![]() |
||
|
Русские поэты •
Биографии •
Стихи по темам
Случайное стихотворение • Случайная цитата Рейтинг русских поэтов • Рейтинг стихотворений Переводы русских поэтов на другие языки |
|
Русская поэзия >> Мария Григорьевна Веселкова-Кильштет Мария Григорьевна Веселкова-Кильштет (1861-1931) Все стихотворения на одной странице Болото Дуб вековой сокрушила гроза, Пал он вершиной в болото. Весело реет над ним стрекоза, В листьях шевелится что-то. Между стеблями болотной травы Вьются и ползают гады, Вьются по сучьям могучей главы, — Рады падению, рады! Жизнь их в болоте отстаивал дуб, Не было доступа зною. Будь же поруган поверженный труп, — Гады отплатят герою. «Стихи и пьесы» (1906) В зной Томительный, палящий зной. Бреду в гамак. Прохладно в сетке, Где тихо веют надо мной Берез склонившиеся ветки. Все дремлет. Ни малейший звук Не слышен в тишине полдневной, И лишь порой летящий жук Гудит один о чем-то гневно. Бросают листья на песок Узорно-золотые пятна, А свод небесный так высок, Так ширь родная необъятна, Что растворяется душа, Встают опять воспоминанья, И жизнь легка и хороша Под властью их очарованья. Такой же зной, и та же тишь, И безмятежный сон. Ни звука. С открытой книгою сидишь, Но не идет на ум наука. Что мне прискучивший Корнель И чья-то длинная цитата? Кругом увил душистый хмель Стволы ольховые богато. Я вижу со скамейки рожь, Луга и пыльную дорогу, А сердце, — ты недаром бьешь Сегодня странную тревогу. Что если «он» уж здесь теперь? Меня потребует мамаша, И я войду смущенно в дверь, И «он» мне тихо скажет: «Маша…» О, эти юные мечты, О, счастья дивные виденья! Как были светлы и чисты Те невозвратные мгновенья! Вдруг слышу: «Барыш-ня!» — «Иду!..» И, оправляя складки платья, Цветок срывая на ходу, Не в силах радости сдержать я. Умерить все же надо шаг. Он здесь!.. Войти должна я чинно. Он здесь и скажет что? и как?.. Я отворяю дверь: в гостиной Старик — сосед ближайший наш С супругой древней… Вот удар-то! «Мари, мы ждем вас в ералаш. Кому сдавать? Чья младше карта?» «Стихи и пьесы» (1906) В скорбные дни В эти хмуро-ненастные, скорбные дни, Где душа изнывает тоскою, Где все чаще в церквах за огнями огни Зажигаются новой рукою; Среди этой толпы матерей и отцов, Этих жен, этих сирот печальных, Разделяя надежды, молитвы, — без слов До земли поклониться им каждый готов За их близких и ныне столь дальних. Вот с кадила опять разлился фимиам, Ходит в церкви волной голубою… Настежь окна скорей! Пусть идет к небесам Вместе с нашей он жаркой мольбою: Дай победу нам, Боже, над лютым врагом, Осуши слез и крови потоки! Дай хвалой огласить поскорее Твой дом, Чтоб, играя опять благодатным лучом, Солнце встало на мирном Востоке! «Стихи и пьесы» (1906) Весна Нет, не ликующей феей волшебной К нам появилась весна, Птицы не пели ей песни хвалебной, Роз не бросала она. Солнце сквозь ветви нахмуренной ели Ярких не лило лучей, — Громко стонали бураны, метели, Тучи вились все страшней. Вдруг средь порыва зловещей угрозы Теплый пахнул ветерок. С голых дерев заструилися слезы, Лед почернел и размок. Начали таять тихонько сугробы, Песни запели ручьи, Песни победы без страсти, без злобы, Кроткие песни свои. Пусть же волна их живого напева В душу прольется опять, — Сердце очистит от скорби и гнева Новой весны благодать. «Стихи и пьесы» (1906 Вниз по матушке, по Волге Садилось солнце за вершиной, Лилася песнь, лаская слух. Ее беспечно над стремниной, Высоко где-то пел пастух. Горели Альпы красным светом, Туман долины застилал. Казалось, песнь была приветом Для этих диких, грозных скал, — Так разом весело запели Они мотив ее простой, И долго повторяли