Русская поэзия
Русские поэтыБиографииСтихи по темам
Случайное стихотворениеСлучайная цитата
Рейтинг русских поэтовРейтинг стихотворений
Переводы русских поэтов на другие языки

Русская поэзия >> Иван Саввич Никитин

Иван Саввич Никитин (1824-1861)


Все стихотворения Ивана Никитина на одной странице


19 октября

Что это за утро! Серебряный иней
На зелени луга лежит;
Камыш пожелтевший над речкою синей
Сквозною оградой стоит.
Над черною далью безлюдной равнины
Клубится прозрачный туман,
И длинные нити седой паутины
Опутали серый бурьян.
А небо так чисто, светло, безмятежно,
Что вон - далеко в стороне -
Я вижу - мелькнул рыболов белоснежный
И тонет теперь в вышине.
Веселый, прохладой лугов освеженный,
Я красного солнышка жду,
Любуюсь на пашни, на лес обнаженный
И в сонную чащу вхожу.
Листы шелестят у меня под ногами,
Два дятел а где-то стучат...
А солнышко тихо встает над полями,
Озера румянцем горят.
Вот ярко блеснули лучи золотые
И крадутся в чащу берез
Всё дальше и дальше, - и ветки сырые
Покрылися каплями слез.
У осени поздней, порою печальной,
Есть чудные краски свои,
Как есть своя прелесть в улыбке прощальной,
В последнем объятье любви.


19 октября 1855


* * *

Бегут часы, недели и года,
И молодость, как легкий сон, проходит.
Ничтожный плод страданий и труда
Усталый ум в уныние приводит:
Утратами убитый человек
Глядит кругом в невольном изумленье,
Как близ него свой начинает век
Возникшее недавно поколенье.
Он чувствует, печалию томим,
Что он чужой меж новыми гостями,
Что жизнь других так скоро перед ним
Спешит вперед с надеждами, страстями;
Что времени ему дух новый чужд
И смелые вопросы незнакомы,
Что он теперь на сцене новых нужд
Уж не актер, а только зритель скромный.


Между 1849 и 1853


* * *

Бывают светлые мгновенья:
Мир ясный душу осенит;
Огонь святого вдохновенья
Неугасаемо горит.

Оно печать бессмертной силы
На труд обдуманный кладет;
Оно безмолвию могилы
И мертвым камням жизнь дает,

Разврат и пошлость поражает,
Добру приносит фимиам
И вечной правде воздвигает
Святой алтарь и вечный храм.

Оно не требует награды,
В тиши творит оно, как бог...
Но человеку нет пощады
В бездонном омуте тревог.

Падет на грудь заботы камень,
Свободу рук скует нужда,
И гаснет вдохновенья пламень,
Могучий двигатель труда.


1851, 1852


* * *

В синем небе плывут над полями
Облака с золотыми краями;
Чуть заметен над лесом туман,
Теплый вечер прозрачно-румян.

Вот уж веет прохладой ночною;
Грезит колос над узкой межою;
Месяц огненным шаром встает,
Красным заревом лес обдает.

Кротко звезд золотое сиянье,
В чистом поле покой и молчанье;
Точно в храме, стою я в тиши
И в восторге молюсь от души.


1858


* * *

В темной чаще замолк соловей,
Прокатилась звезда в синеве;
Месяц смотрит сквозь сетку ветвей,
Зажигает росу на траве.

Дремлют розы. Прохлада плывет.
Кто-то свистнул... вот замер и свист.
Ухо слышит, едва упадет
Насекомым подточенный лист.

Как при месяце кроток и тих
У тебя милый очерк лица!
Эту ночь, полный грез золотых,
Я б продлил без конца, без конца!


1858


Весна в степи

Степь широкая,
Степь безлюдная,
Отчего ты так
Смотришь пасмурно?

Где краса твоя,
Зелень яркая,
На цветах роса
Изумрудная?

Где те дни, когда
С утра до ночи
Ты залетных птиц
Песни слушала,

Дорогим ковром
Расстилалася,
По зарям, сквозь сон,
Волновалася?

Когда в час ночной
Тайны чудные
Ветерок тебе
Шептал ласково,

Освежал твою
Грудь открытую,
Как дитя, тебя
Убаюкивал?..

А теперь лежишь
Мертвецом нагим;
Тишина вокруг,
Как на кладбище...

Пробудись! Пришла
Пора прежняя;
Уберись в цветы,
В бархат зелени;

Изукрась себя
Росы жемчугом;
Созови гостей
Весну праздновать.

Посмотри кругом:
Небо ясное
Голубым шатром
Пораскинулось,

Золотой венец
Солнца красного
Весь в огнях горит
Над дубравою,

Новой жизнию
Веет теплый день,
Ветерок на грудь
К тебе просится.


1849


* * *

Вечер ясен и тих;
Спят в тумане поля;
В голубых небесах
Ярко пышет заря.

Золотых облаков
Разноцветный узор
Накрывает леса,
Как волшебный ковер;

Вот пахнул ветерок,
Зашептал в тростнике;
Вот и месяц взошел
И глядится в реке.

Что за чудная ночь!
Что за тени и блеск!
Как душе говорит
Волн задумчивый плеск!

Может быть, в этот час
Сонмы светлых духов
Гимны неба поют
Богу дивных миров.


1851


Вечность

О грозная вечность,
Безмолвная вечность!
Какую ты скрыла
Великую тайну
За крепкой печатью -
За дверью могилы?
Что ты? Не одно ли
Ничтожное слово,
Пустая угроза
Толпы малодушной,
Дитя предрассудков,
Обманчивый призрак?..
Или ты граница
Обширной Вселенной,
Развязка явлений,
Уму непонятных,
Тяжелых для сердца,
И жизни прекрасной,
Разумно-духовной,
Сомнения чуждой,-
Священный источник?

О грозная вечность,
Безмолвная вечность!
Крепка твоя тайна;
Но разум мой верит,
Что ты существуешь:
Отрадно мне думать,
Что дух мой бессмертный
Есть вечный наследник
Бесплотного царства;
Что будет он видеть
Веков миллионы,
Миров разрушенье
И, может быть, новых
Прекрасных творений
Конец и начало;
И будет, как прежде,
Идти к совершенству,
Всегда оставаясь
Разумно-свободным.


Между 1849 и 1853


Воспоминание о детстве

Однообразно и печально
Шли годы детства моего:
Я помню дом наш деревянный,
Кусты сирени вкруг него,
Подъезд, три комнаты простые
С балконом на широкий двор,
Портретов рамы золотые,
Разнохарактерный узор
Причудливых изображений
На белом фоне потолков -
Счастливый плод воображенья
Оригинальных маляров,
Лампадку перед образами,
Большой диван и круглый стол,
На нем часы, стакан с цветами,
Под ним узорчатый ковер...
С каким восторгом я встречал
Час утра летнею порою,
Когда над сонною землею
Восток безоблачный пылал
И золотистыми волнами,
Под дуновеньем ветерка,
Над полосатыми полями
Паров вставали облака!
С какой-то тайною отрадой
Глядел я на лазурь небес,
На даль туманную и лес
С его приветливой прохладой,
На цепь курганов и холмов,
На блеск и тень волнистой нивы,
На тихо спящие заливы
В зеленых рамах берегов.
Дитя степей, дитя свободы,
В пустыне рос я сиротой,
И для меня язык природы
Одной был радостью святой...
Зато как скучен я бывал,
Когда сырой туман осенний
Поля и дальние деревни,
Как дым свинцовый, одевал,
Когда деревья обнажались
И лился дождь по целым дням,
Когда в наш дом по вечерам
Соседи шумные сбирались,
Бранили вечный свой досуг,
Однообразный и ленивый,
А самовар, как верный друг,
Их споры слушал молчаливо
И пар струистый выпускал
Иль вдруг на их рассказ бессвязный
Какой-то музыкою странной,
Как собеседник, отвечал...
В ту пору, скукою томимый,
От шума их я уходил
И ночь за книгою любимой,
Забытый всеми, проводил,
Иль слушал няни устарелой
О блеске чудных царств и гор
Одушевленный разговор
Во мраке залы опустелой.


Между 1849 и 1853


Встреча зимы

Поутру вчера дождь
В стёкла окон стучал,
Над землёю туман
Облаками вставал.

Веял холод в лицо
От угрюмых небес,
И, бог знает о чём,
Плакал сумрачный лес.

В полдень дождь перестал,
И, что белый пушок,
На осеннюю грязь
Начал падать снежок.

Ночь прошла. Рассвело.
Нет нигде облачка.
Воздух лёгок и чист,
И замёрзла река.

На дворах и домах
Снег лежит полотном
И от солнца блестит
Разноцветным огнём.

На безлюдный простор
Побелевших полей
Смотрит весело лес
Из-под чёрных кудрей.

Словно рад он чему,—
И на ветках берёз,
Как алмазы горят
Капли сдержанных слёз.

Здравствуй, гостья-зима!
Просим милости к нам
Песни севера петь
По лесам и степям.

Есть раздолье у нас,—
Где угодно гуляй;
Строй мосты по рекам
И ковры расстилай.

Нам не стать привыкать,
Пусть мороз твой трещит:
Наша русская кровь
На морозе горит!

Искони уж таков
Православный народ:
Летом, смотришь, жара -
В полушубке идёт;

Жгучий холод пахнул -
Всё равно для него:
По колени в снегу,
Говорит: «Ничего!»

В чистом поле метель
И -кутит, и мутит,—
Наш степной мужичок
Едет в санках, кряхтит:

«Ну, соколики, ну!
Выносите, дружки!»
Сам сидит и поёт -
«Не белы-то снежки!..»

Да и нам ли подчас
Смерть не встретить шутя,
Если к бурям у нас
Привыкает дитя?

Когда мать в колыбель
На ночь сына кладёт,
Под окном для него
Песни вьюга поёт.

И разгул непогод
С ранних лет ему люб,
И растёт богатырь,
Что под бурями дуб.

Рассыпай же, зима,
До весны золотой
Серебро по полям
Нашей Руси святой!

И случится ли, к нам
Гость незваный придёт
И за наше добро
С нами спор заведёт —

Уж прими ты его
На сторонке чужой,
Хмельный пир приготовь,
Гостю песню пропой;

Для постели ему
Белый пух припаси
И метелью засыпь
Его след на Руси!



Выезд троечника

Ну, кажись, я готов:
Вот мой кафтанишко,
Рукавицы на мне,
Новый кнут под мышкой...
В голове-то шумит...
Вот что мне досадно!
Правда, хмель ведь не дурь, -
Выспался - и ладно.
Ты жена, замолчи:
Без тебя все знаю, -
Еду с барином... да!
Эх, как погуляю!
Да и барин!.. - поди -
У родного сына
Он невесту отбил, -
Стало, молодчина!
Схоронил две жены,
Вот нашел и третью...
А сердит... чуть не так -
Заколотит плетью!
Ну, ништо... говорят,
Эта-то невеста
И сама даст отпор, -
Не отыщешь места.
За богатство идет,
Ветрогонка, значит;
Сына пустит с сумой,
Мужа одурачит...
Сын, к примеру, не глуп,
Да запуган, верно:
Все глядит сиротой,
Смирен... вот что скверно!
Ну, да пусть судит бог.
Что черно и бело...
Вот лошадок запречь -
Это наше дело!
Слышь, жена! погляди,
Каковы уздечки!
Вишь, вот медный набор,
Вот мохры, колечки.
А дуга-то, дуга, -
В золоте сияет...
Прр... шалишь, коренной!
Знай песок копает!
Ты, дружок, не блажи;
Старость твою жалко!..
Так кнутом проучу -
Станет небу жарко!..
Сидор вожжи возьмет -
Черта не боится!
Пролетит - на него
Облачко дивится!
Только крикнет: "Ну, ну!
Эх ты, беззаботный!"
Отстает позади
Ветер перелетный!
А седок-то мне - тьфу!..
Коли скажет: "Легче!" -
Нет, мол, сел, так сиди
Да держись покрепче.
Уж у нас, коли лень, -
День и ночь спим сряду;
Коли пир - наповал,
Труд - так до упаду;
Коли ехать - катай!
Головы не жалко!
Нам без света светло,
Без дороги - гладко!
Ну, Матрена, прощай!
Оставайся с богом;
Жди обновки себе
Да гляди за домом.
Да, - кобыле больной
Парь трухою ногу...
Не забудь!.. А воды
Не давай помногу.
Ну-ка, в путь! Шевелись!
Эх, как понеслися!
Берегись ты, мужик,
Глух, что ль?., берегися!..


Октябрь 1855


* * *

Вырыта заступом яма глубокая.
Жизнь невеселая, жизнь одинокая,
Жизнь бесприютная, жизнь терпеливая,
Жизнь, как осенняя ночь, молчаливая, -
Горько она, моя бедная, шла
И, как степной огонек, замерла.

Что же? усни, моя доля суровая!
Крепко закроется крышка сосновая,
Плотно сырою землею придавится,
Только одним человеком убавится...
Убыль его никому не больна,
Память о нем никому не нужна!..

Вот она - слышится песнь беззаботная,
Гостья погоста, певунья залетная,
В воздухе синем на воле купается;
Звонкая песнь серебром рассыпается...
Тише!.. О жизни покончен вопрос.
Больше не нужно ни песен, ни слез!


