Леонид Николаевич Мартынов (1905-1980)

• Биография

Все стихотворения на одной странице

- Оглавление -

Ангел мира есть
И ангел мора,
Ангелы молчания на сборищах...

Я любуюсь
Ангелами спора,
Охраняющими бурно спорящих:

У единоборцев за плечами
Вьются эти ангелы-хранители,
От неясных доводов в печали,
Справедливых доводов ценители.

Бдят!
Но улетают,
Словно мухи,
Если пахнет спорами напрасными,
Потому что только злые духи
Притворяются на все согласными.

От города не отгороженное
Пространство есть. Я вижу, там
Богатый нищий жрет мороженое
За килограммом килограмм.

На нем бостон, перчатки кожаные
И замшевые сапоги.
Богатый нищий жрет мороженое...
Пусть жрет, пусть лопнет! Мы - враги!

Где-то
Крикнул петел,
Дятел застучал,
Что-то им ответил, сонно замычал
В утреннем тумане, высунув язык,
Бык воспоминаний, крутолобый бык.

Это бык видений.
Подойду к нему
И без рассуждений за рога возьму:
Мол, хвостом помашем, ухом шевеля,
Да и перепашем памяти поля.

Луг воспоминаний
Глухо шелестит,
Плуг воспоминаний по лугу блестит.
Утренние пташки подымают крик,
Но ходить в упряжке не желает бык.

Пусть уж
Трактористы,
Сидя у руля,
Перепашут чисто памяти поля,
Чтоб с лицом эпохи слить Природы лик.
А в чертополохе
Водит оком бык...
Бык воспоминаний, выйдя на луга,
Ворошит в тумане памяти стога.

Смерть
Хотела взять его за горло,
Опрокинуть наземь, придушить.
Он  не мог ей это разрешить.
Он  сказал:
         - Не  вовремя приперла!
Кое-что хочу еще свершить!
Тут-то он и принялся за дело -
Сразу вдохновенье овладело,
Потому  что смерть его задела,
Понял он, что надобно спешить,
Все решать, что надобно решить!

Померк багряный свет заката,
Громада туч росла вдали,
Когда воздушные фрегаты
Над самым городом прошли.

Сначала шли они как будто
Причудливые облака,
Но вот поворотили круто -
Вела их властная рука.

Их паруса поникли в штиле,
Не трепетали вымпела.
Друзья, откуда вы приплыли,
Какая буря принесла?

И через рупор отвечали
Мне капитаны с высоты:
- Большие волны их качали
Над этим миром. Веришь ты -

Внизу мы видим улиц сети,
И мы беседуем с тобой,
Но в призрачном зеленом свете
Ваш город будто под водой.

Пусть наши речи долетают
В твое открытое окно,
Но карты! Карты утверждают,
Что здесь лежит морское дно.

Смотри: матрос, лотлинь распутав,
Бросает лот во мрак страны.
Ну да, над нами триста футов
Горько-соленой глубины.

Все-таки
Разрешилось,
Больше терпеть не могла,
Гнев положила на милость.
Слышите:
Градус тепла!

И через зимние рамы
Школьный доносится гам,
К небу возносятся гаммы,
Чтенье идет по слогам.

И на спортивных площадках
Лед под покровом воды
В трещинках, в опечатках,
Будто цыплячьи следы.

Знаете, что это значит?
Это ведь он, наконец,
Прямо над лужами скачет
Градус тепла, как птенец.

Что уж он хочет, малютка,
Как уж он будет расти,
Как уж до первопутка
Он ухитрится дойти -

Кто его знает! Но радость
Всем нам весна принесла.
Вы понимаете: градус,
Благостный
Градус
Тепла!

Идут
Во мрак забвения понуро
Все те, кто крови проливали реки,
Калифы, жгущие библиотеки,
И Торквемад зловещие фигуры.
И чванятся, пожалуй, лишь Тимуры:
Мол, не у всех же внуки
Улуг-беки!

Есть
Страх:
Не распылиться в прах,
Не превратить пыланья в тленье
И чистый благородный страх
За будущие поколенья.
Есть этот страх:
Не вспыхни порох,
Все сущее не разлетись!

Одно
Волнение
Уляжется —
Другое сразу же готовится,
А мир еще прекрасней кажется;
Еще желаннее становится
Земля,
Укатанная гладкими
Посадочными площадками,
Увешанная виадуками,
Источенная водостоками,
Набитая золой и туками,
Насквозь пронизанная токами...

А там, вдали,—
Вчера пустынная,
Земля целинная, былинная,
Забытая и вновь открытая,
Степными ливнями омытая,
Нигде как будто не кончается...
Над ней
Заря с зарей встречается.