трели Во мгле прозрачно-золотой. Мне стало радостно и больно, И, вспомнив дальние края, Вдруг пастуху в ответ невольно Запела песнь родную я. Но звуки песни нашей русской Вернулись стоном все ко мне: Им было тесно, было узко В чужой прекрасной стороне. Они по степям тосковали, По Волге-матушке родной, А здесь раздолье их сковали Вершины каменной стеной. «Стихи и пьесы» (1906) Горькая Хлынул свет весенний в мрачные палаты. Шелестит ветвями распускаясь сад, И еще серее кажутся халаты, И еще печальней весь больничный ад. С жара разметавшись на своей постели, Быстро угасает женщина в бреду, А сквозь окна льются, звонко льются трели Первых хлопотливых зябликов в саду. «Ландыши-цветочки…» — шепчут холодея С радостной улыбкой синие уста. «Веточку березы… лишь одну… скорее!..» Вздох — и оборвалась с жизнью мечта. Кто ты и откуда? Что тебя сманило В этот душный город из родных полей? Верно при прощанье ты не раз твердила: «Матушка, по дочке горьких слез не лей! Дочка к вам вернется. Станем мы богаты. К лету, смотришь, справим телку и овец, И над крышей новой, выбеленной хаты Петуха поставит на коньке отец. Всех я на качелях буду веселее, Всех звончее песни буду я играть…» И отец смеется, смотрит вдаль смелее, Расставаясь с дочкой, плачущая мать. Город… Захлестнула грязная столица О родной деревне чистые мечты. Место… он… соблазн… там — роды и больница… А душа все та же, — песни да цветы. И не смерть, так что же? С долей своей горькой Свыклась бы ты разве, иль кляла бы час, Где на небе счастье занималось зорькой, Да в ненастных тучах светлый луч погас? «Стихи и пьесы» (1906) Дождь Небеса уныло серы. В парке ноют горихвостки. Нижет бисерные блестки Мелкий дождик на шпалеры. Боги замерли на страже, Смотрят в глубь пустых дорожек, Ждут шагов знакомых ножек. «Ты придешь? Придешь? Когда же? Или ты неверной стала? Час урочный минет скоро!..» И с тоской немого взора Боги смотрят с пьедестала. Зябнут нимфы и амуры В мокрых нишах над скамьями… Снова полил дождь ручьями. Небеса уныло хмуры… Сборник «Песни забытой усадьбы» (1911) * * * Если б выплакать люди могли Все их слёзы, все горькое горе, Затопило б оно половину земли, Через край переполнило б море. Если б слилися в хор на единый хоть миг Все мольбы и рыданья, и стоны. Опрокинул бы горы неистовый крик, Сокрушил купола и колонны. Нет уж лучше пускай, как в былые века, Заглушаются смехом рыданья, Через край пусть не льется ни пруд, ни река, И до неба доходят лишь — зданья. «Стихи и пьесы» (1906) Зимняя ночь Тонут во мраке фасады, Тихо повсюду, темно. Свет одинокой лампады Сверху мерцает в окно. Кто там не спит за стеною? Труженик бледный, худой Грудью изнывшей, больною Борется ль с горькой нуждой? Сердцем, облившимся кровью, Слушая дочери стон, Мать ли, прильнув к изголовью, Отдых забыла и сон? Иль не смыкающий очи, Ужасом смерти томим, Грешник рыдает средь ночи, Каясь пред ликом святым? Время ползет бесконечно. Громче в безмолвной тиши Страх перед мукою вечной, Скорбь и сомненья души, Горше нужда и острее, Бреда нет сил превозмочь… О, проходи же скорее, Темная, зимняя ночь! «Стихи и пьесы» (1906) Из Монплезира в Петергоф Уж ласточки опять спешат в иные страны; Завяли в цветниках роскошные цветы; Дворцы покинуты; не бьют, журча, фонтаны, И плавают в прудах опавшие листы. Мне дорог каждый миг, на воле проведенный Средь этих вековых и царственных аллей, Где с желтизною лип смешали пурпур клены И зеленеет ель одна шатром ветвей. Безлюдье и простор. Чуть слышно море плещет. Свинцовый полог туч над ним повис вдали. Направо, как звезда, Исакий златом блещет, Туманной полосой отрезан от земли. Исчезло солнце