Михаил Леонидович Анчаров (1923-1990)

• Биография Михаила Анчарова

Все стихотворения Михаила Анчарова на одной странице

- Оглавление -

(Из книги "Этот Синий Апрель")

Однажды я пел
На большой эстраде,
Старался выглядеть
Молодцом.
А в первом ряду
Задумчивый дядя
Смотрел на меня
Квадратным лицом.

Не то что задачи
Искал решенье,
Не то это был
Сотрудник газет,
Не то что считал
Мои прегрешенья
Не то он просто
Хотел в клозет.

В задних рядах
Пробирались к галошам.
И девушка с белым
Прекрасным лицом
Уходила с парнем,
Короторый хороший,
А я себя чувствовал
Желтым птенцом.

Какие же песни
Петь на эстраде,
Что отвести
От песни беду?
Чтоб они годились
Квадратному дяде
И этой девочке
В заднем ряду?

Мещанин понимает:
Пустота не полезна.
Еда не впрок,
И свербит тоска.
Тогда мещанин
Подползает к поэзии
Из чужого огня
Каштаны таскать.

Он щи не хлебает,
Он хочет почище,
Он знает шашлык
И цыплят-табака,
Он знает: поэзия
Вроде горчички
На сосиску. Не больше,
Нашли дурачка!

Но чтоб современно,
Чтобы не косность,
Чтоб пылесос,
А не помело,
Чтоб песня про то,
Как он рвется в космос,
И песня про тундру,
Где так тяжело.

Он теперь хочет,
Чтоб в ногу с веком,
Чтоб прогрессивно,
И чтоб модерн,
И чтоб непонятно,
И чтоб с намеком,
И чтоб красиво
По части манер.

Поют под севрюгу
И под сациви,
Называют песней
Любую муть,
Поют под анчоусы
И под цимес,
Разинут хайло,
Потом глотнут.

Слегка присолят,
Распнут на дыбе,
Потом застынут
С куском во рту.
Для их музыкантов
Стихи - это "рыба",
И тискают песню,
Как шлюху в порту.

Все им понятно
В подлунном мире.
Поел, погрустил,
Приготовил урок.
Для них поэзия -
Драма в сортире,
Надо только
Дернуть шнурок.

Вакуум, вакуум!
Антимир!
Поэты хотят
Мещанина пугать.
Но романс утверждает,
Счастье - миг,
Значит, надо
Чаще мигать.

Транзисторы воют,
Свистят метели,
Шипят сковородки
На всех газах,
А он мигает
В своей постели,
И тихая радость
В его глазах.

Не могу разобраться,
Хоть вой, хоть тресни,
Куда девать песню
В конце концов?
А может, братцы,
Кончается песня
И падает в землю
Белым лицом?

Ну, хорошо.
А что же дальше?
Покроет могилку
Трава-мурава?
Тогда я думаю -
Спокойствие, мальчики!
Еще не сказаны
Все слова.

(Из книги "Золотой Дождь")

Парашюты рванулись,
Приняли вес.
Земля колыхнулась едва.
А внизу - дивизии
"Эдельвейс"
И "Мертвая Голова".

Автоматы выли,
Как суки в мороз,
Пистолеты били в упор.
И мертвое солнце
На стропах берез
Мешало вести разговор.

И сказал господь:
- Эй, ключари,
Отворите ворота в сад.
Даю команду
От зари до зари
В рай пропускать десант. -

И сказал господь: -
Это ж Гошка летит,
Благушинский атаман,
Череп пробит,
Парашют пробит,
В крови его автомат.

Он врагам отомстил
И лег у реки,
Уронив на камни висок.
И звезды гасли,
Как угольки,
И падали на песок.

Он грешниц любил,
А они его,
И грешником был он сам,
Но где ты святого
Найдешь одного,
Чтобы пошел в десант?

Так отдай же, Георгий,
Знамя свое,
Серебрянные стремена.
Пока этот парень
Держит копье,
На свете стоит тишина.

И скачет лошадка,
И стремя звенит,
И счет потерялся дням.
И мирное солнце
Топочет в зенит
Подковкою по камням.

На самоохрану двух деревень
Напал неизвестный отряд.
На базаре об этом второй день
Китайцы все говорят...

