![]() |
||
|
Русские поэты •
Биографии •
Стихи по темам
Случайное стихотворение • Случайная цитата Рейтинг русских поэтов • Рейтинг стихотворений Переводы русских поэтов на другие языки |
|
Русская поэзия >> Сергей Константинович Маковский Сергей Константинович Маковский (1877-1962) Все стихотворения на одной странице * * * Будь юной, дерзкою царицей, завороженной красотой, с тяжелой, сонною ресницей, и с властной наготой. О, будь как ночь греха тревожна. Мучений, ласки не жалей, и дай мне все, что дать возможно на празднике страстей. Будь львицей хитрой и проворной… Дитя коварства и огня! Тебе любовью непокорной не покорить меня. Будь ясно-тихой и печальной, как зори раннею весной, с душой прозрачной, нежно-дальной как сумрак голубой. Будь робким, сказочным созданьем, стыдливой лилией полей. Томи мечтательным признаньем нерадостных очей. Покорной будь и будь призывной, живи любя, люби во сне… Покорности, о призрак дивный, не надо мне! «Собрание стихов». Книга I. 1905 Буря Грозен пир над морем черным. Волны ропотом упорным заглушают голоса. Ветер гонит их, бушует; ветер стонами чарует грозовые небеса. На призывы непогоды, с ликованьями свободы, изо всех подводных нор, небывалые уроды, собирая хороводы, выплывают на простор. К ним красавицы морские, нереиды молодые, на свидание спешат. Отуманенные влагой, их глаза горят отвагой, страстью бледною горят. Полны неги — их извивы; серебристые отливы — на зеленой чешуе. Кудри пышные цветами, перламутром, жемчугами разукрасили они. Ночь звенит от кликов чудных. Вся в мерцаньях изумрудных ветром зыблемая мгла. Нереиды не боятся, в блесках молний серебрятся их змеистые тела. Грозен пир над морем черным. Волны ропотом упорным заглушают голоса. Нереиды не внимают и смеются, и купают в белой пене волоса. 1909 * * * В кругу друзей я не боюсь беседы оживленной, и гордо я не сторонюсь толпы непосвященной. Ведь нет на свете никого, кто сердцем разгадает безмолвье сердца моего. Никто его не знает. Любовь пою я тишине, но в песнях нет любимой. Любовь останется во мне мечтою нелюдимой. Пусть этот мир, как рай земной, к блаженству призывает. Мой тихий рай всегда со мной. Никто его не знает. И я гляжу на небо, вдаль, без трепетных молений. Пустынно в нем. Но мне не жаль утраченных видений. Пусть этот мир, как Божий храм, о небе вопрошает. Мой бог во мне. Далеко, там… никто его не знает. «Собрание стихов». Книга I. 1905 * * * В тени акаций и черешен люблю я в жаркий, летний день мечтать без дела… Зной и лень — друзья; и ими я утешен от всех печалей и трудов — среди полей, среди лугов, в тени акаций и черешен. Лежишь бывало… Солнца блеск горит в листве. Веселый треск сверчков, пчелиное жужжанье, незримых крыльев трепетанье в ушах без умолку звенят. Мгновенья — тихи. Думы спят. И мир таинственно-безгрешен. И льется пряный аромат… в тени акаций и черешен. Сквозь сеть колеблемых ветвей, зеленых листьев и стеблей, видны, скользящие рядами, высоко где-то, облака, большие, белые, слегка осеребренные лучами. Меж ними светится местами — невозмутима, глубока — лазурь небес… И так часами глядишь любуясь. Степь, простор. Дорога вьется. Дальний бор лиловой дымкою завешан. А там белеет барский дом, и дремлют хаты над прудом, в тени акаций и черешен. Глядишь… Горячий трепет дня ко сну лениво веки клонит. Струится нега бытия, и в ней, как нежная струя, душа устало, тихо тонет. На мир взирая с высоты, как солнца луч она пылает, как облако на небе, тает, благоухает, как цветы… И с ней в одно соввучье смешан июльский день — в одну мечту, в одну живую красоту… В тени акаций и черешен! Века Куда идете вы? Веков гряда немая, как цепь высоких гор, как волн застывших ряд, стоит недвижимо. А вы? Изнемогая под бременем давно безжизненных громад, в тоске бессилия на небеса