет дыханья совсем... 
Двадцать пять промелькнув саженей, 
Упадет как мешок, неподвижен и нем, 
На поверхность панельных камней... 
        
          Но добравшись до цели рукою, 
          Человечек завел в вышине: 
          -- "Чудный месяц плывет на-а-ад рекою, 
          Все в объятьях ночной ти-и-ишане"... 

На пыльной площади трагический шпиц-бал. 
Напудренных солдат приемам учит Павел. 
Гвардейский I-й полк на вытяжку поставил, 
И с палкой впереди шагает, как капрал. 
Мальтийский кавалер измаялся, устал, 
Долбя шагистики Баварский Кодекс правил, 
Да малость от себя гимнастики добавил, 
Чтоб русский гренадер в носок маршировал. 
Гранитной пылью плит парик его запудрен 
И близок лейб-капрал от палочных наград. 
Идет девятый смотр, дворцовый плац-парад. 
"Кто ежли выучке немецкой не умудрен, -- 
Во фрунте отстает -- под суд полковник Кудрин!" 
Проходит в ногу полк... и добрый Павел рад... 

Дней через пять я вспоминал один 
Осенний день проведенный средь леса... 
Я был опять двуног... за складками гардин 
Я думал... где моя шалунья сатиресса?.. 
Ах, как ее сейчас увидеть я желал, 
Но лес так далеко и ночь была сырая, 
Я пожеланья ей в трущобу с грустью слал... 
Как вдруг, копытцем клумбу попирая, 
Нежданно для меня вбежала Лила в сад, 
И дома обогнув по лужицам фасад, 
Направилась к открытому окну... 
        
Поцеловав, я ей сказал, что, если не боится, 
То я введу ее к себе, но соблюдая строго тишину, - 
Она должна не слишком звонко опускать копытца... 
И Лила тотчас же на это согласилась, 
Смягчив шаги, как старый следопыт, 
Я ввел ее и комната моя внезапно огласилась 
Неосторожным стуком маленьких копыт... 
        
Ее все занимало... С видом интереса, 
Она разглядывала книги, перья на столе, 
Мои стихи трепала в пальчиках прелестных сатиресса, 
И объявила мне -- здесь славно, как в большом дупле. 
Всю ночь почти мы весело болтали без умолку, 
Под утро ей пора уж было возвращаться, 
Я предложил в подарок Пану отнести разбитую двустволку. 
И нехотя мы стали с ней прощаться... 
        
-- Я буду приходить пока, но скоро -- 
-- И листья опадут, тогда мы удалимся, 
-- Ты не замерзнешь тут, а мы уходим в горы, 
-- Но на весну сюда переселимся... 
Затем ее я проводил за дверь, 
Просил придти, и на прощанье обнял у калитки, 
-- Ты не грусти, шепнула мне, о, -- верь! 
-- Придет весна... пока же спи всю зиму, как улитки... 

Внезапный мрак окутал нас в тоннеле... 
Сырая мгла вливается в окно. 
Летим стремглав к какой-то скрытой цели, 
Куда ведет стальное полотно? 

Неудержимо нас влечет чужая сила: 
Подземный гул покрыл тревожный свист... 
Что там? открытый путь, иль общая могила? 
Во мглу глядит угрюмый машинист... 

Летим, как вихрь. -- В вагоне тьма глухая: 
Зажечь фонарь кондуктор позабыл. 
Мы замерли... молчим.... Шипя и громыхая, 
Тяжелый свод навис и придавил. 

Но вот, опять такой же, как вначале, 
В парах сигнал проник нежданно к нам. 
Ускорив темп, колеса застучали... 
И яркий свет забегал по стенам. 

Пропав, кирпич сверкнул, как на экране, 
Мелькнул разъезд, пронесся семафор, 
Пролет, блок-пост со сторожем в тумане, 
И вид с горы... поля.... какой простор!.. 

На синем небе месяц полный, 
Как самородок серебра, 
Повис. Вокруг леса, как волны, 
Шумят. Лесные хутора 
Белеют в волнах кораблями, 
Стоят как свечи, тополя, 
В тени колодцы с журавлями, 
Леса, гречишные поля; 
Река, зеркальные заливы, 
Вверх дном лесные хутора, 
Блестящий месяц и обрывы 
Крутого берега Днепра. 
Сиянье струн речного лона 
И в зыбком зеркале челнок, 
Как чудотворная икона, 
Иль глыба мрамора у ног... 
И неподвижным истуканом 
В ковше к удилищу прирос 
Рыбак в наряде домотканом, 
Как ночь спокойный малоросс... 

Гуляя вечером в лесу, 
Я на делянке встретил кавалькаду, -- 
Уж солнце дало тени полосу, 
Гася за лесом красную лампаду... 
Одна из дам, скакавших впереди, 
Быть может, сделав это из кокетства, 
Иль искренно почувствовав в груди 
Прилив ребячества и детства, 
В перчатках руки поднесла ко рту, 
Чтоб разбудить в лесной трущобе эхо -- 
"Ау" упало в пустоту 
Среди острот и громких взрывов смеха -- 
Но ночь была близка, ползла с росой прохлада... 
Петлею стэка тронула коня... 
И тотчас лес ответил ей, дразня... 
И вслед за ней свернула кавалькада 
Делянка смолкла... Долго я сидел 
На пне один, и различало ухо, 
Как лес в ответ чуть слышно все гудел, 
Гудел, дрожал и откликался глухо... 

Темных стклянок, мрачных стклянок, 
видишь, -- вдаль идут ряды: 
в них яды... 
        
Плод исканий, плод науки, 
в темных стклянках -- корчи, муки, 
скрытых замыслов следы... 
        
В многоцветности -- бесцветны, 
слабым жертвам незаметны, 
средство мести низких сил, 
        
Неотличны с пищей рядом, 
проникают жутким ядом 
клетки тех, кто их вкусил. 
        
Горе искренних прощаний, 
тень подложных завещаний, 
лик холодных палачей... 
        
Неизбежность -- зла исчадий, 
пестрый строй противоядий, 
вид растерянных врачей... 
        
Страстной ревности развязка, 
грубо сорваная маска, 
акт неверия себе. 
        
Твердый шаг велений воли, 
выход смелых из неволи, 
дрожь поверженных в борьбе. 
        
Длинный перечень названий, 
груды трупов всяких званий, 
бесконечный холст имен, 
        
Яд принявших отравленных, 
точно в пляске искривленных, 
всех народов, всех времен! 
        
Смерть дыханьем, смерть от ранок, 
вереницы темных стклянок, 
мрачной армии полки... 
Бледный ряд густых эмульсий, 
пытки медленных конвульсий, 
мук безумных ярлыки... 

Всего стихотворений: 10