На базаре об этом в самую рань
Испуганный шепоток...
И выходит патруль из города Нинань
Посмотреть - как и что?

Грязный старик стоит на бугре.
Облик - не боевой.
Кто не видел как выглядит смертный грех - 
Пусть поглядит на него.

"Китаец с китаец говоли сам...
Луские уходи". - Это - ма-си-шан,
Узнаю по усам,
Японский шпик и бандит.

Пыль, пыль. Ах, какая жара!
Позабытые богом края.
Пыль, пыль... Ах, какая жара!..
Мама родная, помираю я...

Крови нету. Самый пустяк.
Но темнеет небес бирюза.
Хочется спать, и уже не блестят
Помертвелые глаза...

Вонь, смрад, крики "ура!"
Крик помешает спать.
Васька упал в пыль...
И теперь мухи его едят.

И русский солдат на маньчжурской земле
Немецкий берет пистолет.
Шесть смертей в обойме, седьмая - в стволе -
Бессмертье на тысячу лет.

Подошел отряд и бандитская рвань
Побежала со всех сторон,
Боец из комендатуры Нинань
Достреливал седьмой патрон.

Пока впечатленья еще свежи
Годами их не занесло.
Как умею, славлю солдатскую жизнь,
Тяжелое ремесло.

(Из книги "Этот Синий Апрель")

Батальоны все спят,
Сено хрупают кони.
И труба заржавела
На старой цепи.
Эта тощая ночь
В случайной попоне
Позабыла про топот
В татарской степи.
Там по синим цветам
Бродят кони и дети.
Мы поселимся в этом
Священном краю.
Там небес чистота.
Там девчонки, как ветер,
Там качаются в седлах
И "Гренаду" поют...

Скребут моторы тишину -
Проснулось воскресенье.
Куда пойду? Кого пойму?
С кем встречу новоселье?
Кого увижу на пути,
Кого - на перепутье?
С кем доведется пошутить?
А с кем, увы, не шутят?..

Все тает в мареве земли.
Все пули отсвистели.
За стол садятся короли,
И убраны постели.
Давай же круг наш потесним
И впустим Диониса,
Давай же выпьем вместе с ним
И заедим редисом.

Давай истратим на вино
Последнюю усталость,
Ведь воскресенье нам одно
За семь деньков досталось.
Пускай уйдут ханжа и враль.
Да ну их, в самом деле!
Они читают нам мораль
Семь пятниц на неделе.

Пошлем "прощай!" колоколам -
Пускай звенят монисты!
Разделим булку пополам -
И будем как министры!
Белье танцует на ветру
Весенний танец липси.
Давай наденем на подруг
Черешневые клипсы.

Детей веселая гурьба
Отпустит все грехи нам.
Сегодня пляшет голытьба
По золотым цехинам!
Мы распугали всех ворон
И пьем за день весенний.
Согласны жить без похорон -
Но не без воскресений!

Что пережил он, не сможет даже
Изобразить ни слово, ни перо.
Кто на него посмотрит, сразу скажет:
Обстрелян парень вдоль и поперек.

Ведь он прошел военную судьбину,
Едва цела осталась голова.
Он прошагал от Вены до Харбина
И всех жаргонов выучил слова.

Когда ж судьба ему грозила смотром
В военных буднях, в жизненном бою,
Тогда судьбе он говорил: "Посмотрим!"
И пел лихую песенку свою:

"Иди своей дорогой необычной,
Где не пройдут ханжи и старики.
Они живут похлебкой чечевичной,
А ты мечтай - обидам вопреки.

Чужая слава светит, да не греет.
Ты сам испробуй жизнь со всех сторон.
Не тот храбрец, кто страха не имеет,
А тот, кто страх в себе переборол".

Когда ж мой друг домой к себе вернется,
Где жизнь давно идет на старый лад,
Любимый город другу улыбнется -
Знакомый дом, любимый сад и нежный взгляд.

Нам жить под крышею нет охоты,
Мы от дороги не ждём беды,
Уходит мирная пехота
На вечный поиск живой воды.

Пускай же квакают вслед мещане,
К болоту тёплому ползя.
Они пугают и вещают,
Что за ворота ходить нельзя.