Декабрь 1860


Грусть старика

Жизнь к развязке печально идет,
Сердце счастья и радостей просит,
А годов невозвратный полет
И последнюю радость уносит.
Охладела горячая кровь,
Беззаботная удаль пропала,
И не прежний разгул, не любовь -
В душу горькая дума запала.
Всё погибло под холодом лет,
Что когда-то отрадою было,
И надежды на счастие нет,
И в природе всё стало уныло:
Лес, нахмурясь, как слабый старик,
Погруженный в тяжелую думу,
Головою кудрявой поник,
Будто тужит о чем-то угрюмо;
Ветер с тучею, с синей волной
Речь сердитую часто заводит;
Бледный месяц над сонной рекой,
Одинокий, задумчиво бродит...
В годы прежние мир был иной:
Как невеста, земля убиралась,
Что камыш, хлеб стоял золотой,
Степь зеленым ковром расстилалась,
Лес приветно под тень свою звал,
Ветер весело пел в чистом поле,
По ночам ярко месяц сиял,
Реки шумно катилися в море.
И, как пир, жизнь привольная шла,
Душа воли, простора просила,
Под грозою отвага была,
И не знала усталости сила.
А теперь, тяжкой грустью убит,
Как живая развалина ходишь,
И душа поневоле скорбит,
И слезу поневоле уронишь.
И подумаешь молча порой:
Нет, старик, не бывалые годы!
Меж людьми ты теперь уж чужой,
Лишний гость меж гостями природы.


1849


Дедушка

Лысый, с белой бородою,
   Дедушка сидит.
Чашка с хлебом и водою
   Перед ним стоит.

Бел как лунь, на лбу морщины,
   С испитым лицом.
Много видел он кручины
   На веку своем.

Всё прошло; пропала сила,
   Притупился взгляд;
Смерть в могилу уложила
   Деток и внучат.

С ним в избушке закоптелой
   Кот один живет.
Стар и он, и спит день целый,
   С печки не спрыгнет.

Старику немного надо:
   Лапти сплесть да сбыть —
Вот и сыт. Его отрада —
   В божий храм ходить.

К стенке, около порога,
   Станет там, кряхтя,
И за скорби славит бога,
   Божее дитя.

Рад он жить, не прочь в могилу —
   В темный уголок.
Где ты черпал эту силу,
   Бедный мужичок?


1857 или 1858


Дележ

Да, сударь мой, нередко вот бывает!
Отец на стол, а детки за дележ,
И брата брат за шиворот хватает...
Из-за чего? И в толк-ат не возьмешь!
У вас-то, бар, я чаю, нет разлада...
А мужики, известно, вахлаки:
У них за грош - остуда и досада,
За гривенник какой-нибудь - пинки!
Тут из-за баб, детишек выйдет злоба...
Вот мы теперь: всего-то двое нас -
Мой брат да я; женаты, сударь, оба,
И хлеб всегда имели про запас;
И жили бы себе, домком сбирались...
Нет, погоди! Вишь, жены не в ладу:
Вон у одной коты поистаскались...
"Я, - говорит, - на речку не пойду;
Пускай идет невестка, коли хочет,
Ей муж успел обнову-то купить..."
А та себе, как бешеная, вскочит.
Начнет вот так руками разводить
И ну кричать! "А ты что за дворянка?
Котов-де нет, да села и сидит..."
И тут пойдет такая перебранка,.
Что у тебя в ушах инда звенит.
Брат за жену, глядишь, замолвит слово
И дурою мою-то назовет,
А у тебя на слово пять готово,
- Boт, сударь мой, потеха и пойдет!
Всё это так... И при отце бывало.
Да старичок нас скоро разводил;
Чуть крикнет! "Эй!" - бежишь куда попало,
Не то - беда! Ох, крут покойник был!
Как помер он, мой брат и позазнался;
Срамит меня, срамит мою жену"
Вы, дескать, что? Старшим-то я остался,
Я, говорит, вас вот как поверну!
И повернул... Тут надо лык на лапти -
Он бражничать возьмется да гулять;
Ты цеп берешь - он ляжет на полати...
Ну, одному не растянуться стать.
Жена его всё, знаешь, поджигает!
"Делись, дескать! Твой брат-то лежебо,
Как куколку жену-то снаряжает,
Исподтишка весь дом поразволок..."
Сама-то, вишь, она скупенька больно,
Готова век в отрепьях пропадать,
Да любит жить хозяйкой самовольной.
По-своему всё, знаешь, повершать.
Ну, а моя бабенка не сварлива,
А грех таить - от щегольства не прочь,
Да и того... в работе-то ленива,
Что есть, то есть, - тут ложью не помочь.
Вот, сударь мой, и завязалось дело:
Что день, то шум, под шумом и заснешь;
И брату-то все это надоело,
И мне равно, - и начали дележ...
Сперва-то мы по совести делились,
Не сладили - взялись было за суд;
Ну, кое-как в расправе помирились,
Остался спор за старенький хомут...
И я кричу, и брат не уступает:
"Нет, - говорит, - хоть тресни, не отдам!"
Я за шлею, - он, знаешь, вырывает
Да норовит ударить по рукам.
И смех и грех!.. Стоим за дрянь горою!..
Вдруг, сударь мой, моргнуть я не успел,
Как крикнул брат: "Возьми, пусть за тобою!" -
Да на меня хомут-то и надел.
Я сгоряча в шлее позапутлялся;
Народ орет: "Вот, обрядил коня!.."
Уж так-то я в ту пору растерялся -
Инда слеза прошибла у меня!..
Вам, сударь, смех... Нет, тут смешного мало:
Ведь брат-то мой по-барски чаял жить;
Взялся за гуж - ан силы недостало,
Тужил, тужил - и начал с горя пить.
И мне не мед... Ведь праздников не знаешы
Работаешь, спины не разогнешь,
Чуть непогодь - все стонешь да перхаешь...
Вот, сударь мой5 мужицкий-то дележ!


26 октября 1855


* * *

День и ночь с тобой жду встречи,
Встречусь - голову теряю;
Речь веду, но эти речи
Всей душой я проклинаю.

Рвется чувство на свободу,
На любовь хочу ответа, -
Говорю я про погоду,
Говорю, как ты одета.

Не сердись, не слушай боле:
Этой лжи я сам не верю.
Я не рад своей неволе,
Я не рад, что лицемерю.

Такова моя отрада,
Так свой век я коротаю:
Тяжело ль - молчать мне надо,
Полюблю ль - любовь скрываю.


Май или июнь (?) 1856


Деревенский бедняк

Мужичка-бедняка
Господь бог наградил:
Душу теплую дал
И умом наделил.

Да злодейка нужда,
И глупа и сильна,
Закидала его
Сором, грязью она.

Едким дымом в избе,
И курной и сырой,
Выедает глаза,
Душит зимней порой.

То работа невмочь,
То расправа и суд
Молодца-силача
В три погибели гнут.

Присмирел он, притих,
Речи скупо ведет,
Исподлобья глядит,
Силу в землю кладет.

Захирей его конь —
Бедный черт виноват,
Плаксу бабу бранит
И голодных ребят.

Пропадай, дескать, всё!..
На печь ляжет ничком,—
Вихорь крышу развей,
С горя всё нипочем!

А как крикнут «Пожар!» —
Не зови и не тронь:
За чужое добро
Рад и в дым и в огонь.

Коли хмель в голове —
Загуляет душа:
Тут и горе прошло,
Тут и жизнь хороша.

На дворе под дождем
Он зипун распахнет,
Про леса и про степь
Да про Волгу поет.

Проспался, где упал,—
И притих он опять:
Перед всеми готов
Шапку рваную снять.

Схватит немочь — молчит,
Только зубы сожмет;
Скажут: смерть подошла —
Он рукою махнет.


1857


Дитяти

Не знаешь ты тоски желаний,
Прекрасен мир твоей весны,
И светлы, чуждые страданий,
Твои младенческие сны.

С грозою жизни незнакома,
Как птичка, вечно весела,
Под кровлею родного дома
Ты рай земной себе нашла.

Придет пора — прольешь ты слезы,
Быть может, труд тебя согнет...
И детства радужные грезы
Умрут под холодом забот.

Тогда, неся свой крест тяжелый,
Не раз под бременем его
Ты вспомнишь о весне веселой
И — не воротишь ничего.


1851


Дума

В глубокой мгле холодного забвенья
Теряются народов поколенья,
Законы их, междоусобный спор,
И доблести, и слава, и позор.
Лицо земли печально изменилось,
И много царств великих сокрушилось
И скрылося под пеплом городов,
Лишь темный след исчезнувших веков -
Нестройное собрание обломков,-
Да вымыслы неведомых певцов
И письмена нам чуждых языков
От праотцов осталось для потомков...
Пройдут века, в событиях Вселенной
И мы мелькнем, как метеор мгновенный,
И, может быть, потомства поздний род
Забудет наш угаснувший народ.
Так! вечности не суждено земному;
Покорствуя всеобщему закону,
Всё умереть когда-нибудь должно;
Но жизнь одних, как чудное зерно,
Останется в самом процессе тленья
Залогом сил другого поколенья.
Да, не вотще под холодом времен
Идут ряды бесчисленных племен;
Наследники бессмертья и свободы,
Как дар благой, иным гостям природы
Мы отдаем в известный период
Свои права на жизнь, свой цвет и плод,
Окончив здесь вполне свое призванье -
Быть семенем в системе мирозданья.


1849


* * *

Еще один потухший день
Я равнодушно провожаю
И молчаливой ночи тень,
Как гостя скучного, встречаю.
Увы! не принесет мне сна
Ее немая тишина!
Весь день душа болела тайно
И за себя и за других...
От пошлых встреч, от сплетен злых,
От жизни грязной и печальной
Покой пора бы ей узнать,
Да где он? Где его искать?

Едва на землю утро взглянет,
Едва пройдет ночная тень -
Опять тяжелый, грустный день,
Однообразный день настанет.
Опять начнется боль души,
На злые пытки осужденной,
Опять наплачешься в тиши
Измученный и оскорбленный.


1849


Жизнь (Жизнь раскинулась вольною степью...)

Жизнь раскинулась вольною степью...
Поезжай, да гляди - не плошай!
За холмов зеленеющей цепью
Ты покоя найти не желай.
Хорошо под грозою-метелью,
Хорошо под дождем проливным
По степям, в бесконечном веселье,
Тройкой бешеной мчаться по ним!
Ну ж, ямщик! Пристегни кореннуЮл
Что насупился? Вдаль погляди!
Что за ширь! Ну-ка песню родную,
Чтобы сердце заныло в груди,
Чтобы вышли проклятые слезы,
Те, что гнетом легли над душой,
Чтобы вдаль, под небесные грозы,
Нам лететь бесконечно с тобой.



Жизнь (Прекрасны молодые годы...)

Прекрасны молодые годы,
Когда, не ведая утрат,
Картины жизни и природы
Мы начинаем изучать!
Когда надежды беззакатной
Звезда приветливо горит
И нам так много говорит
Желаний голос непонятный;
Когда в восторг приводит нас
Борьба и подвиг знаменитый,
И безыскусственный рассказ
О старине давно забытой,
И ночи мрак, и солнца блеск,
И утренней зари сиянье,
И музыкальный моря плеск,
И ветра тихое дыханье,
Степей безлюдье и простор,
Напевы бури заунывной,
И вечный снег пустынных гор,
И леса тень, и шум призывный...
И жить в ту пору мы спешим,
Вперед глядим нетерпеливо
И новой жизни перспективу
Узнать заранее хотим.
А между тем, как метеор,
Воображенье потухает,
И в книге жизни юный взор
Картины грустные встречает;
В душе является борьба
Глубокой веры и сомненья,
И вот беспечные года
Берут другое направленье.

Акт жизни прожит - и теперь
Иная сцена пред очами:

Для сердца период потерь
Приходит с пылкими страстями;
Взамен забытых нами грез
Под пестротою маскарадной
Находим мы источник слез
В существенности безотрадной,
И, не умея примирять
Нужду с достоинством свободы,
Мы начинаем замечать
Противоречия в природе,
Не признавая в ней чудес.
И сколько грустных размышлений
В нас пробуждает интерес
Разнообразных впечатлений:
Терпимый в обществе разврат
И злоба сплетней утонченных,
Их горький смысл и результат,
И цель вопросов современных!..
Потом и эта колея
Приводит нас к явленьям новым.

Здесь акт последний бытия,
С его значением суровым:

Здесь наша жалкая судьба
Лишается блестящей маски,
И жизнь теряет навсегда
И светлый колорит, и краски,
И привлекательной весны
Очаровательные строки,
И прелесть яркой новизны,
И роскошь чудной обстановки,
И тише мы вперед идем,
Не видя цели сокровенной,
Колеблясь меж добром и злом,
Без истины определенной
О назначении своем;
Теперь не темная мечта
Ум занимает осторожный:
Нас мучит сердца пустота,
Страстей и горя плод ничтожный.
Нам тяжело припоминать
Минувшей молодости повесть,
Читать ее и усыплять
Неумолкающую совесть,
И в поколенье молодом
Казаться лишними гостями
С своим обманутым умом
И затаенными слезами,
В тоске безмолвно изнывать,
В надеждах лучших сомневаться,
В вопрос о жизни углубляться
И постепенно умирать.


