|
Русские поэты •
Биографии •
Стихи по темам
Случайное стихотворение • Случайная цитата Рейтинг русских поэтов • Рейтинг стихотворений Угадай автора стихотворения Переводы русских поэтов на другие языки |
|
Русская поэзия >> Юрий Николаевич Зубовский Юрий Николаевич Зубовский (1890-1919) Все стихотворения Юрия Зубовского на одной странице Арлекин Последняя свеча на елке догорела, Из-за окна вошла ночная мгла… Ты подошла к роялю и несмело По клавишам рукою провела. В пустынной комнате отчетливо и ясно Лилась гармония, как греза о весне, Лилась с тоской, надменно и прекрасно, И умирала радостно во мне. Под елкой Арлекин измятый, несуразный, Гримасничал усталостью больной. И мне казался он насмешкой безобразной Над нашей верою, над нашею мечтой… Прошли года! Исканья умирали, Жизнь шла знакомой лентою картин, Но не было любви, мы гордые устали, — И понял я тогда, что прав был Арлекин. «Пробуждение» № 24, 1916 Видение Я в этот день бежал от площадей и зданий, От городских, обманчивых небес, От шумных улиц, криков и страданий… Я ждал чудес! Душа пылала жуткою тревогой, Душа звала в чертоги красоты От жизни пестрой, страшной и убогой, От гула суеты. Остались позади трамваи и кокотки И улицы безумия и слез… Я — у реки… Среди тумана в лодке Плывет Христос! Он с горестью глядит на городские тени, Из глаз его струятся капли слез, И я упал, тоскуя, на колени: «Куда грядешь, Христос? Людей поработил порочный грозный Колосс, Гранитный Бог объял безумьем их…» Мне прозвучал в ответ печальный голос: «Иду страдать за них! Умолкнут навсегда стенанья и проклятья И будет мир святою правдой нов… Я вновь приму позорное распятье, Тоску и боль Голгоф! Моя душа тоскует все безмерней. Моя душа страданием горит: За то, что я приму тоску и боль от терний, Отец людей простит!» 1915 Войны Идете вы по жутким мёртвым селам (В них злобно тешил враг неистовство свое), И заунывно с криком невеселым Над вами жадное летает воронье. От мирных сел войною грозной взяты, Услышав горький стон своей родной страны, Идете вы — могучие солдаты, — России верные и храбрые сыны. Своею кровью нивы орошая, Собою жертвуя покорно вновь и вновь, Идете вы, и вас ведет большая К родной стране великая любовь. Вам счастье родины дороже вашей жизни, Но знайте, что и вы — отважны и сильны — Неизмеримо-дороги отчизне, Как матери её достойные сыны. «Пробуждение» № 22, 1916 * * * День сегодня ярок, звучен, Солнце ткет за нитью нить; Злым туманом я научен Блеск полуденный любить. День сегодня звучен, ярок, В нем тоски и боли нет; Принимаю, как подарок, Лучезарный, знойный свет. День сегодня звонко блещет, Даль привольно-хороша, И восторженно трепещет Полной радостью душа. «Вестник Европы» № 6, 1915 Женщина Он был похож на сказочного принца, Когда протяжный свист его бича Тревожил тишину огромного зверинца, И львы вставали яростно рыча. Всегда покойный, элегантно-гибкий, Он в каждом жесте был прекрасно нов, И силою своей презрительной улыбки Он укрощал свирепо-гордых львов. Но помню день, тяжелый день разлуки… Шепча несвязная и жалкие слова, Он плакал, как дитя, мои целуя руки… О, неужели я была сильнее льва?.. 1915 * * * За деньги все — веселие, любовь ли Тебе нужны — найдется продавец. На рынке мировой, разнузданной торговли Торгует раб, властитель и отец. На улицах, в домах и на дорогах шумных, В чертогах царственных, на площади большой Толпа людей продажных и безумных Торгует мыслями, телами и душой. Терзает душу боль, что вся земля готова Продать себя за гулкий звон грошей И ждешь, когда Христос придет на землю снова Изгнать разнузданных и лживых торгашей. «Пробуждение» № 