Что за воротами ждёт пустыня
И жизнь шальная недорога,
Что за воротами сердце стынет
И нет домашнего пирога.

Что за глоток ключевой водицы
Убьют - и пыль заметёт следы.
Но волчий закон в пути не годится:
В пустыне другая цена воды!

Пройдёт бродяга и непоседа,
Мир опояшут его следы.
Он сам умрёт, но отдаст соседу
Глоток священной живой воды.

На перекрёстках других столетий,
Вовек не видевшие беды,
Рванутся в поиск другие дети
За тем же самым глотком воды.

(Из книги "Этот Синий Апрель")

...Давайте попробуем
Думать сами,
Давайте вступим
В двадцатый век.

Слушай, двадцатый,
Мне некуда деться,
Ты поешь
У меня в крови.
И я принимаю
Твое наследство
По праву моей
Безнадежной любви!

Дай мне в дорогу,
Что с возу упало -
Вой электрички,
Огонь во мгле.
Стихотворцев много,
Поэтов мало.
А так все отлично
На нашей земле.

Прости мне, век,
Танцевальные ритмы,
Что сердцу любо,
За то держись,
Поэты - слуги
Одной молитвы.
Мы традиционны,
Как мода жить.

Мы дети эпохи,
Атомная копоть,
Рыдают оркестры
На всех площадях.
У этой эпохи
Свирепая похоть,
Все дразнится морда,
Детей не щадя.

Не схимник, а химик
Решает задачу.
Не схема, а тема
Разит дураков.
А если уж схема,
То схема поэмы,
В которой гипотеза
Новых веков.

Простим же двадцатому
Скорость улитки,
Расчеты свои
Проведем на бегу,
Давайте же выпьем
За схему улыбки,
За график удачи
И розы в снегу.

Довольно зависеть
От прихотей века,
От злобы усопших
И старых обид.
Долой манекенов!
Даешь человеков!
Эпоха на страх
Исчерпала лимит!

И выдуем пыль
Из помятой трубы.
И солнце над нами
Как мячик в аллее,
Как бубен удачи
И бубен судьбы.

Отбросим заразу,
Отбросим обузы,
Отбросим игрушки
Сошедших с ума!
Да здравствует разум!
Да здравствуют музы!
Да здравствует Пушкин!
Да скроется тьма!

Неподалеку от могил
Лежит зерцало вод,
И лебедь белая пурги
По озеру плывет.
По бесконечным городам,
По снам длиною в год
И по утраченным годам,
И по зерцалу вод.

И, добегая до могил,
Молчат громады лет,
И лебедь белая пурги
Им заметает след.
Она за горло их берет
Могучею строкой.
Она то гонит их вперед,
То манит на покой.

Она играет напоказ
В угрюмый волейбол:
Взлетает сказок чепуха
И тает былей боль.
И светофорами планет
Мерцает Млечный Путь.
Зерцало вод, дай мне ответ!
Зови куда-нибудь.

Утраты лет - они лишь звук
Погибших батарей.
Утраты нет - она лишь стук
Захлопнутых дверей.
И, добегая до могил,
Молчат громады лет,
И лебедь белая пурги
Им заметает след.

(Из книги "Теория Невероятности")

...Тихо капает вода:
Кап-кап.
Намокают провода:
Кап-кап.
За окном моим беда,
Завывают провода.
За окном моим беда,
Кап-кап.
	Капли бьются о стекло:
	Кап-кап.
	Все стекло заволокло:
	Кап-кап.
	Тихо, тихо утекло
	Счастья моего тепло
	Кап-кап.
День проходит без следа.
Кап-кап.
Ночь проходит - не беда.
Кап-кап.
Между пальцами года
Просочились - вот беда.
Между пальцами года -
Кап-кап.

Лечу по серому шоссе.
А ветер листья носит.
И я от ветра окосел,
И я глотаю осень.
Я распрощался навсегда
Со школою постылой!
И в лужах квакает вода,
Как пробки от бутылок.

Я пролетаю над землей
И весело и льдисто.
И даже ветер изумлен
И велосипедисты.
Кукушка хнычет: "Оглянись!"
Кукушка, перестаньте!
Кукушка, вы ж анахронизм,
Вы клякса на диктанте.