Между 1849 и 1853


* * *

Затеплились звезды одна за другою
Над темного далью лугов;
Куда-то со скрипом, за сонной рекою,
Проехал обоз чумаков.
Задумав поужинать, подле залива
Рыбак разложил огонек;
И вдруг осветились: плакучая ива,
Плечистый старик и челнок,
Развесистый невод, подпертый шестами,
Шалаш на крутом берегу,
Кусты лозняка и, вдали за кустами,
Стреноженный конь на лугу.
Вот в сторону, верно, испуганный светом,
Со свистом кулик пролетел...
Bсe тихо... лишь в поле, туманом одетом,
Бог весть кто-то песню запел.
А к полночи, кажется, дождь соберется.
Уж наволочь кой-где пошла;
Теперь мужичок его ждет не дождется:
Ведь рожь наливать начала!
Ложись, горожанин, в постель пуховую
И спи до утра без забот!
Хлеб будет: крестьянин свечу восковую
Сегодня ж с молитвой зажжет.
Вот тучки находят; отрада народа,
Господь даст, и дождик пойдет...
Уж сколько же завтра душистого меда
Пчела моя в поле найдет!


7 ноября 1855


Зимняя ночь в деревне

Весело сияет
Месяц над селом;
Белый снег сверкает
Синим огоньком.

Месяца лучами
Божий храм облит;
Крест под облаками,
Как свеча, горит.

Пусто, одиноко
Сонное село;
Вьюгами глубоко
Избы занесло

Тишина немая
В улицах пустых,
И не слышно лая
Псов сторожевых.

Помоляся богу,
Спит крестьянский люд,
Позабыв тревогу
И тяжелый труд.

Лишь в одной избушке
Огонек горит:
Бедная старушка
Там больна лежит.

Думает-гадает
Про своих сирот:
Кто их приласкает,
Как она умрет.

Горемыки-детки,
Долго ли до бед!
Оба малолетки,
Разуму в них нет;

Как начнут шататься
По дворам чужим -
Мудрено ль связаться
С человеком злым!..

А уж тут дорога
Не к добру лежит:
Позабудут бога,
Потеряют стыд.

Господи, помилуй
Горемык-сирот!
Дай им разум-силу,
Будь ты им в оплот!..

И в лампадке медной
Теплится огонь,
Освещая бледно
Лик святых икон,

И черты старушки,
Полные забот,
И в углу избушки
Дремлющих сирот.

Вот петух бессонный
Где-то закричал;
Полночи спокойной
Долгий час настал.

И бог весть отколе
Песенник лихой
Вдруг промчался в поле
С тройкой удалой,

И в морозной дали
Тихо потонул
И напев печали,
И тоски разгул.


1853


Из записки (На языке чужом...)

На языке чужом я начал объясняться,
     Устав от русской чепухи:
Век просвещения!.. Чему тут удивляться,
     Когда А. А. писал стихи?


1857 или 1858


Исповедь

Ох, водкой зашибаюся...
Что делать! не таюсь...
И перед богом каюся,
Перед людьми винюсь.
И рукава вот прорваны,
И рожа не чиста,
И силы понадорваныг
И совесть пропита, -
Как есть дошел до подлости!
Эх, крут был мой отец!
Держал меня он в строгости
Богатый был купец;
Он взял меня от азбучки
И в лавку посадил;
Проклятой этой лавочки
Теперь я не забыл.
Бывало, кровь бросается
В лицо мне от стыда:
Все плутовством кончается...
А не сплутуй - беда!
"Нет, ты пойми учение, -
Накинется отец, -
Ты будь - мое почтение! -
По правилам купец..."
Что слово - брань обидная.
Стоишь, в углах звонит,
И в сердце злость постыдная
Против отца кипит.
Сказал бы слово смелое,
Молчишь, - хоть тяжело...
И черное за белое
Идет тебе назло.
Привычка - вещь мудреная,
Привык я ко всему;
Решил, что доля темная, -
Так нужно быть тому.
Оплеванный, обруганный,
Я злился на себя;
Людей, как зверь напуганный,
Боялся, не любя.
Привык я к послушанию,
Но раз не умолчал!
Отцу по приказанию
Я Библию читал.
Горела свечка сальная,
В углу мурлыкал кот,
И пелась песнь печальная
Бог весть кем у ворот.
Отец ходил нахмуренный,
И пол под ним скрипел;
С стены оштукатуренной
Портрет его глядел.
Читал я, - что за чтение!
Учен я плохо был
И как-то ударение
Не там постановил.
Отец мой плеть ременную
Снял молча со стены
И... в эту ночь бессонную
Я видел въяве сны,
Сны страшные!.. Покойником
Я будто бы лежал,
Зарезанный разбойником,
И кровью подплывал...
Эх, молодость беспечная!
Ничто ей не беда!
Выносит все, сердечная,
Как полая вода...
Я вырос. Что печалиться!
Я думал наконец:
Пора уж мне оправиться...
"Женись!" - сказал отец.
Я спорить. "Врешь! Приказано!
Не то - всего лишу.
Вот так и будет сказано!
В духовной напишу".
Подумал я с подушкою,
Подумал, - как тут быть?
Как за чужой краюшкою
В чужом углу мне жить?
Огласка, порицание,
Попрек со всех сторон...
А где образование?
Чему я обучен?
Я прав, мол, дело честное.
Поверит ли народ?
Уж что за мненье лестное -
С отцом-де не живет.
Молчи, душа свободная!
На всё один ответ...
Жена моя дородная,
Лицо что маков цвет,
Жила в семействе, стряпала
И стряпать замуж шла,
Перед венцом поплакала
И... и приют нашла.
Приду домой - молчание.
Сидим мы. Как тут быть?
Ну просто наказание!
О чем с ней говорить?
Скажу: "Погода скверная!"
Ответит: "Да, дурна".
А вижу: баба верная,
Степенная жена.
Сидим мы. Мне зевается,
Зевнет она в ответ.
Тут ужин начинается
И сон, а там - рассвет.
Без грусти с ней прощаемся,
Приду, - молчим опять,
За стол опять сбираемся...
Хоть петлю надевать!
Пошлешь тоске проклятие -
И марш с двора чуть евет,
На рынке есть занятие,
И дружба, и совет.
Гуляй, душа родимая!
Зальешь глаза вином,
И грязь непроходимая,.
И пропасть - нипочем.


1861


* * *

Как мне легко, как счастлив я в тот миг,
Когда, мой друг, речам твоим внимаю
И кроткую любовь в очах твоих,
Задумчивый, внимательно читаю!
Тогда молчит тоска в моей груди
И нет в уме холодной укоризны.
Не правда ли, мгновения любви
Есть лучшие мгновенья нашей жизни!
Зато, когда один я остаюсь
И о судьбе грядущей размышляю,
Как глубоко я грусти предаюсь,
Как много слез безмолвно проливаю!


1850


Клеветникам

Молвы язвительной и дерзкой
Внимая ложный приговор,
Стыжусь ответить бранью резкой
На необдуманный укор.

Гоненья зритель равнодушный,
Я испытал уже давно,
Что злобе черни малодушной
Ответ - презрение одно.

Пускай позор несправедливый
Она готовит мне в тиши,-
Грозу я встречу терпеливо
И сохраню покой души.

Моей невинности сознанье
И незапятнанная честь
Незаслуженное страданье
Дадут мне силы перенесть.

Я прав,- и этого довольно,
И, что бы ни было со мной,
Я не унижусь добровольно
Перед язвительной молвой:

Я не подам руки свободной
Ожесточенному врагу;
Скорей погибну благородно,
Но твердость воли сберегу.


1849


* * *

Когда закат прощальными лучами
Спокойных вод озолотит стекло,
И ляжет тень ночная над полями,
И замолчит веселое село,
И на цветах и на траве душистой
Блеснет роса, посланница небес,
И тканию тумана серебристой
Оденется темнокудрявый лес,—
С какою-то отрадой непонятной
На божий мир я в этот час гляжу
И в тишине природы необъятно
Покой уму и сердцу нахожу;
И чужды мне земные впечатленья,
И так светло во глубине души:
Мне кажется, со мной в уединеньи
Тогда весь мир беседует в тиши.


1851


* * *

Когда Невы, окованной гранитом,
Алмазный блеск я вижу в час ночной
И весело по освещенным плитам
Толпа людей мелькает предо мной -
Тогда на ум невольно мне приходит
Минувший век, когда среди болот,
Бывало, здесь чухонец бедный бродит,
Дитя нужды, болезней и забот,
Тот век, когда один туман свинцовый
Здесь одевал леса и небеса
И так была печальна и сурова
Пустынных вод холодная краса.
И с гордостью я вспоминаю тайной
Ум творческий великого царя,
Любуяся на город колоссальный -
Прекрасное создание Петра.


Между 1849 и 1853


* * *

Когда один, в минуты размышленья,
С природой я беседую в тиши,—
Я верю: есть святое провиденье
И кроткий мир для сердца и души.
И грусть свою тогда я забываю,
С своей нуждой безропотно мирюсь,
И небесам невидимо молюсь,
И песнь пою, и слезы проливаю...
И сладко мне! И жаль мне отдавать
На суд людской восторги вдохновений
И от толпы, как платы, ожидать
Пустых похвал иль горьких обвинений.
Глухих степей незнаемый певец,
Я нахожу в моей пустыне счастье;
Своим слезам, как площадной слепец,
Стыжусь просить холодного участья;
Печаль моя застенчиво робка,—
В родной груди скрываясь боязливо,
За песнь свою награды и венка
Не требует она самолюбиво.


1851


* * *

Когда, мой друг, в часы одушевленья
Далеких лет прекрасное значенье
Предузнает восторженный твой ум,
Как я люблю свободу этих дум!
Как радостно словам твоим внимаю,
А между тем и помню я и знаю,
Что нас судьба неверная хранит,
Что счастию легко нам изменить
И, может быть, в те самые мгновенья,
Когда на грудь твою в самозабвенье
Склоняюсь я горячей головой,
Быть может, рок нежданною грозой,
Как божий гром, закрытый облаками,
Уже готов обрушиться над нами.


Между 1849 и 1853


Лес

Шуми, шуми, зеленый лес!
Знаком мне шум твой величавый,
И твой покой, и блеск небес
Над головой твоей кудрявой.

Я с детства понимать привык
Твое молчание немое
И твой таинственный язык
Как что-то близкое, родное.

Как я любил, когда порой,
Краса угрюмая природы,
Ты спорил с сильною грозой
В минуты страшной непогоды,
Когда больших твоих дубов
Вершины темные качались
И сотни разных голосов
В твоей глуши перекликались...

Или когда светило дня
На дальнем западе сияло
И ярким пурпуром огня
Твою одежду освещало.
Меж тем в глуши твоих дерев
Была уж ночь, а над тобою
Цепь разноцветных облаков
Тянулась пестрою грядою.

И вот я снова прихожу
К тебе с тоской моей бесплодной,
Опять на сумрак твой гляжу
И голос слушаю свободный.
И может быть, в твоей глуши,
Как узник, волей оживленный,
Забуду скорбь моей души
И горечь жизни обыденной.


1849


Мать и дочь

Худа, ветха избушка
И, как тюрьма, тесна;
Слепая мать-старушка
Как полотно бледна.
Бедняжка потеряла
Свои глаза и ум
И, как ребенок малый,
Чужда забот и дум.
Всё песни распевает,
Забившись в уголок,
И жизнь в ней догорает,
Как в лампе огонек.
А дочь с восходом солнца
Иглу свою берет,
У светлого оконца
До темной ночи шьет.
Жара. Вокруг молчанье,
Лениво день е ],ет,
Докучных мух жужжанье
Покоя не дает.
Старушки тихий голос
Без умолку звучит...
И гнется дочь, как колос,
Тоска в груди кипит.
Народ неутомимо
По улице снует.
Идет все мимо, мимо, -
Бог весть, куда идет.
Уж ночь. Темно в избушке.
И некому мешать,
Осталося к подушке
Припасть - и зарыдать.


1860


* * *

Медленно движется время,-
Веруй, надейся и жди...
Зрей, наше юное племя!
Путь твой широк впереди.
Молнии нас осветили,
Мы на распутье стоим...
	Мёртвые в мире почили,
	Дело настало живым.

Сеялось семя веками,-
Корни в земле глубоко;
Срубишь леса топорами,-
Зло вырывать нелегко:
Нам его в детстве привили,
Деды сроднилися с ним...
	Мёртвые в мире почили,
	Дело настало живым.

Стыд, кто бессмысленно тужит,
Листья зашепчут - он нем!
Слава, кто истине служит,
Истине жертвует всем!
Поздно глаза мы открыли,
Дружно на труд поспешим...
	Мёртвые в мире почили,
	Дело настало живым.

Рыхлая почва готова,
Сейте, покуда весна:
Доброго дела и слова
Не пропадут семена.
Где мы и как их добыли -
Внукам отчет отдадим....
	Мёртвые в мире почили,
	Дело настало живым.



Могила

Густой травой поросшая могила,
Зачем к тебе неведомая сила
Влечет меня вечернею порой?
Зачем люблю я с грустию немой
Задумчиво глядеть сквозь сумрак лунный
На свежий твой курган и крест чугунный?..
О, сколько раз от клеветы людской
Я уходил отыскивать покой
И отдыхать от горького сомненья
Подле гробниц, в обители забвенья!
Как много здесь сокрыто навсегда
Безвременно погибшего труда,
Надежд, забот, добра и преступлений
И, может быть, высоких вдохновений!
И кто теперь в кустах густой травы
Укажет мне забытые холмы,
Где вечным сном спят кости гражданина,
Иль мудреца, или поселянина?..
Здесь все равны. Здесь слава и позор
Окончили между собою спор
И не дают ответа на призванье;
Одно только изустное преданье
Бросает луч на их минувший век...
О, как велик и беден человек!..