вдруг, и в дымке небосклона На куполе святом игравший луч потух, Но суету и шум, и грохот Вавилона Рисует живо мне мой чуткий, вещий слух. Пора туда назад!.. Для счастья иль страданья?.. О, липы древние, старинные друзья, Вам с грустью нежною шепчу я: до свиданья! В расцвете вас весной увижу ль снова я? «Стихи и пьесы» (1906) Колокол Над окутанной серою мглой, Перепуганной, робкой землей С громким присвистом, гиканьем, гулом Буря носится диким разгулом. Треск и крики, и гром — все слилось В безобразный какой-то хаос. Всюду крутятся в вихре обломки, И все гуще, страшнее потемки. Чу… неясный, торжественный звук Раздается откуда-то вдруг. Буря воплем его заглушает. Звук раздался опять, он рыдает, Он несется протяжной волной Над томящейся в смуте страной И сквозь злые насмешки и хохот Все растет, покрывая их грохот. И смолкает неистовый гул, Утихает безумный разгул. Засияла заря через тучи, Осветила низины и кручи. А те звуки растут и растут. Призывая на Божеский суд, Где нестрашны ни смех, ни угрозы И сосчитаны стоны и слезы… Древний колокол! чья же рука Разбудила тебя, старика? Иль порыв той же бури нещадной Всколыхнул тебя в мгле непроглядной? И чем были удары страшней, Тем звучал ты лишь громче, слышней И твердил: «Там, где есть прегрешенье, — Есть и кара, но есть и прощенье!..» «Стихи и пьесы» (1906) * * * Кончается лето. Средь листьев рябины Мелькает багрянцем окрашенный сук, И в воздухе цепкую нить паутины Плетет все усердней паук. Под крышей покинули ласточки гнезда, Щебечут при встречах про близкий отлет, И ночью срываяся падают звезды Все чаще с небесных высот. Мне грустно подумать, что скоро придется Оставить опять этот тихий приют, Где низко с балкона настурция вьется И грозди бегоний цветут. И хочется с первой же стаей отлетной Пуститься скорее на поиски стран, Где жизнь протекает волной беззаботной И зимний бессилен туман. Но если случайно судьба занесла бы Меня в это вечное царство весны, — О, как бы казались ничтожны и слабы Соблазны чужой стороны! Я знаю: заныло бы сердце истомой, В туманный бы край запросилось домой, В суровый и бедный, — но милый, знакомый, Окованный русской зимой! «Стихи и пьесы» (1906) Лесная тишь Это было вот здесь на поляне лесной, Где так елки темны, так березы курчавы. Это было в тот час пред ночной тишиной, Где прощается с травами ветер дневной И на озере блещут росою купавы. Это были о счастье великом слова… Говорили их мы? Соловьи ли их пели?.. Отзвучали те песни, затихла молва, Не сверкают росой ни цветы, ни трава, И одни лишь с березами шепчутся ели. Сборник «Песни забытой усадьбы» (1911) Мадригал Они сидели в уютной портретной, Он сочинял мадригал ей в альбом. На ручку белую в думе заветной Она склонилась пылающим лбом. Дыханье сада текло к ним из окон, Снопами падал полуденный свет. Ласкал он нежно распущенный локон, Горел играя в кистях эполет. Над ними в бронзовой, выцветшей раме Старик сердитый глазами моргал: В альбом вон этой напудренной даме Писал когда-то и он мадригал. И также в окна им тополь столетний Кивал, листвой ароматной шурша, И сердце билось, и все беззаветней Любила, верила счастью душа. Сборник «Песни забытой усадьбы» (1911) Мираж На свете страны есть. Как дивные миражи, В минуты тихих дум они встают из мглы. Там мирты, кипарис и лавр стоят на страже У ног увенчанной чертогами скалы. И алая герань, и сеть ползучей розы, И листья сочные колючих алоэ, И рощи миндаля, маслины и мимозы, Как царственным плащом, одели камни все. А сзади гребень гор опаловой стеною Уходит в небеса, в их вечно синий свод, И стелется вдали безбрежной пеленою Сверкающий простор лазурно-ясных