И, содрогаясь до корней,
Мне роща просипела:
- Ты самый сладкий из парней,
Король велосипеда.
Ты по душе пришелся мне,
Веселый, словно прутик.
И мне милее старых пней
Тот, кто педали крутит.

Храбрись, король!-
          И я храбрюсь.
Свистит, как розги, хворост.
И я лечу по сентябрю
И сохраняю скорость.
Щекочет ветер мой висок.
Двенадцать лет всего мне...
А дальше хуже было все.
И дальше я не помню.

(Из книги "Голубая Жилка Афродиты")

Мужики, ищите Аэлиту!
Видишь, парень, кактусы в цвету!
Золотую песню расстели ты,
Поджидая дома красоту.

Семь дорог - и каждая про это,
А восьмая - пяная вода.
Прилетит невеста с того света
Жениха по песне угадать.

Разглядит с ракеты гитариста,
Позовет хмельного на века,
Засмеется смехом серебристым
И растопит сердце простака.

У нее точеные колени
И глазок испуганный такой.
Ты в печурке шевельни поленья,
Аэлиту песней успокой.

Все равно ты мальчик не сезонный,
Ты поешь, а надо вычислять,
У тебя есть важные резоны
Марсианок песней усыплять.

Вот разлиты кактусной пол-литра,
Вот на Марс уносится изба,
Мужики, ищите Аэлиту,
Аэлита - лучшая из баб.

Не беда, что воют электроны.
Старых песен на душе поток!
Расступитесь Хаос, Космос, Хронос!
Не унять вам сердца шепоток!

Не сходим на вокзалах мы
В местечках по пути.
Китайскими базарами
Бродить мы не хотим.

Дымок унылым инеем
Ложится в гаолян.
Летит на сопки синие
На фанзы и поля.

А мимо города летят
И трубами торчат,
Тяжелые, жандармские,
Литого кирпича.

Детская экзотика,
Таинственный Китай -
Бордели да наркотики,
Вонь да нищета.

Мы жили здесь неделями,
От ярости дрожа.
Мы все здесь переделали,
Да надо уезжать.

Бежит дорога хмурая,
Чужая сторона.
Манчжурия, Манчжурия,
Проклятая страна!

Она была во всем права -
И даже в том, что сделала.
А он сидел, дышал едва,
И были губы белые.
И были черные глаза,
И были руки синие.
И были черные глаза
Пустынными пустынями.

Пустынный двор жестоких лет,
Пустырь, фонарь и улица.
И переулок, как скелет,
И дом подъездом жмурится.
И музыка ее шагов
Схлестнулась с подворотнею,
И музыка ее шагов -
Таблеткой приворотною.

И стала пятаком луна,
Подруга полумесяца,
Когда потом ушла она,
А он решил повеситься.
И шантажом гремела ночь,
Улыбочкой приправленным.
И шантажом гремела ночь
И пустырем отравленным.

И лестью падала трава,
И местью встала выросшей.
И ото всех его бравад
Остался лишь пупырышек.
Сезон прошел, прошел другой -
И снова снег на паперти.
Сезон прошел, прошел другой -
Звенит бубенчик капелькой.

И заоконная метель,
И лампа - желтой дынею.
А он все пел, все пел, все пел,
Наказанный гордынею.
Наказан скупостью своей,
Устал себя оправдывать.
Наказан скупостью своей
И страхом перед правдою.

Устал считать улыбку злом,
А доброту - смущением.
Устал считать себя козлом
Любого отпущения.
Двенадцать падает. Пора!
Дорога в темень шастает.
Двенадцать падает. Пора!
Забудь меня, глазастого!

Ты припомни, Россия,
Как все это было:
Как полжизни ушло
У тебя на бои,
Как под песни твои
Прошагало полмира,
Пролетело полвека
По рельсам твоим.

И сто тысяч надежд
И руин раскаленных,
И сто тысяч салютов,
И стон проводов,
И свирепая нежность
Твоих батальонов
Уместились в твои
Полсотни годов.

На твоих рубежах
Полыхали пожары.
Каждый год - словно храм,
Уцелевший в огне.
Каждый год - как межа
Между новым и старым.
Каждый год - как ребенок,
Спешащий ко мне.