Между 1849 и 1853


Молитва

О боже! дай мне воли силу,
Ума сомненье умертви,—
И я сойду во мрак могилы
При свете веры и любви.

Мне сладко под твоей грозою
Терпеть и плакать и страдать;
Молю: оставь одну со мною
Твою святую благодать.


1851


Монастырь

Крестом высоким осененный,
Вдали от сел и городов,
Один стоишь ты, окруженный
Густыми купами дерев.

Вокруг глубокое молчанье,
И только с шелестом листов
Однообразное журчанье
Живых сливается ручьев,

И ветерок прохладой веет,
И тень бросают дерева,
И живописно зеленеет
Полян высокая трава.

О, как сыны твои счастливы!
В твоем безмолвии святом
Они страстей своих порывы
Смирили бденьем и постом;

Их сердце отжило для мира,
Ум с суетою незнаком,
Как будто светлый ангел мира
Их осенил своим крестом,

И внемлет вечное бог слово,
Их тяжкий труд благословив,
Святых молитв живое слово
И гимнов сладостный призыв.


1849


Мрамор

Недвижимый мрамор в пустыне глухой
Лежал одиноко, обросший травой;
Дожди в непогоду его обмывали
Да вольные птицы на нем отдыхали.
Но кто-то художнику молвил о нем;
Взглянул он на мрамор - и ярким огнем
Блеснули его вдохновенные очи,
И взял он его, и бессонные ночи
Над ним проводил он в своей мастерской
И камень под творческой ожил рукой
С тех пор в изумленьи, с восторгом немым
Толпа преклоняет колени пред ним


1849


Музыка леса

Без конца поля
Развернулися,
Небеса в воде
Опрокинулись.
За крутой курган
Солнце прячется,
Облаков гряда
Развернулася.
Поднялись, растут
Горы медные,
На горах дворцы
Золоченые.
Между гор мосты
Перекинуты,
В серебро и сталь
Позакованы.
По траве, по ржи
Тени крадутся,
В лес густой бегут,
Собираются.
Лес стоит, покрыт
Краской розовой,
Провожает день
Тихой музыкой.
Разливайтеся,
Звуки чудные!
Сам не знаю я,
Что мне весело...
Все мне кажется,
Что давным-давно
Где-то слышал я
Эту музыку.
Все мне помнится
Сумрак вечера,
Тесной горенки
Стены темные.
Огонек горел
Перед образом,
Как теперь горит
Эта звездочка.
На груди моей
Милой матушки
Я дремал, и мне
Песни слышались.
Были песни те
Звуки райские,
Неземная жизнь
От них веяла!..
И тогда сквозь сон
Все мне виделся
Яркий блеск и свет
В темией горенке.
Бе от этого ль
Так мне весело
Слушать в сумерки
Леса музыку,
Что при ней одной
Детство помнится,
Безотрадный день
Забывается?


Начало ноября 18SS


Н. Д. (Не отравляй минут успокоенья...)

Не отравляй минут успокоенья
Болезненным предчувствием утрат:
Таинственно небес определенье,
Но их закон ненарушимо свят.

И если бы от самой колыбели
Страдание досталося тебе -
Как человек, своей высокой цели
Не забывай в мучительной борьбе.


1849


На взятие Карса

Во храмы, братьи! на колени!
Восстал наш бог, и грянул гром!
На память поздних поколений
Суд начат кровью и огнем...
Таков удел твой, Русь святая, -
Величье кровью покупать;
На грудах пепла, вырастая,
Не в первый раз тебе стоять.
В борьбе с чужими племенами
Ты возмужала, развилась
И над мятежными волнами
Скалой громадной поднялась.
Опять борьба! Растут могилы...
Опять стоишь ты под грозой!
Но чую я, как крепнут наши силы,
И вижу я, как дети рвутся в бой...
За Русь! - гремит народный голос,
За Русь! - по ратям клик идет,
И дыбом подымается мой волос, -
За Русь! - душа и тело вопиет.
Рее во гневе проснулось и все закипело;
Великою мыслью всё царство живет;
На страшные битвы за правое дело
Народ оскорбленный, как буря, идет.
Задвигались рати, как тучи с громами,
Откликнулись степи, вздрогнули леса,
Мелькают знамена с святыми крестами,
И меркнут от пыли густой небеса.
За падших героев отмщенье настало:
По суше, по морю гул битвы пошел, -
И знамя Ислама позорно упало,
Над Карсом поднялся двуглавый орел.
Да здравствует наша родная держава,
Сынов-исполинов бессмертная мать!
Да будет тебе вековечная слава,
Облитая кровью, могучая рать!
Пусть огнедышащих орудий
Нам зевы медные грозят, -
Мы не закроем нашей груди
Гранитом стен и сталью лат.
Любовь к отчизне закалила
В неравных спорах наш народ, -
Вот сверхъестественная сила
И чудотворный наш оплот!
Твердыня Руси - плоть живая,
Несокрушимая стена,
Надежда, слава вековая,
И честь, и гордость - все она!
За нас господь! Он Русью правит,
Он с неба жезл царю пошлет;
Царь по волнам жезлом ударит -
И рати двинутся вперед,
И грянут новые удары...
И вам, защитникам Луны,
За грабежи и за пожары
Отплатят Севера сыны.



* * *

На западе солнце пылает,
Багряное море горит;
Корабль одинокий, как птица,
По влаге холодной скользит.

Сверкает струя за кормою,
Как крылья, шумят паруса;
Кругом неоглядное море,
И с морем слились небеса.

Беспечно веселую песню,
Задумавшись, кормчий поет,
А черная туча на юге,
Как дым от пожара, встает.

Вот буря... и море завыло,
Умолк беззаботный певец;
Огнем его вспыхнули очи:
Теперь он и царь и боец!

Вот здесь узнаю человека
В лице победителя волн,
И как-то отрадно мне думать,
Что я человеком рожден.


1851


На лицо твое солнечный свет упадал...

На лицо твое солнечный свет упадал,
   Ты со взором поникшим стояла;
Крепко руку твою на прощанье я жал,
   На устах моих речь замирала.

Я не мог от тебя своих глаз отвести,
   Одна мысль, что нам нужно расстаться,
Поглощала меня. Повторял я: "Прости!" -
   И не мог от тебя оторваться.

Понимала ли ты мое горе тогда?
   Или только, как ангел прекрасна,
Покидала меня без нужды и труда,
   Будто камень холодный, бесстрастна?..

Вот затих стук колес средь безлюдных равнин.
   Улеглась за ним пыль за тобою;
И, как прежде, я снова остался один
   С беспощадной, бессонной тоскою.

Догорела свеча. Бродит сумрак в углах,
   Пол сияет от лунного света;
Бесконечная ночь! В этих душных стенах
   Зарыдай, - не услышишь ответа...


19 апреля 1861


На пепелище

На яблоне грустно кукушка кукует,
На камне мужик одиноко горюет;
У ног его кучами пепел лежит,
Над пеплом труба безобразно торчит.
В избитых лаптишках, в рубашке дырявой
Сидит он, поник головою кудрявой,
Поник, горемычный, от дум и забот,
И солнце открытую голову жжет.
Не год и не два он терял свою силу:
На пашне он клал ее, будто в могилу,
Он клал ее дома, с цепом на гумне,
Безропотно клал на чужой стороне.
Весь век свой работал без счастья, без доли.
Росли на широких ладонях мозоли,.
И трескалась кожа... да что за беда!
Уж, видно, не жить мужику без труда.
Упорной работы соха не сносила,-
Ломалась, и в поле другая ходила,
Тупилось железо, стирался сошник,
И только выдерживал пахарь-мужик.
Просил, безответный, не счастья у неба,
Но хлеба насущного, черного хлеба;
Подкралась беда, все метлой подмела, -
У пахаря нет ни двора, ни кола.
Крепись, горемычный! Не гнись от удара!
Все вынесло сердце: и ужас пожара,
И матери старой пронзительный стон
В то время, как в полымя кинулся он
И выхватил сына, что спал в колыбели,
За ним по следам потолки загремели...
Пускай догорают!.. Мужик опален
И нищий теперь, да ребенок спасен.


1860


* * *

Над полями вечерняя зорька горит,
Алой краскою рожь покрывает,
Зарумянившись, лес над рекою стоит.
Тихой музыкой день провожает.
Задымились огни на крутом бережку,
Вкруг огней косари собралися,
Полилась у них песнь про любовь и тоску,
Отголоски во мрак понеслися.
Ну, вачем тут один я под ивой сижу
И ловлю заунывные звуки,
Вспоминаю, как жил, да насильно бужу
В бедном сердце заснувшие муки?
Эх ты, жизнь, моя жизнь! Ночь, бывало, не спишь,
Выжидаешь минутку досуга;
Чуть семья улеглась, - что на крыльях летишь
В темный сад ненаглядного друга!
Ключ в кармане давно от калитки готов,
И к беседке знакома дорожка...
Свистнешь раз соловьем в сонной чаще кустов,
И раскроется настежь окошко.
Стало, спят старики... И стоишь, к голове
С шумом кровь у тебя приливает.
Вот идет милый друг по росистой траве,
"Это ты!" - и на грудь припадает.
И не видишь, не знаешь, как время летит...
Уж давно зорька ранняя светит,
Сад густой золотистым румянцем покрыт, -
Ничего-то твой взгляд не заметит.
Эх, веселые ночки! что сон вы прошли...
Волю девицы разом сковали:
Старика жениха ей, бедняжке, нашли,
Полумертвую с ним обвенчали...
Безотрадной тоске не сломить меня вдруг:
Много сил у меня и отваги!
Каково-то тебе, ненаглядный мой друг,
Под замком у ревнивого скряги!


27 октября 1855


* * *

Не плачь, мой друг! Есть много муки
И без того в моей груди;
Поверь мне, что лета разлуки
Не будут гробом для любви:
В какую б дикую пустыню
Я ни был увлечен судьбой,
Я сохраню мою святыню -
Твой образ в памяти моей.


Между 1849 и 1853


* * *

   Не повторяй холодной укоризны:
   Не суждено тебе меня любить.
   Беспечный мир твоей невинной жизни
   Я не хочу безжалостно сгубить.
Тебе ль, с младенчества не знавшей огорчений,
Со мною об руку идти одним путем,
Глядеть на зло и грязь и гаснуть за трудом,
И плакать, может быть, под бременем лишений,
Страдать не день, не два - всю жизнь свою страдать!..
Но где ж на это сил, где воли нужно взять?
И что тебе в тот час скажу я в оправданье,
Когда, убитая и горем и тоской,
Упреком мне и горькою слезой
Ответишь ты на ласки и лобзанье?
Слезы твоей себе не мог бы я простить...
Но кто ж меня бесчувствию научит
И, наконец, заставит позабыть
Все, что меня и радует и мучит,
Что для меня, под холодом забот,
Под гнетом нужд, печали и сомнений,-
Единая отрада и оплот,
Источник дум, надежд и песнопений?..


1853


* * *

Не смейся, родимый кормилец!
Кори ты меня не кори -
Куплю я хозяйке гостинец,
Ну, право, куплю, посмотри.
Ведь баба-то, слышь, молодая,.
Красавица, вот что, мой свет!
А это беда небольшая,
Что лыс я немножко да сед.
Иной ведь и сокол по виду.
Да что он? живет на авось!
А я уж не дамся в обиду,
Я всякого вижу насквозь!
Соседи меня и поносят:
Над ним-де смеется жена...
Не верь им, напрасно обносят,
Все враки, все зависть одна!
Ну, ходит жена моя в гости,
Да мне это нуждушки нет,
Не стать мне ломать свои кости,
За нею подсматривать вслед.
Я крут! и жена это знает,
Во всем мне отчет отдает...
Случится ли, дом покидает, -
Она мне винца принесет.
Ну что ж тут? И пусть себе ходит!
Она вот пошла и теперь...
О-ох, поясницу-то сводит!
А ты никому, свет, не верь.


29 октября 1855


Небо

С глубокою думой
Гляжу я на небо,
Где, в темной лазури,
Так ярко сверкают
Планет мириады.
Чья мощная сила
Вращает их чудно
В таинственной сфере?
Когда и откуда
Тела их начало
Свое получили?
Какие в составе
Их тел неизвестных
Основою жизни
Положены части?
Какое имеют
Они назначенье
И кто бытия их
Всесильный виновник?

Уж много минуло
Суровых столетий;
Как легкие тени,
Исчезли народы,
Но так же, как прежде,
Прекрасна природа,
И нету песчинки,
Нет капли ничтожной,
Ненужной в системе
Всего мирозданья;
В ней всё служит к цели,
Для нас непонятной...
И пусть остается
Во мраке глубоком
Великая тайна
Начала творений;
Не ясно ль я вижу
Печать дивной силы
На всем, что доступно
Уму человека
И что существует
Так долго и стройно,
Всегда совершая
Процесс своей жизни
По общему смыслу
Законов природы;
И как мне поверить
Иль даже подумать,
Чтоб случай бессильный
Был первой причиной
Начала, законов
Движенья и жизни
Обширной вселенной?


Между 1849 и 1853


* * *

Незаменимая, бесценная утрата!
И вера в будущность, и радости труда,
   Чем жизнь была средь горести богата,—
   Всё сгублено без цели и плода!
Как хрупкое стекло, всё вдребезги разбито
      Железным молотом судьбы!
   Так вот зачем так много лет прожито
В тяжелом воздухе, средь горя и борьбы!
   Осталась боль... Незримо и несмело,
      Но враг подходит в тишине,
   До времени изношенное тело
      Горит на медленном огне...
   Жизнь обманула горько и обидно!
А всё не верится... всё хочешь на пути,
      В глухой степи, где зги не видно,
      Хоть точку светлую найти.
   Но где ж она? Где отдохнуть возможно?
Где путеводные, небесные огни?
Неужто кончатся так пошло и ничтожно
      Слезами памятные дни?..