вод. И край, другой есть край, — низины и болота, Ольха, береза, ель, корчаги, пни да мох, Унылая река журчит уныло что-то, И вторит ей кругом лесов протяжный вздох. Нет, то не шум ветвей!.. Вздыхают чьи-то груди, То слезы разлились безбрежною рекой. Мираж растаял… Пусть! — ведь там не братья люди, И не болит никто там русскою тоской. «Стихи и пьесы» (1906) На балу За шелковой двойной, тяжелой драпировкой, В глубокой нише у окна, К холодному стеклу прижалась ты головкой И замечталась вдруг одна. Не слышишь шума ты гостиной многолюдной, Пустых острот и пошлых слов, Тебе здесь, в тишине, опять приснился чудный, Волшебный, лучший сон из снов… Как душен был тот бал! Искала ты прохлады, Скользнула тенью на балкон, Где бледный луч играл в узорах балюстрады И в серых завитках колон. Стальною полосой вдали река блистала; Молчал дремой объятый сад, И грудью полною ты с жадностью вдыхала Весенней ночи аромат. Зачем с тобою вдруг он очутился рядом? Как он вошел? Не помнишь ты, Но ты не прогнала его холодным взглядом И слушала его мечты. Тебя на грудь к себе привлек рукой он властной Целуя в гордые уста, И речь его лилась так искренно и страстно, Так бескорыстна и чиста! На трудовую жизнь он звал тебя с собою: «Мой друг, оставь свой жалкий свет, Где каждый поглощен ничтожною борьбою, Где все лишь суета сует! Пойдем, пойдем со мной! Широкая дорога Нас в царство светлое ведет. Там мало, мишуры, но подвигов так много, Там вольной жизнью, все живет…» А на небе заря в ответ зажглася ярко, Искрилась золотом река, Проснулся птичек хор, и веяло из парка Дыханьем свежим ветерка. Вернуть бы эту ночь! Напрасные усилья… Зачем от суетной земли Неволей золотой расслабленные крылья Тогда подняться не могли? Ты барышней росла примерной и послушной. Вздохнула мать, велел отец, — На восковой венок надев вуаль воздушный, С другим пошла ты под венец. И мужу отвечать сумела ты на ласки… Смертельный совершая грех, На миг не снимешь ты притворства вечной маски, И слез не выдаст звонкий смех… А сколько их в душе! О, если б ныне снова Тебя с собою позвал он, С какою радостью ты бросить свет готова, Забыть оков немолчный звон! Но он не позовет. Сурово, беспощадно Он произнес свой приговор: «Игрушка и раба…» — «А здесь у вас прохладно!» — Портьеру поднял дирижер. — «Пора нам начинать!» Твой стан обнявши гибкий, Он открывает котильон, И ты скользишь опять с покорною улыбкой… Прости, прости, волшебный сон! «Стихи и пьесы» (1906) Ночью (Месяц выплыл. Дремлют травы) Месяц выплыл. Дремлют травы. Полон сладостной отравы Воздух в цветнике. Тонет сад в волшебном блеске, И рисуют арабески Листья на песке. Что за ночь! В душе усталой Все забытое, что спало, Встрепенулось вдруг, И, как в годы молодые, Годы чистые, святые, Сердце жаждет мук. Промелькнул в мечте послушной Образ кроткий и воздушный, — Тень прошла твоя… Грезы дразнят, грезы вьются… Слышу — тихо речи льются, Словно плеск ручья. Оглянусь — и все пропало. Отзовусь — все замолчало, Сгинув без следа. Вот опять звучат два слова Из тумана голубого: «Жду… приди…» Куда?.. Месяц все горит светлее. Слаще в липовой алее Льется аромат. Нет ответа. Тают грезы. Тишина… Но — чьи там слезы На траве дрожат? «Стихи и пьесы» (1906) Осенние листья Не верится еще, что миновало лето, Что осень золотит давно верхи берез, Так много разлито кругом тепла и света, Так сини небеса и столько в сердце грез! Я целый день брожу в пустых аллеях сада. В любимых уголках, где сиживала ты, Царят по-прежнему и сумрак, и прохлада, Но на скамьях лежат опавшие листы. О, я их узнаю! Давно ль зеленой сеткой Они склонялись к нам, бывало, в летний зной? Смеялась звонко