Александр Сергеевич Кочетков (1900-1953)

Все стихотворения Александра Кочеткова на одной странице

- Оглавление -

Чуть свет. Час утра. Тающий полет
Луны за Копетдаг, и вкруг нее
Пронзительная легкая качель
Стрижей. Вот - огненно зазеленел
Тутовник, и застрекотала в нем
Чечетка воробьев. Как лепесток
Цветка, у круч молочный воздух. Вдруг -
По серым шелковинкам облаков
Взлетело пламя.
       О, не забывай,
Что мы - жильцы воздушнейшей из звезд
Где даже солнца бесподобный блеск
Окрашен в пурпур нежности твоей!

- Как больно, милая, как странно,
Сроднясь в земле, сплетясь ветвями,-
Как больно, милая, как странно
Раздваиваться под пилой.
Не зарастет на сердце рана,
Прольется чистыми слезами,
Не зарастет на сердце рана -
Прольется пламенной смолой.

- Пока жива, с тобой я буду -
Душа и кровь нераздвоимы,-
Пока жива, с тобой я буду -
Любовь и смерть всегда вдвоем.
Ты понесешь с собой повсюду -
Ты понесешь с собой, любимый,-
Ты понесешь с собой повсюду
Родную землю, милый дом.

- Но если мне укрыться нечем
От жалости неисцелимой,
Но если мне укрыться нечем
От холода и темноты?
- За расставаньем будет встреча,
Не забывай меня, любимый,
За расставаньем будет встреча,
Вернемся оба - я и ты.

- Но если я безвестно кану -
Короткий свет луча дневного,-
Но если я безвестно кану
За звездный пояс, в млечный дым?
- Я за тебя молиться стану,
Чтоб не забыл пути земного,
Я за тебя молиться стану,
Чтоб ты вернулся невредим.

Трясясь в прокуренном вагоне,
Он стал бездомным и смиренным,
Трясясь в прокуренном вагоне,
Он полуплакал, полуспал,
Когда состав на скользком склоне
Вдруг изогнулся страшным креном,
Когда состав на скользком склоне
От рельс колеса оторвал.

Нечеловеческая сила,
В одной давильне всех калеча,
Нечеловеческая сила
Земное сбросила с земли.
И никого не защитила
Вдали обещанная встреча,
И никого не защитила
Рука, зовущая вдали.

С любимыми не расставайтесь!
С любимыми не расставайтесь!
С любимыми не расставайтесь!
Всей кровью прорастайте в них,-
И каждый раз навек прощайтесь!
И каждый раз навек прощайтесь!
И каждый раз навек прощайтесь!
Когда уходите на миг!

Все смолкнет: страсть, тоска, утрата...
О дне томящем не жалей!
Всех позже смолкнет - соловей,
Всех слаще песни - у заката.

Глубокая страсть не похожа на юные муки:
Она не умеет стонать и заламывать руки,

Но молча стоит, ожидая последнего слова,
К блаженству и к гибели с равным смиреньем готова,

Чтоб веки сомкнуть и спокойно взойти, если надо,
Тропой осужденных на облачный гребень Левкада.

1. Серый дворик

Серый дворик завален рухлядью. Облачно-бледен
   Голубоватый денек. Желоб свисает с крыльца.
Гусь и гусыня стоят над лоханью с объедками: шеи
   Вылиты из серебра, крылья - узорная чернь.
От пирамидки стволов березовых льется атласный
   Мягко-развеянный свет на обомшелый забор.
Тес почернел и раздался: в пролом протянула рябина
   Ржавую кисть, проросла бронзовой шапкой сирень.
А над забором встает екатеринински-пышный,
   В ветхий багрянец одетый, стройный церковный маяк.
Он осеняет убогую жизнь - и в небо вонзает
   На трехсаженной игле черный обветренный крест.