   Так, полная тревожного волненья,
Не смея тишины дыханьем нарушать,
Младенца милого последние мгновенья
Тоскливо сторожит трепещущая мать.
Неужто он умрет? И, чуду верить рада,
В слезах пред образом ниц падает она;
Но час пробил. Едва зажженная лампада
   Таинственной рукой погашена...


1857


Николаю Ивановичу Второву

Как другу милому, единственному другу,
Мой скромный труд тебе я посвятил.
Ты первый взор участья обратил
fla музу робкую, мою подругу.
Ты показал мне новый, лучший путь.
На нем шаги мои направил,
И примирил с людьми, и жизнь любить заставил"
Развил мой ум, согрел мне. ?рудь...
Я помню все! Что б ни было со мйою, -
В одном себе по гроб не изменю:
В день радости, в день горя - под грозою, -
В моей душе твой образ сохраню.


26 марта 185S


Нищий

И вечерней и ранней порою
Много старцев, и вдов, и сирот
Под окошками ходит с сумою,
Христа ради на помощь зовет.

Надевает ли сумку неволя,
Неохота ли взяться за труд,—
Тяжела и горька твоя доля,
Бесприютный, оборванный люд!

Не откажут тебе в подаянье,
Не умрешь ты без крова зимой,—
Жаль разумное божье созданье,
Человека в грязи и с сумой!

Но беднее и хуже есть нищий:
Не пойдет он просить под окном,
Целый век, из одежды да пищи,
Он работает ночью и днем,

Спит в лачужке, на грязной соломе,
Богатырь в безысходной беде,
Крепче камня в несносной истоме,
Крепче меди в кровавой нужде.

По смерть зерна он в землю бросает,
По смерть жнет, а нужда продает;
О нем облако слезы роняет,
Про тоску его буря поет.


1857


Новый завет

Измученный жизнью суровой,
Не раз я в себе находил
В глаголах предвечного слова
Источник покоя и сил.
Как дышат святые их звуки
Божественным светом любви,
И сердца тревожного муки
Как скоро смиряют они!..
Здесь все в чудно сжатой картине
Представлено духом святым:
И мир, существующий ныне,
И бог, управляющий им,
И сущего в мире значенье,
Причина, и цель, и конец,
И вечного сына рожденье,
И крест, и терновый венец.
Как сладко читать эти строки,
Читая, молиться в тиши,
И плакать, и черпать уроки
Из них для ума и души!


1853


Ночлег в деревне

Душный воздух, дым лучины,
   Под ногами сор,
Сор на лавках, паутины
   По углам узор;
Закоптелые палати,
   Черствый хлеб, вода,
Кашель пряхи, плач дитяти...
   О, нужда, нужда!
Мыкать горе, век трудиться,
   Нищим умереть...
Вот где нужно бы учиться
   Верить и терпеть!


1857 или 1858


Ночь (Звезды сыплются...)

Звезды сыплются. Ткань облаков
Серебрится при лунных лучах;
Ночь глядит из-за старых дубов,
Свет играет на сонных листах.

Синий воздух волнами плывет,
Он прозрачен, и свеж, и душист;
Ухо слышит, едва упадет
Насекомым подточенный лист.

Под кустом в траве искра горит,
Чей-то свист замирает вдали,
Кто-то в чаще весь в белом стоит...
Сказки детства на ум мне пришли.

Как при месяце кроток и тих
У тебя милый очерк лица!
Эту ночь, полный грез золотых,
Я б продлил без конца, без конца!



Ночь на берегу моря

В зеркало влаги холодной
Месяц спокойно глядит
И над землею безмолвной
Тихо плывет и горит.

Легкою дымкой тумана
Ясный одет небосклон;
Светлая грудь океана
Дышит как будто сквозь сон.

Медленно, ровно качаясь,
В гавани спят корабли;
Берег, в воде отражаясь,
Смутно мелькает вдали.

Смолкла дневная тревога...
Полный торжественных дум,
Видит присутствие бога
В этом молчании ум.


1850


* * *

Отвяжися, тоска,
Пылью поразвейся!
Что ва грусть, коли жив, -
И сквозь слезы смейся!
Не диковинка - пир
При хорошей доле;
Удаль с горя поет,
Пляшет и в неволе.
Уж ты как ни хвались
Умной головою -
Громовых облаков
Не отвесть рукою.
Грусть-забота не спит,
Без беды крушится;
Беззаботной душе
И на камне спится.
Коли солнышка нет -
Ясный месяц светит;
Изменила любовь, -
Песня не изменит!
Сердце просит не слез,
А живет отрадой;
Вот умрешь - нуг тогда
Ничего не надо.


18 октября 1855


Отъезд

Прощайте, темные дремучие леса,
    С необозримыми степями,
Ландшафты деревень и гор, и небеса,
    Увенчанные облаками,
Сугробы снежные безжизненных пустынь,
    Ночей суровые туманы,
И грозной вьюги шум, и тишина равнин,
    И туч холодных караваны!

Прощайте, дикий бор и мурава лугов,
    Ковры волнующейся нивы,
И зелень яркая цветущих берегов,
    И рек широкие разливы!
Прости, прости и ты, напев родимый мой,
    Мои возлюбленные звуки,
Так полные любви печальной и немой,
    Разгула и глубокой муки!

Не знаю, может быть, уже в последний раз
    Мои тоскующие взоры
Любуются на ваш сверкающий алмаз,
    Во льду закованные горы.
Быть может, гроб один, а не покой души,
    Я отыщу в стране далекой
И кости положу в неведомой глуши,
    В песке могилы одинокой...

Зовут меня теперь иные небеса,
    Иных долин благоуханье,
И моря синего угрюмая краса,
    И стон, и грозное молчанье,
Величие и блеск сияющих дворцов,
    Прохлада рощи кипарисной
И сумрак сладостный таинственных садов
    С их красотою живописной.

Безмолвие и мрак подземных галерей,
    Так полных вековых преданий,
Святыня древняя чужих монастырей,
    Обломки колоссальных зданий,
Тысячелетние громады пирамид,
    И храмов мраморных ступени,
И, при лучах луны, развалин чудный вид,
    Жилище бывших поколений.

Там в созерцании природы и искусств -
    Ума созданий благородных -
Найду ль я новый мир для утомленных чувств
    Или простор для дум свободных?
Иль снова принесу на север мой родной
    Сомненье прежнее и горе
И только в памяти останутся моей
    Чужие небеса и море?


Между 1849 и 1853


* * *

Падет презренное тиранство,
И цепи с пахарей спадут,
И ты, изнеженное барство,
Возьмешься нехотя за труд.
Не нам - иному поколенью
Отдашь ты бич свой вековой
И будешь ненавистной тенью,
Пятном в истории родной...
Весь твой разврат и вероломство,
Все козни время обнажит,
И просвещенное потомство
Тебя проклятьем поразит.
Мужик - теперь твоя опора,
Твой вол - и больше ничего -
Со славой выйдет из позора,
И вновь не купишь ты его.
Уж всходит солнце земледельца!..
Забитый, он на месть не скор;
Но знай: на своего владельца
Давно уж точит он топор...


1857-1861


Перемена

Была пора невинности счастливой,
Когда свой ум тревожный и пытливый
Я примирял с действительностью злой
Святых молитв горячею слезой;
Когда, дитя беспечное свободы,
В знакомых мне явлениях природы
Величие и мысль я находил
И жизнь мою, как дар небес, любил.
Теперь не то: сомнением томимый,
Я потерял свой мир невозмутимый -
Единую отраду бытия,
И жизнь моя не радует меня...
Бывают дни: измученный борьбою
В тиши ночной, с горячею мольбою
Склоняюсь я к подножию креста;
Слова молитв твердят мои уста,
Но сердце тем словам не отвечает,
И мысль моя бог знает где блуждает,
И сладких слез давно минувших лет
Ни на лице, ни на глазах уж нет.
Так, холодом темницы окруженный,
Скорбит порой преступник осужденный
И к прежним дням уносится мечтой
От горечи существенности злой,
Но бедняку лишь новое страданье
Приносит лет былых воспоминанье.


1849


Песня бобыля

Ни кола, ни двора,
Зипун — весь пожиток...
Эх, живи — не тужи,
Умрешь — не убыток!

Богачу-дураку
И с казной не спится;
Бобыль гол как сокол,
Поет-веселится.

Он идет да поет,
Ветер подпевает;
Сторонись, богачи!
Беднота гуляет!

Рожь стоит по бокам,
Отдает поклоны...
Эх, присвистни, бобыль!
Слушай, лес зеленый!

Уж ты плачь ли, не плачь —
Слез никто не видит,
Оробей, загорюй —
Курица обидит.

Уж ты сыт ли, не сыт,—
В печаль не вдавайся;
Причешись, распахнись,
Шути-улыбайся!

Поживем да умрем,—
Будет голь пригрета...
Разумей, кто умен,—
Песенка допета!


1858


Погост

Глубина небес синеет,
Светит яркая луна.
Церковь в сумраке белеет,
На погосте тишина.
Тишина - не слышно звука.
Не горит огня в селе.
Беспробудно скорбь и мука
Спят в кормилице-земле.
Спит в земле нужда-неволя,
Спит кручина бедняков,
Спит безвыходная доля.
Мир вам, кости мужичков!
Догорели ваши силы
Тише свечки восковой.
Донесли вы до могилы
Крест свой, кровью облитой...
Мир вам, старые невзгоды!
Память вечная слезам!
Веет воздухом свободы
По трущобам и лесам.
Золотые искры света
Проникают в глушь и дичь,
Слышен в поле клич привета,
По степям веселый клич.


1860


Поле

Раскинулось поле волнистою тканью
И с небом слилось темно-синею гранью,
И в небе прозрачном щитом золотым
Блестящее солнце сияет над ним;
Как по морю, ветер по нивам гуляет
И белым туманом холмы одевает,
О чем-то украдкой с травой говорит
И смело во ржи золотистой шумит.
Один я... И сердцу и думам свобода...
Здесь мать моя, друг и наставник - природа.
И кажется жизнь мне светлей впереди,
Когда к своей мощной, широкой груди
Она, как младенца, меня допускает
И часть своей силы мне в душу вливает.


1849


* * *

Полно, степь моя, спать беспробудно:
Зимы-матушки царство прошло,
Сохнет скатерть дорожки безлюдной,
Снег пропал, — и тепло и светло.
Пробудись и умойся росою,
В ненаглядной красе покажись,
Принакрой свою грудь муравою,
Как невеста, в цветы нарядись.
Полюбуйся: весна наступает,
Журавли караваном летят,
В ярком золоте день утопает,
И ручьи по оврагам шумят.
Белоснежные тучки толпами
В синеве, на просторе, плывут,
По груди у тебя полосами,
Друг за дружкою, тени бегут.
Скоро гости к тебе соберутся,
Сколько гнезд понавьют, — посмотри!
Что за звуки, за песни польются
День-деньской от зари до зари!
Там уж лето… ложись под косою,
Ковыль белый, в угоду косцам!
Подымайся, копна за копною!
Распевайте, косцы, по ночам!
И тогда, при мерцанье румяном
Ясных зорек в прохладные дни,
Отдохни, моя степь, под туманом,
Беззаботно и крепко усни.



Поминки

Ни тучки, ни ветра, и поле молчит.
Горячее солнце и жжет и палит,
И, пылью покрытая, будто мертва,
Стоит неподвижно под зноем трава,
И слышится только в молчании дня
Веселых кузнечиков звон-трескотня.
Средь чистого поля конь-пахарь лежит;
На трупе коня ворон черный сидит,
Кровавый свой клюв поднимает порой
И каркает, будто вещун роковой.
Эх, конь безответный, слуга мужика,
Была твоя служба верна и крепка!
Побои и голод - ты всё выносил
И дух свой на папгае1 в сохе испустил.
Мужик горемычный рукою махнул,
И снял с него кожу, и молча вздохнул,
Вздохнул и заплакал: "Ништо, моей не впрок!.."
И кожу сырую в кабак поволок.
И пел он там песни, свистал соловьем:
"Пускай пропадает! Гори всё огнем!"
Со смехом народ головами качал:
"Гляди, мол, ребята! Он ум потерял -
Со зла свое сердце гульбой веселит,
По мертвой скотине поминки творит".


1860


* * *

Помоги ты мне,
Сила юная,
В роковой борьбе
С горькой долею!

Нет мне, бедному,
Ни в чем счастия,
И друзья в нужде
Меня кинули.

На пирах прошло
Мое золото,
Радость кончилась
С весной красною.

На кого ж теперь
Мне надеяться,
Под окном сидеть
Призадумавшись?

Ведь что прожито -
Не воротится.
Что погублено -
Не исправится.

Умереть иль жить,
Что бы ни было,-
Гордо встречу я
Горе новое.