взирая, вы чуда ждете… Нет! Небес не озарят закатные лучи покинутого рая, поруганных святынь они не оживят. Вкруг вас — развалины, и долгий путь за вами. Но дальше есть ли путь? Жрецы умолкли в храме. Потухший взор богов предсмертной муки полн. И веры нет ни в ком, и нет нигде забвенья, и прошлые века стоят как привиденья, как цепь высоких гор, как ряд недвижных волн. «Собрание стихов». Книга I. 1905 Встреча В долине тьмы бродили мы без цели на берегах неведомой реки. И от небес мы были далеки, и о земле далекой не жалели. На берегах цветы любви белели. Из тех цветов сплетали мы венки и, в тишине, на волны мы глядели, безмолвствуя от счастья и тоски. Потом был сон… Меня ты позабыла. Земная жизнь нас вновь разъединила; между людей чужими стали мы. Но смерть близка и близко пробужденье… Иду, иду к тебе мое виденье! Мы встретимся опять в долине тьмы. 1905 Как странно… Как странно… Когда я гляжу в небеса, и скатится грустно звезда в вышине, пугливо мерцая, — все кажется мне, что где-то над нами упала слеза. Как странно… Любуясь тобой, иногда я вижу слезу в твоих грустных глазах. И чудится мне: далеко в небесах упала, дрожа, золотая звезда. «Собрание стихов». Книга I. 1905 * * * Льется мелодия странная, точно мольба несказанная вдаль отошедшего дня. Тени давно пережитого, призраки мира забытого веют, чаруя меня. Что это тихо-зовущее? Горе ли, горе грядущее или печаль о былом? Счастье смеется ли вешнее, или страданье нездешнее плачет о счастье земном? <1905> * * * Любишь ты все, что волною туманною, сумрачным шепотом в сердце вливается, все, что баюкает грёзою странною и не сбывается. Любишь ты все, что боится признания, все невозможное, недостижимое, вечно-неясное, необъяснимое, грусть без названия. Полно… «Собрание стихов». Книга I. 1905 * * * Мне страшно. Целуя тебя, я цветы ядовитые рву. Твою непорочность любя, я преступной мечтою живу. Мне страшно. В улыбке твоей затаен безнадежный укор. На дне твоих детских очей — моя мука, мой грех, мой позор. Мне страшно. В объятьях моих твою душу навеки сгубя, в огне твоих ласк молодых я сгорю, проклиная тебя! 1905 Мы беженцы России нет. Россия разбрелась. Как нищие, взяв на плечи котомки, Её творцов бездомные потомки Кочуют по свету. И смерд и князь. Нарушена тысячелетий связь. Мы — беженцы, хоть речи наши громки. Мы — по волнам плывущие обломки Храмины той, что Родиной звалась. О чем же спор? Кто океан принудит Взбесившийся вернуться в берега? Мы все — враги перед лицом врага. Кто виноват? Кто прав? Господь рассудит. Как ночь без звезд, судьба строга, долга. Не мы решим. Она решит. Да будет! 1922 * * * Не знаю я, кого напрасно в мире я ищу, о ком так страстно и неясно в сумраке грущу. Но знаю, вся она желанна, вся — как сон любви, и к ней одной влекутся странно помыслы мои. Но знаю, с нею где-то, где-то в царстве тихой тьмы словами вечного обета обручились мы, — словами, полными глубокой грусти бытия. Но этих слов любви далёкой не запомнил я. «Собрание стихов». Книга I. 1905 * * * Не проклинай меня. Мы не должны уйти без слов печали и забвенья. Не оскорбляй последней тишины прощального мгновенья. Я не люблю, я не любил тебя. Но я страдал. Страданье между нами. Не ты обманута, обманут я безумными мечтами. Обманут я восторгами души, предчувствием ревнивых упоений, обмануть всем, что снилось мне в тиши моих уединений. Я не тебя теряю, не с тобой прощаюсь я, чужой и одинокий. Нет! Целый мир таинственно-живой, и близкий, и далекий, нездешний мир, который с юных лет тоской надежд мне сердце наполняет, с тобой — как тень, как смутный, лживый бред — навеки умирает. Иду. Прощай… Ты плачешь? Знает Бог — в слезах любви твоей я не раскаюсь. О, если бы, как ты, я плакать мог с тобою расставаясь! От этих слёз не надо исцелять. Но жалок тот, чей век без