Вот этим месяц май и славится
И соловьями славословится.
Земля, великая красавица,
Еще прекраснее становится!

В час ночи
        Все мы на день старше.
Мрак поглощает дым и чад.
С небес не вальсы и не марши,
А лишь рапсодии звучат.

И вдохновенье, торжествуя,
Дойти стремится до вершин,
И зренье через мостовую
Сквозь землю видит на аршин.

Как будто на рентгеноснимке,
Все проступает. Даже те,
Кто носят шапки-невидимки,
Теперь заметны в темноте.

И улицы, чья даль туманна,
Полны машин, полны людей,
И будто бы фата-моргана,
Всплывают морды лошадей.

Да, с кротостью идут во взорах
Конь за конем, конь за конем,
Вот эти самые, которых
Днем не отыщешь и с огнем.

И движутся при лунном свете
У всей вселенной на виду
Огромнейшие фуры эти
На каучуковом ходу.

А в фурах что? Не только тонны
Капусты синей и цветной,
Не только плюшки, и батоны,
И булки выпечки ночной,

Но на Центральный склад утиля,
На бесконечный задний двор
Везут ночами в изобилье
Отходы всякие и сор.

За возом воз - обоз громаден,
У. страшно даже посмотреть
На то, что за день, только за день
Отжить успело, устареть.

В час ночи улицы пустые
Еще полней, еще тесней.
В час ночи истины простые
Еще понятней и ясней.

И даже листьев шелестенье
Подобно истине самой,
Что вот на свалку заблужденья
Везут дорогою прямой.

Везут, как трухлые поленья,
Как барахло, как ржавый лом,
Ошибочные представленья
И кучи мнимых аксиом.

Глядишь: внезапно изменилось,
Чего не брал ни штык, ни нож,
И вдруг - такая эта гнилость,
Что, пальцем ткнув, насквозь проткнешь.

И старой мудрости не жалко!
Грядущий день, давай пророчь,
Какую кривду примет свалка
Назавтра, в будущую ночь!

Какие тягостные грузы
Мы свалим в кладовую мглы!
Какие разорвутся узы
И перерубятся узлы!

А все, что жить должно на свете,
Чему пропасть не надлежит,-
Само вернется на рассвете:
Не выдержит, не улежит!

Я стихи писал
В период гроз,
Ночью, полон внутреннего жара.
И однажды
Ветер их понес
Будто бы вокруг земного шара.

Я забыл их...
Шел за годом год,
И однажды в сумерках рассветных
Почтальонша
Мне конверт сует,
Полный всяких вырезок газетных.

Вижу:
Снова он в моих руках,
Результат трудов моих полночных,
Но теперь на разных языках,
В переводах,
Пусть не очень точных.

Лесной
Массив
Красив.
Он, расписной,
Красней огней,
Горелых пней чернее.
Когда он чахнет, пахнет он пьянее
И весь гораздо ярче, чем весной.

И, ощущая солнце за спиной,
Среди роскошества сижу на пне я
И чувствую яснее и яснее,
Какой за это платим мы ценой.

И листья кружатся, и пауки
Аэронавствуют на паутинах,
Но скоро-скоро, дни недалеки,
Осины в лисье-рысьих палантинах
Наденут меховые парики -
Зима настанет в наших палестинах.

Поначалу в самых мелочах,
А дальше — больше, гладко, без заминки,
Как будто в ясных солнечных лучах
Бесчисленные плавают пылинки.

И если в глаз попало — трешь и трешь
И пальцами, и даже кулаками,
Но кажется, что маленькую ложь
Не вынуть и обеими руками.

Крупицы лжи щекочут, колют, жгут,
Слеза всё пуще застилает око.
Ведь нам лгуны для этого и лгут,
Чтоб видеть не умели мы далеко.

Но выход есть и в случае таком:
И, за ресничку подымая веко,
Вдруг поддевает смелым языком
Всё это человек у человека.

И докторов напрасно не тревожь,
А знай: всего искуснее и чище
Глаза нам застилающую ложь
Прочь устраняет дерзкий язычище!

Мне кажется, что я воскрес
Я жил. Я звался Геркулес.
Три тысячи пудов я весил
С корнями вырывал я лес.
Рукой тянулся до небес.
Садясь, ломал я спинки кресел.
И умер я... И вот воскрес
Нормальный рост, нормальный вес
Я стал как все. Я добр, я весел.
Я не ломаю спинки кресел...
И все-таки я Геркулес.