Между 1849 и 1853


Последнее свиданье

"Зачем это ты, матушка,
Кручинишься всегда
И отдыха и праздника
Не знаешь никогда?
Коли вот дома дедушка,
Так ты сидишь себе,
Как будто и здорова ты
И весело тебе;
А чуть одна останешься
Иль дедушка заснет,
Всё плачешь ты да молишься,
Аж грусть меня возьмет".
- "Ты не грусти, касаточка,
Поди ко мне, присядь,
Я буду сказку сказывать,
Коли не хочешь спать.
Сошью тебе и куколку;
Ты никогда, смотри,
Подружкам или дедушке,
Дружок, не говори,
Что плачу я... Ты умница,
Всегда такою будь.
Ну, сядь же, поцелуй меня,
Приляг ко мне на грудь.
Вот так. Что, хорошо тебе?
Ну, спи тут у меня.
Какая ты красавица,
Касаточка моя".
- "А я в обед с подружками
Играла на гумне...
Зачем это, родимая,
Они смеются мне?
А где, дескать, отец-ат твой
И как его зовут, -
И сами переглянутся
Да со смеху помрут...
Сказать им не придумаешь
В ту пору ничего.
И станет что-то стыдно мне...
Не знаю отчего".
- "Твои подружки дурочки,
Не след к ним и ходить;
А ты, моя касаточка,
Ты станешь мать любить?"
- "Ну, вот ты и заплакала!
Нечаянно войдет,
Глядишь, в избушку дедушка -
Бранить тебя начнет".
- "Не буду, ненаглядная,
Послушаюсь тебя.
Ну, вот уж мне и весело.
Ну, обними ж меня!"
Горит заря вечерняя,
Листы дерев молчат,
Во ржи густой без умолку
Перепела кричат.
Вдоль речки тени длинные
Легли от берегов.
Туман встает и стелется
По бархату лугов.
По роще шум от мельницы
Во все концы идет,
И шум тот роща слушает,
Листом не шевельнет.
Давно в избушке смерклося;
Покрывшись зипуном,
Малютка спит, не тронется,
На лавке под окном.
Мать сучит шерсть на варежки,
Ночник едва горит,
А серый кот на конике
Мышонка сторожит.
Но вот звенят бубенчики
И слышен скрип ворот,
Дверь настежь отворяется,
Гость нежданный идет.
Плечистый и приземистый,
Лицо что маков цвет8
Бородка светло-русая,
На лбу морщинки нет.
Халат суконный на плечи
Накинут щегольски,
Рубашка темно-синяя,
Со скрипом сапоги.
Вошел он бойкой поступью,
Картуз проворно снял,
Раскланялся с хозяйкою
И весело сказал:
"Настасья Агафоновнал
Поклон тебе и честь!
Я к вам по старой памяти,
Прикажешь ли присесть?"
Хозяйка зарумянилась
И молвила в ответ!
"В угоду ль будет батюшке?
Его, вишь, дома нет".
- "Э1 что тут, все уладится:
Прикрикнет - помолчи.
Вот ты о самоварчике
Сперва похлопочи".
И кучеру кудрявому
Купчина молодец
Велел достать под войлоком
Дорожный погребец.
На девушку с улыбкою
Настасье указал
И два медовых пряника
Ей молча передал.
Гуляют тучи но небу;
Село покойно спит;
На тайны мира здешнего
Ночь черная глядит.
Все видит, где что деется3
Все знает издавна...
И вот слезами крупными
Заплакала она...
Молчит Настасья бедная,
Не сводит глаз с окна;
Не смотрит ли кто с улицы -
Все думает она.
И страшно ей и совестно,
Беда, коли опять
Пойдет молва недобрая,
Куда- тогда бежать?..
Купчине нет заботушки, -
Сидит он за столом
И называет кучера
Набитым дураком.
"Да скоро ли ты, увалень,
Подашь мне самовар?"
И кучер с горя чешется
И раздувает жар:
Поотдохнет, пощурится,
Надсадит кашлем грудь
И снова принимается
В трубу со свистом дуть.
"Ну, слава тебе господи!
Насилу пар пошел..." -
И самовар с досадою
Поставил он на стол.
Но только гость подвивулся
Поближе к огоньку,
Ваял бережно на чайницы
Щепоточку чайку
И стал его заваривать -
Беда как тут была:
Хозяина нелегкая
Как на смех принесла.
Старик седой с сутулиной,
Угрюмый и рябой,
На нем лаптишки старые,
В пыли чекмень худом.
Неласково и пристально
На гостя он взглянул,
Взглянул на дочь с усмешкою
И голову тряхнул.
"Зачем это пожаловал,
Коли велишь спросить?
Да ты тут по-домашнему...
Уж чай уселся пить".
- "Нельзя-с... погреться надобно,
В дороге-то продрог...
Здоров ли, как смогаешься,
Как милует вас бог?"
- "Ништо... живем по-старому...
А помнятся ль тебе
Слова твои разумные
Вот в этой же избе?
Давненько, сам ты ведаешь,
А я их не забыл.
Ты, пес, мне в ноги кланялся
И вот что говорил:
"Прости меня... не гневайся...
Вот образом клянусь -
Тебя на волю выкуплю,
На дочери женюсь".
Торгаш, торгаш бессовестный,
Ты рад, что обманул...
Уж лучше бы мне в ту пору
Ты в сердце нож воткнул.
Ведь я теперь посмешище
У добрых-то людей.
А дочь как щепка высохла;
Все от тебя, злодей.
Вон девочка несчастная,
Изволь-ка отвечать:
Что, любо нам на улицу
Бедняжку выпускать?"
Смутился гость. Рукой со лба
Отер холодный пот
И думал: дело скверное,
Не в духе старый черт!
Пришлось кошель развязывать...
"Эх, Агафон Петров!
Ну, стоит ли нам ссориться,
Шуметь из пустяков!
Как быть! Не то случается
На свете меж людьми,
Да все концы хоронятся...
Вот сто рублей... возьми!"
Старик назад попятился,
Немного покраснел
И на Настасью бледную
Пытливо поглядел.
"Ну, дочка... вот ты плакалась:
Нас нищими зовут, -
Казна, вишь, с неба валится,
Бери, коли дают".
Дочь вспыхнула, что зарево,
И к гостю подошла;
В глазах у ней мутилося,
Но речь тверда была:
"Не надо нам казны твоей!
Не смейся надо мной!" -
И деньги на пол бросила
Дрожащею рукой.
"Вишь, - молвил гость, - знать, дешево
Чужое-то добро".
И гнулся в три погибели,
Сбирая серебро.
Седой старик не вытерпел
И крикнул: "Осмотрись!
Пощупай и в лоханке-то -
Там звякнуло, кажись!
Эх, Настя, Настя бедная!
Сгубила ты свой век!
Гляди, как тварь-то ползает;
А!., тоже человек!.."
Дочь опустила голову
И плакала навзрыд,
Как будто разом выплакать
Хотела гнев и стыд.
"Ух, батюшки, измучился!
Всю спину изломал!" -
Насилу выпрямляяся,
Купчина рассуждал.
И, за дверь тихо выбравшись,
Стал кучера ругать:
"Впрягай коней-то, увалень!
Покудова мне ждать?"
"Эхма!" - в ответ послышалось!
И, плюнув на ладонь,
Дугу взял кучер нехотя
И натянул супонь.
И стал просить хозяина!
"Ой, как болит живот!
Чайку там не осталося?
Равно он пропадет".
- "Толкуй вот с деревенщиной!
Смеется ведь, смотри.
Пошел в избушку, увалень,
Что нужно, собери".
Гремят, звенят бубенчики...
Купчина под дождем
Свою досаду горькую
Отмщает на другом:
"Дороги-то, дороги-то!
Поедешь, да не рад!
За чем это бездельники
Исправники глядят?"
Молчит избушка тесная.
Настасья в темноте
Стоит и богу молится
О дочке-сироте.
Старик лежит и думает:
"Еще прожит денек.
А что-то завтра старосте
Скажу я про оброк..."


Октябрь 1855


* * *

Постыдно гибнет наше время!..
Наследство дедов и отцов,
Послушно носит наше племя
Оковы тяжкие рабов.

И стоим мы позорной доли!
Мы добровольно терпим зло:
В нас нет ни смелости, ни воли...
На нас проклятие легло!

Мы рабство с молоком всосали,
Сроднились с болью наших ран.
Нет! в нас отцы не воспитали,
Не подготовили граждан.

Не мстить нас матери учили
За цепи сильным палачам —
Увы! бессмысленно водили
За палачей молиться в храм!

Про жизнь свободную не пели
Нам сестры... нет! под гнетом зла
Мысль о свободе с колыбели
Для них неведомой была!

И мы молчим. И гибнет время...
Нас не пугает стыд цепей —
И цепи носит наше племя
И молится за палачей...


Между 1857 и 1861


Похороны

Парчой покрытая гробница,
Над нею пышный балдахин,
Вокруг задумчивые лица
И факелов огонь и дым,
Святых молитв напев печальный -
Вот всё, чем жизнь заключена!
И эта жизнь покрыта тайной,
Завеса смертью спущена...
Теперь скажи мне, сын свободы,
Зачем страдал, зачем ты жил?
Отведена царю природы
Сажень земли между могил.
Молчат в тебе любовь и злоба,
Надежды гордые молчат...
Зачем ты жил, усопший брат?..
Стучит земля по крышке гроба,
И, чуждый горя и забот,
Глядит бессмысленно народ.


1849


* * *

Пошутила я - и другу слово молвила:
"Не ходи ты темной ночью в наш зеленый сад:
Молодой сосед догадлив, он дознается,
Быль и небыль станет всем про нас рассказывать".

Милый друг мой, что ненастный день, нахмурился,
Не подумал и ответил мне с усмешкою:
"Не молвы людской боишься ты, изменница,
Верно, видеться со мною тебе не любо".

Вот неделя - моя радость не является,
Засыпаю - мне во сне он, сокол, видится,
Просыпаюсь - мне походка его чудится,
Вспомню речь его - все сердце разрывается.

Для чего же меня, друг мой, ты обманывал,
Называл душою, дорогою радостью?
Покидая радость, ты слезы не выронил
И с душой расстался, что с заботой скучною.

Не виню я друга, на себя и плачуся:
Уж зачем его я слушала, лелеяла?
Полюбить умела лучше милой матери,
Позабыть нет сил, разлюбить - нет разума.


19 января 1855


* * *

Присутствие непостижимой силы
Таинственно скрывается во всем:
Есть мысль и жизнь в безмолвии ночном,
И в блеске дня, и в тишине могилы,
В движении бесчисленных миров,
В торжественном покое океана,
И в сумраке задумчивых лесов,
И в ужасе степного урагана,
В дыхании прохладном ветерка,
И в шелесте листов перед зарею,
И в красоте пустынного цветка,
И в ручейке, текущем под горою.


1849


Пряха

Ночь и непогодь. Избушка
   Плохо топлена.
Нитки бедная старушка
   Сучит у окна.

Уж грозы ль она боится,
   Скучно ли,— сидит,
Спать ложилась, да не спится,
   Сердце всё щемит.

И трещит, трещит лучина,
   Свет на пряху льет.
Прожитая грусть-кручина
   За сердце берет.

Бедность, бедность! Муж, бывало,
   Хоть подчас и пил,—
Всё жилось с ним горя мало:
   Всё жену кормил.

Вот под старость, как уж зренье
   Потерял навек,
Потерял он и терпенье —
   Грешный человек!

За сохой ходить — не видит,
   Побираться — стыд,
Тут безвинно кто обидит —
   Он молчит, молчит,

Плюнет, срамными словами
   Долю проклянет
И зальется вдруг слезами,
   Как дитя, ревет...

Так и умер. Бог помилуй —
   Вот мороз-то был!
Бились, бились! Сын могилу
   Топором рубил!..

Паренек тогда был молод,
   Вырос, возмужал,—
Что за сила! В зной и холод
   Устали не знал!

Поведет ли речь, бывало,—
   Что старик ведет;
Запоет при зорьке алой —
   Слушать, дух замрет...

Человек ли утопает,
   Иль изба горит,
Что б ни делал — всё бросает,
   Помогать бежит.

И веселье и здоровье
   Дал ему господь:
Будь хоть камень изголовье,
   Лег он — и заснет...

Справить думал он избушку,
   В бурлаки пошел;
Нет! Беречь ему старушку
   Бог уж не привел!

Приустал под лямкой в стужу,
   До костей промок,
Платье — ветошь, грудь наружу,
   Заболел и слег.

Умер, бедный! Мать узнала —
   Слез что пролила!
Ум и память потеряла,
   Грудь надорвала!

И трещит, трещит лучина;
   Нитке нет конца;
Мучит пряху грусть-кручина;
   Нет на ней лица.

Плач да стон она всё слышит
   И, припав к стеклу,
На морозный иней дышит;
   Смотрит: по селу

Кто-то в белом пробегает,
   С белой головой,
Горстью звезды рассыпает
   В улице пустой;

Звезды искрятся... А вьюга
   В ворота стучит...
И старушка от испуга
   Чуть жива сидит.


1857 или 1858


Развалины

Как безыменная могила
Давно забытого жильца,
Лежат в пустыне молчаливой
Обломки старого дворца.
Густою пылию покрыла
Рука столетий камни стен
И фантастических писмен
На них фигуры начертила.
Тяжелый свод упасть готов,
Карниз массивный обвалился,
И дикий плющ вокруг столбов
Живой гирляндою обвился,
И моха желтого узор,
Однообразно испещренный,
Покрыл разбитые колонны,
Как чудно вытканный ковер.

