Все стихотворения на одной странице

- Оглавление -

Поднес фиалки даме паж
(Весна в лугах дымилась) -
Влюблен был в даму паж - она
О рыцаре томилась.

Мадонне рыцарь посвящал
Досуги и молитвы,
Ее обитель защищал
И пал в разгаре битвы.

Но жизнь в раю была грустна,
И плакал он о даме.
Пошла в монахини она
(А луг пестрел цветами).

Смеялась жизнь кругом - она ж
За упокой молилась.
Фиалки рвал, стеная, паж
(Весна в лугах дымилась).

Взвивались жаворонки ввысь,
Гоня ночные страхи,
Мораль - к Мадонне не стремись
И не иди в монахи.

Ее на набережной Сены 
В ларце старуха продает, 
И запах воска и вербены 
Хранит старинный переплет. 
Еще упорней и нетленней 
Листы заглавные хранят 
И даты нежные рождений 
И даты трудные утрат. 
Ее читали долго, часто, 
И чья-то легкая рука 
Две-три строки Экклезиаста 
Ногтем отметила слегка. 
Склоняюсь к книге. Вечер низок. 
Чуть пахнет старое клише. 
И странно делается близок 
Моей раздвоенной душе 
И тот, кто счел свой каждый терний, 
Поверив, что господь воздаст, 
И тот, кто в тихий час вечерний 
            Читал Экклезиаст.

Было тело мое без входа, 
И палил его черный дым. 
Черный враг человечьего рода 
Наклонялся хищно над ним. 

И ему, позабыв гордыню, 
Отдала я кровь до конца 
За одну надежду о сыне 
С дорогими чертами лица.

В ковше Каверинскую Хазу  
Дочитывая на лету,  
Лететь в трамвае разноглазом  
На Николаевском мосту. 
  
И от пролета до пролета  
Прочитывая про налет -  
Забыть и Хазу, и налеты  
Под бешеный трамвайный лет. 
  
И спохватившись у Тучкова,  
Что не такой, не тот вагон,  
Что вез когда-то Гумилева  
Через мосты, века и сон - 
  
Сменить его на первый встречный  
И, может быть, опять не тот  
И дважды опоздать беспечно  
К свиданью деловому - вот 
  
Какая дань весенним светам,  
Сумятице весенних дней  
От ленинградского поэта.

Ведь были мы первые крепче и выше,  
И толще деревья и травы длинней.  
И волосы гуще у ночи пушистой,  
И руки упруже у кряжистых дней.  
И внове готовили звери и люди  
Для каждовесенней, для брачной поры,  
И чресла тугие, и крепкие груди,  
И красную кровь для любовной игры.  
Ее проливали и щедро и смело -  
Веселых зачатий живое вино,  
И в жилах оно и кипело и пело,  
И вечное дело родило оно.

Приползла лукавая, вся талая, 
И в угрюмом городе, в камнях, 
Распустила слухи небывалые, 
Что погибнут улицы на днях. 
Что идет веселая, шумливая 
Из лесов зеленых и полей 
Рать весны, раздольная, гулливая, 
Против серых зданий и людей. 
Целый день шептала и морочила, 
У прохожих путалась в ногах, 
Шелестела в скверах олисточенных, 
Лошадей пугала на углах. 
А под вечер стихла, утомленная, 
Разлеглась на гулкой мостовой, 
К тротуарам сонным, покоренная, 
Прилегла упрямой головой. 
Но мигала до утра пугливая 
Фонарей блестящая гряда, 
И дрожала, вся нетерпеливая, 
Под мостами сжатая вода.

Как кровь уходит из синей вены, 
Ушла из плена зловонных труб 
Вода живая с кипящей пеной, 
И город плачет - угрюм и скуп. 
Легка, подвижна, к истокам темным, 
К лугам поемным, к седым лесам, 
Течет и плещет, светло бездомна, 
Сродни и солнцу и небесам. 
Сверкает лентой, струей искрится, 
И путь все длится, и мир звенит, 
Взлетает птицей, прыгнет, как львица, 
Ревет в порогах, в болотах - спит. 
Поют ей песни и пьют скитальцы, 
Но тщетно "сжалься" иссохших губ, 
И тщетно город вздымает пальцы, 
Сухие пальцы фабричных труб.

И ели впервые и первые пили,  
И первые пилы и первый топор  
С разбегу веселые вещи творили  
И весело крепкий встречали отпор.  
И весело мать для ребенка доила  
Впервые от дикой козы и овцы,  
И первенца в горном потоке обмыла,  
И первый огонь сторожили отцы.  
И были подобны веселому зверю.  
Как часто я вижу их, первых, во сне,  
И вижу костер в полутемной пещере,  
И возле костра оплывающий снег.

Как глухо плачет море! 
Как даль кругом пуста! 
Рассказываю горе, 
прижав к земле уста. 
Но спит покров зелёный, 
и степь кругом тиха, 
и от земли солёный 
и терпкий вкус греха.

Был свиток дней моих недлинен, 
греховны были письмена. 
Я путь свершала Магдалинин 
и обратилась – как она. 
	И, как она, ждала смиренно. 
Но не пришёл ко мне Христос. 
И не коснулся умиленно 
моих распущенных волос. 
	И с той поры я дни за днями, 
творя свой повседневный труд, 
несу наполненный с краями 
безмерной горечи сосуд. 