На краю городском,
Где дома-новостройки,
На холодном ветру
Распахну пальтецо,
Чтоб летящие к звездам
Московские тройки
Мне морозную пыль
Уронили в лицо.

Только что там зима -
Ведь проклюнулось лето!
И, навеки прощаясь
Со старой тоской,
Скорлупу разбивает
Старуха-планета -
Молодая выходит
Из пены морской.

Я люблю и смеюсь,
Ни о чем не жалею.
Я сражался и жил,
Как умел - по мечте.
Ты прости, если лучше
Пропеть не умею.
Припадаю, Россия,
К твоей красоте!

Ох, дым папирос!
Ох, дым папирос!
Ты старую тайну
С собою принес:
О домике том,
Где когда-то я жил,
О дворике том,
Где спят гаражи.

Ты, дым папирос,
Надо мной не кружи.
Ты старою песенкой
Не ворожи.
Поэт - это физик,
Который один
Знает, что сердце - 
У всех господин.

Не верю, что истина -
В дальних краях,
Не верю, что истина -
Дальний маяк.
Дальний маяк -
Это ближний маяк,
Но мы его ищем
В дальних краях.

Прислушайся: истина
Рядом живет.
Прислушайся: истина
Рядом поет.
Рядом живет,
Рядом поет
И ждет все, когда же
Откроют ее.

Ведь если не истина -
Кто же тогда
Целует спящих детей
Иногда?
Ведь если не истина -
Кто же тогда
Плакать поэтам
Велит иногда?

Я мальчишкою был богомазом.
Только ночью, чуть город затих,
Потихоньку из досок чумазых
Вырезал я коней золотых.

Богомазы мне руки крутили,
Провожали до самых сеней,
По спине в три полена крестили...
И в огонь покидали коней.

Шел я пьяный. Ты слушай-не слушай,
Может, сказку, а может, мечту...
Только в лунную ночь на Благуше
Повстречал я в снегу Красоту.

И она мне сказала: «Эй, парень,
Не жалей ты коней расписных.
Кто мечтой прямо в сердце ударен,
Что тому до побоев земных?»

Я оставил земные заботы
И пошел я судьбе поперек:
Для людей не жалел я работы,
Красоты для себя не берег.

Над мечтой не смеялся ни разу,
Пел на рынках я птицы вольней.
Отпустите меня, богомазы!
Не отдам я вам рыжих коней!

Девушка, эй, постой!
Я человек холостой.
Прохожая, эй, постой!
Вспомни сорок шестой.

Из госпиталя весной
На перекресток пришел ночной.
Ограбленная войной
Тень за моей спиной.

Влево пойти - сума,
Вправо пойти - тюрьма,
Вдаль убегают дома...
Можно сойти с ума.

Асфальтовая река
Теплая, как щека.
Только приляг слегка -
Будешь лежать века.

О времени том - молчок!
Завод устоять помог.
Мне бы только станок -
Выточить пару ног.

Давно утихли бои.
Память о них затаи.
Ноги, ноги мои!
Мне б одну на троих.

Осенью - стой в грязи,
Зимою - по льду скользи...
Эй, шофер, тормози!
Домой меня отвези.

Дома, как в детстве, мать
Поднимет меня на кровать...
Кто придумал войну,
Ноги б тому оторвать!

(Из книги "Теория Невероятности")

...Пусть звездные вопли стихают вдали,
Друзья, наплевать нам на это!
Летит вкруг Земли в метеорной пыли
Веселое сердце поэта.
Друзья мои, пейте земное вино!
Не плачьте, друзья, не скорбите.
Я к вам постучусь в ночное окно,
К земной возвращаясь орбите.

Мне сказала вчера русалочка:
"Я - твоя. Хоть в огонь столкни!"
Вздрогнул я. Ну да разве мало чем
Можно девушку полонить?
     Пьяным взглядом повел - и кончено:
     Колдовство и гипноз лица.
     Но ведь сердце не заколочено,
     Но ведь страсть-то - о двух концах.