2. Мальчик-пастух

Мальчик-пастух с посошком глядит в туманное небо,
   Где распахнула крыло черная стая грачей.
Нежный рот приоткрыт, встревожены тонкие брови,
   В серо-лучистых глазах спит, околдована, грусть.
Грудятся свиньи кругом - уступами гладко-округлых
   Розово-серых камней в блекло-зеленой траве.
Рылом в кротовью нору уткнулся боров. Свисает
   Белая гроздь поросят с маткиных тучных сосков.
Озимь вдали распахнула свой плащ весенний. Но хмуро
   Над оловянной рекой бурые дремлют стога.
А на окраине - лес в узор из лапчатых елей
   Вплел, как парчовую нить, желтое пламя берез.

Земля! Когда грудь задохнется
Отчаяньем, едким как дым,-
Повей из родного колодца
В нее шелестящим ночным

Дождем. Пролетающих молний
Перо мне алмазное брось,
И грохотом дом мой наполни,
И мраком, и ветром насквозь!

Корнями в родник потаенный,
В незримые звезды лицом,-
Раздвинь потолок закопченный
Сиреневым буйным кустом!

Неслыханных песен потребуй,
К блаженству меня приневоль -
Глазами, в которых все небо,
Руками, в которых вся боль!

И снежинки, влетевшие
   в столб чужого огня,
К человеческой нежности
   возвращают меня.

И в ручье, вечно плещущем
   непостижно куда,
Человеческой нежности
   раскололась звезда.

И в туман убегающим
   молодым голосам
С человеческой нежностью
   откликаюсь я сам.

Не мечту ль, уходящую
   с каждым смеркнувшим днем,
Человеческой нежностью
   безрассудно зовем?

Из вихря, холода и света
Ты создал жизнь мою, господь!
Но чтобы песнь была пропета,
Ты дал мне страждущую плоть.

И я подъемлю с горьким гневом
Три ноши: жалость, нежность, страсть,-
Чтоб всепрощающим напевом
К твоим ногам порой упасть.

И сердца смертную усталость
Ты мучишь мукой долгих лет -
Затем, чтоб нежность, страсть и жалость
Вновь стали - холод, вихрь и свет!

Ласточки под кровлей черепичной
Чуть журчат, стрекочут тополя.
Деловито на оси привычной
Поворачивается земля.

И, покорны медленному кругу,
Не спеша, струятся в полусне -
Воды к морю, ласточки друг к другу,
Сердце к смерти, тополя к луне.

Мгновенья нет, есть память. Слух полночный
Сквозь вздох крови и благовест цветочный
Вдруг различит тоскливый некий звук
Невидимых орбит (так майский жук
Поет под яблоней). Душа людская,
Каким поющим воплем истекая,
В какую бездыханность темноты
На крыльях памяти несешься ты?..

Когда, в смятенный час заката,
Судьба вручила нам двоим
Напиток нежный и проклятый,
Предназначавшийся другим,-

Сапфирным облаком задушен,
Стрелами молний вздыбив снасть,
Корабль упругий стал послушен
Твоим веленьям, Кормщик-Страсть.

И в ту же ночь могучим терном
В нас кровь угрюмо расцвела,
Жгутом пурпуровым и черным
Скрутив покорные тела.

Клоня к губам свой цвет пьянящий,
В сердца вонзая иглы жал,
Вкруг нас тот жгут вихрекрутящий
Объятья жадные сужал,-

Пока, обрушив в душный омут
Тяжелый звон взметенных струй,
Нам в души разъяренней грома
Не грянул первый поцелуй.
. . . . . . . . . . . . . . .
О весны, страшные разлуки!
О сон беззвездный наяву!
Мы долго простирали руки
В незыблемую синеву.

И долго в муках сиротели,
Забыты небом и судьбой,
Одна - в зеленом Тинтажеле,
Другой - в Бретани голубой.
. . . . . . . . . . . . . . . .
И наша страсть взалкала гроба,
И в келье вешней тишины
Мы долго умирали оба,
Стеной пространств разделены.

Так, низойдя в родное лоно,
Мы обрели свою судьбу,
Одна - в гробу из халцедона,
Другой - в берилловом гробу.
. . . . . . . . . . . . . . .
И ныне ведаем отраду
Незрячей милости людской.
Нас в землю опустили рядом
В часовне Девы пресвятой.