24, 1913 * * * Любовь ушла… Печаль осталась — Воспоминания и боль. И вновь страдания, усталость — Земная, тяжкая юдоль. Любовь ушла… Холодный пепел… В душе — безмолвье пустоты, И словно я с тобою не пил Из кубка счастья и мечты. «Огонек» № 9, 1916 Молитва Много их — сынов святой Руси Пало на полях родного края… Души их на небо вознеси, Даруй мир им в горних кущах рая. За ряды безвременных могил, Мы за них — за убиенных молим… Из метельных, снеговых кадил Белый ладан поплывет над полем. Похоронно запоют ветра, Будет стон их неизбывно-долог, И раскинуть вьюги до утра Над усопшими холодный полог. Мир тому, кто за страну свою Отдал жизнь безропотно и просто, Кто уснул в неведомом краю На просторах снежного погоста. «Пробуждение» № 24, 1916 Молитва ангелов Когда умолкнет гул безумной, грозной битвы И ночь окутает безмолвием просторы, С небес слетают ангельские хоры И над усопшими поют свои молитвы. О, дай им, Господи, ушедшим от юдоли Житейских, страшных мук, познать покой безгрешный, Так молится печальный Ангел в поле, Склонясь над трупами и плача неутешно. Им — павшим воинам, героям грозной битвы — Дай благость тишины! Была горька их доля! И ангелов печальные молитвы Взлетают к небесам от мертвенного поля! «Пробуждение» № 22, 1914 На родной реке На отлогом берегу, под вязами, Где к реке дремучий лес приник, Забавлял меня задумчивыми сказами Мой приятель — седенький старик. Все былое с темными невзгодами Проходило, стариной дыша… Перед летними, глухими непогодами Забирались в недра шалаша. Мы следили по утрам за рыбами, Днем уху варили в котелке; Проходили тучи дождевые глыбами, Отражаясь пятнами в реке. Плыли ночи тихие и летние, Было ярко зарево костра; На рассвете все ясней, заметнее За рекой вставали хутора. Умирала ночь, дыша прохладою, Загорался солнечный рассвет… Засыпая, думал я: «Обрадую Старика — куплю ему кисет». Были сны задумчиво-приветные, Шумной жизни странно-далеки… Так мы жили в эти ночи летние Между вязов, у родной реки. «Вестник Европы» № 11, 1915 г. * * * Не к солнцу, не к небу… Извечно-могучи Иные напевы — их зову внемли, Создай из глубоких, правдивых созвучий Простую поэму земли! Зовет нас, сверкает, горит не сгорая, Прекрасные струны души шевеля, Не сказка далекого, горнего рая, А ясная правда — земля! Рожденные ею — великой и вечной — Мы ей — первозданной и мудрой — нужны… Ни к солнцу, ни к небу, ни к радости млечной — К земле мы вернуться должны! «Вестник Европы» № 8, 1915 Нечисть Нечисть лесная пугает меня, Тени страшат непонятной игрою… Сяду у темного, мшистого пня, Изнеможённые веки закрою. Дик и болотист глубокий овраг, А за оврагом развесистый ельник… Ждет меня леший — старинный мой враг, Кутаясь в мягкий, сырой можжевельник. Странные тени пугливо дрожат, Сумрак тоскливый пугающе-черен, Темные силы меня сторожат, Я перед ними бессильно-покорен. Крепко рукой обниму я сосну И притаюсь, терпеливо-молчащий, Изнеможённый испугом усну В жуткой, развесистой чаще. «Пробуждение» № 1, 1913 Ночь на Дёме На мысли спускается светлая дрема, Темнеет небес бесконечных эмаль… Застыла в покое глубокая Дёма И вечер набросил густую вуаль. Ложатся луны серебристые блески, Плывут вереницы пленительных грез, И весел размеренно-частые всплески Тревожат задумчиво-сумрачный плес. Мерцанье костра на далекой равнине, Едва озаренной холодной луной… Вот где-то у мельницы в ракушках, в тине Поднялся сердитый старик-водяной. За дубом смеется проснувшийся леший И хочет столкнуть водяного на дно, То скачет веселой, пушистою векшей, То вдруг обернется в сухое бревно. Русалки взобрались на берег отлогий, Свивают