ты, шепталась ветка с веткой, О краткости твердя всей радости земной. Коротки радости, и счастье мимолетно… Я верю, верю вам, опавшие листы. Но жизнь так хороша! — И звонко, беззаботно, Мне чудится опять, в ответ смеешься ты… «Стихи и пьесы» (1906) Осень (О, что за осень! Над прудом зеркальным) О, что за осень! Над прудом зеркальным Небо раскинуто синим шатром; В пестром убор, в убор прощальном Сдвинулись тесно деревья кругом. Все переливы весеннего света, Сны золотые, улыбки, мечты, Знойные ласки минувшего лета Вспомнили вдруг увядая листы. Бури забыты. Забыты, как горе, Холод и сумрак дождливых ночей. Живы одни лишь румяные зори, Пламенный отблеск полдневных лучей. Вон он на золоте липы курчавой, В пурпурных ветках поникших дерев… Отсвет поры, пережитой со славой, Блещешь ты, час увяданья согрев. Час увяданья… О, если б нам тоже Радость и счастье лишь помнить одни!.. Все, что благого мы видели, Боже, Пусть озарит нам осенние дни! Сборник «Песни забытой усадьбы» (1911) Пасхальная ночь Торжеством напоен, В небесах разливается звон, И по мертвым полям отдалось: «Христос! Христос! Христос!» ……………… «Воскрес! Воскрес! Воскрес!» Отвечает проснувшийся лес… Сборник «Песни забытой усадьбы» (1911) Рассвет Сквозь кружевную сень ветвей Забрезжил первый луч рассвета. В кустах сирени песнь допета, Молчит усталый соловей. Нема и сумрачна аллея. Но в ней средь чуткой тишины Скользят, одеждой легкой вея, Любовью вызванные сны. Куда? Молчанье. Нет ответа… Лишь с каждым мигом розовей Горит в росинках луч рассвета Сквозь кружевную сень ветвей. Сборник «Песни забытой усадьбы» (1911) Старый дом Ярким полднем позолочен, Старый дом в саду стоит. Он покинут, заколочен, Он безмолвен, точно скит. Но я знаю, — в щели ставней В этот миг полдневный свет, Как и в годы жизни давней Льет узоры на паркет. Это что белеет? Пыльный Саван старого чехла, Или призрак замогильный Встал, кивая из угла?.. Луч потух, узоры тают, И средь жуткой тишины В мертвом воздухе витают Потревоженные сны. Сборник «Песни забытой усадьбы» (1911) Тучки Тучки, светясь, золотые В небе угасшем плывут. Думы о прошлом святые В сердце отжившем живут. Вечностью взятые грезы Просятся снова назад. Снова блаженные слезы В старческом взгляде дрожат. Вновь позабыто ненастье, Горе забыто и зло. Отблеск далекого счастья В тучках играет светло. Сумрак поглотит их к ночи. В смерти угаснет мечта. Пусть закрываются очи, — Ей улыбнутся уста. «Стихи и пьесы» (1906) Утром Серебряного утра Серебряный туман… Нежнее перламутра Из тучек караван… Чуть видный берег дальний… В излучине реки На глади вод зеркальной Немые тростники. Расплылись очертанья Деревьев и кустов. Несется щебетанье Незримых голосов. И так воздушны краски, Так контуры легки, Как будто царство сказки Весь этот плес реки, И ждешь, что вот средь рамок Склонившихся берез Восстанет светлый замок Самой царицы грез. «Стихи и пьесы» (1906) Фея Иду я по саду. Столетних лип главы Сплелися сводом над аллеей, И бархатный ковер зеленой муравы Разостлан невидимкой-феей. Я у нее в гостях. Она теперь одна Усадьбой барскою владеет: Зимой живет в дому, Но лишь прилет весна, Лишь солнышко теплее греет, — Со смехом фея вдруг бросает мрачный дом, Где клочьями висят обои, А под расписанным когда-то потолком Лишь пауков гнездятся рои, И убегает в сад, в заветный, старый сад, Давно заброшенный и дикий. Там ждет ее толпа задумчивых дриад С жезлом, увитым повиликой, И шепчет радостно: «Мы вновь пришли помочь, С тобой делить пришли заботу: Готовы для тебя трудиться день и ночь, Вели же начинать работу!» Она махнет жезлом. Где был заглохший пруд, — Ирис распустится