Чтоб смолкли страсти роковые,
Чтоб жар греха в сердцах погас,
Алтарь целительной Марии
В гробах разъединяет нас.

...Но сквозь гроба жгутом цветущим
Ветвь терна буйно проросла,
Сплетя навек - в укор живущим -
В могилах спящие тела.

Не верю я пророчествам,
Звучавшим мне не раз:
Что будет одиночеством
Мой горек смертный час.

Когда б очами смертными
Ни завладел тот сон,-
Друзьями неприметными
Я вечно окружен.

Коль будет утро чистое -
Протянет навсегда
Мне перышко огнистое
Рассветная звезда.

Пробьет ли час мой в зоркую
Дневную тишину -
Под смех за переборкою
Беспечно я усну.

Придет ли срок назначенный
В вечерней звонкой мгле,-
Журчаньем гнезд укачанный,
Приникну я к земле.

Коль будет ночь угрюмая -
Сверчку со мной не спать,
И я забудусь, думая,
Что день придет опять.

А страшное, любимая,
Весь горький пыл земной
Уйдут в невозвратимое
Задолго предо мной.

О, как горька тоской мгновений,
Как вечной мукой солона -
Моих последних вожделений
Из бездны вставшая волна!

Отягчена нездешним жаром,
Жадна безвестной глубиной,
Она виски мои недаром
Спалила страстью ледяной.

В провалах смерти неминучей,
В теснинах пагубного зла -
Она нашла свой вздох певучий,
Свой сладкий голос обрела.

- Откуда музыка?
        - Не знаю. Я
Сумерничал здесь в уголку и думал:
Что сладко жить, что (все-таки) любовь
Сильнее смерти, что цветы прекрасны
(И даже колокольчики), что труд
Кристаллизует душу, но и в камне
Стучит живое сердце. А сосед
Тем временем настраивал гитару.
Потом я ненароком задремал.
Проснулся вот... И музыки не слышал.

Понятен мир с его весной, понятны
Люди с их праздником (мое окно
Блестит, как и у всех), понятна смерть
Моих тюльпанов (в них она вселилась,
Едва их срезали, хоть на столе
Кроваво дозревали, раскрываясь
Навстречу гибели, что нынче в ночь
Их стебли выпила, их лепестки
Обуглила, их листья изломала),-
Но почему спаленные тычинки
Еще вздымают облако любви
И черной пылью смерти обнимают
Иссохший пестик,- но откуда песня?

Нос в воротник, лицо под шляпой (так
Брела бы вешалка), через плечо
Кошель с продуктами, - в февральский вечер,
Немного оттеплевший и с оттенком
Стального пурпура, бульваром шел
Не слишком юный гражданин. Грачи
Горланили в раскидистых плетушках
Деревьев. Что-то твердое оттуда
(Ледяшка или сук) вдруг подзатыльник
Дало мимоидущему, - а шляпа,
Переместившись на оси, раскрыла
Ему глаза.
       Новорожденный серп,
Зеркально-изощренный, заблудился
В грачиных гнездах - и один из самых
Занозистых грачат, впустив все когти
В его точеный краешек, все перья
Взъерошив, закатив глаза, хрипя
От восхищенья, реял в синеве
На золотых качелях.
               Молод мир
И одинок, ему не угрожает
Ни вздутость вен, ни старческая одурь
Утрат. Ныряя в голубом эфире,
Несчетные круги он пробежит
Стеклянной бусинкой. Потом, разбившись
На миллион осколков, перестанет
Существовать. И еще слышным звоном
Вздохнет о нем вселенная...

            1

Предметы органической природы
Безмолвствуют. И только человек
Кричит: люблю!- любимую лаская
(Как будто потерял ее), и в крике
Такая боль, такая смерть, что звезды
Ссыпаются с иссохшего зенита
И листья с размагниченных ветвей.

            2

Мир молит ласки (душу потерять
Страшней, чем жизнь). Любите свой народ
(Как и одежду), по законам фуги
Растите мысль, катайтесь на коньках,-
И страшный суд придется отложить.