Чье это древнее жилище,
Пустыни грустная краса?
Над ним так светлы небеса,—
Оно печальнее кладбища!
Где эти люди с их страстями
И позабытым их трудом?
Где безыменный старый холм
Над их истлевшими костями?..
Была пора, здесь жизнь цвела,
Пороки, может быть, скрывались
Иль благородные дела
Рукою твердой совершались.
И может быть, среди пиров
Певец, в минуты вдохновенья,
Здесь пел о доблестях отцов
И плакал, полный умиленья;
И песням сладостным его
В восторге гости удивлялись,
И дружно кубки вкруг него
В честь славных дедов наполнялись.
Теперь всё тихо... нет следа
Минувшей жизни. Небо ясно,
Как и в протекшие года,
Земля цветущая прекрасна...
А люди?.. Этот ветерок,
Пустыни житель одинокой,
Разносит, может быть, далеко
С их прахом смешанный песок!..


1852


Разговоры

Новой жизни заря —
И тепло и светло;
О добре говорим,
Негодуем на зло.

За родимый наш край
Наше сердце болит;
За прожитые дни
Мучит совесть и стыд.

Что нам цвесть не дает,
Держит рост молодой,—
Так и сбросил бы с плеч
Этот хлам вековой!

Где ж вы, слуги добра?
Выходите вперед!
Подавайте пример!
Поучайте народ!

Наш разумный порыв,
Нашу честную речь
Надо в кровь претворить,
Надо плотью облечь,

Как поверить словам —
По часам мы растем!
Закричат: «Помоги!» —
Через пропасть шагнем!

В нас душа горяча,
Наша воля крепка,
И печаль за других —
Глубока, глубока!..

А приходит пора
Добрый подвиг начать,
Так нам жаль с головы
Волосок потерять:

Тут раздумье и лень,
Тут нас робость возьмет.
А слова... на словах
Соколиный полет!..


1857


* * *

Рассыпались звезды, дрожат и горят;
За пашнями диво творится:
На воздухе синие горы висят,
И в полыми люд шевелится.
Подвинулось небо назад от земли,
Воде золотой уступило;
Без ветра плывут по воде корабли,
Бока их огнем охватило…
А ночь через лес торопливо ползет,
Ползет — и листа не зацепит;
Насупила брови, глазами сверкнет —
Широкое поле осветит.
Опять я с тоскою домой ворочусь.
Молчал бы, да нет моей мочи:
Один я средь поля пятном остаюсь,
Чернее и пашен, и ночи!
Гляжу и любуюсь: простор и краса…
В себя заглянуть только стыдно:
Закиданы грязью мои небеса,
Звезды ни единой не видно!..



Русь

Под большим шатром
Голубых небес —
Вижу — даль степей
Зеленеется.

И на гранях их,
Выше темных туч,
Цепи гор стоят
Великанами.

По степям в моря
Реки катятся,
И лежат пути
Во все стороны.

Посмотрю на юг —
Нивы зрелые,
Что камыш густой,
Тихо движутся;

Мурава лугов
Ковром стелется,
Виноград в садах
Наливается.

Гляну к северу —
Там, в глуши пустынь,
Снег, что белый пух,
Быстро кружится;

Подымает грудь
Море синее,
И горами лед
Ходит по морю;

И пожар небес
Ярким заревом
Освещает мглу
Непроглядную...

Это ты, моя
Русь державная,
Моя родина
Православная!

Широко ты, Русь,
По лицу земли
В красе царственной
Развернулася!

У тебя ли нет
Поля чистого,
Где б разгул нашла
Воля смелая?

У тебя ли нет
Про запас казны,
Для друзей — стола,
Меча — недругу?

У тебя ли нет
Богатырских сил,
Старины святой,
Громких подвигов?

Перед кем себя
Ты унизила?
Кому в черный день
Низко кланялась?

На полях своих,
Под курганами,
Положила ты
Татар полчища.

Ты на жизнь и смерть
Вела спор с Литвой
И дала урок
Ляху гордому.

И давно ль было,
Когда с Запада
Облегла тебя
Туча темная?

Под грозой ее
Леса падали,
Мать сыра-земля
Колебалася,

И зловещий дым
От горевших сел
Высоко вставал
Черным облаком!

Но лишь кликнул царь
Свой народ на брань —
Вдруг со всех концов
Поднялася Русь.

Собрала детей,
Стариков и жен,
Приняла гостей
На кровавый пир.

И в глухих степях,
Под сугробами,
Улеглися спать
Гости навеки.

Хоронили их
Вьюги снежные,
Бури севера
О них плакали!..

И теперь среди
Городов твоих
Муравьем кишит
Православный люд.

По седым морям
Из далеких стран
На поклон к тебе
Корабли идут.

И поля цветут,
И леса шумят,
И лежат в земле
Груды золота.

И во всех концах
Света белого
Про тебя идет
Слава громкая.

Уж и есть за что,
Русь могучая,
Полюбить тебя,
Назвать матерью,

Стать за честь твою
Против недруга,
За тебя в нужде
Сложить голову!


1851


Собрату

Ты умрешь на больничной подушке,
Кое-как похоронят тебя,
И покончишь ты век одинокий,
Никого никогда не любя.

И никто над могилой твоею
Не помолится грустной душой -
Только синее небо над нею
Растоскуется вьюгой-грозой.

Только птицы слетят издалёка
Над твоим неприметным крестом,
Только зорька над ним заиграет
Предрассветным румяным лучом...


1860 (?)


* * *

Средь жизни пошлой, грустной и бесплодной
Одну тебя я всей душой любил,
Одной тебе я в жертву приносил
Сокровища души моей свободной.

В заботах дня, в тиши ночей немых
Передо мной сиял твой образ милый,
Я черпал жизнь в улыбке уст твоих,
В приветном слове черпал силы.

Дитя, дитя! Я думал: я любим...
Нет, я был слеп, я был неосторожен.
И вот теперь осмеян, уничтожен,
Как раб, ненужный прихотям чужим.

О, как я мог так долго ошибаться,
Святое чувство на смех отдавать,
Служить шутом, игрушку заменять,
Так жестоко, так глупо унижаться!

Еще обман! Еще один урок!..
Учись, бедняк, терпенью в доле темной!
Тебе ль любить? Иди дорогой скромной
И помни свой печальный уголок.

Не верь словам ненужного участья.
Полюбишь ли, - таи свою любовь,
Души ее, точи по капле кровь
И гордо умирай без радости и счастья!


Между 1858 и 1860


Степная дорога

Спокойно небо голубое;
Одно в бездонной глубине
Сияет солнце золотое
Над степью в радужном огне;

Горячий ветер наклоняет
Траву волнистую к земле,
И даль в полупрозрачной мгле,
Как в млечном море, утопает;

И над душистою травой,
Палящим солнцем разреженный,
Струится воздух благовонный
Неосязаемой волной.

Гляжу кругом: все та ж картина,
Все тот нее яркий колорит.
Вот слышу — тихо над равниной
Трель музыкальная звучит:

То — жаворонок одинокой,
Кружась в лазурной вышине,
Поет над степию широкой
О вольной жизни и весне.

И степь той песни переливам,
И безответна и пуста,
В забытьи внемлет молчаливом,
Как безмятежное дитя;

И, спрятавшись в коврах зеленых,
Цветов вдыхая аромат,
Мильоны легких насекомых
Неумолкаемо жужжат.

О степь! люблю твою равнину,
И чистый воздух, и простор,
Твою безлюдную пустыню,
Твоих ковров живой узор,

Твои высокие курганы,
И золотистый твой песок,
И перелетный ветерок,
И серебристые туманы…

Вот полдень… жарки небеса…
Иду один. Передо мною
Дороги пыльной полоса
Вдали раскинулась змеею.

Вот над оврагом, близ реки,
Цыгане табор свой разбили,
Кибитки вкруг постановили
И разложили огоньки;

Одни обед приготовляют
В котлах, наполненных водой;
Другие на траве густой
В тени кибиток отдыхают;

И тут же, смирно, с ними в ряд,
Их псы косматые лежат,
И с криком прыгает, смеется
Толпа оборванных детей
Вкруг загорелых матерей;
Вдали табун коней пасется…

Их миновал — и тот же вид
Вокруг меня и надо мною;
Лишь дикий коршун над травою
Порою в воздухе кружит,

И так же лентою широкой
Дорога длинная лежит,
И так же солнце одиноко
В прозрачной синеве горит.

Вот день стал гаснуть… вечереет…
Вот поднялись издалека
Грядою длинной облака,
В пожаре запад пламенеет,
Вся степь, как спящая краса,
Румянцем розовым покрылась.

И потемнели небеса,
И солнце тихо закатилось.
Густеет сумрак… ветерок
Пахнул прохладою ночною,
И над уснувшею землею
Зарницы вспыхнул огонек.

И величаво месяц полный
Из-за холмов далеких встал
И над равниною безмолвной,
Как чудный светоч, засиял…

О, как божественно прекрасна
Картина ночи средь степи
Когда торжественно и ясно
Горят небесные огни,

И степь, раскинувшись широко,
В тумане дремлет одиноко,
И только слышится вокруг
Необъяснимый жизни звук.

Брось посох, путник утомленный,
Тебе ненадобно двора:
Здесь твой ночлег уединенный,
Здесь отдохнешь ты до утра;

Твоя постель — цветы живые,
Трава пахучая — ковер,
А эти своды голубые —
Твой раззолоченный шатер.



* * *

Суровый холод жизни строгой
Спокойно я переношу
И у небес дороги новой
В часы молитвы не прошу.

Отраду тайную находит
И в самой грусти гордый ум:
Так часто моря стон и шум
Нас в восхищение приводит.

К борьбе с судьбою я привык,
Окреп под бурей искушений:
Она высоких дум родник,
Причина слез и вдохновений.


1852


Тайное горе

Есть горе тайное: оно
Вниманья чуждого боится
И в глубине души одно,
Неизлечимое, таится.
Улыбку холодом мертвит,
Опор не ищет и не просит
И, если горе переносит,-
Молчанье гордое хранит.
Не всякому нужна пощада,
Не всяк наследовать готов
Удел иль нищих, иль рабов.
Участье - жалкая отрада.
К чему колени преклонять?
Свободным легче умирать.


1850


* * *

Тихо ночь ложится
На вершины гор,
И луна глядится
В зеркала озер;

Над глухою степью
В неизвестный путь
Бесконечной цепью
Облака плывут;

Над рекой широкой,
Сумраком покрыт,
В тишине глубокой
Лес густой стоит;

Светлые заливы
В камышах блестят,
Неподвижно нивы
На полях стоят;

Небо голубое
Весело глядит,
И село большое
Беззаботно спит.

Лишь во мраке ночи
Горе и разврат
Не смыкают очи,
В тишине не спят.


1849


Тишина ночи

В глубине бездонной,
Полны чудных сил,
Идут миллионы
Вековых светил.

Тускло освещенный
Бледною луной,
Город утомленный
Смолк во тьме ночной.

Спит он, очарован
Чудной тишиной,
Будто заколдован
Властью неземной.

Лишь, объят дремотой,
Закричит порой
Сторож беззаботный
В улице пустой.

Кажется, мир сонный,
Полный сладких грез,
Отдохнул спокойно
От забот и слез.

Но взгляни: вот домик
Освещен огнем;
На столе покойник
Ждет могилы в нем.

Он, бедняк голодный,
Утешенья чужд,
Кончил век бесплодный
Тайной жертвой нужд.

Дочери не спится,
В уголке сидит...
И в глазах мутится,
И в ушах звенит.

Ночь минет - быть может,
Христа ради ей
Кто-нибудь поможет
Из чужих людей.

Может быть, как нищей,
Ей на гроб дадут,
В гробе на кладбище
Старика снесут...

И никто не знает,
Что в немой тоске
Сирота рыдает
В тесном уголке;

Что в нужде до срока,
Может быть, она
Жертвою порока
Умереть должна.

Мир заснул... и только
С неба видит бог
Тайны жизни горькой
И людских тревог.


1849


Тоска

Как у нас по селу
Путь-дорога лежит,
По степной по глухой
Колокольчик звенит.

На мосту прозвенит,
За горой запоет,
Молодца-удальца
За собою зовет.

Ах, у нас-то житье —
От сохи к бороне,
Наяву — сухота,
Нужда-горе во сне.

В синеву да в туман
Наше поле ушло,
Любо ясным очам,
Да плечам тяжело...

По траве ль, по росе
Алый вечер идет —
По буграм, по межам
Хищных птиц перелет.

Стон кукушки в лесу,
Чей-то плач за рекой...
Дать бы волю тоске —
Пролилась бы слезой.

А вдали облака
Охватило огнем:
Высоко поднялась
Колокольня с крестом.

Золотой городок
Вдоль по взморью стоит,
Из серебряных труб
Дым янтарный валит.

Пролетит на ночлег
Белый голубь в село.
В синеве — по заре
Загорится крыло.

Уж и где ж ты, трава,
Без покосу растешь —
Молодецкая жизнь,
Без печали идешь?

Ах ты глушь-тишина,
Всё ковыль, камыши —
На всю степь закричи,
Не ответит души.


1857


* * *

Тяжкий крест несем мы, братья,
Мысль убита, рот зажат,
В глубине души проклятья,
Слезы на сердце кипят.

Русь под гнетом, Русь болеет;
Гражданин в тоске немой;
Явно плакать он не смеет,
Сын об матери больной!

Нет в тебе добра и мира,
Царство скорби и цепей,
Царство взяток и мундира,
Царство палок и плетей.