Лежит пустая и простая
В своем раскрашенном гробу,
И спит над ней немая стая
Стеклянноглазых марабу.
Упали жесткие, как плети,
Нагие кисти черных рук.
Вы прикоснетесь - вам ответит
Сухих костей звенящий стук.
Но тело, мертвенному жалу
Отдав живую теплоту,
Хранить ревниво не устало
Застывших линий чистоту.
Улыбка на лице овальном
Тиха, прозрачна и чиста,
Открыла мудро и печально
Тысячелетние уста.
Лежит пустая и простая
В своем раскрашенном гробу,
И спит над ней немая стая
Стеклянноглазых марабу.

Не снись мне так часто, крохотка, 
Мать свою не суди. 
Ведь твое молоко нетронутым 
Осталось в моей груди. 
  
Ведь в жизни - давно узнала я 
- Мало свободных мест, 
Твое же местечко малое 
В сердце моем как крест. 
  
Что ж ты ручонкой маленькой 
Ночью трогаешь грудь? 
Видно, виновной матери 
- Не уснуть!

О, сестры милые, с тоской неутолимой, 
В вечерних трепетах и в утренних слезах, 
С такой мучительной, с такой неукротимой 
С несытой жадностью в опушенных глазах, 
  
Ни с кем не вяжут вас невидимые нити, 
И дни пустынные истлеют в мертвый прах. 
С какою завистью вы, легкие, глядите 
На мать усталую, с ребенком на руках. 
  
Стекает быстро жизнь, без встречи, но в разлуке. 
О, бедные, ну как помочь вам жить, 
И темным вечером в пустые ваши руки 
Какое солнце положить?

Я иду, а длинный ряд двоится, 
Заполняя освещенный зал. 
Мертвых лиц струится вереница 
В отраженьи золотых зеркал. 
Каждый день в своей точеной ванне 
Умирает раненый Марат, 
С каждым днем верней и постоянней 
Жанны д'Арк подъятый к небу взгляд. 
Как вчера, печальный и влюбленный, 
Над Психеей вкрадчивый Амур. 
Я касаюсь с лаской затаенной 
Бледных рук у гипсовых фигур. 
В этой жизни - сам живой и тленный 
Дух мой, зыбкий и кипучий вал, 
На камнях пучины многопенной 
Лишь на миги делает привал. 
Вот ему и сладостны, и милы 
Плотный камень, гибкий воск и медь, 
Все, что может взятый у могилы 
Легкий миг в себе запечатлеть. 
Оттого люблю я черных мумий 
Через вечность чистые черты. 
И, в минуты тягостных раздумий, 
Восковые куклы и цветы. 

Пускай живет дитя моей печали,  
Залог нечаянный отчаянных часов,  
Живое эхо мертвых голосов,  
Которые однажды прозвучали. 

Так черноморских волн прибой в начале  
Угрюмой осени плачевен и суров,  
Покорствует неистовству ветров, -  
Но держится челнок на тоненьком причале. 

Тумань мне голову, тумань,  
Как сладко это мне и внове.  
Плывут над временем и кровью  
Твои пустынные дома. 
  
И синегрудая мечеть  
Отчалила и уплывает.  
И бешеным моим трамваем  
За нею мне не долететь. 
  
О волны этих рыжих крыш.  
Как подлинно его волненье,  
И как же он кудряв и рыж,  
Безумный ветер современья.

Читаю Горация в лавке 
И стыну под легким пальто. 
И стынет со мной на прилавке 
На ширме пастушка Ватто. 
Да сбоку смеется кольчужно 
Изломанный старый доспех, 
И мне торопиться не нужно 
И с ними расстаться не спех. 
А выйду - над Сеной бесстрастной 
Ряды золотых огоньков, 
И будто от жизни сейчасной 
Отстала на много веков. 
И те, кого встречу, - чужие, 
И речь их странна и нова, 
И тех, кто ушли и отжили, 
Роднее и ближе слова. 
И завтра с Горацием в лавке 
Забудусь под легким пальто, 
И будет дрожать на прилавке 
На ширме пастушка Ватто.

Как фонарик, свечусь изнутри 
И не знаю, как скрыть от прохожих, 
Что в кармане открытка и три 
Телеграммы, по подписи схожих. 

Узко сомкнуто жизни кольцо. 
В нем нас двое - и оба у цели. 
Засмеяться бы прямо в лицо 
Джентльмену в бобровой шинели. 

Перечту телеграммы - их три - 
И на каждую дважды отвечу. 
Как фонарик, свечусь изнутри - 
Телеграммы с открыткою - свечи.

– “Что ты там делаешь, старая мать?” 
– “Господи, сына хочу откопать, 
только вот старые руки мои 
никак не осилят чёрной земли”. 
– “Старая мать, неразумная мать, 
сын твой в Садах Моих лёг почивать”. 
– “Господи, я только старая мать, 
надо бы прежде меня было взять”. 
– “Будет твой срок и исполнится день. 
Смертная к сердцу наклонится тень”. 
– “Господи, рада бы в землю я лечь, 
да будет ли радость чаянных встреч? 
Сможешь ли землю заставить опять 
матери милое тело отдать?” 
– “Дух его – Мне, а земле только плоть, 
надо земное в себе обороть. 
Что же ты делаешь, старая мать?” 
– “Господи, сына хочу откопать”.

Всего стихотворений: 19