Проходит день своей дорогой,
И солнце не смежает век.
Как белый тур тяжелорогий,
Над горной далью встал Казбек.

А мне орфическая лира
Звенит, звенит издалека:
Она, как день последний мира,
И светозарна, и горька!

Ни роковая кровь, ни жалость, ни желанье...
Ревнивая тоска повинна лишь в одном:
Хочу тебя увлечь в последнее молчанье,
В последний сон души - и уничтожить в нем.

А ты стремишься прочь, любовно приникая,
Ты гонишь мой порыв, зовя себя моей.
Тоскую по тебе, как глубина морская
По легким парусам, кренящимся над ней.

Свой первый трепет соловьиный
Я поверял ее струне,
И, ради нежной мандолины,
Подруга улыбнулась мне.

А мне казалась недостойной
Неизощренная хвала,
И песня робкая - нестройной,
И безотзывной - ночи мгла.

Искусством стройного напева
Я ныне славен и счастлив,
И мне порою внемлет дева,
Блаженно руки заломив.

Но я грущу о давнем мире,
Когда, в пылу иной весны,
У сердца было лишь четыре
Нестройно плачущих струны!

Снова поишь вином соловьиным,
Хлебом забвения кормишь нас -
Ты - не последняя ли?- лавиной
Бурностремящаяся весна!

В неусыпимой тревоге этой
Ненасытимая нежность есть -
Словно не все еще песни спеты,
Бред поцелуев выпит не весь.

Жадно - как губы к губам прижаты,
Звонко - как льется вода в кувшин,
Тяжко - как в землю стучит лопата,
Сладко - как птица поет в глуши,-

В это кромешное поднебесье
На неизбежный стремимся зов -
Твой - не последняя ли?- от песни
Изнемогающая любовь!

Твои глаза всегда угрюмы,
Но полыхающей игрой
Проникновенье свежей думы
Перебегает в них порой.

Так сквозь засовы туч тяжелых,
Замкнувших в полночь небосвод,
Вдруг проструится звездный сполох
И хвойный ветер полыхнет.

Тоска по дому... Облачной гряды
Тускнеющие очертанья
И тонкий лук кочевницы-звезды,
Звенящий тетивой молчанья.

Встает неодолимая печаль
От нив земных - до нив небесных.
Скажи, душа, чего тебе так жаль:
Любимых глаз иль звезд безвестных?

Но не постигнет страстная тоска,
Куда стремит свой парус темный:
К живым огням родного далека
Иль в пропасть вечности бездомной.

- Чижик-пыжик! Это что ж?
Люди спят, а ты поешь?

- Чи-чи-чив! Ти-ти! Тью-тью!
Я для солнышка пою.

- Милый чижик! Ты чудак...
Всюду холод, всюду мрак.

- Чьи-чи-чи! А все равно
Станет розовым окно.

- Солнце выйдет, глупый чиж,
Если ты и помолчишь!

- А под песню - чьи-ти-ти!-
Веселей ему идти!

- Чи-чи-чив-ти-ти-тью-тью!
Чьи-чи-чи! Тив-тив! Чью-чью!

Я разогнал собак. Она еще
Жила. И крови не было заметно
Снаружи. Наклонившись, я сперва
Не разглядел, как страшно искалечен
Несчастный зверь. Лишь увидав глаза,
Похолодел от ужаса. (Слепит
Сиянье боли.) Диким напряженьем
Передних лап страдалица тащила
Раздробленное туловище, силясь
Отнять его у смерти. Из плаща
Носилки сделал я. Почти котенок,
Облезлая, вся в струпьях... На диване
Она беззвучно мучилась. А я
Метался и стонал. Мне было нечем
Ее убить. И потому слегка,
От нежности бессильной чуть не плача,
Я к жаркому затылку прикоснулся
И почесал за ушками. Глаза
Слепящие раскрылись изумленно,
И (господи! забуду ли когда?)
Звереныш замурлыкал. Неумело,
Пронзительно и хрипло. Замурлыкал
Впервые в жизни. И, рванувшись к ласке,
Забился в агонии.
              Иногда
Мне кажется завидной эта смерть.

Всего стихотворений: 25