Кто дал тебе совет, закончив счет
                             побед,
А также и потерь,
Теперь, замкнувши дверь, угреться
                            и забыться?
Ты этому не верь! Так не случится!
Не спишь?
Не ты один. И ей всю ночь не спится.
Она, полна машин, полна афиш, витрин
И вновь полна мужчин, смеясь не без
                                 причин,
Не спит
Столица.
Ничто не спит во мгле —
Кипит асфальт в котле, кипит вино
в бутылях,
Не спят, летя на крыльях, не спят
                       в автомобилях,
Не спит огонь в золе.
И зреет на земле
Очередное чудо.
Предугадать его
Имеешь полномочья.
Быть может, оттого
Тебе не спится
Ночью!

Этой
Ночью,
Ночью летней,
Вьется хмель тысячелетний
По железу,
По бетону,
По карнизу,
По балкону.

Что
Творится
Там, за шторой,
Той вот самой, за которой
В мученические позы
В мутных вазах встали розы?

Чем же
Тут могу помочь я?
Можеть быть, вот этой ночью
На балкон пробраться снизу
По железу,
По карнизу
Цепко, с выступа на выступ,
Взять и пыль
И хмель
На приступ,
У окошка очутиться,
Стукнуть, будто клювом птица,
Чтоб окно ты распахнула.
Ты бы встала
И взглянула -
Что за птаха залетела?
Ничего не разглядела,
У окна бы постояла,
А закрыть не - захотела.

И не надо,
И не трогай,
И напрасно закрывала:
Я иду своей дорогой
Как ни в чем и не бывало!

О годовщины,
Годовщины,
Былые дни!
Былые дни, как исполины,
Встают они!
Мы этих дней не позабыли,
Горим огнем
Тех дней, в которые мы жили
Грядущим днем!

И в час,
Когда опять двенадцать
На башне бьет,
Когда дома уже теснятся,
Чтоб дать проход
Неведомым грядущим суткам,
Почти мечтам,
Вновь ставлю я своим рассудком
Все по местам.

Да,
Он назад не возвратится -
Вчерашний день,
Но и в ничто не превратится
Вчерашний день,
Чтоб никогда мы не забыли,
Каким огнем
Горели дни, когда мы жили
Грядущим днем.

Одни стихи
Приходят за другими,
И кажется,
Одни других не хуже:
Иные появляются нагими.
Другие — сразу же во всеоружье...

Одни стихи — высокие, как тополь,—
Внушают сразу мысль об исполинах,
Другие — осыпаются, как опаль,
Сорвавшаяся с веток тополиных.

Одни стихи — как будто лось с рогами,—
Ах, удалось!— встают во всем величье,
Другие зашуршали под ногами
Охотника, вспугнувшего добычу.

И хорошо:
Лось жив-здоров, пасется,
И ничего дурного не стрясется!

Пахнет день
Машинным отделеньем
Переполненного парохода.

К берегам
Плывем мы отдаленным,
И хоть ближе год они от года —
Разве что грядущим поколеньям,
Наконец, покажется природа
Широко раскинувшимся лоном,
На котором отдохнуть охота,
Расставаясь с блещущим салоном
Комфортабельного
Самолета.

Ушел он рано вечером,
Сказал:- Не жди. Дела...
Шел первый снег. И улица
Была белым-бела.

В киоске он у девушки
Спросил стакан вина.
"Дела...- твердил он мысленно,-
И не моя вина".

Но позвонил он с площади:
-Ты спишь?
-Нет, я не сплю.
-Не спишь? А что ты делаешь?-
Ответила:
-Люблю!

...Вернулся поздно утром он,
В двенадцатом часу,
И озирался в комнате,
Как будто бы в лесу.
В лесу, где ветви черные
И черные стволы,
И все портьеры черные
И серые углы,
И кресла чернобурые,
Толпясь, молчат вокруг...

Она склонила голову,
И он увидел вдруг:
Быть может, и сама еще
Она не хочет знать,
Откуда в теплом золоте
Взялась такая прядь!

Он тронул это милое
Теперь ему навек
И понял,
Чьим он золотом
Платил за свой ночлег.

Она спросила:
-Что это?
Сказал он:
-Первый снег!

«Поэзия — мед Одина!» — вещали
Когда-то скальды. Кто же Один? Он
В Асгарде богом распри был вначале,
Но, вечной дракой асов утомлен,
Сошел на землю. Но хребты трещали
И здесь у всех враждующих сторон,
И вот затем, чтоб стоны отзвучали,
И чтоб на падаль не манить ворон,
И чтоб настало умиротворенье,
Сменил он глаз на внутреннее зренье
И, жертвенно пронзив себя копьем,
Повесился на Древе Мировом он,
Мед чьих цветов, теперь под птичий гомон
Нам приносимый пчелами, мы пьем.

Краски
Являются элементарными,
Но и оттенки не могут казаться утраченными.
Ласточки —
И те на закате
Становятся вовсе прозрачными, будто янтарными...