из трав побережных венки И смотрят на темную ленту дороги И взгляд их — томленье нездешней тоски. Но летние ночи проносятся скоро, Светлеют, алея, вокруг небеса, В татарской деревне, в тени косогора Раздались и вдаль понеслись голоса. Тускнеют и тают неясные тени, Все ближе и ближе, желанней заря… Вот — вспыхнула светом нездешних молений, В сверкающих брызгах искрясь и горя. И солнце сверкнуло по длинной мечети, Табун лошадей промелькнул между нив, Задорно блеснули при солнечном свете Косматые пряди взлохмаченных грив. Вот девушки вышли из старого дома, Спугнули ночную прохладу и тишь, Лишь шепчет о чем-то глубокая Дёма И грезит о чем-то прибрежный камыш. «Вестник Европы» № 1, 1916 Осенние дни За окнами листвы последняя тесьма… Поют ветра о вьюгах и буране… Она в тоске тревожно ждёт письма, Заветных строк оттуда — с поля брани. Измучена душа… Не нужен жизни гам… Ах, были только с ним они влюбленно-близки… И пробегает жадно по утрам В газете раненых и павших в битве списки. Однообразны дни, а ночью тяжек сон, Тревога жгучая терзает сердце чаще, И молится подолгу у икон: О, сохрани его, Заступник всех скорбящих! В безмолвии ночном протяжен ветра крик. Тоска подходит злобно к изголовью, И сердца стон — безмерен и велик, Оно горит большой, страдальческой любовью. 1916 Осень Мечта осенняя печальнее и строже Наивных грез ликующей весны… Из листьев мертвых траурное ложе, Воспоминания, несбывшиеся сны… Напевы осени задумчиво-грустны, И сердцу бедному своей тоской дороже Наивных грез ликующей весны. Так старость тихая весельем не богата. Полна раздумием, покорною тоской… Уходят дни печально, без возврата, И ближе смерть… Безмолвие… Покой… Но радостно душе печальной и больной Благодарить Творца за тишину заката. «Пробуждение» № 14, 1915 Паxарь Он в летний день работал, как всегда, В глубокой тишине уже созревших пашен, Плодами долгого, упорного труда Безмолвный дол был радостно украшен. Прекрасен мир в полдневный знойный час: Цветут поля, взлетает птичек стая И ветерков задумчивый рассказ Звучит, как музыка — простая и святая. Прекрасен мир и если труд тяжел, Сияет солнце, нежно утешая, Вознаградит трудящегося дол Восторгом, роскошью и благом урожая. Он в летний день работал, как всегда, И вдруг услышал зов — волнующий и смелый: То родина его от мирного труда Звала на грозное, но радостное дело. И он оставил плуг, услыша этот зов, Безропотно пошел на поле грозной сечи, Затем, что родина звала своих сынов, Чтоб защитить ее от вражеской картечи. И кровью ей купить покой и благодать, Купить ей долгий мир страдальческою кровью, И подвигом своим смиренно доказать Великой матери свою любовь сыновью! «Пробуждение» № 20, 1914 Пой самовар! Пой самовар!.. Январь суровый Угрюм и зол, Ветра поют. Мне дорог маленькой столовой Простой задумчивый уют. Пой самовар! Ворчливо, тонко, Не умолкая, долго пой, Как дед, баюкая ребенка… Мне хорошо, легко с тобой. Я иного знал, я много видел… Скитаясь много жутких лет, Бродяжий путь возненавидел И полюбил тепло и свет. Мне — хорошо. В душе — безбрежный Покой. Теперь я — мудр и стар, Так пой же ласковый и нежный, Старинный друг мой, самовар! «Огонек» № 2, 1916 * * * Рай — на земле! В цветеньи луга. В полете ветра, в пеньи вьюг! Равно прекрасны — зной и вьюга, Хмельной буран и летний луг. Великолепьем одинаков Неумолимый, вьюжный хлад С расцветом пряных летних злаков И звонок яркий листопад. Прекрасен мир и в день осенний, Когда он тонет в жуткой мгле… Прекрасен мир и мудр, как гений, И верю я — рай на земле! «Огонек» № 10, 1916 Сеанс Пестро и нелепо, как на экране Кинематографа, жизнь