душистый, И незабудки там синея зацветут, Зашелестит тростник пушистый; Пройдется в цветнике, — и белый тмин лугов Навеки след закроет клумбы, Где, вместо мраморных исчезнувших богов, Гниют одни осколки тумбы. Причудливый узор сплетет кудрявый хмель Вокруг разрушенной беседки, И зяблик на заре, как нежная свирель, Над нею запоет на ветке. И с каждым взмахом так волшебного жезла Растет краса и прелесть сада. Какая там царит таинственная мгла! Что там за воздух, за прохлада! И дичь, и глушь кругом. В незримой вышине Щебечет хор скворцов веселых. Вот щелкнул соловей… звенит пчела… Но мне Взгрустнулось вдруг от дум тяжелых, И в звонком пенье птиц, и в шелесте листов, В жужжанье тихом насекомых То песня слышится чудесная без слов, То эхо голосов знакомых… И оживает вновь и старый сад, и дом: Сверкают золотом обои, А вместо пауков, на потолке цветном Резвятся купидонов рои. По-прежнему стоят там пяльцы у окна, У стен — диваны, клавикорды. Чуть слышно дребезжит разбитая струна, И полились волной аккорды. Везде проснулась жизнь. Звучат со всех сторон Шаги людей, их смех и шепот. Несется со двора веселый перезвон Бубенчиков и конский топот. Вон лебеди скользят по зеркалу пруда, Сверкая грудью снежно-белой. Согнулись яблони под тяжестью плода. Клубникою запахло спелой. На клумбах расцвели левкои и пион. Смеются с пьедесталов боги. Чу!.. Дверь стеклянная открылась на балкон — Стоит там кто-то на пороге. Хочу туда бежать… но все мертво кругом, Исчезли барские затеи, И заколочен вновь безмолвный, мрачный дом, Лишь смех звенит шалуньи феи… О, фея бедная! Пройдет немного лет: В руке послушно-святотатной Здесь заблестит топор, и твой исчезнет след, И сад погибнет ароматный. А где гремели с хор в давно былые дни Всю ночь оркестры духовые, В тех залах загудят приводные ремни, Валы, колеса маховые И трупы древних лип распилят на дрова, Сгорит в печах твоя алея… Какие зазвучат здесь песни и слова? Не смейся, — плачь, шалунья-фея!.. «Стихи и пьесы» (1906) Царский орёл Заложен город. Сбылись грезы. Стоим мы твердо за рекой! И Царь три гибкие березы Связал победною рукой. «Здесь в город должно быть воротам Под сенью этого узла…» По островам и по болотам В ответ пронесся крик орла. Он плавно, словно без усилья, Парил над лоном светлых вод И вдруг стрелой, расправив крылья, Спустился на зеленый свод. И с гордо поднятой главою Под сенью славный Царь прошел, Где над покорною Невою Сел, как изваянный, орел. «Стихи и пьесы» (1906) Через четверть века Вхожу в знакомые мне стены, Под старый и уютный кров. Здесь пролетел без перемены Весь этот длинный ряд годов. В букетах с золотом обои, Гирлянды роз на потолке. Вот стул придвинут, — словно двое Сейчас болтали в уголке. Обиты темным штофом кресла, Портреты царские кругом… И разом вдруг опять воскресло Воспоминанье о былом. Иль атомы все той же пыли Плывут в косых снопах лучей, Иль в этом воздухе застыли Все звуки смолкнувших речей, — Но сердце глупое вдруг сжалось Давно забытою тоской, Как в те часы, когда случалось Нам здесь сидеть рука с рукой. В душе безумное желанье, — Гляжу на запертую дверь В волненье, в смутном ожиданье: Войди, войди в нее теперь!.. Зачем нельзя нам в книге жизни Страницы повернуть назад?.. «О, люди!» — шепчет в укоризне, Кивая в окна, древний сад. «Стихи и пьесы» (1906) Шурка Помню, гуляла раз целая стая С нами знакомых ребят; Шли ко дворцу мы. Газету читая. Вход караулил солдат. Бравую грудь украшали медали, Ярко краснел воротник; Взор восхищенья и тайной печали Бросил на деток старик: «Эк, сколько их у тебя!» Засмеялись Дружно в ответ шалуны, — Эти слова старика показались Им почему-то