слёз был прожит, кто за любовь хотел бы душу дать и полюбить не может. Не проклинай меня, мой бедный друг! Тоски немой удушливые грозы, раскаянья моих бесслёзных мук больнее жгут, чем слёзы. <1905> * * * Не утро ты, ты не рассвет, — не полдень пламенно-мятежный, не ночь — о нет! Ты вечер нежный. Ты — робкий призрак тишины, рожденный сумраком печальным, в тот час, когда лучом прощальным озарены дубровы сонные и нивы, в тот час, когда природа грезит молчаливо, и загорается стыдливо звезда. Ты вся — вечерняя, чужая дневным тревогам и страстям. Как будто, из иного края пришла ты к нам и, на земле земли не зная, тоскуешь, вспоминая. Ты вся — унывная, твой взор улыбкой светится закатной, исполнен грусти непонятной твой разговор. Как вечер сны мои чаруя, печалишь ты мечту мою, и оттого тебя люблю я, что вечер я люблю. «Собрание стихов». Книга I. 1905 Одиночество Уединенья нет. Ты раб земных оков. От ближних ты бежал, но с дальним нет разлуки. В молчании твоем родившиеся звуки — лишь отзвуки иных, забытых голосов. Кто б ни был ты, твой смех, твои живые муки и слёзы — не твои; из сумрака веков к тебе протянуты невидимые руки взывающих к тебе далёких мертвецов. Свободы хочешь ты, к вершинам одиноким мечта тебя влечет от мудрых и невежд… Безумие! В тебе — миры былых надежд. Смотри: из глаз твоих чудовищем стооким глядит минувшее… Наедине с собой — ты только тень теней, незнаемых тобой. <1905> Отражение Над заводью реки сосновый бор И монастырь. Стена бела, зубчата. На берега тропы бегут со ската. Холмами окаймленный кругозор. Хвоя чуть тронута лучом заката. Лазури, облаков и этих гор В вечерних водах отражен узор. Все опрокинулось покорно, свято. И не понять, в их зеркало смотря, В воде, в душе ли, призрачный и новый И тот же все, исчезнуть вдруг готовый, — Недвижный мир: и небо, и заря, Холмы над заводью, и бор сосновый, И стены белые монастыря. 1921 Прометей В ущелье скал, среди угрюмых гор, томился ты, страдалец дерзновенный. Во тьме вещал твой ужас вдохновенный, и небесам грозил твой приговор. Свершился рок. Он умер — Зевс надменный. Ты победил. Но отчего с тех пор не легче нам? Ужели твой позор не искупил гордыни нашей пленной? Поведай нам, каких мы ждем чудес? Зачем глядим в пустынный мрак небес? И ты солгал, титан богоподобный! Мы не могли страданий превозмочь. Века прошли. Кругом все та же ночь, и мучит нашу грудь все тот же коршун злобный. 1905 Распятие Он говорил мне, кроткий лик распятья: Не верь, мой сын, ни людям, ни себе. Все — тайна… Вот, израненый в борьбе, ты страждешь, и судьбе твердишь проклятья… Но, может быть, в тот скорбный час, к тебе иных миров таинственные братья стремят, любя, далекие объятья и улыбаются твоей судьбе. И, может быть, когда — незлобен, тих, ликуешь ты, и смех в речах твоих, как знать? тогда, тогда с тобою рядом, как тень твоя, незримый дух стоит и на тебя глядит нездешним взглядом, и о тебе таинственно скорбит. «Собрание стихов». Книга I. 1905 Скорбь Я скорби не боюсь, когда она ласкает напевами любви миры моих видений. Я скорби не боюсь, когда она пылает живым огнем борьбы и гневом разрушений. Страшит меня та скорбь, которая вползает, трусливою рабой в тайник моих сомнений, и тени мертвые во мраке созывает, моих былых надежд отверженные тени. Средь них, венец надев, царицей самозваной становится она. И сны печали странной трепещут перед ней в усилий бесплодном. Так, осенью глухой на кладбище холодном, как души грешные, над насыпью гробницы беспомощно кружат испуганные птицы. <1905> Сомнение Два демона во мне, два страшных судии. Суров их приговор, их речи дивно-строги. И требует один: Чего ты ждешь? Смотри: — в долинах долгий мрак. В тебе огонь. Гори. Ты знаешь, люди злы, безумны и убоги: грозой любви и мук очисти их тревоги, в толпу ничтожных