И не только грачи, но и вороны вовсе не черными, мрачными
Кажутся на рассвете,
Так же, как радужность,
Свойственная вовсе не только лишь уткам зеркальным,
Но даже и попросту всяческим кряквам.

И человек —
То же самое — вовсе не может казаться всегда одинаковым,
Либо извечно тоскующим, либо всегда беспечальным,
А если и кажется так вам,
То знайте:
Вы бредите!

Есть на земле высокое искусство —
Будить в пароде дремлющие чувства,
Не требуя даров и предпочтенья,
Чтоб слушали тебя не из почтенья,
Чтоб, слышав раз, послушали и снова,
Чтоб ни одно не позабыли слово,
Чтобы в душе — не на руках!— носили.
Ты о такой мечтал словесной силе?
Но, не смущаясь гомоном и гамом,
На площади меж лавками и храмом,
Где блеют маски и скрежещут доски,
Сумей взойти на шаткие подмостки,
Как великан в неистовстве упрямом!
Пускай тебя за скомороха примут,
Пускай тебя на смех они подымут,
Пусть принимают за канатоходца,—
Употреби высокое искусство —
Будить и в них их дремлющее чувство.
И если у тебя оно найдется,
Так и у них, напорное, проснется!

Я наблюдал,
Как пляшут твист
В Крыму.
О нет, я не смотрел, как лютый ворог,
На этих неизвестно почему
Шельмуемых  танцоров и танцорок,
Но понимал: не это - твист, не та
Динамика, не так руками машут.
И вдруг сказала девушка, проста
Почти до святости:
   - Они  вприсядку
пляшут!
И оказалась к истине близка,
Ее воображенье было чисто.
Они откалывали казачка!
Вот что в Крыму
Плясали
Вместо
Твиста.

И все, о чем мечталось,
Уже сбылось,
И что не удавалось,
То удалось.
Отсталость наверсталась
Давным-давно.
Осталась лишь усталость.
Не мудрено!

Усталость разрасталась
В вечерней мгле;
Усталость распрасталась
По всей земле;
Усталость становилась
Сильнее нас.
Но где ж, скажи на милость,
Она сейчас?

Прилег ты напоследки,
Едва дыша,
Но ведь в грудной-то клетке
Живет душа!
Вздохнул. И что же сталось?
Твой вздох, глубок,
Повеял на усталость,
Как ветерок.

Вот тут и шевельнулась
Она слегка,
Как будто встрепенулась
От ветерка
И - легкая усталость,
Не на века -
Развеялась, умчалась,
Как облака.

Обманывают невольно
Меня и добрые друзья,
Но мне от этого не больно:
Обманываюсь, но не я.
Фальшивящими голосами
Поют какую-нибудь чушь,
А я вооружен весами,
Чтоб гири снять с их грешных душ.

Себя обманывают сами
Они, а я готов простить!
Владея верными часами,
Могу их то быстрей пустить,
То чуть замедлить, чтоб успелось
Всему свершиться на земле
И впору наступила зрелость
Плодов и дружбы в том числе.

Я не таил от вас
Месторожденья руд.
Пусть ваш ласкает глаз
Рубин, и изумруд,
И матовый топаз,
И золотой янтарь.
Я звал вас много раз
Сюда —
Недавно,
Встарь.

Я говорил, что дик
Мой отдаленный край.
Я говорил: «Язык
Деревьев изучай!»
Я звал вас много раз
Сюда,
В Эрцинский лес,
Чьи корни до сердец,
Вершины до небес!

Я звал вас много раз
И на степной простор.
Где никогда не гас
Пастушеский костер.
Я звал вас в пыльный рай
Необозримых стад.
Делить все, чем богат,
Я был бы с вами рад.

Но посылали вы
Сюда лишь только тех,
Кто с ног до головы
Укутан в темный грех.
Ведь, правда, было так?
Труби, норд-ост, могуч,
Что райских птиц косяк
Летит меж снежных туч.

Косяк безгрешных душ
Ему наперерез.
Пути, зима, завьюжь!
В снегах Эрцинский лес.
В снегах Эрцинский лес,
В снегах Эрцинский лес,
Чьи корни до сердец,
Вершины до небес!

Я поднял стихотворную волну.
Зажег я стихотворную луну
Меж стихотворных облаков
И вот решил: теперь возьму засну,
Засну теперь на несколько веков!
Но я забылся не на сотню лет,
А стихотворный наступил рассвет,
Сам по себе передо мной вставал
Расцвет всего, что я предсоздавал.
И будь я даже в сотни раз сильней
Не мог бы на минуту ни одну
Пресечь теченье стихотворных дней,
Объявших стихотворную страну.

Всего стихотворений: 28