Вдруг увидел, что в сеть не я поймал,
А что сетью, без дальних слов,
Жизнь нелепую, косолапую
За удачею понесло.
     Тихий вечер сочтет покойников.
     Будет схватка в глухом бреду.
     Я пробьюсь и приду спокойненько,
     Даже вздоха не переведу.

Будет счастье звенеть бокалами,
Будет литься вино рекой,
Будет радость в груди покалывать,
Будет всем на душе легко.
     Будут, яро звеня стаканами,
     Орденастые до бровей,
     Капитаны тосты отчеканивать
     О дурной моей голове.

Старый Грин, что мечтой прокуренной
Тьмы порвать не сумел края,
Нам за то, что набедокурили,
Шлет привет, что любовь моя
     На душе в боковом кармане
     Неразменным лежит рублем...
     Я спешу, я ужасно занят,
     Не мешайте мне - я влюблен!

Село Миксуницу
Средь гор залегло.
Наверно, мне снится
Такое село.

Там женщины - птицы,
Мужчины - как львы.
Село Миксуницу
Не знаете вы.

Там люди смеются,
Когда им смешно.
А всюду смеются
Когда не смешно.

Там скачут олени,
Там заячий взгляд.
Там гладят колени
И верность хранят.

Там майские девочки
Счастье дают,
Там райские песни
Бесплатно поют.

Поэтов не мучают,
Песню не гнут -
Наверно, поэтому
Лучше живут.

Село Миксуницу
Всю жизнь я искал -
Но только тоска
Да могилы в крестах.

Когда ж доползу
До родного плетня,
Вы через порог
Пронесите меня.

О Боже, дай влиться
В твои небеса!
Село Миксуницу
Я выдумал сам.

Говорил мне отец:
«Ты найди себе слово,
Чтоб оно, словно песня,
Повело за собой.
Ты ищи его с верой,
С надеждой, с любовью,—
И тогда оно станет
Твоею судьбой».

Я искал в небесах,
И средь дыма пожарищ,
На зеленых полянах,
И в мертвой золе.
Только кажется мне
Лучше слова «товарищ»
Ничего не нашел я
На этой земле.

В этом слове — судьба
До последнего вздоха.
В этом слове — надежда
Земных городов.
С этим словом святым
Поднимала эпоха
Алый парус надежды
Двадцатых годов.

Ах, Маша, Цыган-Маша!
Ты жил давным-давно.
Чужая простокваша
Глядит в твое окно,
Чужая постирушка
Свисает из окна,
Старушка-вековушка
За стеклами видна.

Что пил он и что ел он,
Об этом не кричал.
Но занимался «делом»
Он только по ночам.
Мальбрук в поход собрался,
Наелся кислых щей...
В Измайловском зверинце
Ограблен был ларек.

Он получил три года
И отсидел свой срок,
И вышел на свободу,
Как прежде, одинок.
С марухой-замарахой
Он лил в живот пустой
По стопке карданахи,
По полкило «простой».

Мальбрук в поход собрался,
Наелся кислых щей...
На Малой Соколиной
Ограблен был ларек.
Их брали там с марухой,
Но, на его беду,
Не брали на поруки
В сорок втором году.

Он бил из автомата
На волжской высоте,
Он крыл фашистов матом
И шпарил из ТТ.
Там были Чирей, Рыло,
Два Гуся и Хохол —
Их всех одним накрыло
И навалило холм.

Ты жизнь свою убого
Сложил из пустяков.
Не чересчур ли много
Вас было, штрафников?!
Босявка косопузый,
Военною порой
Ты помер, как Карузо,
Ты помер, как герой!

Штрафные батальоны
За все платили штраф.
Штрафные батальоны —
Кто вам заплатит штраф?!

Я сижу, боюсь пошевелиться...
На мою несмятую кровать
Вдохновенья радужная птица
Опустилась крошки поклевать.

Не грусти, подруга, обо мне ты.
Видишь, там, в космической пыли
До Луны, до голубой планеты
От Земли уходят корабли.

Надо мной сиреневые зори,
Подо мной планеты чудеса.
Звездный ветер в ледяном просторе
Надувает счастья паруса.

Я сижу, боюсь пошевелиться...
День и ночь смешались пополам.
Ночь уносит сказки-небылицы
К золотым московским куполам.

Всего стихотворений: 24