слов — о, пусть слова твои ворвутся, сильные как пламенные боги! Но шепчет мне другой, печальный дух: Зачем кощунственной толпе нести дары страданья? Забудь слова людей. Неслышимый никем, стыдясь любви земной, люби свои молчанья. О, будь царем вершин — и холоден, и нем, как горные снега, как звездные мерцанья… «Собрание стихов». Книга I. 1905 Счастье О счастье их слова и слёзы, и мольбы. К добру и подвигу взывая лицемерно, Сердца их ждут утех и молят суеверно Обещанных даров от Бога и судьбы. Свобода им страшна. Надежды их слабы. И знает их любовь, что вечное — неверно, И достиженье — смерть для любящих безмерно. К чему свобода им? Счастливые — рабы. Но мы, жрецы без жертв, без храма и без Бога, Мы, жизнь постигшие у темного порога таинственных дверей, Мы молимся о том, чему названье нет. В предчувствии тревожном Любви несбыточной, в тоске о невозможном Мы грезим о мирах, несозданных Творцом. 1905 * * * Темноокая! мерила нет любви неизмеримой. У души непостижимой, если раз она любила, под таинственным покровом — всех безумий переливы. Человеческим ли словом передать ее порывы? Что порок и что святое? Где потёмки и сиянья? Где сомненья? где мечтанья? Где кончается земное? Мрак ли нужен для зарницы, или грозам блеск лазури? И к чему искать границы там, где царство грёз и бури, и молитвы, и объятья, — где встречаются, как братья рай блаженств и ад кромешный, и любовь поет, чаруя, красотою ласки грешной, нежной болью поцелуя! В этой песне духов буйных голоса неукротимы, и на арфах сонноструйных славословят серафимы. <1905> * * * Что же, пускай разлюбила она. Чашу любви не изведав до дна, я говорю: все забудется вскоре — горе любви, вдохновенное горе. Ночь наступила. Ее тишина грустью былых упований полна. Звезды колеблются в темном просторе. Горе любви, безответное горе… На море — буря. Седая волна бьется о берег дика и шумна. Стонет, грозит возмущенное море. Горе любви, неутешное горе. 1905 Эпитафия Я назвал жизнь мечтою своенравной, я назвал смерть забвением мечты, и смертного — бойцом в борьбе неравной недолгих чар и вечной темноты. И призраком души моей бесправной я назвал мир и рабством суеты, и в истинах не зная силы славной, прославил я обманы красоты. Я встречи ждал, но братьев я не встретил. Молился я, но Бог мне не ответил, моей тоски никто не разделил. Всю скорбь любви я разумом измерил, но никого на свете не любил. Я жил как все, но жизни не поверил. «Собрание стихов». Книга I. 1905 * * * Я влюблен в очертанья прибрежий холмистых, оттеняющих синий залив, я влюблен в отраженья лучей золотистых, в этот пышный, могучий разлив ослепительных красок и зноя, и света, и прозрачных теней. Я влюблен в этот праздник безоблачный южного лета, в этот блеск, в этот солнечный звон. Что за радуга жизни! Как в воздухе чистом кипарисная зелень темна! Отливает опалом, сквозит аметистом на песке серебристом волна; спят дубовые рощи в тени ароматной; на холмах — молодой виноград. И в объятьях лазури весь мир необъятный утопает как сказочный сад. Даже в кладбище старом, и там все ликует, даже там нет конца бытию — каждый отблеск горит, каждый сумрак чарует, словно манит в прохладу свою; каждый отзвук звенит и умолкнуть не хочет… Даже там лучезарная твердь о блаженстве земного бессмертья пророчит, и в гробах улыбается смерть. Иския. 1903 * * * Я люблю, пока мечтаю, я в мечтах любить умею. Но, любя, я не желаю и не смею. Я люблю, пока мне снится, что нездешний сон люблю я. Но любовь моя боится поцелуя. Я люблю как люди любят — всею мукой сладострастья. Но мои объятья губят грёзу счастья. Кто мне сердце отуманит, кто любить меня принудит? Все что манит, то обманет и не будет. 1905 Всего стихотворений: 26 Количество обращений к поэту: 5544 |
||
|
russian-poetry.ru@yandex.ru | |
Русская поэзия |