промелькнула — Святость мечтаний, разгул в ресторане, Жгучие ночи хмельного разгула. Так же за драмой тяжелой и жуткой Фарс безобразный мелькал на экране, Так же кончались обидною шуткой Долгие годы пытливых исканий. Так же мечты зачарованный терем Горько сменялся дешевым притоном. Юная девушка — женщиной-зверем, Чуткая лирика — злым фельетоном. В смене веселой неслись панорамы… Ужас, потом безразличие транса… Быстро сменялись Глупышкишым драмы… Близится и окончанье сеанса. «Огонек» № 13, 1916 Сумерки Облака полетом бурным вспенив, Ветер стих и благостен закат… Может быть, когда-нибудь Тургенев Здесь грустил в тиши глухих оград. Странно-чутки, радостны и кротки, Вечера задумчиво грустят… Кто скользит средь белых лилий в лодке, Тишиною нежною объят. И о чем грустит он в час заката?.. Может быть, о сказочно-былом, Что ушло навеки без возврата, Стало давним, лучезарным сном. Злой туман поднялся у купален. Пеленою белою ползет… Вечер тих, задумчив и печален, Над земной долиною плывет. 1915 * * * Ты, юноша, любишь так жгуче, так много, Как чудо приемлешь дыханье мечты, Легла широко пред тобою дорога, И нет ей предела и нет ей черты. Мечта исчезает, приходит другая, Манит и пьянит: загорись и сгорай! И новую радость, едва постигая, Стремишься ты снова в неведомый край. Любовные взоры, намеков узоры, Восторженных ласк и молений пора, Влюбленных велений, свершений просторы И чувств беспредельно-иная игра. Как дорог тебе этот сладкий и нежный Рассвет твоей жизни, твоей красоты, Как любишь ты девушек — чуткий, мятежный, Горишь молодыми надеждами ты. Но верю и знаю — скажи я, спроси я. Что в жизни желанней тебе и нужней, Ты гордо и твердо ответишь: «Россия, Ее я люблю горячей и нежней!». И в этих словах, в убежденности жгучей, В сыновьей любви к нашей бедной стране Душа твоя — чистой, могучей и лучшей — Прекрасно и ясно откроется мне. «Пробуждение» № 4, 1915 * * * Уходит, тихо тая, последняя тоска, И жизнь опять привольна, отрадна и легка, И сладко, и небольно о прошлом вспоминать. Земля, моя простая, моя святая мать, Прими меня любовно, пойми печаль мою, Тебя я так глубоко, так радостно люблю! Мою любовь сыновью ты, мудрая, поймешь, Весь мир обрызган кровью, царит в нем злая ложь… Я от греха отрекся, отрекся навсегда — Иду в твои просторы свободы и труда! «Вестник Европы» № 12, 1916 * * * Хлопотала осень, быстро стаскивая С веток золотые кружева. Опустела наша роща ласковая И стоит — жива и не жива. Ветер снял с лугов пахучих скатерти — Летних дней любовные труды, И дрожат, как нищие на паперти, Из березок зябкие ряды. Паутина золотая тянется, Солнце бледно на небе горит, И душа — измученная странница — С осенью о смерти говорит. «Новый журнал для всех». № 9, 1915 Я сжег стихи... Кто за дверью стучит?.. Там не Парка ли Мне вещает надгробную сень?.. Злые вороны горестно каркали Над унылой дорогой весь день. Я готов выпить чашу последнюю — Сжег сегодня я, плача, стихи, Я сегодня за ранней обеднею Исповедовал Богу грехи. Бог простит — он увидел отчаянье, Видел он, как горели листки, Как отверг я мечтанья и чаянья И поверил в безумье тоски. Кто за дверью стучит?.. Да, войдите же — Мои мысли бесплодно пусты… Жил я светлой мечтою о Китеже, О неведомом граде мечты. В этом граде вы были царицею, Ярким светом святого огня… Вы забыли, ушли и темницею Стали мир и мечты для меня. Но сегодня великою жертвою Искупил я безумье грехов: Вам я, женщина, с радостью жертвую Груду пепла любимых стихов! «Пробуждение» № 2, 1914 Всего стихотворений: 24 Количество обращений к поэту: 5764 |
||
russian-poetry.ru@yandex.ru | ||
Русская поэзия |