Между 1857 и 1861


Уединение

Приличий тягостные цепи
И праздность долгих вечеров
Оставил я для тихой степи
И тени сумрачных лесов.
Отшельник мира добровольный,
Природой дикой окружен,
Я здесь мечтою своевольной
Бываю редко увлечен:
Здесь под влияньем жизни новой
И вдохновенного труда
Разоблачает ум суровый
Мои минувшие года;
И, полный мира и свободы,
На жизнь вернее я гляжу
И в созерцании природы
Уроки сердцу нахожу.


Между 1849 и 1853


* * *

Уж и как же ты,
Моя жизнь, прошла,
Как ты, горькая,
Прокатилася!

В четырех стенах,
Под неволею,
Расцветала ты
Одинокою.

Верно, в час худой
Мать родимая
Родила меня,
Бесталанного,

Что я красных дней
Во всю жизнь не знал,
Не скопил добра,
Не нажил друзей;

Что я взрос себе
Только на горе,
А чужим людям
На посмешище;

Что нужда и грусть
Да тяжелый труд
Погубили всю
Мою молодость.

Или в свете я
Гость непрошеный,
Судьбы-мачехи
Жалкий пасынок?

Или к счастию
Меж чужих дорог
И тропинки нет
Горемычному?..

У людей разгул,
Звонкий смех и песнь,
За большим столом
До рассвета пир;

У людей весна
Непрожитая,
Про запас казна,
В черный день друзья;

А подле меня
Ни живой души,
Один ветр шумит
На пустом дворе.

Я сижу один
Под окном, в тоске,
Не смыкаю глаз
До полуночи.

И не знаю я,
Чем помочь себе,
Какой выбрать путь,
Не придумаю.

Оглянусь назад -
Пусто, холодно,
Посмотрю вперед -
Плакать хочется.

Эх, грустна была
Ты, весна моя,
Темней осени,
Хуже похорон;

И состарился
Я до времени,
А умру - мне глаз
Закрыть некому;

Как без радости
Прожил молодость,
Так и лягу в гроб
Неоплаканным;

И людской молве
На помин меня
Не останется
Ни добра, ни зла.

Уж как вспомню я
Тебя, жизнь моя,-
Сердце кровию
Обливается!


Между 1849 и 1853


* * *

Уж не я ли тебя, милая, упрашивал,
Честью, ласкою, как друга, уговаривал:
"Позабудь меня - ты после будешь счастлива,
Обвенчают нас - ты вспомнишь волю девичью.

У меня зимой в избушке сыро, холодно,
Мать-старуха привередлива, причудлива,
Сестры злы, а я головушка разгульная,
Много горя ты со мною понатерпишься".

Ты не верила, сквозь слезы улыбалася,
Улыбаясь, обняла меня и молвила:
"Не покинь меня, надежа, все я вынесу,
При тебе и злое горе будет радостью..."

Уж на что ж теперь ты поздно стала каяться,
На свекровь и на золовок горько плакаться?
Не они тоски-кручины тебе придали -
Что трава от ветра, от меня ты высохла.

Разлюбил я друга, как - и сам не ведаю!
Ноет мое сердце, разума не слушает:
О тебе печалюсь, об иной я думаю,
Ты вся сокрушилась,- весь и я измучился!


1854, январь 1855


Утро

Звезды меркнут и гаснут. В огне облака.
Белый пар по лугам расстилается.
По зеркальной воде, по кудрям лозняка
От зари алый свет разливается.
Дремлет чуткий камыш. Тишь - безлюдье вокруг.
Чуть приметна тропинка росистая.
Куст заденешь плечом - на лицо тебе вдруг
С листьев брызнет роса серебристая.
Потянул ветерок, воду морщит-рябит.
Пронеслись утки с шумом и скрылися.
Далеко-далеко колокольчик звенит.
Рыбаки в шалаше пробудилися,
Сняли сети с шестов, весла к лодкам несут...
А восток все горит-разгорается.
Птички солнышка ждут, птички песни поют,
И стоит себе лес, улыбается.
Вот и солнце встает, из-за пашен блестит,
За морями ночлег свой покинуло,
На поля, на луга, на макушки ракит
Золотыми потоками хлынуло.
Едет пахарь с сохой, едет - песню поет,
По плечу молодцу все тяжелое...
Не боли ты, душа! отдохни от забот!
Здравствуй, солнце да утро веселое!


1854


Хозяин

Впряжен в телегу конь косматый,
Откормлен на диво овсом,
И бляхи медные на нем
Блестят при зареве заката.
Купцу дай, господи, пожить:
Широкоплеч, как клюква, красен,
Казной от бед обезопасен,
Здоров, - о чем ему тужить?
Да мой купец и не горюет.
С какой-то бабой за столом
В особой горенке, вдвоем,
Сидит на мельнице, пирует.
Вода ревет, вода шумит,
От грома мельница дрожит,
Идет работа толкачами,
Идет работа решетом,
Колесами и жерновами -
И стукотня и пыль кругом...
Купец мой рюмку поднимает
И кулаком об стол стучит.
"И выпью!., кто мне помешает?
И пью... сам черт не запретит!
Пей, Марья!.."
- "То-то, ненаглядный,
Ты мне на платье обещал..." -
"И кончено! Сказал - и ладно,
И будет так, как я сказал.
Мне что жена? Сыта, одета -
И все... вот выпрягу коня
И прогуляю до рассвета,
И баста! Обними меня!.."
Вода шумит - не умолкает,
При свете месяца кипит,
Алмазной радугой сверкает,
Огнями синими горит.
Но даль темна и молчалива,
Огонь веселый рыбака
Краснеет в зеркале залива,
Скользит по листьям лозняка.
Купец гуляет. Мы не станем
Ему мешать. В тиши ночной
Мы лучше в дом его заглянем,
Войдем неслышною стопой.
Уж поздно. Свечка нагорела.
Больной лежит и смерти ждет.
Его лицо, как мрамор, бело,
И руки холодны, как лед;
На лоб открытый кудри пали;
Остаток прежней красоты,
Печать раздумья и печали
Еще хранят его черты.
Так, освещенные зарею,
В замолкшем надолго лесу,
Листы осеннею порою
Еще хранят свою красу.
Пора на отдых. Грудь разбита,
На сердце запеклася кровь -
И радость навек позабыта...
А ты, горячая любовь,
Явилась поздно. Доля, доля!
И если б раньше ты пришла, -
Какой бы здесь приют нашла?
Здесь труд и бедность, здесь неволя,
Здесь горе гнезда вьет свои,
И веет холод от порога,
И стены дома смотрят строго...
Здесь нет приюта для любви!
Лежит больной, лицо печально,-
И будто тенью лоб покрыт;
Так летом, только догорит
Румяной зорьки луч прощальный, -
Под сводом сумрачных небес
Стоит угрюм и темен лес.
Родная мать роняет слезы,
Облокотясь на стол рукой.
Надежды, молодости грезы,
Мир сердца - этот рай земной -
Всё унесло, умчало горе,
Как буйный вихрь уносит пыль,
Когда в степи шумит ковыль,
Шумит взволнованный, как море,
И догорает вся дотла
Грозой зажженная ветла.
Плачь больше, бедное созданье!
И не слезами - кровью плачь!
Безвыходно твое страданье
И беспощаден твой палач.
Невесела, невыносима,
Горька, как яд, твоя судьба:
Ты жизнь убила, как раба,
И не была никем любима...
Твой муж... но виноват ли он,
Что пьян, и груб, и неумен?
Когда б он мог подумать строго,
Как зла наделано им много,
Как много ран нанесено, -
Себя он проклял бы давно.
В борьбе тяжелой ты устала,
Изнемогла и в грязь упала,
И в гряэь затоптана толпой.
Увы! сгубил тебя запой!..
Твоя слеза на кровь походит...
Плачь больше!.. В воздухе чума!..
Любимый сын в могилу сходит,
Другой давно сошел с ума.
Вот он сидит на лежанке просторной,.
Голо острижен, и бледен, и хил;
Палку, как скрипку, к плечу прислонил,.
Бровью и глазом мигает проворно,
Правой рукою и взад и вперед
Водит по палке и песню поет:
"На старом кургане, в широкой степи,
Прикованный сокол сидит на цепи.
Сидит он уж тысячу лет,
Все нет ему воли, все нет!
И грудь он когтями с досады терзает,
И каплями кровь из груди вытекает.
Летят в синеве облака,
А степь широка, широка..."
Вдруг палку кинул он, закрыл лицо руками
И плачет горькими слезами:
"Больно мне! больно мне! мозг мой горит.
Счастье тому, кто в могиле лежит!
Мать моя, матушка! полно рыдать!
Долго ли нам эту жизнь коротать?
Знаешь ли? Спальню запри изнутри,
Сторожем стану я подле двери.
"Прочь! - закричу я. - Здесь мать моя
спит!..
Больно мне, больно мне! мозг мой горит!.."
Больной все слушал эти звуки,
Горел на медленном огне,
Сказать хотел он: дайте мне
Хоть умереть без слез и муки!
Ужель не мог я от судьбы
Дождаться мира в час кончины,
За годы думы и кручины,
За годы пытки и борьбы?
Иль эти пытки шуткой были?
Иль мало, среди стен родных,
Отравой зла меня поили?
Иль вместо слез из глаз моих
Текла вода на изголовье,
Когда, губя свое здоровье,
Я думал ночи безо сна -
Зачем мне эта жизнь дана?
И, догорающий в постели,
Всю жизнь припомнив с колыбели,
Хотел он на свое.м пути
Хоть точку светлую найти -
И не сыскал.
Так в полдень жгучий,
Спустившись с каменистой кручи,
Томимый жаждой, пешеход
Искать ключа в овраг идет.
И долго там, усталый, бродит,
И влаги капли не находит,
И падает, едва живой,
На землю с болью головной...
"Ну, отпирай! Заснули скоро!.." -
Ударив в ставень кулаком,
Хозяин крикнул под окном...
Печальный дом, приют раздора!
Нет, тяжело срывать покров
С твоих таинственных углов,
Срывать покров, как уголь, черный!
Угрюм твой вид, как гроба вид,
Как место казни, где стоит
С железной цепью столб позорный
И плаха с топором лежит!..
За то, что здесь так мало света,
Что воздух солнцем не согрет,
За то, что нет на мысль ответа,
За то, что радости здесь нет,
Ни ласк, ни милого объятья,
За то, что гибнет человек, -
Я шлю тебе мои проклятья,
Чужой оплакивая век!..


1861


* * *

Что счастье?- бред воображенья,
Любовь - лишь чувственности дань;
Власть - бремя или униженье,
А дружба - лесть или обман.

Под маской радости беспечной
Сокрыта жизни нагота;
Наш эгоизм - вожатый вечный,
Свобода - жалкая мечта.


Между 1849 и 1853


* * *

Чуть сошлись мы - друг друга узнали.
Ваши речи мне в душу запали,
Но, увы! не услышать мне их,
Не услышать мне звуков родных.

Не помочь, видно, горю словами!
На мгновенье я встретился с вами,
Расстаюсь навсегда, навсегда:
Унесетесь вы бог весть куда!

Вот как жизнь иногда бестолкова!
Вот как доля глупа и сурова!
Уж как ляжет она на плечах -
Белый свет помутится в глазах!


Май (?) 1856


Юг и Север

Есть сторона, где всё благоухает;
Где ночь, как день безоблачный, сияет
Над зыбью вод и моря вечный шум
Таинственно оковывает ум;
Где в сумраке садов уединенных,
Сияющей луной осеребренных,
Подъемлется алмазною дугой
Фонтанный дождь над сочною травой;
Где статуи безмолвствуют угрюмо,
Объятые невыразимой думой;
Где говорят так много о былом
Развалины, покрытые плющом;
Где на коврах долины живописной
Ложится тень от рощи кипарисной;
Где всё быстрей и зреет и цветет;
Где жизни пир беспечнее идет.

Но мне милей роскошной жизни Юга
Седой зимы полуночная вьюга,
Мороз и ветр, и грозный шум лесов,
Дремучий бор по скату берегов,
Простор степей и небо над степями
С громадой туч и яркими звездами.
Глядишь кругом — всё сердцу говорит:
И деревень однообразный вид,
И городов обширные картины,
И снежные безлюдные равнины,
И удали размашистый разгул,
И русский дух, и русской песни гул, 
То глубоко беспечной, то унылой,
Проникнутой невыразимой силой...
Глядишь вокруг — и на душе легко,
И зреет мысль так вольно, широко,
И сладко песнь в честь родины поется,
И кровь кипит, и сердце гордо бьется,
И с радостью внимаешь звуку слов:
«Я Руси сын! здесь край моих отцов!»


1851


* * *

Ярко звезд мерцанье
В синеве небес;
Месяца сиянье
Падает на лес.

В зеркало залива
Сонный лес глядит;
В чаще молчаливой
Темнота лежит.

Слышен меж кустами
Смех и разговор;
Жарко косарями
Разведен костер.

По траве высокой,
С цепью на ногах,
Бродит одиноко
Белый конь впотьмах.

Вот уж песнь заводит
Песенник лихой,
Из кружка выходит
Парень молодой.

Шапку вверх кидает,
Ловит - не глядит,
Пляшет-приседает,
Соловьем свистит.

Песне отвечает
Коростель в лугах,
Песня замирает
Далеко в полях...

Золотые нивы,
Гладь да блеск озер,
Светлые заливы,
Без конца простор,

Звезды над полями,
Глушь да камыши...
Так и льются сами
Звуки из души!


1858




Всего стихотворений: 95



Количество обращений к поэту: 17233





Последние стихотворения


Рейтинг@Mail.ru russian-poetry.ru@yandex.ru

Русская поэзия