смешны. Взор под нависшею, белою бровью Сделался сразу суров, — Больше на нас не взглянул уж с любовью Дед, замыкая засов… Годы промчались. Знакомой дорогой В гору я как-то иду, С ношей встречается тот же мне строгий Сторож седой на ходу, — Бороду дергает детская ручка. «С внуком иль внучкой? А, дед?» «Дочка, сударыня, вовсе не внучка», — Гордо он молвил в ответ. «Дочка?» Старик ухмыльнулся лукаво: «Вишь, богоданная нам, — Круглой сироткой осталась, по нраву Больно пришлась старикам. Стали давно мы скучать со старухой. Зиму легко ль коротать? Пусто бывало в сторожке и глухо, Ну, а теперь — благодать!..» Теплой слезой заискрился лучистый Взгляд из под хмурых бровей. Старый солдат, сколько радости чистой Слышалось в речи твоей!.. Тянутся годы, и тянется Шурка. Только подходишь к дворцу, Выскочит бойко навстречу девчурка, Ключ подавая отцу. Рядом вприпрыжку взбежит на террасу, Сядет, глубоко вздохнет. С ней мы, случалось, болтаем по часу, Вторя журчанию вод. Лентой ручей под горою там льется, В заводях шепчет камыш, Возле дорога проезжая вьется. В светлую даль поглядишь, — Глаз уж потом не сведешь с панорамы: Черный разбросанный лес, Нивы, луга, золоченые храмы, Город на крае небес, В берег врезается синее море, — Ширь, тишина, благодать… Веешь отрадой ты в этом просторе В душу мне, родина-мать! Чудятся там, за полоской тумана, Те же леса и поля, Храмы и села, — до волн океана Та же родная земля. Так же там взор под насупленной бровью Теплой слезою блестит, Тою же жалостью, той же любовью Сердце повсюду болит… «Знаешь, — щебечет малютка, от счастья Вспыхнув, как розовый мак, — С папой вчера я была у причастья: Мама мне красный кушак, Белое платье надела». — «Франтиха!» — «Папа меня причащал; В церкви стояла, как мышка, я тихо… К куклам свести обещал…» «К куклам? К каким же?» Сбежав на ступени, Статуи гладит дитя, Ручкой едва достает их колени, Мрамор целует шутя. «Наши из камня, а те — золотые, Главный дворец стерегут; Лестницы есть там водой залитые, В небо фонтаны там бьют… Видела их ты? Поди, ведь красиво? Лучше моих ли?..» — «Как знать!» Прыгнула Шурка и стала мне живо Кукол своих называть: «Этот, что с "тигрою" борется мальчик, Кто он — прочту тебе вслух». Справа налево по подписи пальчик Водит читая: "Па-стух"». Ожил Олимп. Дионисий с Венерой Громкий ведут разговор; Ссорятся боги, смеются, — и верой Дышит к ним поднятый взор. В честь их слагаются новые мифы, Детски невинны, чисты; Чертятся тут же в песке иероглифы; В жертву им рвутся цветы… «Всех назвала я теперь?» — «Нет!» — «А ну-тка?» «Те вон, что держат балкон?» — «Эти-то спят, — прошептала малютка, — Снится какой-то им сон!..» Спят ли? Недвижно стоят все четыре С тяжестью страшной на лбу, Взгляд их в безбрежной теряется шири, Словно читая судьбу. Что нам пророчит их вещее око, Глядя в туманную даль? Стану ль я старость влачить одиноко? Немощь грозит мне? Печаль? Скоро ль засну я в могиле прохладной, Слушая моря прибой, Или же часто с улыбкой отрадной Буду болтать тут с тобой?.. Что-то тебя ожидает, малютка? Прочен ли в хижине кров? Вдруг заживешь ты, подумать мне жутко, Вновь без твоих стариков? Как и к кому попадешь ты в ученье? Что твой заменит очаг: Тягостный труд, иль порыв увлеченья, — Первый к падению шаг? Нет, нет!.. Ты вспомнишь счастливые годы, Кукол на сходах дворца, Издали снизу журчащие воды, Ширь и простор без конца. Встанет, погибнуть не даст без возврата Дочке в юдоли земной Ласковый образ седого солдата, Близкий, любимый, родной… «Стихи и пьесы» (1906) Всего стихотворений: 28 Количество обращений к поэту: 5388 |
||
|
russian-poetry.ru@yandex.ru | |
Русская поэзия |